Но Гамильтон, даже разоруженный, не утратил самообладания, хотя его жертва теперь стояла на ногах. Глядя молодому человеку прямо в глаза, он резко проговорил:
Ты от меня так легко не уйдешь! Ты скомпрометировал мою дочь, и тому есть свидетели, поэтому она твоя.
Джервейз отдал бы половину своего наследстватолько бы иметь сейчас ясную голову. Взглянув на хозяина постоялого двора, мявшегося в дверях, он твердо сказал:
Ради бога, уберите от меня этого сумасшедшего. Я не знаю, что за игру он ведет, но я не желаю в ней участвовать.
Гамильтон тоже взглянул на хозяина и с усмешкой произнес:
Хейс, входи же. Ты и твоя женавы будете свидетелями венчания.
Хозяин таверны и его жена нерешительно вошли в комнату, ужасно подавленные внезапным несчастьем, обрушившимся на их постоялый двор. В коридоре маячили еще какие-то люди, но они предусмотрительно держались на расстоянии.
Джервейз сделал глубокий вдох и с решительным видом заявил:
Мы можем поговорить об этом утром. Я не могу жениться на девушке среди ночи.
О нет, мой дорогой, это произойдет сейчас. Глаза безумца смотрели на него непреклонно и даже с какой-то издевкой.
Джервейз ненадолго задумался. Возможно, сумасшедший клирик разыгрывал весь этот спектакль из-за денег, но он считал своим долгом преследовать нечестивцев. И скорее всего он действительно хотел избавиться от дочери, которую не любил и презирал.
Если вы хотите денег за ущерб, нанесенный нервам вашей дражайшей дочери, я вам заплачу, сказал Джервейз. Как ни претила ему мысль поддаться на шантаж, в сложившейся ситуации это могло быть самым мудрым выходом.
Оставь себе свои грязные деньги! с презрительной усмешкой заявил Гамильтон. Искупить содеянное зло может только твое имя, ничто другое. На его худом лице с ввалившимися щеками появилась гримаса злобного ликования. В Англии ты бы не мог так быстро на ней жениться, там официальная церковь просто шлюха Рима, но здесь Шотландия. Не нужны объявления в церкви, не требуется и разрешение архиепископа. Эти богобоязненные люди, он кивнул на хозяина постоялого двора и его жену, меня знают, и они выступят свидетелями. Им известно, как я старался сохранить дочь в чистоте, и что не по моей вине это не удалось.
Джервейз невольно вздохнул. Кошмарный «сон» становился все ужаснее. Из-за того, что в Шотландии чрезвычайно легко заключались браки, Гретна-Грин, небольшая деревушка на самом юге страны, уже много лет была тем местом, куда влюбленные пары сбегали, чтобы обвенчаться. По древней традиции в Шотландии мужчина и женщина могли пожениться, просто объявив себя мужем и женой в присутствии свидетелей, так что брачная церемония, проведенная священнослужителем, могла бы считаться вдвойне законной.
Но помимо юридических вопросов было еще одно обстоятельство, от осознания которого желудок Джервейза внутренне содрогнулся. Этот священник явно считался джентльменом, а взрослые дочери из высшего сословия были неприкосновенны. Не важно, что ему подстроили ловушку, главноеего застали с девушкой в постели, и по коду чести из этого положения был только один достойный выход. Джервейз пребывал в растерянности и в то же время в ярости сжимал кулаки. В итоге верх взяло чувство долга.
Подробности церемонии не отложились в сознании Джервейза. Гамильтон со свечой в руке прочитал по памяти слова венчального обряда, чуть задержавшись лишь затем, чтобы перед венчанием узнать имя жениха. Невеста же оставалась в постелиее удерживала то ли скромность, то ли страх, а Джервейз стоял неподалеку от нее спиной к стене, голый по пояс и мрачный как туча.
Мэри Гамильтон едва слышно, прерывающимся голосом пробормотала надлежащие ответы на вопросы священника, а хозяин постоялого двора и его жена неловко переминались с ноги на ногу, стоя чуть в стороне; в эти минуты им хотелось только одногочтобы все как можно скорее закончилось и было забыто без ущерба для репутации их постоялого двора.
После церемонии у Гамильтона оказались наготове перо, чернила и бумага, и это лишь подтвердило догадку Джервейзада, ему подстроили ловушку. Он оказался богатым голубем для желающих его ощипать. В глазах священника светилось торжество, когда он громко проговорил:
Желаю вам счастья с этой шлюхой. Он облизал губы, злорадно усмехнулся и вышел из комнаты.
Не дожидаясь, когда дверь закроется, Джервейз взглянул на Хейса и приказал:
Разбудите моего слугу и скажите, чтобы готовил лошадей и вещи. Мы уезжаем не позже чем через час.
Хозяин постоялого двора уставился на него так, как смотрят на сумасшедших, однако молча кивнул и поспешил удалиться, плотно закрыв за собой дверь. Джервейз же остался наедине со своей новобрачной.
Немного поразмыслив, он с мрачной решимостью шагнул к двери и повернул ключ в замке, что следовало сделать с самого начала, как он только вошел. Будь у него достаточно здравого смысла сделать это тогда, возможно, все сложилось бы по-другому. Комнату освещала только масляная лампа, с которой он пришел, и, судя по угасающему пламени, масла в ней почти не осталось.
Джервейз подошел к своей новобрачной и посмотрел на нее с холодным презрением. Но она лежала спиной к нему, плотно завернувшись в одеяло, так что лица девушки он не видел; трудно было рассмотреть даже очертания ее фигуры. Он схватил ее за плечо и повернул к себе лицомоно было осунувшееся и заплаканное. Неудивительно, что отец избавился от нее, выдав замуж таким манером, такая ведь никому не нужна. Только одержимый мыслями о грехекак Гамильтонмог вообразить, что столь непривлекательное существо могло притягивать восхищенные взгляды мужчин. Его, Джервейза, обвели вокруг пальца, и эта маленькая шлюшка участвовала в фарсе, иначе не оказалась бы в его комнате. Интересно, во многих ли постелях она побывала, участвуя в вымогательстве? Сколько раз она визжала с видом оскорбленной добродетели? Ее игра была очень убедительной, явно отшлифованной долгой практикой, а папаша играл свою роль прямо-таки вдохновенно. Он, Джервейз, конечно же, был самой богатой добычей, попавшей в их сети, поэтому в награду ему досталась сомнительная честь жениться на этой девице. Однако же Ведь если такая же сцена была разыграна во всех подробностях уже много раз, то Мэри Гамильтон повинна еще и в многомужестве.
Грань между гневом и страстью бывает иногда очень условной. Пока Джервейз смотрел на девушку, гнев возбудил желание, на время утраченное из-за этой нелепой свадьбы, а выпитое виски все еще туманило разум, так что он не видел никаких логических несоответствий в ходе своих мыслей. Глядя на девушку, он резко проговорил:
Что ж, Мэри Гамильтон, ты хотела богатого мужа, и ты его получила. И если ты не многомужница, то в один прекрасный день станешь виконтессой Сент-Обин. Стоило ли ради этого затевать грязную игру? Или ты только выполняла волю своего отца?
Темные глаза настороженно наблюдали за ним из-за завесы волос, но девушка ничего не отвечала. Ее молчание ужасно раздражало Джервейзатак же как и все остальное в эту отвратительную ночь. Он сорвал с нее одеяло, и его глазам открылось худенькое тельце в ночной рубашке. Девушка потянулась за простыней в попытке прикрыться, но Джервейз крепко схватил ее за рукупод пальцами его чувствовались тонкие и хрупкие, словно у воробышка, косточки. С трудом верилось, что такая юная девушка могла быть настолько двуличной, но она же не пыталась отрицать его обвинения В мерцающем свете лампы Джервейз даже заметил на ее лице под спутанными волосами ухмылку, и это еще больше подогрело его гнев.
О нет, миледи, слишком поздно изображать невинность, сказал он тихим угрожающим голосом. Ты получила то, что хотела, даже намного больше. Как быть шлюхой, ты уже знаешь, теперь я тебе покажу, что значит быть женой.
Девушка съежилась и отпрянула. Ее темные глаза расширились, когда он лег с ней рядом, но она не попыталась убежать. Джервейз выпустил руку хрупкой молоденькой жены и, приподнявшись, накрыл ее своим мускулистым телом. Прижимая Мэри к матрасу, он задрал ее ночную рубашку. Фигура у нее была почти детская: ничего похожего на пышные женские формы, которые он предпочитал, но в нынешнем состоянии бездумной ярости ему было все равно. Она была женщиной, и он собирался отомстить за женское предательство традиционным мужским способом. Эта шлюха заплатит за то, что вместе со своим папашей сделала. В конце концов, она его жена, и он заявит на нее свои супружеские права. Только один этот раз, разумеется
Поначалу Мэри была совершенно пассивнойее ноги легко раздвинулись, и она, заерзав под ним, тихо пробормотала какие-то слова, но Джервейз не понял, какие именно. Возможно, она была возбуждена. Он этого не зналда и не хотел знать. Никогда еще он не был столь мало заинтересован в том, чтобы доставить удовольствие партнерше. Весь его гнев обратился в мстительную похоть, и он вошел в нее одним мощным толчком. Ее узкое лоно воспротивилось, и ему стало больно, но его боль была ничтожной по сравнению с ее болью. Мэри Гамильтон судорожно дернулась и завизжалада так громко, что от ее визга Джервейз почувствовал резь в ушах. Чтобы прервать этот крик, он зажал ей рот ладонью, и Мэри впилась в нее зубами. Энергично двигаясь, после дюжины яростных толчков он достиг разрядкисемя излилось в лоно жены, и одновременно с этим гнев покинул его. Джервейз никогда еще не занимался любовью с девственницей, но достаточно знал об этом, чтобы в полной мере осознать произошедшее. Ему стало не по себе. Ведь какие бы преступления Мэри Гамильтон ни совершила, она никогда раньше не знала мужчину. И сейчас ее сотрясали рыдания, хрупкое тельце конвульсивно подергивалось.
Тяжело вздохнув, Джервейз улегся на спину и прикрыл рукой глаза. По мере того как к нему возвращался здравый рассудок, под пеплом отгоревшей ярости проступало чувство вины и отвращения к самому себе. Да-да, он вел себя отвратительно, воспользовавшись беспомощной девушкой. Понятно, что она участвовала в сговоре, чтобы завлечь его в ловушку, и, несомненно, была в душе шлюхой, но она не заслужила такую месть.
Снова вздохнув, Джервейз приподнялся и сел, свесив ноги с кровати. Содрогаясь от отвращения к себе, он закрыл лицо ладонями. Просидев так минуту-другую, он поднял голову и присмотрелся к девушке, на которой женился. Хотя у него не было опыта с девственницами, он понимал, что следовало кое-что сделать. Джервейз встал, взял с умывальника льняное полотенце, свернул и протянул девушке.
Положи между ног и сожми их, проговорил он отрывисто.
Девушка посмотрела на него сквозь растрепанные волосы, потом взяла полотенце и сделала как он сказал. Накрывая ее одеялом, Джервейз осознал, что она слишком уж юнаявозможно, ей было лет четырнадцать. Знала ли она, что означал брак, когда отец посвящал ее в свой план? Или думала, что это нечто вроде игры, которая принесет ей драгоценности и красивую одежду?
Посмотри на меня.
Джервейз говорил бесстрастно, безо всякой интонации, но девушка все равно отпрянула. Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Она была совершенно сломлена, у нее не хватало духу даже закрыть глаза, чтобы не смотреть на него.
Перестань плакать, со вздохом сказал Джервейз. Я больше ничего тебе не сделаю. И слушай меня внимательно, потому что я скажу это только один раз. Я не хочу больше тебя видеть. Мой адвокатДжон Барнстейбл, и он находится в Лондоне, во внутреннем Темпле, так что можешь ему написать. Я сообщу ему о нашем злосчастном «браке», и он сделает так, чтобы ты получала содержание. Оно будет щедрым, так что ты и твой отец сможете жить на мои деньги с комфортом до конца жизни. Но у меня есть одно условие. Глаза девушки по-прежнему ничего не выражали, и Джервейз с раздражением спросил: Ты понимаешь, что я говорю? Ты же говоришь на английском?
Многие из шотландцев, живших на островах, знали только гэльский язык, но вполне можно было ожидать, что дочь священнослужителя получила какое-то образование.
Тут она наконец кивнула, и Джервейз продолжал:
Я не хочу тебя видеть и не хочу ничего от тебя слышать. И если ты хотя бы приблизишься к Лондону или к любому из поместий Сент-Обинов, то я лишу тебя содержания. Я ясно выражаюсь?
Мэри снова кивнула. Но сейчас, внимательно разглядывая ее, Джервейз поразился этому странному лицу. Да ведь эта девушка Она была ненормальной. В выражении лица была какая-то странная вялость. Да и с ее глазами было что-то не так, но он не понимал, что именно. Возможно, девушка, которую он изнасиловал, была умственно неполноценной, поэтому не понимала, что отец для нее устроил. Джервейз в очередной раз вздохнул и поднялся на ноги. Он осознал тяжесть преступления, которое совершил, и ему стало тошно. Взять силой юную девственницу, пусть и интриганку, поступок, достойный осуждения, даже если она формально стала его женой. Но изнасиловать несчастную, чья болезнь не позволяла ей понять, почему с ней так обращаются, непростительный грех, такой же страшный, как тот, что он совершил в тринадцать лет.
Дрожащими похолодевшими руками Джервейз поднял с пола свою одежду и поспешно оделся. Сейчас ему хотелось только одногопоскорее убраться отсюда. Девушка же свернулась на кровати в клубочек, и единственным признаком жизни были ее глаза со странным взглядом. Понимая, что умственно неполноценная вряд ли запомнит его слова, Джервейз взял перо и чернила, приготовленные для регистрации их брака, и на обратной стороне своей визитной карточки написал крупными буквами имя и адрес своего адвоката. Кроме того, сделал приписку: «Гамильтон, никогда не привозите ее ко мне. Ей запрещено носить мое имя. Заботьтесь о ней хорошо. Когда она умрет, вы от меня больше ничего не получите».
Это гарантировало девушке хорошее обращение со стороны отца, поскольку в его же интересах будет заботиться о ней. От нее пахло чистым теломвероятно, отец уже приставил к ней какую-то женщину, чтобы за ней ухаживала. Ведь на этих богом забытых островах сиделка на полный день стоила, наверное, совсем дешево.
Джервейз положил карточку на стол и взглянул на девушку. Та по-прежнему дрожала, поэтому он нашел в гардеробе одеяло. Когда же стал накрывать ее, она в страхе отпрянула. Джервейз сокрушенно покачал головой. Увы, он этого заслуживал.
Бессмысленный взгляд проводил его до двери, и Джервейз, остановившись, немного помедлил. Его законная жена походила на испуганного лесного зверька, в ужасе застывшего при виде хищника. Горло его сдавило спазмом, и он прошептал:
Мне очень жаль.
Он сказал это скорее для себя, чем для нее, поскольку она, казалось, понятия не имела о происходившем. У Джервейза никогда не было оснований верить в существование великодушного Бога, но сейчас он молился, чтобы эта несчастная побыстрее забыла о том, что с ней произошло. Но он понимал, что ему-то самому забыть о содеянном никогда не удастся.
Пять часов спустя Джервейз и его слуга Боннер сидели в рыбацкой лодке, переправлявшей их на материк. Скупой на слова, Боннер раньше служил в армии денщиком. Когда Джервейз приказал ему ни с кем и никогда не обсуждать события этой ночи, он лишь молча кивнул, затем занялся упаковкой вещей, а сам Джервейз ждал во дворе: больше ни секунды он не желал оставаться в этом ужасном доме.
Лодка плыла между островами, а Джервейз то и дело тяжело вздыхал. Пытаясь рассуждать логично, он говорил себе, что события сегодняшней ночи не имели особого значения. Тысяча фунтов в год, которую он назначит девушке на содержание, обеспечит ей и ее отвратительному отцу безбедную жизнь, но это почти никак не отразится на его собственном огромном состоянии. Большинство мужчин, наверное, очень огорчились бы, потеряв возможность жениться по собственному выбору, но для него это не имело значения. Он уже на протяжении последних десяти лет знал, что никогда не сможет жениться. Но никакая логика не могла избавить его от чувства вины, когда он думал о беспомощном ребенке, девочке, которую он изнасиловал. И ни выпитое виски, ни праведный гнев не могли быть оправданием его ужасного поступка. Это происшествие станет еще одним крестом, который ему придется нести.
Раскаяние терзало его, а решение отправиться в Индию, стать самостоятельным человеком и построить новую жизнь, освободившись от прошлого, казалось сейчас глупой фантазией. Джервейз никогда не доверял интуиции, но в эти минуты, глядя, как темный берег острова Мулл скрывался позади него в предрассветном тумане, не мог избавиться от тяжелого чувства обреченности. Где-нибудь когда-нибудь в будущем ему придется дорого заплатить за свою глупость этой ночью и непростительную потерю контроля над собой.
Глава 1
Йоркшир, январь 1806 год
На поросших вереском возвышенностях Йоркшира ветер дует непрестанно. Весной ветер приносит надежды, летом он нежный, как ласка любовника, а осенью в нем сквозит сожаление. Сейчас, в разгар зимы, ветер был порывистым и ледяным, он то и дело сотрясал ставни, угрожал дверям, испытывал на прочность все сделанное руками человека. Но коттедж Хай-Тор стоял прочно и уже сотни сезонов противостоял любым ветрам, а его толстые каменные стены были теплым раем для живших здесь людей.