Через полянку в поисках открытой воды двигались животные. Среди низкорослого кустарника кормилась группа напоминающих газелей стеномилюсов, держащихся напряжённой и возбуждённой группой и тревожно поглядывающих по сторонам, пережёвывая корм. По их следам шло меньшее по численности стадо каинотериев, похожих на мелкую длинноухую антилопу. Другие листоядные звери, напоминающие оленей, брели прямо по лесу. Но стеномилюсы были не газелями, а своего рода верблюдамиравно как и каинотерии со своими головами, странно напоминающими кроличьи.
Ближе к берегу собралась семья крупных травоядных, напоминающих носорога. Они не были настоящими носорогами, и печальный изгиб их верхней губы выдавал их родство: в действительности это были арсиноитерии, существа, связанные родством со слонами. В самой воде валялась пара спаривающихся метаминодонов, очень похожих на бегемотов; болотные птицы осторожничали и держались подальше от проявлений их неуклюжей страсти. В действительности же метаминодоны приходились более близкими родичами носорогам по сравнению с арсиноитериями.
Туда, где собирались травоядные, приходили хищники и падальщики, чтобы наблюдать за ними оценивающим взглядом, как они всегда и делали. За странными протоносорогами и газелеподобными верблюдами следовали осторожные стаи собакомедведейамфиционов, хищников и падальщиков, которые ходили, словно медведи, опуская ноги на землю всей ступнёй.
Так и текла эта жизнь. Наблюдателю-человеку она напоминала бы сон горячечного больногомедведь, похожий на собаку, верблюд, похожий на антилопузнакомые очертания, если смотреть, прищурив глаза, но всё же разительные различия при ближайшем рассмотрении. Крупные семейства млекопитающих всё ещё были в поиске тех ролей, которые они будут играть позже.
Но эта эпоха могла похвастаться своими чемпионами. У края леса Странница видела тень, движущуюся среди деревьевогромную, громоздкую, угрожающую. Это был мегистотерий. Он ходил на четырёх лапах, как медведьно он был огромен, вдвое крупнее кадьякского бурого медведя. Его клыки толщиной пять сантиметров у корней были вдвое больше, чем у тираннозавра. И, как и тираннозавр, это был хищник-засадчик. Сейчас он правил в африканских лесахи он оказался самым крупным плотоядным млекопитающим, которое когда-либо жило на суше. Но его режущие зубы, важный инструмент для пожирателя мяса, развились не такими парами, как у истинных хищников будущего, и были более уязвимы для повреждений. Этот небольшой недостаток в строении в итоге обрёк мегистотериев на исчезновение.
Тем временем по самым большим водоёмам курсировали зубчатые спины крокодилов. Им не было дела ни до какой из странностей этого мира. Пока ты достаточно глуп, чтобы приблизиться к владениям крокодила, пока у тебя есть плоть, чтобы набить ею живот, и кости, которые хрустят во рту, ты можешь быть любой формы, какая тебе нравится: твоя судьба будет одинаковой.
Наконец, Странница оказалась достаточно близко к гнезду. Она выскочила из укрытия, обратив на себя пустые взгляды травоядных, выдиравших растения с корнем, и добежала до яиц.
Гнездо было частично прикрыто сухими листьями папоротника, поэтому у него была кое-какая защита, с которой придётся повозиться. Слюна наполняла её рот, когда она подняла первое яйцои оказалась обескураженной. Её ладони скользили по гладкой поверхности яйца, не находя места, с которого можно было начинать разламывать скорлупу. Когда она прижала яйцо к груди, лучше не стало: толстая скорлупа был слишком прочной. Поблизости не было никакой ветки, об которую она могла разбить яйца. Она пробовала запихать целое яйцо себе в рот, чтобы в ход пошли сильные коренные зубы, но её маленькие губы могли вместить лишь малую часть его объёма.
Вся беда была в том, что яйца для неё всегда разбивала мать. Без матери она понятия не имела, что делать.
Свет в небе, казалось, становился ярче, а внезапно поднявшийся ветер покрыл рябью поверхность водоёмов и раскидал по земле побуревшие папоротниковые листья. Она ощущала нарастающее чувство паники; её стая находилась уже далеко отсюда. Она бросила яйцо обратно в гнездо и потянулась за другим.
Но ей в нос внезапно ударил сладкий, несколько неприятный запах желтка. Яйцо, которое она бросила, стукнулось об другие яйца в гнезде и раскололось. Она сунула ладони в неровную трещину, уткнулась лицом в сладкую жёлтую массу и захрустела едва сформированными костями. Но, взяв другое яйцо, она уже не могла вспомнить, как вскрыла первое. Она ощупала яйцо пальцами и попробовала его укусить, заново начав процесс проб и ошибок.
Ронять яйца одно на другоетак её мать вскрывала их раньше. Но даже если бы её мать была здесь, чтобы продемонстрировать, как это делается, Странница не смогла бы освоить этот приём, потому что Странница не умела узнавать чужие намерения, и потому не умела подражать. Психология лежала за пределами мышления антропоидов, и каждое поколение должно было постигать всё с нуля, исходя из основных первичных понятий и ситуаций. Это делало обучение медленным. Тем не менее, Странница вскоре сунула руку во второе яйцо.
Она была настолько поглощена добыванием пищи, что не замечала вожделеющих глаз, которые изучали её.
Дождь начался до того, как она вскрыла третье яйцо. Казалось, он шёл ниоткудаогромные капли, падающие с чистого, ясного неба.
Сильный ветер пронёсся над болотами. Болотные птицы взлетели и направились на запад, к океану, прочь от приближающейся бури. Крупные травоядные вынуждены были оставаться под дождём, стоически страдая в своём положении. Крокодил нырнул в свой водоём поглубже, готовясь переждать бурю в не меняющихся глубинах своих мутных владений.
И вот уже солнце закрыли бегущие по небу облака, и темнота опустилась, словно накрыв всё крышкой. На востоке, в центре континента, откуда приближалась буря, гремел гром. Эта свирепая буря была одной из тех, что обрушивались на эти места лишь несколько раз за десятилетие.
Странница сжалась среди разорённого гнезда, и её шерсть уже прилипла к телу. Капли впечатывались в землю вокруг неё, сминая мёртвую растительность и выбивая крохотные ямки в глине. Она никогда не знала ничего подобного. Она всегда переживала бури под относительной защитой деревьев, листва которых рассеивала и ослабляла поток падающей воды. Но сейчас она потерялась, оказалась на открытом месте, внезапно поняв, насколько далеко отстала от своей стаи. Если бы в эти мгновения её обнаружил хищник, она легко могла бы расстаться с жизнью.
Но в это время её обнаружил один из представителей её собственного вида: антропоид, крупный самец. Он припал к намокшей земле перед ней и сидел, не двигаясь, изучая её.
Испуганная и хныкающая, она осторожно приблизилась к нему. Возможно, он был одним из самцов, которые доминировали над её собственной стаейиз несплочённой, легко распадающейся группы, которую она воспринимала как своего рода коллективного отцано он был не оттуда, и она вскоре это поняла. Его лицо было странным, белая шерсть слиплась от дождя, а особый характер окраски создавал ощущение, словно белый цвет стекает вниз по его животу, покрытому чёрной шерстью, почти как кровь.
Этот самец, Белокровный, был вдвое больше её по размеру, и ещё был незнаком ей. А незнакомцыэто всегда плохие новости. Она завизжала и бросилась назад.
Но было слишком поздно. Он протянул правую руку и схватил её за шкирку. Она крутилась и боролась, но он поднял её легко, словно она была куском плода.
Затем он без всяких церемоний потащил её обратно в лес.
Белокровный заметил Странницумолодую самку, блуждающую в одиночку, необычную возможность. Он тщательно выслеживал еёпожиратель плодов двигался, словно опытный охотник. И теперь прикрытие бури дало ему возможность, в которой он нуждался, чтобы завладеть ею. У Белокровного были свои собственные проблемы, и он считал, что Странница могла бы стать частью их решения.
Как и их предки-нотарктусы, самки антропоидов жили тесными дружественными группами. Но в этом тропическом лесу, где не было времён года и царило вечное изобилие, не было необходимости синхронизировать циклы размножения. Жизнь была гораздо более гибкой: у разных самок течка начиналась в разное время.
Благодаря этому небольшой группе самцов, а иногда даже единственному самцу стало легче монополизировать группу самок. В отличие от нотарктуса Императора, у самцов антропоидов не было необходимости пытаться покрыть всех своих самок в течение единственного дня, или пробовать решать невозможную задачуне подпускать других самцов. Вместо этого было достаточно того, что он отгонял конкурентов от нескольких самок, которые были способны к оплодотворению в какое-то определённое время.
Хотя самцы антропоидов были крупнее чисто физически, они не «владели» самками и не доминировали над ними всецело. Но самцы, связанные с группой самок генетической лояльностьюв группе с беспорядочным спариванием всегда был шанс, что любой из родившихся детёнышей мог оказаться твоимбудут заниматься защитой группы от посторонних и хищников. Со своей стороны, самки в целом довольствовались наличием рядом с собой непрочных союзов самцов, которые складывались вокруг них. Самцы были иногда полезны, явно необходимы и лишь изредка неприятны.
Но недавно в стае у Белокровного дела пошли в худшую сторону.
У десяти из двадцати трёх самок в группе одновременно началась течка. Вскоре это привлекло других самцов, собравшихся на запах крови и феромонов. Внезапно самок, которыми можно было воспользоваться, оказалось недостаточно. Сложилась нестабильная ситуация с сильной конкуренцией. Уже начались кровавые драки. Была опасность полного раскола группы.
Поэтому Белокровный ушёл оттуда, охотясь на самок. Молодые особи были предпочтительной целью: достаточно молодые и мелкие, чтобы с ними проще было обращаться, достаточно глупые, чтобы легко отделиться от своих родных групп. Конечно, это означало, что нужно будет ждать год или больше, прежде чем ребёнок вроде Странницы стал готов к спариванию. Но Белокровный был готов ждать: его мышление было достаточно сложным, чтобы он мог действовать сейчас с перспективой получения своей награды позже.
Для Белокровного ситуация была весьма логичной. Но для Странницы она была кошмарной.
Внезапно они раскачались на ветке и яростно помчались вперёд. Белокровный держал её за загривокпохоже, что он нашёл способ тащить её, не испытывая проблем. Странница никогда не передвигалась такими большими скачками, бросками и прыжками: её мать и другие самки, более оседлые, чем самцы, передвигались гораздо осторожнее, чем он. И она проделала долгий путь; она чувствовала запах илистой воды, поскольку они приближались к берегу самой реки.
А тем временем вокруг шумел дождь; он стучал по листьям и превращал воздух в серую туманную мглу. Её шерсть промокла, а вода заливала ей глаза, совершенно не давая видеть. Далеко внизу вода бежала по промокшей земле, ручьи собирались в потоки, которые смывали красно-коричневую грязь в уже вышедшую из берегов реку. Лес и река словно слились воедино, растворяясь друг в друге под натиском бури.
Её паника стала сильнее. Она боролась, пытаясь освободиться от цепкой руки Белокровного. Всё, что она получила в дополнение к своим неприятностямдовольно сильные затрещины по затылку, заставившие её завизжать.
Наконец, они добрались до места жительства группы Белокровного. Большая часть стаи, самцы, самки и детёныши, собралась вместе на одном деревенизком и раскидистом манго. Они рядами сидели на ветвях, сбившись вместе и страдая от дождя. Но когда самцы увидели, что Белокровный вернулся, они завопили и стали швырять вниз ветки.
Белокровный бесцеремонно толкнул Странницу в группу самок. Одна самка начала сильно тыкать Странницу в лицо, живот и гениталии. Странница отбросила её руку прочь, протестующе крича. Но самка продолжила своё занятие, и теперь вокруг неё их столпилось ещё больше, и все желали подобраться поближе к новичку. Их любопытство было смесью обычного любопытства антропоидов по отношению к чему-то новому, и своего рода соперничеством с этим потенциальным конкурентом, новым звеном в вечно меняющейся иерархии.
Странницу всё приводило в замешательство: молнии, вспыхивающие на фиолетовом небе, дождь, стучащий по её лицу, рёв воды внизу, мокрая шерсть, резкий незнакомый запах самок и молодняка вокруг неё. Она была ошеломлена, окружённая разинутыми розовыми ртами и тыкающими в неё пальцами. Она дралась, пытаясь сбежать, потом ринулась вперёд и внезапно повисла на ветке.
И с высоты она смотрела на нечто странное.
Под деревом прятались два индрикотерия. Эти величественные существа были разновидностью безрогих носорогов. Они напоминали мясистых жирафов, и у них были длинные ноги, гибкие шеи и шкура вроде слоновьей. Они были странно изящными в своих медленных движениях, даже при том, что набирали вес в три раза больший, чем африканский слони были настолько огромными, что могли не опасаться ничьих угроз. Даже сейчас они вытягивали свои толстые шеи и тянули морды, похожие на лошадиные, чтобы сорвать с дерева напитанные водой листья.
Но они были в опасности. Грязная вода текла по земле, обтекая ноги индрикотериев, как будто и дерево, и индрикотерии вместе стояли прямо в реке.
Наконец, большой пласт грязной почвы оторвался от берега реки, прямо рядом с неглубокими корнями дерева, и без церемонии соскользнул в реку. Один могучий индрикотерий замычал; его большие плоские ступни, похожие на слоновьи, шаркнули по земле, внезапно превратившейся в скользкий и ненадёжный склона затем он упал; пятнадцать тонн мяса полетело вниз, его шея изогнулась, а длинный хвост взмахивал в воздухе. Он с громоподобным шумом упал в воду и в одно мгновение исчез, сметённый жадной рекой.
Второй индрикотерий замычал, словно оплакивая потерю. Но он тоже был в опасности, потому что земля продолжала размываться, неустанно испытываемая водой на прочность, поэтому лишившееся спутника животное тяжело побрело прочь, в безопасное место.
Но и само дерево было в опасном положении. Его корни были обнажены внезапной эрозией из-за стремительного наводнения, и ещё сильнее ослаблены, когда река пошла на приступ берега. Ствол один раз скрипнул и задрожал.
А затем послышался треск, похожий на множество выстрелов, и корни ослабли. Дерево стало валиться в сторону воды. Словно плоды, которые стряхнули с ветки, приматы всех размеров падали с дерева и с криками летели в бурную воду.
Странница выла и цеплялась за свою ветку, когда дерево, словно в ночном кошмаре, повалилось в реку целиком.
Первые несколько минут были самыми ужасными.
Близко к берегу реки вода была самой бурнойона разрывалась между быстрым плавным течением и трением с землёй. В этом могучем потоке даже большое дерево манго было похоже на прутик, брошенный в ручей. Оно становилось торчком, скрипело и крутилось. Сначала в воду обрушилась его листва, а потом корни, забитые грязью и камнями, словно когти, протянувшиеся к небу. Странницу кружило и окунало, погружало с головой в мутную коричневую воду, которая прорывалась ей в рот и в нос, а затем её снова выносило на воздух.
Наконец, дерево выплыло из бурной воды вблизи берега и отплыло к середине реки, где его раскачивание и кручение быстро сошли на нет.
Странница застряла под водой. Она взглянула сквозь грязную темноту на мерцающую поверхность, усеянную листьями и прутьями. Рот и горло уже заливала вода, и Странница запаниковала. Её крик вырвался наружу с пузырями, она стала продираться сквозь переплетённую сломанную листву, карабкаясь к свету.
Она добралась до поверхности. Свет, шум и льющий дождь терзали её чувства. Она выбралась из воды и, вытянувшись, легла на ветку.
Дерево плыло вниз по реке ветвями вперёд. Его переплетённые разорванные корни торчали вверх, в низкое небо, озаряемое молниями. Странница подняла голову, высматривая вокруг себя других антропоидов. Их было трудно разглядеть сквозь мутный из-за дождя воздухнастолько побитыми и промокшими они были, но она узнала Белокровного, большого самца, который её похитил, пару других самцови ещё самку с детёнышем, который каким-то образом удержался на её спинемаленький, мокрый и несчастный комочек шерсти.
Пусть даже она была побита и едва не утонула, но Странница внезапно почувствовала себя лучше. Если бы она осталась одна, это была бы самая невыносимая вещь из всех; присутствие других успокаивало. Но всё равно эти другие не были её семьёй, её стаей.