Из работ, посвященных внешней политике России рассматриваемого периода, следует отметить статью Г. И. Герасимовой о внешнеполитической концепции графа Н. И. Панина и статью О. А. Савельевой о графе И. Каподистрии и его влиянии на проведение в жизнь политики «конституционной дипломатии» в 181420 гг., опубликованных в сборнике «Российская дипломатия в портретах».
Работа В. И. Морякова о русском просветительстве второй половины XVIII в. проливает свет на идеологическую основу павловского правления. Исследования Н. М. Михайловой о либерализме в России на рубеже XVIII и XIX вв. и несколько работ Ф. А. Петрова об университетской реформе 1804 г. и развитии университетского образования в первой половине XIX века внесли определённый вклад в рассмотрение проблем общественно-политического и культурного развития России на рубеже XVIII и XIX вв..
Для историографии 2000-х гг., как и для историографии предшествующего периода, характерен некоторый спад интереса к проблеме конституционных реформ второй половины XVIIIпервой четверти XIX вв. С другой стороны, были предприняты первые попытки концептуального осмысления всего пути развития российского конституционализма с XVIII до начала XX века. Именно этой теме посвящены вступительные статьи А. Н. Сахарова и А. Н. Медушевского к уже упоминавшемуся сборнику конституционных проектов «Конституционные проекты в России XVIIIначала XX вв.», подготовленного в Институте Российской истории РАН в 2000 г. В статье «Конституционные и цивилизационные судьбы России» А. Н. Сахаров рассуждает о возможности иных альтернатив в российской истории. По его мнению, «теория альтернатив», давно существующая на Западе, вполне применима и к российскому историческому процессу, так как «человеческая история потому и оказывается историей, что она составлена порой не столько из уже свершившихся фактов и событий, сколько из нескончаемой череды великого множества альтернатив, их драматических отборов, оттеснений, что и составляет живую ткань исторического процесса». Нельзя не согласиться с автором, что обращение к конституционным проектам в истории России, и, прежде всего, проектам XVIIIначала XIX вв., пусть нереализованным, но обозначенным, позволяет ярче высветить всю политическую палитру России этого периода. По мнению А. Н. Сахарова, первые ростки констит уционной альтернативы в России появляются еще в XVI веке в сочинениях князя А. Н. Курбского, затем во время событий Смутного времени («крестоцеловальная запись» Василия Шуйского при вступлении на престол). Ее окончательное оформление происходит в XVIII веке в проектах «верховников» и Н. И. Панина. С приходом к власти Александра I реализация этой альтернативы становится как никогда реальной благодаря особенностям мировоззрения молодого императора. Однако в решающий момент он отказался от воплощения им же самим задуманного, и Конституция в России так и не была принята. Одну из главных причин А. Н. Сахаров видит в неуверенности Александра I по поводу последствий принятия Конституции: «Каждый реформаторский шаг российских монархов постоянно и многократно взвешивался и если баланс нарушался и грозил не просчитанными и далеко идущими вариантами, власть давала немедленный отбой». К тому же, получив в свои руки неограниченную власть, Александр I уже не очень-то хотел с ней расставаться. Несмотря на неудачу с реализацией конституционных проектов при Александре I, их значение, по мнению Сахарова, все равно было велико, так как свидетельствовало о переходе на иной, более прогрессивный уровень развития цивилизации. Подобные же рассуждения приводятся и в статье А. Н. Сахарова «Конституционные проекты и цивилизационные судьбы России», опубликованной в 2004 г. в журнале «Гражданин». Большинство доводов Сахарова представляются достаточно убедительными, хотя в некоторых рассуждениях автора, на наш взгляд, присутствует излишняя модернизация, осовременивание образа мышления Александра I и его окружения с позиций сегодняшнего дня. Например, автор излишне часто использует термин «цивилизационный» (учет русскими монархами XVIII в. «цивилизационных параметров страны», «цивилизационной отсталости России», понимание Александром I «цивилизационного уровня страны» и т. д.). Все-таки в то время термин «цивилизация» еще не был включен в научный и политический лексикон, поэтому Александр I и его соратники явно не могли мыслить подобными категориями.
А. Н. Медушевский в статье «Конституционные проекты в России» попытался выявить специфические черты, присущие российскому конституционализму. К таковым автор относит заимствованный (с Запада) характер конституционных идей, немассовость сторонников конституционализма из-за отсутствия широкой социальной опоры в лице среднего класса, а отсюда его верхушечный характер. По мнению А. Н. Медушевского, в силу этих причин российский конституционализм так и не стал «реальной политической силой, способной трансформировать политическую систему абсолютистского государства», а остался «своеобразным интеллектуальным течением, отстаивавшим ограничение власти главным образом из чисто теоретических соображений, апеллируя при этом часто к самой власти». Представляется очень важной и правильной мысль ученого о том, что российский конституционализм отражает доминирующую тенденцию к рационализации, модернизации и европеизации российского политического строя и не может быть объяснен вне её. В связи с этим конституционные проекты XVIIIXIX вв. возникают в периоды крупных социально-политических реформ, связанных с осознанием правящей элиты факта отставания страны по отношению к странам Запада и стремлением преодолеть его с помощью заимствования западных политических институтов. Что касается оценки конституционных проектов 1-й четверти XIX в., интересующих нас, прежде всего, то в отличие от А. Н. Сахарова, Медушевский относит их к типичным проявлениям «мнимого конституционализма» бонапартистского образца, в которых выборы сводятся к фарсу, а парламент не обладает реальными законодательными полномочиями. По мнению Медушевского, реализация проектов Негласного Комитета, проекта М. М. Сперанского и Уставной Грамоты 18181820 гг. привела бы к созданию более рационализованной бюрократической администрации, возможно, ограничению произвола монархической власти, но отнюдь не к созданию конституционной монархии. При этом автор считает признаками конституционной монархии парламентский контроль над бюджетом, ответственность министров перед Парламентом, контрассигнацию министром подписи монарха. Ни одного из этих признаков в вышеназванных проектах он не обнаруживает. Подобное утверждение представляется весьма спорным. Указанные автором признаки конституционной монархии являются признаками парламентской монархии английского типа, но ведь существует и другой вид конституционной монархиитак называемая дуалистическая монархия, признаки которой как раз отчетливо обнаруживаются в проектах 1-й четверти XIX в. Однако Медушевский, видимо, не считает подобную монархию конституционной. На наш взгляд, здесь налицо чрезмерное сужение самого понятия «конституционная монархия». Ведь дуалистические монархии, в отличие от абсолютных, функционируют на основе и в рамках Основного закона государства, т. е. Конституции, следовательно, уже только на этом основании их можно с полным правом считать конституционными. Другое дело, что соотношение полномочий монарха и парламента в парламентской и дуалистической монархиях несравнимо. Более подробно наша точка зрения по этому вопросу будет освещена при анализе Уставной грамоты Российской империи 18181820 гг. Причины нереализованности конституционных проектов 1-й четверти XIX в. Медушевский видит в невозможности в условиях конкретной политической ситуации того времени одновременно решить вопрос о политическом переустройстве государственной системы и вопрос о крепостном праве. По его мнению, «ослабление монархической власти как единственной надсословной силы, способной провести крестьянскую реформу сверху, становилось в этих условиях деструктивным фактором социального развития». Подобное объяснение представляется убедительным и объективным.
Похожих взглядов придерживается А. В. Гоголевский, автор вступительной статьи к сборнику документов «Конституционализм. Исторический путь России к либеральной демократии», вышедшего почти одновременно с «Конституционными проектами в России XVIIIначала XX вв.». Автор рассматривает российский конституционализм как сложное, многомерное явление государственной и общественно-политической жизни, принимавшее различные формы и содержание в зависимости от конкретно-исторических условий. Конституционные замыслы Александра I он считает вполне искренними, а причину их неудачив оторванности западной конституционно-демократической идеи от российских реалий, почти полном отсутствии социальной базы конституционных реформ.
Из монографических исследований этого периода следует отметить работы М. М. Сафонова, Н. В. Минаевой, В. С. Парсамова и К. С. Чернова.
Монография М. М. Сафонова «Завещание Екатерины II» посвящена политической борьбе в придворных кругах в 7090-е гг. XVIII в. вокруг вопроса о престолонаследии. На основе многочисленных документальных источников, в том числе архивных материалов, автор вскрывает реальную подоплеку сложных, а затем и откровенно враждебных взаимоотношений Екатерины II и Павла Петровича и пытается по-новому осветить многие, казалось бы, давно известные события екатерининского царствования, например, связанные с наступлением совершеннолетия Павла и борьбой «панинской партии» за соправительство.
Книга Н. В. Минаевой «Век Пушкина» является своеобразным продолжением ее монографического исследования «Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX века» и повествует о событиях истории России 1-й половины XIX в., связанных с попытками модернизации российского абсолютизма. Причём все эти события рассматриваются сквозь призму жизни и деятельности А. С. Пушкина. В монографии нашел воплощение фактически весь круг научных интересов автора. При этом особое внимание уделяется анализу проектов конституционной и крестьянской реформ в период правления Александра I и, в меньшей степени, Николая I. Огромное внимание Н. В. Минаева уделила личностному аспекту при анализе реформаторских проектов. В книге дается блестящая характеристика М. М. Сперанского, деятелей Негласного Комитета, П. Д. Киселева, Н. М. Карамзина и др. Особый научный интерес представляют приложения к монографии, в которых публикуются (некоторые впервые) документы, собранные автором в течение своей научной деятельности и свидетельствующие о реальной возможности реформирования российского государственного строя в 1-й половине XIX века (различные проекты и записки М. М. Сперанского, П. Д. Киселева, тексты Жалованной Грамоты Российскому народу 1801 г. и Уставной Грамоты Российской империи 18181820 гг. и др.).
Монография В. С. Парсамова «Декабристы и французский либерализм» является сравнительно-историческим исследованием идеологии декабристов и французского либерализма начала XIX в. В первой части работы затрагивается вопрос о реформировании государственного строя России в 180120 гг. В оценке проектов М. М. Сперанского и Н. Н. Новосильцева позиция В. С. Парсамова в целом напоминает концепцию С. В. Мироненко и Н. В. Минаевой. Проекты эти оцениваются как умеренно-конституционные и как прямые предшественники конституционных проектов декабристов.
Монография К. С. Чернова «Забытая конституция «Государственная Уставная Грамота Российской империи» посвящена, как видно из названия, анализу конституционного проекта, по сути, подводившего итоги всей реформаторской деятельности Александра I.
В этой работе наиболее интересна ее источниковедческая часть, особенно многочисленные приложения, в которых автор публикует свой собственный перевод с французского языка на русский первой и третьей редакции Уставной Грамоты, развернутую схему будущей структуры органов государственной власти, а также сравнительную таблицу статей второй редакции Грамоты с зарубежными и отечественными источниками.
Саму же Уставную Грамоту К. С. Чернов рассматривает не как проект Конституции, а всего лишь как проект административной реформы, цель которойзавершить процесс «институционализации российского абсолютизма». По мнению автора, никакого ограничения власти монарха не должно было произойти, народное представительство вводилось чисто фиктивно, принцип разделения властей сводился к формальному «отделению друг от друга различных частей административного управления», никаких элементов федерализма не вводилось, а раздел о правах и свободах личности является не свидетельством внедрения норм буржуазного права, а окончательной структуризацией сословных прав и привилегий. Подобная оценка содержания Уставной Грамоты представляется, по меньшей мере, спорной. Вообще, бросается в глаза чрезмерная безаппеляционность многих суждений автора, в тексте монографии слишком часто встречаются фразы типа «безусловно», «вне всякого сомнения», «однозначно» и т. д. В результате личное мнение автора, иногда весьма спорное, выдается чуть ли не за истину в последней инстанции.
Концепция автора явно страдает определенной заданностью, а в некоторых моментах и предвзятостью. К. С. Чернов, изначально являясь приверженцем концепции «заигрывания Александра I с либерализмом», уже в предисловии заявляет об отсутствии у него каких-либо серьезных реформаторских намерений, приверженности абсолютизму в чистом виде. Выдвинув этот тезис, автор пытается обосновать его фактами, а если они не подтверждают выдвинутое предложение, то начинается их интерпретация в нужном свете и подгонка под готовую концепцию. В результате вывод опережает обоснование, из-за чего страдают логика и объективность всей концепции.
В историографии 2000-х гг. не остался без внимания и жанр психологического портрета. Из наиболее интересных работ можно отметить монографию П. Д. Николаенко о князе В. П. Кочубее, статью М. А. Крисань о князе Адаме Чарторижском и, особенно, статью Н. В. Минаевой о Н. И. Панине, в которой содержится не только характеристика личности героя очерка, но и дается развернутый анализ его деятельности, включая разработанные им конституционные проекты. Также следует отметить содержательную монографию А. В. Дёмкина, посвящённую анализу внутренней политики Александра I в 18011805 гг. Автор достаточно подробно рассматривает деятельность Негласного Комитета и конкретные внутриполитические мероприятия указанного периода.
Из зарубежной историографии в представленном исследовании использовались в основном работы по истории внешней политике России конца XVIII1-й четверти XIX вв. Из них особенно следует отметить монографии Дж. Берти, П. Кеннеди-Гримстеда, Дж. Мак Найта, Н. Соула, Х. Рэгсдейла, М. Кукеля и Е. Сковронека, посвященные различным аспектам политики «конституционной дипломатии» России в первой четверти XIX века.
Заслуги зарубежных историков по рассмотрению реформирования политического режима в России второй половины XVIIIпервой четверти XIX вв. гораздо скромнее отечественных. Из работ иностранных авторов можно отметить монографии Р. Джонса об изменении социальной психологии русского дворянства в годы екатерининского правления, Б. Михана-Уотерса о политической борьбе вокруг «кондиций» верховников в 1730 г., С. Бертолисси о развитии конституционализма в России, а также биографические работы Д. Л. Рансела о Н. И. Панине, Р. Е. Мак-Грю о Павле I и А. Валлотона об Александре I.
Несколько особняком стоит работа американского историка Марка Раева «Планы политической реформы в Императорской России: 17321905 гг.», вышедшая в свет в 1966 г. и до настоящего времени не потерявшая научного интереса.
Монография основана на большом массиве источников и особенно интересна тем, что автор делает попытку выявить типологию развития конституционализма в России на основании изучения реализованных и нереализованных конституционных проектов на протяжении XVIIIXIX вв. вплоть до первой русской революции. При этом автор считает, что российский конституционализм (восточного типа) значительно отличался от западного (более последовательно буржуазного) и имел свои специфические особенности.