Эволюция - Стивен Бакстер 28 стр.

И по прошествии миллионов лет они научились поедать мясо.

С усилением холода члены стаи впали в бессознательное состояние. Их обмен веществ замедлился и стал вялымудивительно вялым, достаточным лишь для того, чтобы противостоять промерзанию их плоти. Это была древняя стратегия, отработанная миллионами лет жизни в этих полярных областях, и она всегда оказывалась успешной.

Но не на сей раз. Такой холодной зимы, как эта, ещё не бывало. И, что было ещё хуже, группа лиэллинов попала в бурю. Свирепый ветер выдул из их тел слишком много тепла. Внутри плоти лиэллинов начал образовываться лёд, разрушающий структуру их клеток; постепенно обморожение глубоко вонзило холодные кинжалы в их небольшие тела.

Но лиэллины не чувствовали никакой боли. Их спячка была безмолвным рептильным сном без сновидений, более глубоким, чем когда-либо сможет заснуть любое млекопитающее, и он плавно перетечёт в смерть.

Каждый год лето было всё короче, а начало зимы всё суровее. Каждую весну обширный ледяной покров, который лежал в центре континента, в местах, где никто не мог жить, продвигался немного дальше. Некогда здесь росли высокие деревья: хвойные, древовидные папоротники и древние подокарпы, ронявшие на землю гроздья тяжёлых плодов. Это был лес, где Нот чувствовал бы себя, как дома. Но теперь эти деревья, давно погубленные холодом, существовали лишь в виде прослоек угля, захороненных глубоко под лапами Роющей. С тех пор, как кто-либо из предков Роющей лазил над землёй, прошло много миллионов лет.

Приматы Антарктиды должны были приспосабливаться к холоду. Они не могли становиться большими; конкуренция с динозаврами исключала это. Но у них развивались теплоизолирующие слои из жира и меха, предназначенные для сохранения тепла их тел. Лапы Роющей оставались такими холодными, что разница в температуре между ними и землёй была невелика, и терялось мало тепла. Холодная кровь, поступающая в её тело из лап, протекала между кровеносными сосудами, содержавшими тёплую кровь, которая текла в другом направлении. Поэтому поступающая в её лапы кровь охлаждалась ещё до того, как она успевала дойти до её лап. Жир в её лапах был особого видаон включал более короткие углеводородные цепочки и обладал низкой температурой плавления. Иначе он застыл бы, словно замёрзшее масло. Со всеми вытекающими последствиями.

При всех своих адаптациях к холоду Роющая по-прежнему оставалась приматом. Она всё ещё сохраняла проворные руки и сильные предплечья своих предков. И, хотя её мозг сильно уменьшился по сравнению с предкамив этих скудных местообитаниях крупный мозг был дорогой роскошью, и животные были не умнее, чем им требовалось бытьона была умнее любого лемминга.

Но климат всё же становился холоднее и холоднее. И каждый год оставшиеся животные и растения теснились на всё более и более узкой полосе тундры близ побережья.

Эндшпиль приближался.

Роющая почувствовала, что ей стало трудно дышать.

Внезапно поддавшись панике, она царапала снег над собойлапы, эволюционировавшие для лазания по деревьям, теперь копали проход сквозь снежную крышу.

Она оттолкнулась и вывалилась из норы в тусклый весенний свет, показавшийся ей ужасающе ярким. Следом за ней вырвался поток зловонного воздуха, и на холоде в нём образовался пар. Он был зловонным и пропитанным запахом смерти.

Она была сильно исхудавшей, с пятнами мочи на коже и мехе, одна среди обширного, нетронутого заснеженного пейзажа. Солнце стояло над горизонтом достаточно высоко и выглядело как жёлтый фонарь в сиреневато-голубом небе. Весна уже была в разгаре. Но ничто не двигалось: ни птицы, ни рапторы, ни птенцы карликового аллозавра, выбирающиеся из своих зимних пещер. Больше ни одного норника не вылезло на снег; никто из её собственной семьи не следовал за нею.

Роющая начала пробивать себе дорогу сквозь снежные сугробы. Она передвигалась с трудом: суставы болели, в животе ощущался сильный голод, а во ртужажда. За время долгой спячки израсходовалось около четверти массы её тела. И она дрожала.

Дрожь означала опасный отказ систем, обеспечивающих устойчивость её тела к холоду; это было крайнее средство выработки тепла в теле за счёт движений мускулатуры, которые сжигали огромное количество энергии. Она не должна была дрожать.

Что-то пошло не так.

Она добралась до голой земли по краю моря. Почва была скована льдом, всё ещё твёрдая, как скала. И, несмотря на то, что сезон уже начался, здесь ещё ничего не росло; споры и семена всё ещё лежали в земле в состоянии покоя.

Роющая натолкнулась на группу лиэллинов. Когда похолодало, они сплелись друг с другом конечностями и шеями, пока не получилась своеобразная композиция из оперённых скульптур. Она инстинктивно припала к снегу.

Но лиэллины не таили в себе угрозы. Они были мертвы, сцепившись друг с другом в своих последних объятиях. Если бы у Роющей хватило сил толкнуть их, композиция могла бы упасть, ломая замороженные перья, словно сосульки.

Она поспешила прочь, оставляя лиэллинов досматривать их последний сон.

Роющая добралась до небольшого мыса, который возвышался над океаном. Она стояла на этом самом месте в конце прошлого лета, под маленькой куртиной папоротника, наблюдая сражение лягушки и раптора. Теперь даже споры папоротника оказались заключёнными в слой голой земли, и здесь не было ничего съедобного. Море раскинулось перед ней равниной ненарушенной белизны, до самого горизонта. Она испугалась этой безжизненной геометрии: горизонт, острый, как лезвие, плоская белизна внизу, пустой голубой купол вверху.

Только на берегу однообразие было нарушено. Здесь неустанное волнение моря взломало лёд, и жизнь кипела в этом месте даже сейчас. Роющая видела крошечных ракообразных, движущихся в толще воды вблизи поверхности и отъедающихся планктоном. И медузы, мелкие и крупные, пульсирующими толчками двигались сквозь всю эту толчеюпочти прозрачные, кружевные, нежные существа, которые качались на волнах.

Даже здесь, на краю Земли, бесконечное море было богато жизнью, как всегда. Но для Роющей здесь не было ничего.

По мере того, как продолжалось великое глобальное падение температуры, гигантские ледяные тиски с каждым годом сжимались всё сильнее. Уникальному собранию животных и растений, оказавшихся в ловушке на этом огромном изолированном плоту, бежать было просто некуда. И в итоге эволюция просто ничего не смогла предложить для защиты от окончательной победы льда.

Это был ужасный случай вымирания, скрытый от остальной планеты и растянувшийся на целые миллионы лет. Целая биота замёрзла насмерть. Когда погибли все животные и растения, чудовищный пласт льда, раскинувшийся в сердце континента, начнёт распространяться всё дальше, посылая ледники стачивать скалы, пока безжизненная абстракция льда не встретится с морем. И хотя окаменелости, залегающие глубже, и угольные пласты более древних времён сохранятся, не останется ни единого следа, свидетельствующего о том, что мир тундры, в котором жила Роющая, и уникальные живые существа, населявшие его, когда-либо существовали.

Удручённая, она развернулась и побрела по мёрзлой земле, разыскивая пищу.

ГЛАВА 8Островки

I

Когда в небе забрезжил рассвет, Капо пробудился. Лёжа в своём гнезде на верхушке дерева, он зевнул; его губы сильно растянулись, открывая толстые дёсны, и он вытянул длинные мохнатые конечности. Затем он положил ладонь на свои яички и с удовольствием их почесал.

Капо выглядел немного похожим на шимпанзе, но в мире пока ещё не было ни одного шимпанзе. Однако он был человекообразной обезьяной. За долгие годы, прошедшие после смерти Странницы, появились процветающие семейства приматов, а линия Капо откололась от низших узконосых обезьян примерно двадцать миллионов лет назад. Но всё жехотя до появления настоящих людей оставалось ещё почти пять миллионов летзолотой век человекообразных обезьян уже успел начаться и закончиться.

Капо искоса взглянул на небо. Небо было серовато-голубым и на нём не было ни облачка. Это будет ещё один долгий, жаркий, солнечный день.

И хороший день. Он задумчиво потёр свой половой член. Его утренняя эрекция была сильной, впрочем, как всегда. Некоторые из самых беспокойных самцов, занимавших подчинённое положение, несколько дней назад отправились бродить по лесной чаще. Пройдут недели, прежде чем они вернутся обратнонедели относительного покоя и порядка. Это облегчает задачи Капо.

В неподвижности утра звуки разносятся далеко. Лёжа здесь, с хаосом мыслей в голове, Капо мог расслышать далёкий рёв, напоминающий бесконечное ворчание какого-то громадного раненого животного. Ориентировочно, звук доносился с запада. Он слушал несколько мгновений, и от угрюмого величия бесконечного, необъяснимого грохота его шерсть встала дыбом; это был звук устрашающей силы. Но там никогда ничего не оказывалосьничего из того, на что можно посмотреть. Он доносился оттуда всегда, он был фоном для всей его жизни, неизменным и непостижимыми достаточно отдалённым, чтобы не иметь никакого значения для него.

Он ощущал непрестанную тревогу, но не из-за шума. В такие моменты раздумий его охватывало смутное беспокойство.

Капо было больше сорока лет. Его тело было испещрено шрамами от множества драк и местами на нём виднелись проплешины из-за бесконечного обыскивания. Он был достаточно старым и достаточно умным, чтобы запомнить много сезоновне как связный рассказ, а как проблески, осколки, словно самые яркие сцены были вырезаны из фильма и хорошенько перепутаны. И на глубинном уровне он знал, что мир уже не такой, каким он был в прошлом. Всё менялось, и не обязательно к лучшему.

Но с этим уже ничего нельзя было поделать.

Он томно перевернулся на живот. Его гнездо было всего лишь массой тонких веток, подогнутых и удерживающихся на месте благодаря его весу. Сквозь его рыхлую стенку он мог охватить взглядом свою группу, расположившуюся среди листвы дерева: приматы расселись по веткам, словно птицы. С тихим хрюканьем он позволил мочевому пузырю расслабиться. Моча неряшливо брызнула из его полового члена, всё ещё наполовину эрегированного, и дождём потекла в крону дерева.

Струя попала на Листикодну из старших самок, которая спала на спине вместе с детёнышем, сжимающим шерсть на её животе. Она вздрогнула, пробудилась, протирая глаза от концентрированной мочи, и протестующе закричала.

Когда время раздумий прошло, а эрекция окончательно спала, Капо поднялся и одним прыжком покинул гнездо.

Время заниматься делами. Словно огромный чёрно-бурый шар шерсти, он продолжал носиться по дереву, круша всё на своём пути. Он ломал гнёзда, бил кулаками и пинал их обитателей, визжал и прыгал. Он продолжал это до тех пор, пока всё дерево не превратилось в сумасшедший дом с листьями, и уже никто не мог продолжать спать или был не в курсе относительно присутствия Капогосподина и повелителя.

Он получил ни с чем не сравнимое удовлетворение, совершив жёсткую посадку прямо в середине гнезда Пальцакоренастого и более молодого самца с очень гибким мышлением и проворными руками. Палец согнулся, бормоча, и попробовал поднять свой зад в позе подчинения. Но Капо наградил его зад точно нацеленным пинком, и Палец, вопя и кувыркаясь, полетел сквозь листву на землю. Было самое время преподать Пальцу хороший урок: он стал слишком дерзким, чтобы Капо продолжал его любить.

Наконец, Капо спустился на землю, вздыбив шерсть и тяжело дыша. Он стоял на краю маленькой полянки в центре заросшего и заболоченного пруда. Демонстрация ещё не была закончена. Он бросался взад-вперёд вдоль ряда деревьев, барабанил по стволам растопыренными ладонями, хватал тонкие ветки, тряс и раскачивал их так, что листья дождём падали вокруг него, и при этом визжал и ухал.

Палец поднялся там, куда шлёпнулся. Прихрамывая, он отполз в тень низкой пальмы и скрылся за ней от демонстраций своего господина. Другие самцы прыгали и кричали, выражая свою раболепную поддержку. Одна или две самки уже были на ногах. Они убрались с дороги Капо, но потом продолжили заниматься своими ежеутренними делами.

Покончив с демонстрациями, Капо заметил Крикунью, самку с примечательным высоким голосом. Она присела у основания ствола акации, отламывая кусочки сморчка и засовывая их себе в рот. Крикунья ещё не достигла половой зрелости, но это событие наступит уже совсем скоро. Когда Капо украдкой поглядывал на щель в её гениталиях, у него сразу же начиналась эрекция.

Всё ещё с вздыбленной шерстью, слегка задыхаясь, он с важным видом подошёл к Крикунье, приподнял её бёдра и плавно вошёл в неё. Вход в её тело был восхитительно тесный, и сторонники Капо кричали и рычали, барабанили по земле, подзадоривая своего героя. Крикунья не сопротивлялась, лишь изменив свою позу, чтобы принять его. Но, пока он совершал толчки, она продолжала отщипывать кусочки сморчка, не слишком интересуясь происходящим.

Капо отошёл от Крикуньи до того, как произошло семяизвержение: для этого пока рановато. Но в качестве coup de grâce он повернулся спиной к своим съёжившимся подчинённым, выгнулся и испустил струю жидких фекалий, которая забрызгала их. Затем он повалился в траву, широко раскинув руки, и позволил нескольким своим подчинённым, пользующимся его благосклонностью, подойти поближе и начать ежедневную процедуру обыскивания.

Так большой босс, capo di capo этой стаи, прародитель человечества, предок Сократа, Ньютона и Наполеона, начал свой день в достойном его великолепии.

Следующий приоритет состоял в том, чтобы набить себе брюхо.

Капо выбрал одного из своих подчинённыхПапоротника, высокое, жилистое и нервное существои, громко крича, нанёс несколько шлепков и ударов по голове сжавшегося существа.

До Папоротника быстро дошёл смысл сообщения. Ему было дано поручение возглавить ежедневную добычу стадом пищи и воды. Он выбрал направлениевосток, как раз навстречу свету восходящего солнцаи начал бегать туда-сюда по тропе, ведущей в том направлении, поглядывая на Капо в ожидании одобрения. Его походка была смесью неуклюжего хождения на четвереньках с опорой на костяшки пальцев и коротких перебежек в вертикальном положении.

У Капо не было причин не выбирать это направление. С важным видом, впечатывая большие костяшки своих пальцев в мягкую землю, он последовал за Папоротником. Остальная часть стаи быстро выстроилась вслед за ними самцы, и самки; детёныши цеплялись за животы своих матерей.

Стая проходила под деревьями по краю леса, регулярно останавливаясь на поиск корма, как у них было заведено. Они искали главным образом плоды, хотя были готовы съесть насекомых и даже мясо, если появится такая возможность. Самцы шумно позировали друг перед другом и соперничали, но самки двигались более спокойно. Самые юные детёныши оставались при своих матерях, а вот подросшие детёныши кувыркались и боролись.

Во время бесконечных странствий по лесу дружба между самками постепенно укреплялась. Правда об обществе Капо состояла в том, что его основу составляли самки. Самки придерживались групп родственников и делили между собой найденную пищуэта практика обладала хорошим генетическим смыслом, поскольку твои тётя, племянницы и сёстры обладают общей с тобой наследственностью. Что касается самцов, они просто следовали туда, куда следовали самки, а их борьба за господство была своего рода демонстративной надстройкой, и её истинная важность для отряда была невелика.

Его половой орган был ещё влажным, а кулаки приятно побаливали; если добавить к этому перспективу скорого наполнения брюха едой, то Капо должен был пребывать на самой вершине блаженства. Здесь, в лесу, жизнь была хороша. Для Капо, большого бугра, она едва ли могла бы стать ещё лучше. Но призрачный отголосок беспокойства всё равно оставался.

Хорошее настроение Капо несколько омрачило то, что находки, сделанные этим утром, были скудными. Они были вынуждены продолжать движение.

В лесу они сталкивались с другими животными. Здесь обитали окапикороткошеие жирафыа также карликовые бегемоты и карликовые лесные хоботные. Это была древняя фауна, цепляющаяся за консерватизм лесных троп. И ещё здесь водились другие приматы. Они прошли мимо пары гигантов: огромных, широкоплечих существ с серебристо-серой шерстью, которые грузно сидели на земле и кормились листьями, срывая их с деревьев.