Небо памяти. Творческая биография поэта - Гомберг Леонид Ефимович 2 стр.


Впрочем, в 90-е годы поэт был увлечен новой работой. Левитанский уверял, что образ будущей книги возник перед ним совершенно неожиданно: явился некий звук, некое предчувствие, и сейчас он фиксирует на бумаге все подряд, даже не задумываясь над результатом. В архиве поэта сохранилась папка«Книга Ирины»  с собранными им в ту пору материалами: набросками стихов, прозы, дневниковыми записями. Однако эту работу ему не суждено было завершить. А в одном из своих последних интервью он сообщил журналисту, что надеется все же собрать новую книгу со страшноватым названием «Последний возраст».

В мае 1995 года ветеран Великой Отечественной вместе со страной отметил 50-летие Победы, а в июне был удостоен звания лауреата Государственной премии России за поэтическую книгу «Белые стихи».

После долгих лет несправедливого молчания в прессе стали регулярно появляться интервью Юрия Левитанского. Его позиция по ряду вопросов даже в те либеральные времена многим казалась неожиданной. Особенно это касалось его переосмысления итогов Отечественной войны. Раздражение поэта победными торжествами проявлялось тем отчетливее, чем больше он прислушивался к «грохоту грозненской канонады», вызвавшей его резко негативную реакцию.

Во время церемонии вручения Государственной премии в Георгиевском зале Кремля Юрий Левитанский в присутствии президента России высказал горькие слова: «Наверное, я должен бы выразить благодарность также и власти, но с нею, с властью, тут дело обстоит сложнее, ибо далеко не все слова ее, дела и поступки я сегодня разделяю. Особенно все то, что связано с войной в Чечне,  мысль о том, что людей убивают как бы с моего молчаливого согласия,  мысль эта для меня воистину невыносима».

Незадолго до кончины, в ноябре 95-го, Юрий Левитанский впервые посетил Землю обетованную, государство Израиль. Во время его выступлений небольшие залы с трудом вмещали всех желающих, поэта встречали как полномочного посланца культуры большой страны. Его подолгу не отпускали со сцены, и он, несмотря на усталость и плохое самочувствие, читал вновь и вновь

По возвращении зимняя Москва вернула поэта к привычному ритму жизни: он готовил к выходу в свет свою книгу «Меж двух небес», тщательно корректируя верстку; много читал, размышлял и, конечно, собирал вырезки и делал заметки по «чеченскому вопросу».

В трагический день 25 января 1996 года он чувствовал себя плохо. На улице лютовал мороз, и выходить из дома ему не следовало. И все же он пошел «Круглый стол» московской интеллигенции проходил в городской мэрии на Краснопресненской набережной. Среди выступавших был и Юрий Левитанский. Он говорил о чеченской войне, дважды брал слово, горячился, нервничал, несколько раз высказывался с места

Больное сердце не выдержало.

Нет, весь я не умру

Звучит почти привычно. И каждый раз по-новому страшно!

II. «Под шуршанье каштановых листьев» (19201930-е годы)

Юрий Давидович Левитанский родился в 1922 году в Козельце на Черниговщине, старинном уездном городе на реке Остёр. Там жили и его предки.

Дед Исай Левитанский был состоятельным купцом, имел большую семью

Семейные предания сохранила двоюродная сестра поэта Светлана Брен.

Исай был купцом первой (по некоторым даннымвторойЛ.Г.) гильдии, что было большой редкостью у евреев. Он работал в компании, производящей посуду, часто бывал в разъездах. У него было два братаИсаак и Борис, их дети жили в Киеве. В семье Исая родилось 12 детей, десять выжили, почти все получили достойное образование. Исай Левитанский умер в 1922 году от «испанки»; думаю, что он успел увидеть новорожденного Юру.

Старший брат Гезя (Григорий?  Л.Г.) был врачом, умер в Москве в 1945-м, детей не имел.

Сестра Фаня (в замужестве Тарлова) прожила долгую жизнь, умерла в Москве в 1980-м в возрасте 91 года, имела дочку и сына, сын пропал без вести на фронте.

Сестра Соня (в замужестве Межирова?) была замужем за Ароном Межировым (родным дядей поэта Александра Межирова). Они жили в Чернигове. Арон Межиров был врачом, но спасти свою жену не сумел: она умерла, отравившись творогом, который попробовала на рынке. У нее осталась дочь, с которой моя мама поддерживала связь до войны, но позже была какая-то семейная неприятность, и связь с ней прервалась. Однажды я куда-то шла с Юрой (ЛевитанскимЛ.Г.), и мы встретили Александра Межирова, Юра нас познакомил, был какой-то разговор на семейные темы, подробностей не помню

Брат Миша не вернулся с войны.

Брат Лёва жил в Пятигорске, во время Отечественной войны был в подполье, для конспирации поменял фамилию; семья ничего не знала о нем, пока не наткнулись на статью в какой-то газете, подписанную Лев И. Танский. У него была дочь.

Брат ДавидЛевитанскийотец Юры. Большим горем для всех стала безвременная смерть сына Давида Анатолия. Он успел окончить институт, собирался жениться, трагедия случилась перед самой свадьбой. Говорили, что поиски продолжались десять дней, и все это время Юра находился на берегу. О Толе говорили, что он обладает большими поэтическими способностями и что поживи он подольше, кто знает

Сестра Надя (Левитанская)  филолог, ее муж был репрессирован и расстрелян, а онасослана во Фрунзе. В годы войны принимала у себя родителей ЮрыДавида и Раису вместе с их сыном Толей. Надя мне рассказывала, что они неожиданно пришли к ней во Фрунзе голодные и оборванные, передвигались в основном пешком. После реабилитации она вернулась в Ленинград. Юра с ней часто общался. Последний раз они встречались, когда Юра гостил у нас в Киеве в 1989 году.

Брат Юрий (тоже Юрий Левитанский) жил в Киеве, имел сына.

Брат Алик (Абрам)  отец Вали. Юра довольно долго жил у них, к ним приезжали Юрины родители и моя семья. (Двоюродная сестра Юрия Левитанского Валентина Удлер жила в Москве; она скончалась в апреле 2020 года.  Л.Г.)

Младшая сестра Вера (Левитанская)  я ее дочь, у меня есть брат, другой брат погиб ребенком. Мама жила после смерти отца (ей было 16 лет) в семье Межировых.

Козелец известен с начала XVII века как крепость Речи Посполитой. С середины XVII века в городе размещался центр Козелецкой сотни Киевского казацкого полка, а в 1708 году сюда из Киева было переведено управление полка. Здание полковой канцелярии, построенное в 17561766 годах архитектором Андреем Квасовым при участии Ивана Григоровича-Барского, сохранилось до сих пор. С 1782 года, когда Козелец стал уездным центром, здесь находился магистрат. Здание и теперь расположено на территории городского парка И можно представить, как почтенный Исай Левитанский в сопровождения супруги Рахели и стайки детей во время семейной прогулки проходил мимо этой внушительной постройки.

Сегодня Козелецпоселок городского типа. Центральная площадь до сих пор носит название Соборной, поскольку здесь расположены два храма: возведенный еще в XVIII веке Рождественский собор и Вознесенская церковь XIX столетия.

Еще одна важная достопримечательностьусадьба Покорщина, некогда принадлежавшая казацкому полковнику Дарагану, а затем купленная помещицей Натальей Разумовской для торжественной встречи российской императрицы Елизаветы Петровны, пожелавшей навестить своего любовника Алексея Разумовского, сына Натальи. В прошлом усадьба располагалась за чертой поселка, а ныне стала его частью.

Впрочем, в сегодняшнем Козельце не так много зданий, которые помнят предков Левитанского.

«Какие-то смутные детские воспоминания у меня остались,  рассказывал поэт.  Из очень давней ранней-ранней поры я помнюну как это бывает всегдачто-то очень отрывочное, непонятное: веранда какая-то невероятная, дерево какое-то»

Первое воспоминанье,

самое первое,

цветное,

цветная веранда,

застекленная красным,

зеленым и желтым,

красные помидоры в тарелке,

лук нарезан колечками,

звук приближающейся пролетки

по булыжнику мостовой,

кто-то, должно быть, приехал,

кованый сундучок

и орехи в зеленых скорлупках

с желтым запахом йода,

золотые шары у крылечка,

звук удаляющейся пролетки,

цоканье лошадиных подков

по квадратикам звонких булыжин,

кто-то, должно быть, уехал,

может быть, я,

ну конечно,

это я уезжаю,

засыпая под звук пролетки,

и только цветная веранда

мигает вдали

красным, зеленым и желтым,

игрушечным светофором

на том перекрестке,

куда мне уже не вернуться.

(Воспоминанье о цветных стеклах. Кинематограф, 1970)

Когда мальчику исполнилось три года, семья переехала в Киев. Город этот, как и Козелец, не оставил в памяти ясных, предметных воспоминаний. Но события детства породили у поэта какие-то почти непередаваемые ощущения начала, исходной станции, к которой странным образом его влекло в последующие годы, порождая могучее необъяснимое желание повторения пройденного при ясном понимании безвозвратности ушедшего даже при кажущейся цикличности времен.

Его «безумно тянуло» к прежним местам, к прежним временам.

На моей памяти Юра был в Киеве три раза,  рассказывает Светлана Брен,  первый раз он отвозил годовалую Катю с Валентиной (Катястаршая дочь Ю. Левитанского, Валентина Скоринавторая жена Ю.Д. Левитанского, мать его трех дочерейЛ.Г.) куда-то под Киев и неожиданно (о радость!) появился у моих родителей. Валентин (брат С. БренЛ.Г.) вспоминает, что ездил с Юрой к каким-то его знакомым, где разговор шел об отъезде Некрасова. Это было в 1974-м. Последний раз в Киеве он был с Ольгой (младшей дочерью Ю. ЛевитанскогоЛ.Г.), точно в 1989-м, начало июня Он проводил много времени у телевизора, ловя политические новости.

В Киеве Левитанский отыскал место, где прежде находился его дом. Глубочайшее впечатление от этой встречи с прошлым нашло отражение в написанном вскоре стихотворении, посвященном своей старшей дочери

Но как мне хотелось

тебя привести

и с тобой прошагать

по местам,

где я жил,

по местам,

где я шел

и прошел

день за днем,

год от года

хотя жизни моей

для такого похода

едва ли хватило б теперь

но в Киев,

но в Киев,

на Малую Васильковскую,

угол Рогнединской,

в Киев

так тянуло меня

с тобою прийти, Катерина,

и вот я пришел

в этот двор

(только он и остался,

а дома давно уже нет),

в этот двор,

где под шорох и шелест

каштановых листьев

прошло мое детство,

и теперь

я испытывал чувство такое,

как будто тяжелый

свалил с себя груз,

и дышал облегченно,

и счастливыми видел глазами,

как легко совпадают

и как совмещаются

наши с тобою следы

словно две параллельных,

что сходятся

где-то в пространстве,

в бесконечном пространстве

бесчисленных лет

шаг за шагом,

след в след,

под шуршанье каштановых листьев.

(Письма Катерины, или Прогулка с Фаустом, 1981)

Лет с семи Левитанский помнил себя уже в Донбассе, шахтерском городе Сталино. Там появились друзья, о которых он впоследствии вспоминал всю жизнь. К слову, имя «вождя народов» Сталино носил не так уж долгос 1924 по 1961 год; прежде город назывался Юзовкой в честь британского промышленника Джона Юза (Хьюза), основателя города, а послеи до сегодняшнего дняДонецк.

«Жили мы в какой-то халупе, потом немного обустроились,  рассказывал поэт.  Глинобитные домики, естественно, без всяких удобств, с общим туалетом на шесть-семь домов во дворе Воду таскали квартала за три».

Но эти воспоминания Левитанского относятся к 1990-м годам, а в 30-х настроение у него было совсем другое: «не в силах буйной радости сдержать я»,  писал в ту пору ученик девятого класса.

За окном вечерний говор человечий,

Золотыми звездами небосвод залит,

За окном огнями вспыхивает вечер,

Да звонки трамваев слышатся вдали.

Выхожу из дома. Нараспашку ворот,

Ветер обдувает с четырех сторон,

И меня встречает мой веселый город,

Улицами зданий становясь во фронт.

Я иду. А город, освещенный ярко,

Толпами прохожих весело шумит.

Я иду все дальше, я шагаю к парку,

Он блестит, росой вечернею умыт.

И не в силах буйной радости сдержать я,

Вперегонку с ветром мчуся по росе,

Чтобы встретить в парке смех, рукопожатья

Дорогих товарищей, девушек, друзей.

Перед нами парк раскинулся огромен,

А за парком город тянется горист.

Золотые звезды падают, растаяв,

Но огни, как звезды, окружают нас,

Песня комсомольская, песня молодая

С ветром облетает молодой Донбасс.

(Вечер. Комсомолец Донбасса, 18 октября 1937)

Левитанский учился в средней школе  3. В одном классе с нимего друг Леня Лидес, впоследствии известный писатель, «король фельетона», прозаик и поэт Леонид Израилевич Лиходеев. В отличие от Левитанского он родился в Юзовке (так Сталино назывался в 1921 году), по-своему любил этот город. Через много лет он напишет повесть «Жили-были дед да баба», где расскажет о столице шахтерского края конца XIXначала XX века со многими подробностями и, как говорится, со знанием дела:

«Улицы в нашем городке назывались линии. Они были немощеные. Домишки на них поставлены по линеечке, наспех, поскольку городок рос при огромном заводе, и завод подминал под свои интересы окружающее пространство.

Первые мои впечатления о природе были связаны с серым золотистым песчаником, который заваливал все вокруг, но сквозь который упрямо пробивалась мелкая травка. Деревья на линиях попадались редко: здесь всегда была степь».

Жил Леонид на 9-й линии, ныне улице Челюскинцев.

После окончания школы пути Лиходеева и Левитанского разошлись. Леонид поступил в Одесский университет, а Юрийв московский ИФЛИИнститут философии, литературы, истории. Однако летом 1941 года оба уйдут добровольцами на фронт, оба станут военными корреспондентами. После демобилизации Лиходеев работал в Краснодарском крае, потом переехал в Москву и поступил в Литературный институт. В Москве они встречались нечасто, но кажется, надолго не отпускали друг друга из виду.

Поэт Михаил Поздняев вспоминал: «Мы с ним (Ю. ЛевитанскимЛ.Г.) довольно много обсуждали публикации в литературных журналах в златые дни перестройки; он не поддался общей эйфории и проявлял чрезвычайную сдержанность в оценках. По гамбургскому счету из всего массива напечатанного тогда он выделял только Доктора Живаго. И еще была одна книга, прочитанная им в рукописи, о которой он говорил как о лучшем, быть может, русском романе XX векапосле Толстого. Я долго выпытывал у негокто автор, но он стойко хранил тайну. Этот сюжет развивался чуть ли не год; Левитанский меня прямо заинтриговал, при каждой встрече то пересказывая какой-то эпизод, то цитируя восхитившее его авторское умозаключение. Однажды в ЦДЛ (у нас был повод вместе поужинать, компанию нам составил Юрий Владимирович Давыдов) за наш столик присел ненадолго пожилой господин, вовсе незнакомый мне, а с двумя старшими сотрапезниками моими общавшийся на ты. Разговор начался как будто с того слова, на котором прервался в прошлый раз. Говорилось о книге, написаннойвернее, все дописываемой и дописываемойнезнакомцем. Левитанский в какую-то минуту взглянул на меня: вы, мол, понимаете, что сидите рядом с тем самым автором?  и представил нас друг другу. Автора звали Леонид Лиходеев. Имя я встречал на 16-й странице Литгазеты: фельетонист, сатира и юмор и надо жероман века!»

Какой же роман Л. Лиходеева имел в виду Левитанский? Скорее всего, «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала», трехтомную эпопею, над которой писатель работал долгие годы. Отсюда, возможно, и сравнение с Толстым. Впрочем, это лишь наше предположение: в годы перестройки и в начале 90-х Лиходеев написал несколько заметных произведений.

Забавная мелочь: однажды, посреди времен, Леонид Израилевич нарисовал дружеский шарж на Левитанского. Его можно увидеть на сайте поэта и сегодня.

«Третьего мушкетера» из Сталино звали Семен Григорьевич (Соломон Гиршевич) Соколовский. Он, как и Левитанский, родился на Черниговщинев городе Нежин. Однако учебу Семен начал в Сталино в той же школе, что Юрий и Леня. Вместе они посещали и Дом пионеров. Правда, тех скорее привлекала поэтическая стезя, в то время как Соколовский предпочитал драмкружок. После окончания школы в 1939 году Соколовский, как и Левитанский, уехал в Москву и поступил на актерский факультет Московского городского театрального училища (ныне Высшее театральное училище им. М.С. Щепкина). В 1942 году он был мобилизован и направлен на строительство оборонительных сооружений. Потом, продолжая учебу, работал в составе фронтовой театральной бригады.

Назад Дальше