Тогда я ему отдал его винтовку, сказав ему, чтобы он продолжал убивать им пернатую дичь во славу Божию, если уж у него такой жалкий обычай.
Пока полковник Бруце рассказывал гостю о характере кровавого Натана, молодые люди окружили этого последнего, избрав его мишенью для своих острот. Наконец, к нему подошел и рыкающий Ральф и вызывающе крикнул:
Послушай-ка, Натан, если ты когда-нибудь нуждался в молитве, то это именно теперь! Долой твою поклажу с плеч, так как я желаю проглотить именно тебя, а не твои оленьи шкуры!
Друг, кротко ответил кровавый Натан, прошу тебя, оставь меня в покое. Я человек мира и покоя.
С этими словами он хотел пройти мимо, не беспокоясь больше о рыкающем Ральфе. Но конокрад преградил ему дорогу, сорвал у него с плеч поклажу и разбросал шкуры вокруг. Зрители громко смеялись; но Натан перенес оскорбление с завидным терпением.
Друг, сказал он, зачем ты так грубо обходишься со мной и чего ты от меня хочешь?
Борьбы, борьбы, кровавый Натан!
Ты от меня ее не добьешься, а потому иди с миром и не докучай мне!
Как? Разве ты не кровавый пенсильванский медведь? воскликнул Ральф, становясь все задорнее и настырнее.
Я не медведь, конечно, нет, я человек мира! ответил Натан покорно и кротко.
Да, действительно, действительно! воскликнул Стакпол, представляясь все более раздраженным и злобным. Я кое-что слышал о тебе. Ты человек, который считает за грех защищать невинных женщин и слабых детей от кровожадных краснокожих только потому, что он мирный человек и будто бы не имеет права сражаться Тыдлинноногий, трусливый и жалкий тип! Но постой-ка, я сделаю из тебя человека. Брось ружье и, разрази меня гром, если я не выбью из тебя твою трусливую душонку!
Друг, возразил Натан с видимым и не скрываемым пренебрежением, ты, вероятно, сам жалкий трус, если ищешь намеренно ссоры с человеком, про которого наверное знаешь, что он не имеет права бороться с тобой. Поди! Ты, наверное, менее хвастался бы, если бы имел дело с себе подобным.
Не обращая более никакого внимания на рыкающего Ральфа, он нагнулся и стал собирать разбросанные шкуры; но Стакпол помешал этому, схватив Натана за ворот и тряся его изо всех сил. Даже это не вывело кровавого Натана из себя. Лицо его омрачилось только тогда, когда рыкающий Ральф с такой силою оттолкнул его маленькую собачку, которая начала было лаять, защищая своего хозяина, что она с визгом отскочила футов на шесть.
Друг, сказал тогда Натан серьезно, ты сам, должно быть, жестокая тварь, если способен бить бессловесное существо. Что тебе от меня надо?
Борьбы, борьбы! зарычал Ральф. Сколько раз еще надо тебе это повторять?
Ты знаешь, что я не имею права и не желаю бороться с тобой, возразил Натан. Но если ты непременно желаешь получить урок, так и быть, я тебя проучу. Ты хвалился своим мужеством и силою: не хочешь ли попробовать со мною дружественный поединок?
Ура кровавому Натану! закричали молодые люди, тогда как Форрестер удивился проявившемуся мужеству квакера, а Ральф Стакпол подпрыгнул, как сумасшедший.
Ну, так долой твое ружье и твой кожаный картуз! закричал он своему противнику. И берегись, потому что я намерен до тех пор колотить тебя об землю головой, пока ты не вообразишь, что сегодня долетишь до центра земли.
Может случиться, что ты ошибешься, возразил Натан, хладнокровно передавая свое оружие одному из стоявших подле него молодых людей. Я готов, друг, подходи!
Кукареку, кукареку! закричал Ральф и, подскочив вслед за этим к Натану, схватил его одной рукой за левое плечо, а другойза правое бедро.
Ну! Готов?
Да! отвечал Натан кротко.
Тогда, берегись, я сейчас уложу тебя на землю!
С этими словами Ральф напряг всю свою необыкновенную силу, чтобы свалить квакера, но Натан стоял, к великому удивлению Роланда, непоколебимо и даже не переменил положения.
Друг, сказал он Ральфу, ты ошибся ну, а теперь пришла моя очередь.
Он схватил Ральфа, и, прежде чем кто-либо успел опомниться, ноги Ральфа взметнулись кверху, а голова грохнулась о землю.
Зрители сначала удивленно переглянулись, а потом раздался общий крик. Форрестер сказал:
Он убил этого человека. Но все должны засвидетельствовать, что убитый сам виновен в своей позорной смерти.
Нет, о нет, чужестранец! воскликнул тогда Стакпол, медленно поднимаясь и потирая с необыкновенно комическим жестом голову обеими руками. Я еще не совсем умер, как вы думаете, но голова моя, кажется, уже находится не на прежнем месте. Да уж на плечах ли она у меня, или уже слетела?
Ура кровавому Натану! закричали восторженно окружающие. Он победил хищного крокодила с Соленой реки! Ура! Ура!
Да, действительно победил! сказал Ральф, все более и более приходя в себя и протягивая кровавому Натану руку:
Дай лапу, товарищ, крикнул он ему. Я тебе по чести говорю^ что с меня довольно, и что мне от тебя больше ничего не надо! Но плохо то, что такой сильный человек, как ты, пожалуй, самый сильный во всем штате Кунтукки, оставляет в покое индейцев. Я думаю так, что всякий, у кого целы ноги и руки, должен бороться за благо своего отечества; а кто этого не делает, тот в моих глазах был, есть и будет трусом. Аминь!
Сказав это, Ральф обратился к полковнику и спросил его:
Где лошадь, которую вы мне обещали, полковник? Я побит и не могу дольше оставаться здесь. Дайте мне лошадь и верьте моему честному слову, я ее вам возвращу.
Хорошо, я вам дам лошадь, хотя и не особенно доверяю вашему честному слову. Я кое-что знаю, на что могу более положиться. Вы получите лошадь, но берегитесь, если вы на ней поедете дальше, чем до Логана. Если вы ее там не оставите, я даю вам слово, что вам никогда не ездить ни на одной из моих лошадей. Пусть это будет вам сказано, и подумайте хорошенько о суде Линча.
Сказав это, полковник, не дожидаясь ответа от конокрада, обратился к Натану, который сел в стороне на пень. Маленькая собачка Натана сидела перед ним. В руке он небрежно держал ружье и в этой покойной позе терпеливо выслушивал насмешки, которыми его стали осыпать молодые люди, как только рассеялось первое впечатление, произведенное на них столь неожиданной победою. Когда командир крепости подошел к этой группе, насмешки прекратились, и Натан воспользовался наступившей тишиной, чтобы сказать несколько слов своей маленькой собачке, которая смотрела на него удивительно умными глазами.
Ну, Пит, спросил он, вздыхая, что-то ты на все это скажешь?
Собака как будто поняла вопрос хозяина; она встала, потерлась носом об его руку, а потом быстро отбежала на несколько шагов от него, как бы желая этим показать, что им надо как можно скорее удалиться из крепости, где их так негостеприимно встретили.
Да, да, Пит, сказал Натан, кивая головой, да, дружище, чем скорее мы уйдем отсюда, тем лучше, потому что здесь нет никого, кто приветливо относился бы к нам. Но прежде чем уйти, мы должны достать пороху и дроби и рассказать этим бедным людям то, что мы с тобой только одни и знаем.
Натан! сказал подошедший полковник, прерывая разговор квакера с собакой. Скажите-ка, какие же это новости хотите вы сообщить нам, бедным людям? Расскажите-ка их лучше мне, странный вы человек, а не вашей собаке, которая, все равно, вас не понимает. Вы, может быть, повстречали где-либо в пределах Кентукки Дшиббенёнозе или видели его знаки?
Нет, не то, возразил Натан. Но говорят о призывах к большой войне в стране индейцев. Эти злые люди хотят напасть на Кентукки таким многочисленным войском, которого до сих пор никогда еще никто не видывал.
Пусть придут, сказал Бруце с презрительной усмешкой. Если они явятся к нам, то избавят нас от труда разыскивать их по селениям.
Они, может быть, уже близко, продолжал кровавый Натан. Пленный, которому с огромным трудом удалось вырваться от них, говорил мне, что они решили идти в продолжение двух дней, не останавливаясь ни на минуту.
От кого вы узнали об этом?
От самого убежавшего пленного, которого я встретил на низком берегу Кентукки. Он предупредил колонистов в Лексингтоне, и
Все это пустяки! воскликнул полковник. Капитан Ральф только что рассказывал нам ту же историю и вскользь заметил, что в Лексингтоне ни одна живая душа не верит этой глупой сказке.
Ну, так легко может быть, что друг Ральф ошибся, сказал Натан кротко. Я говорю тебе совершенную правду, что во всем штате Кентукки появились следы индейцев. А теперь, полковник Бруце, если ты будешь так добр дать мне взамен мехов, которые я тебе принес, пороху и дроби, то я отправлюсь дальше и не буду дольше тебя беспокоить.
Я считаю за стыд и грех снабжать порохом человека, который изводит его только на то, чтобы убивать робких косулей и оленей! сказал пренебрежительно полковник Бруце. Но все-таки я не желаю причинять никому вреда, даже и квакерам. Том, поди с этим человеком в погреб и дай ему за его рухлядь столько, сколько она стоит.
Молодой человек ушел с квакером, покорно следовавшим за ним, и вслед затем явилась Телия Доэ, приглашая мужчин к ужину. Все они были рады приглашению, и капитан Форрестер вернулся в дом под руку с полковником, не думая больше ни о рыкающем Ральфе, ни о кровавом Натане.
Глава IIIКонокрад
Эдит удалилась в отведенную для нее комнату и только что собралась лечь в постель, чтобы отдохнуть от трудного путешествия, как кто-то потихоньку постучался в дверь и в комнату вошла Телия Доэ.
Что тебе нужно? спросила Эдит, не совсем довольная ее приходом. Я очень устала и хочу спать.
Телия смущенно и боязливо огляделась: казалось, она подыскивала слова, чтобы рассказать о своих намерениях.
Я недолго буду утруждать вас, мисс Форрестер, произнесла она наконец, но
Но почему ты колеблешься и не решаешься говорить? спросила Эдит ласково.
Телия подошла поближе и сказала, собрав все свое мужество:
Леди, не сердитесь на меня: я пришла просить вас взять меня к себе в услужение. Я знаю, что вы знатная молодая дама и привыкли к тому, чтобы вам услуживали. Возьмите меня с собой в леса; они мне так хорошо знакомы. Я буду вам верной и заботливой служанкой.
Это исключено, возразила удивленная Эдит. Твоя мать никогда бы этого не допустила.
Моя мать? печально переспросила Телия. Господи, у меня нет ни матери, ни родных.
Как? Разве полковник Бруце не твой отец?
Нет, мой отец сделался индейцем.
Телия выговорила эти слова с выражением глубочайшей печали, и Эдит поняла, как больно ей было то, что отец переменил все свои привычки и обычаи и покинул свою дочь на произвол судьбы. Она с состраданием протянула Телии руку, которую та тотчас же покрыла поцелуями.
Да, да, сказала она тогда, я говорю правду, и вы теперь видите, что мне нечего стыдиться стать служанкой. Позвольте же мне следовать за вами и служить вам, леди! Наверное, о наверное, я смогу оказать вам большие услуги, чем вы даже можете предположить.
Она выговорила эти слова с такою искренностью, что Эдит стало тяжело отказать ей.
Бедное дитя, сказала она, я должна теперь привыкать обходиться без посторонней помощи и услуг. Я ведь сама отыскиваю себе новое отечество и не могу взять тебя с собой.
Телия покачала головою.
Я уже слышала все это, сказала она. Но, мисс, подумайте только: ведь я привыкла жить в лесах и смогу о вас заботиться, пока вам не выстроят дом. Я могу и хочу для вас работать, и, наверное, когда вы узнаете, какие труды и опасности ожидают вас в пустынных лесах, вы сумеете оценить мои услуги и мою опытность.
Эдит употребила все свое старание, чтобы отговорить девушку от ее намерения; она старалась доказать ей, что с ее стороны было бы черной неблагодарностью покинуть дом своего благодетеля без всякой уважительной причины.
О, причин у меня вполне достаточно, сказала Телия. Напротив, я не права, сидя у него на шее, тем более, что у него много собственных детей. А потоммой отец! Ах, леди, о нем здесь говорят только с пренебрежением, и все ненавидят его, хотя он никому не причинил ни малейшего зла. Но это считается большим позором переметнуться на сторону индейцев, и все здесь заставляют меня искупать вину моего отца. Может быть, в глубине лесов ничего не знают об Авеле Доэ, и там никто не будет с пренебрежением называть меня дочерью белого индейца.
Телия, на самом-то деле твои страдания скорее надуманы, снова заговорила Эдит. Здесь ты, конечно, будешь счастливее, чем у меня, среди совершенно чужих тебе людей.
Телия с отчаянием заломила руки.
Возьмите меня с собой, если не ради меня, то ради себя, умоляла она настойчиво. Уверяю вас, что вам было бы в высшей степени удобно и выгодно, если бы Телия Доэ находилась при вас, когда вы поселитесь в лесах.
Этому не суждено сбыться, мягко, но с твердостью возразила Эдит.
Ответ этот отнял у молодой девушки последнюю надежду на исполнение ее желания.
Несмотря на это, она попробовала еще раз уговорить Эдит и вложила столько силы и страсти в свои мольбы, что девушке стоило большого труда противостоять ее взглядам, просьбам и слезам. И все-таки она осталась непреклонной, и Телия, наконец, убедилась, что ее мольбы напрасны; она поднялась с колен и вышла' из комнаты с выражением глубочайшей скорби. Эдит так стало жаль бедную девушку, что едва удержалась, чтобы не вернуть ее. Но она вовремя спохватилась и послушалась голоса рассудка, который подсказывал ей, что, с ее стороны, было бы непростительною глупостью навязать брату еще лишнюю обузу при тех стесненных обстоятельствах, в которых они сейчас находились. После ухода Телии она легла и вскоре уснула.
Роланд в это время тоже ложился спать. Ему отведено было помещение вместе с другими мужчинами на открытой галерее. Завернувшись в свой плащ и подложив седло под голову, он быстро заснул. Ему снились более счастливые дни, чем те, которые наяву ожидали его в ближайшем будущем.
Внезапно около полуночи он вскочил со своей жесткой постели: ему показалось, что тихий голос прошептал ему: «Переходите через реку по нижнему броду: у верхнего брода вам грозит опасность!»
Он огляделся вокруг, но ничего не увидел и ничего больше не услышал, кроме глубокого, ровного дыхания мужчин, спавших около него.
Кто это говорил? спросил Роланд потихоньку, но не получил ответа. «Странно, подумал он, река, брод, опасность я бы мог поклясться, что кто-то говорил со мной, а на самом деле это, вероятно, мне пригрезилось».
В течение нескольких минут он прислушивался, но, не услышав ничего подозрительного, вскоре снова заснул. Роланд спал спокойно до тех пор, пока восходящее солнце не окрасило востока огненным пурпуром. Он открыл глаза и по глухому звуку сдавленных голосов и по шуму шагов заключил, что большинство спутников его уже встали. В то же время раздался голос коменданта крепости, который громко пожелал капитану доброго утра и потом подошел к нему с возмущенным и покрасневшим от гнева лицом.
Что случилось? спросил Роланд, вскочив. Не стряслось ли какой беды?
Случилось то, что вам совсем не понравится, мой достойный друг, воскликнул полковник громовым негодующим голосом. Черный волк ворвался сегодня ночью в наш табун, а говоря попросту, мошенник Ральф Стакпол увел сегодня ночью вашего Бриареуса.
Увел? воскликнул капитан, неприятно пораженный этой новостью.
Да, черт возьми, украл! повторил полковник в ярости. И это он сделал в то время, пока мы все спали крепким сном, и несмотря на то, что я дал этой твари, чтобы только отделаться от него, одну из моих собственных лошадей. Мошенник этот вчера вечером действительно уехал, но только для того, чтобы обмануть и успокоить всех нас; поскольку прекрасно знал, что мы во всю ночь напролет не сомкнули бы глаз, если бы предполагали, что он остался тут. Проехав несколько миль, он вернулся назад, прокрался к нам ночью, оставил мою лошадь у других лошадей, потом выискал лучшего коня, вашего гнедого, капитан, и угнал его.
Нам надо догнать негодяя, если это только возможно! воскликнул гневно Роланд. Не будем мешкать ни минуты, дорогой друг!
Я об этом уже позаботился, капитан! Через две минуты после того, как открылось воровство, Том с дюжиной молодцов сели на коней и погнались за этим негодяем.
От всего сердца благодарю вас за это, полковник! А как вы думаете, получу я обратно своего коня?
Без сомнения, если только свежие лошади могут быстрее бегать, чем усталые. А кроме того, этот безумный вор не удовольствовался тем, что угнал вашего Бриареуса: он украл также двухлетнего жеребенка, который, наверное, выдаст его. Жеребенок этот пуглив и дик и будет мешать ему ехать скоро. Меня особенно возмущает бессовестность этого негодяя, который позволил себе украсть лошадь моего гостя, находящегося под моей кровлею. Но теперь его час настал. Я буду крайне удивлен, если его теперь не линчуют. Правда, он храбр по отношению к индейцам, и я его за это терпел и довольно долго оберегал. Но он неисправим как конокрад, а конокрада, право же, терпеть не стоит!