Старик так искренне обрадовался ягодам, что я не могла сдержать улыбки.
Пойдем ужинать, дочка,предложил он.
Мне нравился этот простой одинокий мужчина. Настороженно приняв нас вначале, он полностью поменял свое отношение. Мне казалось, ему даже нравится, что мы доставляем хлопоты по приему непрошеных гостей.
После еды и вечернего чая с ягодами и медом заглянула в спальню. Пора было покормить и моего раненого. Он лежал с открытыми глазами. Мне показалось, что я увидела на лице выражение, похожее на облегчение.
Я думал, вы ушли.
И поделом вам. Остались бы без ужина и перевязки,сказала это беззлобно, слишком хорошее сегодня было настроение.
Похоже, мой сосед и вправду осознал, что пока нуждается в уходе, потому что перестал язвить. Покормила его в полном молчании. Сегодня он уже порывался сам держать ложку, но я видела, что пока любое движение доставляло ему сильную боль, поэтому не разрешила шевелиться.
Затем пришло время перевязки. Повязки были выстираны и уже высохли.
Постарайтесь привстать.
Человек выполнил просьбу и с моей помощью приподнялся с подушек.
Я как можно аккуратнее сняла с него рубаху, которой поделился лесник, и принялась разматывать грудь, стараясь не смотреть мужчине в лицо, но все равно чувствовала на себе внимательный взгляд, от которого начинала заливаться краской.
Вы так и не сказали мне свое имя,обдал он мою щеку чересчур теплым дыханием, от чего по телу волной вниз поползли мурашки. У него все еще держался жар.
А вы его не спрашивали.
Почему-то не могла просто ответить, грубости вылетали как-то сами собой. Я себя не узнавала, ведь воспитанием и идеальными манерами точно обделена не была. Сердце забилось чаще, когда он, преодолевая боль, поднял руку и отвел с моего лица выбившийся из пучка локон.
Вы невозможная девушка. Теперь спрашиваю: как вас зовут?
Августа Константиновна,смягчилась, продолжая разматывать рану.
Алексей Николаевич, к вашим услугам,представился он в ответ.
Кажется, пока тут только я к вашим услугам.
Он коротко хохотнул и скривился от боли. Я чуть сдержала улыбку. Подумает еще, что смеюсь над ним. Хоть этот тип был мне и не слишком приятен, совсем уж скатываться в общении до уровня уличных торговок не хотела.
Куда вы направлялись, Августа Константиновна?прошептал он на ухо, когда я уже обработала рану и снова туго заматывала грудь.
Растерялась от неожиданно теплого тона, которым он задал вопрос и, тщательно пряча от него глаза, потому что стало невыносимо неловко от того, что я фактически обнимаю полуобнаженного мужчину, коротко ответила:
В Минск.
Значит, нам по пути.
Пожала плечами. Не стала говорить ему, что не собираюсь ждать, пока он окрепнет настолько, чтобы смог идти. Даже если он решит доехать на экипаже, ему еще нужно добраться до тракта, но явно не в теперешнем состоянии. Больше он ничего не спрашивал, а я не собиралась рассказывать о причинах, побудивших меня путешествовать одной по лесу. Он тоже не особо распространялся о себе.
Сделав перевязку, снова надела на него рубашку и помогла удобнее лечь на подушках. А сама, не раздеваясь, устроилась у него в ногах. Я уже начала привыкать спать в одежде. Безумно хотелось наконец расслабиться и почувствовать, что тело не сковано узкой тканью и корсетом под блузкой, но все, что я могла себе сейчас позволитьэто расстегнуть одну пуговицу на юбке, чтобы она не так давила на талию, и украдкой расслабить завязки корсета под блузкой.
Что вы делаете?спросил Алексей, видя, как я пытаюсь найти самое удобное положение из возможных.
По-моему, это очевидно: ложусь спать.
Идите ко мне, я не кусаюсь и трогать вас не собираюсь.
Я промолчала. Он полежал еще несколько минут в тишине.
Августа, это выглядит нелепо! Лягте нормально,не выдержал он.
Какая разница, как это выглядит? Меня все равно никто здесь не видит,проворчала я, ведь уже начинала дремать, а он помешал.
Вас вижу я,возразил Алексей.
Ну, это легко исправить,немного привстала, задула свечу, которая стояла на тумбе в ногах кровати и снова улеглась клубочком, чуть касаясь его ног поверх одеяла.
В полной темноте спальни послышался его смех, а потомсразу стон. Через минуту стало совсем тихо. А я почти сразу провалилась в сон.
* * *
Следующий день прошел почти так же спокойно, как предыдущий. Я хотела покормить Алексея, но в этот раз он отказался есть в кровати, а с моей помощью добравшись до кухни, позавтракал за столом. Разумеется, кухней это помещение называлось условно. Ведь при надобности оно становилось столовой, гостиной, а сейчас служило хозяину и спальней.
К счастью, ели в молчании. Старик еще на рассвете взял лошадь и уехал на обход, а раненый все силы тратил на то, чтобы держать ложку в руках. После еды помогла ему сходить во двор, а потом, устроив его удобнее на кровати, снова ушла на целый день в лес с лукошком.
Вечером вчерашний диалог повторился почти слово в слово. Алексей снова приглашал спать рядом с ним, приняв нормальное положение, а я упрямо осталась лежать в его ногах. Пусть говорит что угодно, но воспитание претило мне спать рядом с чужим мужчиной, который к тому же явно шел на поправку. Да у меня так быстро рана на руке не заживала как егов груди. Хотя как же ей зажить, если я постоянно тревожила кисть разного рода работой?
Знакомство с Алексеем почти не двигалось с мертвой точки. Я сторонилась его, а в те минуты, когда мы находились рядом, он пребывал в каких-то своих мыслях. Может, размышлял, о том, кто пытался его убить, может, еще о чем-то. О себе он не рассказывал, а спрашивать боялась, потому что пришлось бы делиться своей историей в ответ. А к этому я готова не была. Сказать по правде, уже жалела, что представилась настоящим именем. Он-то наверняка назвал выдуманное. Хорошо, что фамилию не сказала, хотя если он из Минска и хотя бы немного интересуется светской хроникой, то с легкостью мог сопоставить факты и понять, кто я. Фамилия Савиных была на слуху и раньше, а после смерти дедушкии подавно.
Вечером третьего дня нашего здесь пребывания в очередной раз меняла повязки на свежевыстиранные. Рана так хорошо затянулась, что я даже не знала, стоит ли ее снова перевязывать. Все знания о медицине черпала из справочников, но никогда не сталкивалась с ранениями по-настоящему. И все же решила перестраховаться и снова затянуть его грудь потуже. Да так, что даже слегка перестаралась.
Августа, пожалуйста, полегче,простонал подопечный.Мне дышать нечем.
Я фыркнула.
Сразу видно, никогда корсет не носили.
Мужчина аж поперхнулся и не нашел, что на это ответить. От его вытянутого выражения лица я не выдержала и расхохоталась. Он долго смотрел на меня, а потом сам улыбнулся в ответ. Тепло. Открыто. Впервые с тех пор, как я его знала, улыбка дошла до глаз, и они как-то потеплели, словно ледяной голубой стал не таким холодным.
Эх, любопытство кошку сгубило! Мой вопрос вырвался сам собой, я не успела вовремя прикусить язык, как услышала свой голос:
Вы знаете, кто это сделал?
По его сразу ставшему серьезным выражению лица я поняла, что он прекрасно понял, о чем спрашиваю.
Догадываюсь,отрезал он.
Тон должен был пресечь дальнейшие вопросы. Но меня так легко не остановить.
Чем вы занимаетесь, Алексей Николаевич?
Я учитель. Учитель французского языка.
Это было сказано слишком быстро, без капли промедления. Без паузы. Я сразу поняла: врет.
Et qui enseignez-vous, puis-je me demander?*
Он коротко пожал плечами и непринужденно ответил:
Surtout des enfants, mais il y a de jolies filles comme vous, mademoiselle.** А вы?
Что я?
Разговор пошел не в ту степь. Попыталась сделать вид, что не понимаю, о чем он говорит.
Кто вы, Августа? Чем занимаетесь? Как оказались одна ночью в лесу?
Долго на него смотрела, закончив с повязками, а потом резко встала и потушила свечу.
Я устала, давайте спать.
Он молчал. На этот раз даже не предложил лечь с ним рядом. Ну кто меня за язык тянул? Зачем вообще завела этот разговор? Мы ведь оба прекрасно понимаем, что абсолютно друг другу не доверяем. Если сперва меня обижало полное безразличие к моей персоне, то теперь не на шутку напугал интерес.
Мне пора. Алексей уже вполне мог обойтись без меня. Свой долг по отношению к нему, который я сама же на себя и возложила, выполнила. Утром уйду.
* * *
*И кого же вы учите, позвольте поинтересоваться?
**В основном детей, но, бывает, встречаются и прелестные девушки, как вы, мадмуазель.
Глава 4
Я проснулась на рассвете, как только услышала радостный лай песика, которого старик спустил с цепи. Иногда он брал его с собой на обход. Сегодня был как раз такой день.
Алексей еще спал. Это хорошо. После вчерашнего разговора не хотела с ним общаться. Лучше уйду тихо. Как ни пыталась заглушить это ощущение, какой-то неприятный осадок в душе никуда не хотел уходить. Раненый что-то недоговаривал. И это вызывало во мне странную обиду. Один из тех моментов, когда умом все прекрасно понимаешь, но эмоции не поддаются контролю. С чего бы этому человеку доверять мне? Мы в равных положениях. Он точно так же не рассказывает мне правды о себе, как и я ему.
Собиралась недолго. Все нехитрое хозяйство, которое было с собой, даже не выкладывала из саквояжа. Поэтому сейчас только поровну поделила оставшуюся часть пилюль да отрезала себе полбуханки хлеба, который старик вчера принес из деревни.
Мужчина уже достаточно окреп для того, чтобы самостоятельно приготовить себе обед. Вчера даже гулял немного по лесу вокруг дома, видела, когда сама возвращалась с прогулки. Так что об этом можно уже не волноваться. Через несколько дней спокойно сможет добраться до города. А мне пора.
Жаль было уходить, не попрощавшись со спадаром Осипом и его милым псом, но так даже лучше. Пришлю ему потом откупные за наше бесплатное проживание. Только вначале разберусь во всей этой ситуации с убийствамиудавшимся и неудавшимся.
Кобылка старика сегодня осталась в стойле. Подошла к ней и погладила бархатную переносицу. Она легонько боднула меня в руку. Улыбнувшись, я вышла за невысокий забор и закрыла за собой крючок.
Было все еще тепло, но по небу гуляли грязно-белые тучи. Соберется ли дождьнепонятно. Что скажу леснику, если вдруг встречу его? Шла, а мысли все варились и бурлили. Что могу сказать? Ну, например, мы поругались. Ведь распри между мужем и женойвещь довольно обыденная. Хотя что я могла знать о семейной жизни мужчины и женщины? Да, пожалуй, если что, буду врать, что поссорились. Но я очень надеялась никого не встретить, чтобы ничего не объяснять.
По приблизительным подсчетам, до Минска оставалось около тридцати верст. В первый день я продвинулась не слишком-то далеко. Был соблазн выйти на тракт и словить попутку. Авось кто подвез бы девушку до города. Но я все еще боялась. Тех, кто хотел меня убить, тех, кто мог меня искать, потому что сбежала из пансиона, да и просто любых представителей закона, которые могли бы потребовать показать документы, которых у меня с собой не было.
Так что я продолжала упорно шагать, даже когда стал накрапывать дождь. Только плотнее закуталась в плащ. Ничего, деревья почти не пропускают влагу, можно двигаться. Путешествие продолжалось уже несколько часов, ничего не мешало мне идти бодрым шагом, к тому же за эти несколько дней я отдохнула и набралась сил.
Я думала о маме. Если она здесь, если была жива все эти годы, почему ни разу не дала о себе знать? Она сделала выбор, отказалась от части себя. Но почему ни разу мне не являлась? И глубоко внутри я всегда знала ответ на этот вопрос. Только не хотела признаваться даже самой себе.
В небе громыхнуло, да так, что я невольно пригнулась. Ливень усилился. Пришлось спрятаться под дубом, который хотя бы немного защищал от частых крупных капель. Сколько уже пройдено? Верст десять, не меньше. Если встречу местных грибников, обязательно спрошу.
Интересно, он уже заметил, что меня нет? Или не обратил внимания, что вещи пропали? Потрясла головой, пытаясь этим жестом выбить ненужные мысли. Какая разница? Все равно больше никогда этого человека не увижу. Особенно, если в Минске он проездом.
Резко начавшись, ливень почти так же внезапно и прекратился. Отряхивая с плаща капли, которые попали на него несмотря на защиту дерева, осторожно выглянула из-под раскидистой кроны, сделала три шага и, поскользнувшись на мокрой траве, с криком полетела на землю. Острая боль пронзила щиколотку. К тому же я сильно ударилась копчиком.
От боли даже не сразу смогла дышать. Но с первым вдохом выругалась, шипя. Это все вранье, что благородные девицы не знают бранных слов, еще как знают! Но слишком хорошо воспитаны, чтобы их употреблять. В обычной жизни. А сейчас она вышла из привычного русла. Да не просто вышла, она буквально топила меня, как слепого котенка в мешке. Подсовывала все новые и новые испытания. Какое-то тотальное невезение.
За что ты так со мной?я бессильно подняла глаза к небу, даже не зная, к кому конкретно обращаюсь.
Хоть сразу в гроб ложись и крышку за собой прикрывай. Но нет, я еще поборюсь! Стиснув зубы, поднялась. На ногу ступить было невозможно. Только бы не сломала. Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! У меня никогда не случалось переломов, поэтому не знала, с чем сравнивать, но болело адски. Кое-как допрыгала до дерева и уцепилась за шершавую кору. Это невозможно! Ко всему прочему еще и юбку в грязи изваляла с плащом. Ладно бы блузку, у меня с собой хотя бы есть смена. Но как теперь на люди в таком виде покажусь? Лесное чучело, не иначе.
За дубом, тем самым, у которого пережидала непогоду, располагалась небольшая полянка. На ней лежал старый толстый ствол, уже весь покрытый мхом от долгого пребывания на земле. Интересно, бурей его что ли повалило? Как бы там ни было, рядом даже осталось кострище, которое, судя по виду, использовалось не один раз. Да толку от него сейчас: все мокрое.
Я с трудом добралась до ствола и села на мягкий мох. Некоторое время просто переводила дух. На лбу выступил пот. Воздух был тяжелым, от земли поднимались испарения. С трудом стянула плащ. В косых лучах вечернего солнца, которые проступили через прохудившиеся тучи, стало жарко.
Внезапно на поляну выскочил заяц. Он настороженно застыл, глядя на меня, и пошевелил одним ухом. Не хотела пугать зверя. Тихо сидела не шевелясь. Он быстро-быстро дышал и шевелил носом. Несмотря на боль в ноге, я улыбнулась. Бывают же настолько милые существа
В следующую секунду раздался грохот. Я подпрыгнула и, оглушенная, не сразу поняла, что это был выстрел. Заяц повалился на землю, несколько раз дрыгнув задними лапами, будто пытался убежать, но почти сразу замер. Дробь пробила ему череп.
* * *
Слух медленно возвращался. Услышала треск веток под чьими-то ногами и возбужденные мужские голоса.
Достал, точно тебе говорю! Я ж прицеливался!
Да убежал он!
Сейчас сам увидишь. Жаль собаку не взяли, уже б приволокла.
Не люблю этих брехачей, ты ж знаешь.
Через несколько секунд увидела двоих. Оба в удобной, немаркой одежде, как раз для хождения по лесу. Охотники. Сначала они заметили зайца, один из мужчин издал радостный клич, подбегая к добыче. И только потом поняли, что на поляне есть еще кто-то.
Они замерли с ружьями в руках и такими выражениями лиц, будто увидели как минимум какую-нибудь сказочную кикимору, а то и саму Бабу Ягу, а не обычную девушку. Я тоже молча взирала на них, все еще до конца не оправившись от испуга.
День добрый, панна,наконец спохватился один из них. Лет за пятьдесят, довольно крепкий, но невысокий, короткие волосы почти полностью скрыты под шапкой. Красное лицо, а особенно нос, выдавало в нем любителя выпить.
День добрый, панове*,кивнула я.
В местах, где я выросла, было совершенно обычным слышать и польскую, и западнорусскую**, и русскую речь, поэтому без труда говорила на всех этих языках, а также на французском, который в кругах высшего общества считался обязательным. В зависимости от того, как ко мне обращались, могла сразу подстроиться под собеседника.
Второймоложе лет на десять, очень высокий и широкий в плечах со светлыми волосами, собранными в хвост, и рыжеватой бородой быстро отметил мою неестественно вытянутую ногу и сощурившись спросил:
Панне нужна помощь?
Как бы не хотелось того признавать, помощь действительно требовалась. Я понимала, что если сейчас откажусь, и они уйдут, могу не встретить здесь ни одной живой души еще очень долго.