Пожалуй, Сократ, сказал Адимант, первое будет легче, чем это.
Здесь нет ничего странного, клянусь Зевсом. Я еще раньше обратил внимание на твои слова, что люди рождаются не слишком похожими друг на друга, их природа бывает различна, так что они имеют различные способности к тому или иному делу. Разве не таково твое мнение?
Да, таково.
Так что же? Кто лучше работаеттот, кто владеет многими искусствами или же только одним?
Тот, кто владеет одним.
Ясно, по-моему, и то, что стоит упустить время какой-нибудь работы, и ничего не выйдет.
Конечно, ясно.
И по-моему, никакая работа не захочет ждать, когда у работника появится досуг; наоборот, он постоянно должен уделять ей внимание, а не заниматься так, между прочим.
Непременно.
Поэтому можно сделать все в большем количестве, лучше и легче, если выполнять одну какую-нибудь работу соответственно своим природным задаткам, и притом вовремя, не отвлекаясь на другие работы.
Несомненно.
Так вот, Адимант, для обеспечения того, о чем мы говорили, потребуется больше чем четыре члена государства. Ведь земледелец, вероятно, если нужна хорошая соха, не сам будет изготовлять ее для себя, или мотыгу и прочие земледельческие орудия. В свою очередь и домостроительему тоже требуется многое. Подобным же образом и ткач, и сапожник. Не так ли?
Это правда.
Плотники, кузнецы и разные такие мастера, если их включить в наше маленькое государство, сделают его многолюдным.
И даже очень.
Все же оно не будет слишком большим, даже если мы к ним добавим волопасов, овчаров и прочих пастухов, чтобы у земледельцев были волы для пахоты, у домостроителей вместе с земледельцамиподъяремные животные для перевозки грузов, а у ткачей и сапожниковкожа и шерсть.
Но и немалым будет государство, где все это есть.
Но разместить такое государство в местности, где не понадобится ввоза, почти что невозможно.
Невозможно.
Значит, вдобавок понадобятся еще и люди для доставки того, что требуется, из другой страны.
Понадобятся.
Но если такой посредник отправится в другую страну порожняком, не взяв с собой ничего такого, в чем нуждаются те люди, от которых он собирается забрать то, что нужно здесь, то он так и уедет от них ни с чем.
По-моему, да.
Следовательно, здесь нужно будет производить не только то, что достаточно для самих себя, но и все то, что требуется там, сколько бы этого ни требовалось.
Да, это необходимо.
Нашей общине понадобится побольше земледельцев и разных ремесленников.
Да, побольше.
И посредников для всякого рода ввоза и вывоза. А ведь этокупцы. Разве нет?
Да.
Значит, нам потребуются и купцы.
Конечно.
А если это будет морская торговля, то вдобавок потребуется еще и немало людей, знающих морское дело.
Да, немало.
Так что же? Как будут они передавать друг другу все то, что каждый производит внутри самого государства? Ведь ради того мы и основали государство, чтобы люди вступили в общение.
Очевидно, они будут продавать и покупать.
Из этого у нас возникнет и рынок, и монетазнак обмена.
Конечно.
Если земледелец или кто другой из ремесленников, доставив на рынок то, что он производит, придет не в одно и то же время с теми, кому нужно произвести с ним обмен, неужели же он, сидя на рынке, будет терять время, нужное ему для работы?
Вовсе нет, сказал Адимант. Найдутся ведь люди, которые, видя это, предложат ему свои услуги. В благоустроенных государствах это, пожалуй, самые слабые телом и непригодные ни к какой другой работе. Они там, на рынке, только того и дожидаются, чтобы за деньги приобрести что-нибудь у тех, кому нужно сбыть свое, и опять-таки обменять это на деньги с теми, кому нужно что-то купить.
Из-за этой потребности появляются у нас в городе мелкие торговцы. Разве не назовем мы так посредников по купле и продаже, которые засели на рынке? А тех, кто странствует по городам, мы назовем купцами.
Конечно.
Бывают, я думаю, еще и какие-то иные посредники: разумение их таково, что с ними не очень-то стоит общаться, но они обладают телесной силой, достаточной для тяжелых работ. Они продают внаем свою силу и называют жалованьем цену за этот наем, потому-то, я думаю, их и зовут наемниками. Не так ли?
Конечно, так.
Для полноты государства, видимо, нужны и наемники.
По-моему, да.
Так разве не разрослось у нас, Адимант, государство уже настолько, что можно его считать совершенным?
Пожалуй.
Где же в нем место справедливости и несправедливости? В чем из того, что мы разбирали, они проявляются?
Я лично этого не вижу, Сократ. Разве что в какой-то взаимной связи этих самых занятий.
Возможно, ты прав. Надо тщательно исследовать и не отступаться. Прежде всего рассмотрим образ жизни людей, так подготовленных. Они будут производить хлеб, вино, одежду, обувь, будут строить дома, летом большей частью работать обнаженными и без обуви, а зимой достаточно одетыми и обутыми. Питаться они будут, изготовляя себе крупу из ячменя и пшеничную муку; крупу будут варить, тесто месить и выпекать из него великолепные булки и хлеб, раскладывая их в ряд на тростнике или на чистых листьях. Возлежа на подстилках, усеянных листьями тиса и мирта, они будут пировать, и сами и их дети, попивая вино, будут украшать себя венками и воспевать богов, радостно общаясь друг с другом; при этом, остерегаясь бедности и войны, они будут иметь детей не свыше того, чем позволяет им их состояние.
Тут Главкон прервал меня:
Похоже, ты заставляешь этих людей угощаться без всяких приправ!
Твоя правда, сказал я, совсем забыл, что у них будут и приправы. Ясно, что у них будет и соль, и маслины, и сыр, и лук-порей, и овощи, и они будут варить какую-нибудь деревенскую похлебку. Мы добавим им и лакомства: смокву, горошек, бобы; плоды мирта и буковые орехи они будут жарить на огне и в меру запивать вином. Так проведут они жизнь в мире и здоровье и, достигнув, по всей вероятности, глубокой старости, скончаются, завещав своим потомкам такой же образ жизни.
Если бы, Сократ, возразил Главкон, устраиваемое тобой государство состояло из свиней, какого, как не этого, задал бы ты им корму?
Но что же иное требуется, Главкон?
То, что обычно принято: возлежать на ложах, обедать за столом, есть те кушанья и лакомства, которые имеют нынешние люди, вот что, по-моему, нужно, чтобы не страдать от лишений.
Хорошо, сказал я, понимаю. Мы, вероятно, рассматриваем не только возникающее государство, но и государство богатое. Может быть, это и неплохо. Ведь, рассматривая и такое государство, мы, вполне возможно, заметим, каким образом в государствах возникает справедливость и несправедливость. То государство, которое мы разобрали, представляется мне подлинным, то есть здоровым. Если вы хотите, ничто не мешает нам присмотреться и к государству, которое лихорадит. В самом деле, иных, по-видимому, не удовлетворит все это и такой простой образ жизниим подавай и ложа, и столы, и разную утварь, и кушанья, мази и благовония, а также гетер, вкусные пироги, да чтобы всего было побольше. Выходит, что необходимым надо считать уже не то, о чем мы говорили вначале, дома, обувь, одежду, нет, подавай нам картины и украшения, золото и слоновую костьвсе это нам нужно. Не правда ли?
Да.
Так не придется ли увеличить это государство? То, здоровое, государство уже недостаточно, его надо заполнить кучей такого народа, присутствие которого в государстве не вызвано никакой необходимостью; таковы, например, всевозможные охотники, а также подражателиих много по части рисунков и красок, много и в мусическом искусстве: поэты и их исполнители, рапсоды, актеры, хоревты, подрядчики, мастера различной утвари, изделий всякого рода и женских уборов. Понадобится побольше и посредников: разве, по-твоему, не нужны будут там наставники детей, кормилицы, воспитатели, служанки, цирюльники, а также кулинары и повара? Понадобятся нам и свинопасы. Этого не было у нас в том, первоначальном государстве, потому что ничего такого не требовалось. А в этом государстве понадобится и это, да и множество всякого скота, раз идет в пищу мясо. Не так ли?
Конечно.
Потребность во врачах будет у вас при таком образе жизни гораздо больше, чем прежде.
Много больше.
Да и страна, тогда достаточная, чтобы прокормить население, теперь станет мала. Или как мы скажем?
Именно так.
Значит, нам придется отрезать часть от соседней страны, если мы намерены иметь достаточно пастбищ и пашен, а нашим соседям в свою очередь захочется отхватить часть от нашей страны, если они тоже пустятся в бесконечное стяжательство, перейдя границы необходимого.
Это совершенно неизбежно, Сократ.
В результате мы будем воевать, Главкон, или как с этим будет?
Да, придется воевать.
Пока мы еще ничего не станем говорить о том, влечет ли за собой война зло или благо, скажем только, что мы открыли причину войныглавного источника частных и общественных бед, когда она ведется.
Конечно.
Вдобавок, друг мой, придется увеличить наше государство не на какой-то пустяк, а на целое войско: оно выступит на защиту всего достояния, на защиту того, о чем мы теперь говорили, и будет отражать нападение.
Как так? Разве мы сами к этому не способны?
Не способны, если ты и все мы правильно решили этот вопрос, когда строили наше воображаемое государство. Решили же мы, если ты помнишь, что не возможно одному человеку с успехом владеть многими искусствами.
Ты прав.
Что же? Разве, по-твоему, военные действия не требуют искусства?
И даже очень.
Разве надо больше беспокоиться о сапожном, а не о военном искусстве?
Ни в коем случае.
Чтобы у нас успешнее шло сапожное дело, мы запретили сапожнику даже пытаться стать земледельцем, или ткачом, или домостроителем; так же точно и всякому другому мы поручили только одно дело, к которому он годится по своим природным задаткам, этим он и будет заниматься всю жизнь, не отвлекаясь ни на что другое, и достигнет успеха, если не упустит время. А разве не важно хорошее выполнение всего, что относится к военному делу? Или оно настолько легко, что земледелец, сапожник, любой другой ремесленник может быть вместе с тем и воином? Прилично играть в шашки или в кости никто не научится, если не занимался этим с детства, а играл так, между прочим. Неужели же стоит только взять шит или другое оружие и запастись военным снаряжениеми сразу станешь способен сражаться, будь то в рядах гоплитов или других воинов? Никакое орудие только оттого, что оно очутилось у кого-либо в руках, не сделает его сразу мастером или атлетом и будет бесполезно, если человек не умеет с ним обращаться и недостаточно упражнялся.
Роль сословия стражей в идеальном государстве
Иначе этим орудиям и цены бы не было!
Значит, чем более важно дело стражей, тем более оно несовместимо с другими занятиями, ведь оно требует мастерства и величайшего старания.
Думаю, что это так.
Для этого занятия требуется иметь соответствующие природные задатки.
Конечно.
Пожалуй, если только мы в состоянии, нашим делом было бы отобрать тех, кто по своим природным свойствам годен для охраны государства.
Конечно, это наше дело.
Клянусь Зевсом, нелегкий предмет мы себе облюбовали! Все же, насколько хватит сил, не надо поддаваться робости.
Разумеется, не надо.
Как, по-твоему, в деле охраны есть ли разница между природными свойствами породистого щенка и юноши хорошего происхождения?
О каких свойствах ты говоришь?
И тот и другой должны остро воспринимать, проворно преследовать то, что заметят, и, если настигнут, упорно сражаться.
Все это действительно нужно.
И чтобы хорошо сражаться, надо быть мужественным.
Как же иначе?
А захочет ли быть мужественным тот, в ком нет яростного духабудь то конь, собака или другое какое животное? Разве ты не заметил, как неодолим и непобедим яростный дух: когда он есть, любая душа ничего не страшится и ни перед чем не отступает?
Заметил.
Итак, ясно, какими должны быть телесные свойства такого стража.
Да.
Тоже и душевные свойства, то есть яростный дух.
И это ясно.
Однако, Главкон, если стражи таковы по своей природе, не будут ли они свирепыми и друг с другом, и с остальными согражданами?
Клянусь Зевсом, на это нелегко ответить.
А между тем они должны быть кроткими к своим людям и грозными для неприятеля. В противном случае им не придется ждать, чтобы их истребил кто-нибудь другой: они сами это сделают и погубят себя.
Правда.
Как же нам быть? Где мы найдем нрав и кроткий, и вместе с тем отважный? Ведь кроткий нрав противоположен ярости духа.
Это очевидно.
Если же у кого-нибудь нет ни того ни другого, он не может стать хорошим стражем. Похоже, что это требование невыполнимо, и, таким образом, выходит, что хорошим стражем стать невозможно.
Пожалуй, что так, сказал Главкон.
Я находился в затруднении и мысленно перебирал сказанное ранее.
Мы, друг мой, заметил я, справедливо недоумеваем, потому что мы отклонились от того образа, который сами предложили.
Что ты имеешь в виду?
Мы не сообразили, что бывают характеры, о которых мы и не подумали, а между тем в них имеются эти противоположные свойства.
В каких же характерах?
Это замечается и в других животных, но всего лучше в том из них, которое мы сравнили с нашим стражем. Ты ведь знаешь про породистых собак, что их свойствобыть как нельзя более кроткими с теми, к кому они привыкли и кого знают, но с незнакомымикак раз наоборот.
Знаю, конечно.
Стало быть, это возможно, и стражи с такими свойствами не противоречат природе.
По-видимому, нет.
Не кажется ли тебе, что будущий страж нуждается еще вот в чем: мало того что он яростен, он должен по своей природе еще и стремиться к мудрости.
Как это? Мне непонятно.
И эту черту ты тоже заметишь в собаках, что очень удивительно в животном.
Что именно?
Увидав незнакомого, собака злится, хотя он ее ничем еще не обидел, а увидав знакомого, ласкается, хотя он никогда не сделал ей ничего хорошего. Тебя это не поражало?
Я до сих пор не слишком обращал на это внимание, но ясно, что собака ведет себя именно так.
Но это свойство ее природы представляется замечательным и даже подлинно философским.
Как так?
Да так, что о дружественности или враждебности человека, которого она видит, собака заключает по тому, знает ли она его или нет. Разве в этом нет стремления познавать, когда определение близкого или, напротив, чужого делается на основе понимания либо, наоборот, непонимания?
Этого нельзя отрицать.
А ведь стремление познавать и стремление к мудростиэто одно и то же.
Да, одно и то же.
Значит, мы смело можем допустить то же самое и у человека: если он будет кротким со своими близкими и знакомыми, значит, он по своей природе должен иметь стремление к мудрости и познанию.
Допустим это.
Итак, безупречный страж государства будет у нас по своей природе обладать и стремлением к мудрости, и стремлением познавать, а также будет проворным и сильным.
Совершенно верно.
Таким пусть и будет. Но как нам выращивать и воспитывать стражей? Рассмотрение этого будет ли у нас способствовать тому, ради чего мы всё и рассматриваем, то есть заметим ли мы, каким образом возникают в обществе справедливость и несправедливость? Как бы нам не упустить цели нашей беседы и не сделать ее слишком пространной.
На это брат Главкона сказал:
Я по крайней мере ожидаю, что это рассмотрение будет очень кстати для нашей задачи.
Клянусь Зевсом, милый Адимант, сказал я, значит, не стоит бросать это рассмотрение, даже если окажется длинным.
Да, не стоит.
Так давай, не торопясь, как делают это повествователи, займемсяпусть на словахвоспитанием этих людей.
Двоякое воспитание стражей: мусическое и гимнастическое
Это необходимо сделать.
Каким же будет воспитание? Впрочем, трудно найти лучше то, которое найдено с самых давнишних времен. Для телаэто гимнастическое воспитание, а для душимусическое.
Да, это так.
И воспитание мусическое будет у нас предшествовать гимнастическому.