Вероника швырнула пепельницу. Она угодила Тане в щеку. Пепел и окурки посыпались на белый пушистый свитер. Таня даже не успела ни о чем подумать. Через секунду она уже лупила по этой раскрашенной физиономии, по этим ненавистным толстым ярким губам, которые, она знала, так нравились Димке. Лупила по всем дискотекам, во время которых стояла, полируя спиной стену. Лупила по всем походам, в которые ее не брали, потому что просто не замечали. Перед глазами прыгали радужные пятна.
Пальцы у санитаров оказались жесткими и удивительно сильными. О том, чтобы вырваться, и речи быть не могло. Вероника вопила, Таня молчала. Как только за ними закрылась потайная дверь, на них тут же надели смирительные рубашки и туго затянули рукава за спиной. Во дворе их ждал фургончик, забитый людьми до самой двери. Места для Тани и Вероники там не было совсем, но их впихнули, как впихивают ложки в абсолютно полную банку с вареньем. Они повисли в человеческой массе, расфасованной в смирительные рубахи и невыносимо пахнущей перегаром, потом, страхом. Здесь были все: бравые приставальщики, любимица муз и прочие соседи по кафе. Фургончик тронулся.
«Неужели в психушку везут? Дурь какая. Ну ничего, выберусь. Позвоню кому надо. А, черт! Мобильник остался в сумке, а сумка на стуле. И паспорт там. Ладно, на месте соображу», Таня пыталась трезво просчитать эту нелепую ситуацию.
Остановились. Санитары, которые во время пути находились в другом отделении фургончика, выгрузили усмиренных пассажиров перед воротами в заборе. Место показалось Тане смутно знакомым, какие-то детские воспоминания заплескались в голове. Она пыталась разглядеть на воротах вывеску, но первое, что она увидела, была надпись на большом белом листе: «Санитарный день». Вывеска тоже была, но как только глаз за нее зацепился, Таню уже втолкнули в ворота. Правда, она быстро сама поняла, где находится: это был зоопарк. Их вели вдоль клеток по совершенно пустым, по случаю санитарного дня, дорожкам. Очень скоро они оказались перед огромной клеткойили вольером? забранной такой частой сеткой, что совершенно не видно было, кто находится внутри. Где-то на заднем плане шевелилось множество неясных теней. Один из санитаров отпер решетчатую дверцу и втолкнул в нее толстую блондинку. Остальные молча потянулись за ней. Но никто из санитаров за ними не последовал. Замок замкнулсяна то он и замок.
Санитары пошли к выходу, и только один задержался.
Эй, Толян, ты чего там возишься?
Сейчас подойду.
Он задумчиво посмотрел на табличку: «Волкисанитары леса», достал из кармана маркер, исправил слово «леса» на слово «города», полюбовался своей работой и спрятал маркер в карман. Из глубины клетки раздался крик.
Нормально, улыбнулся Толян, повернулся и пошел к выходу. На ходу он мурлыкал:
Порою волк, сердитый волк
Траля-ляля-ляля.
И много-много радости
Траля-ляля-ляля.
Жамсик
Стоило выйти из дома и пару раз качнуть коляску, как ребенок тотчас засыпал и часа два не реагировал ни на какие звуки. Чаще всего у Вики была с собой книжкадома она читать не успевала. Но в этот раз она книжку не взяла, ей хотелось во время прогулки познакомиться наконец с кем-нибудь из соседей. Две недели уже как переехали, а она до сих пор никого толком не знала. Вика, несмотря на молодость, придерживалась довольно старомодных взглядов: считала, что с соседями надо активно общаться, ходить друг к другу в гости, одалживать соль, ну и все такое прочее. Глядишь, когда и за ребенком присмотрят.
На скамейке сидела смутно знакомая бабушка. О, да ведь это, кажется, как раз и есть соседкаодинокая старушка из 34-й квартиры. Вика села рядом, и бабулька, похоже, обрадовалась:
Вот какие у нас новые соседи, заворковала она, заглядывая в коляску. Так люблю маленьких, а своих-то и нет Ну и как же зовут молодого человека? Или это барышня? Старушка старалась говорить тихо, чтобы не разбудить ребенка.
Барышня, барышня, засмеялась Вика. Да вы не шепчите, она крепко спит. Соня ее зовут. Соня-засоня. А меня Виктория. А вас как?
Вика, значит?
Ага, Вика.
Интересное имя.
Да что ж в нем интересного? Самое обычное. А вас как зовут?
Ну уж и обычное! Другие имена как хочешь верти-крути. Вот Соня хотя бы: и Сонька, и Сонечка, да хоть Сонюшка. А Вика она и есть Вика, никак не сократить.
Ой, вы знаете, меня некоторые пытаются Викусей называть. Брр! Терпеть не могу!
Да, это очень важнокак называть, старушка, кажется, задумалась о чем-то своем, очень, очень важно
Ну не знаю. Может, и важно. Хотя, по-моему, важнее все-таки сам человек, а не имя. А вас-то как звать?
Хотите, Вика, я расскажу вам одну историю не историю в общем, о том, какую роль могут сыграть имена. Если вы, конечно, не возражаете.
Вика не возражала. Все равно еще почти два часа во дворе болтаться, заодно и с соседкой подружится. Лучший способ завоевать сердце такой бабулькиэто как раз выслушать ее.
Конечно, расскажите!
Воображение у Вики было богатое. Слушая чьи-нибудь рассказы, она отключалась от голоса собеседника, и перед ее глазами начинало крутиться кино. Периодически звучали авторские комментарии. Может быть, соседка рассказывала все другими словами, но Вика слышала именно эти.
Жанна встречалась с Юсей уже несколько месяцев. Вообще-то его звали Юрий, но он с гордостью нес свое домашнее прозвище в массы и предпочитал, чтобы все называли его именно так. Довольно нелепое имечко для весьма взрослого юноши, еще и здоровенного к тому же. Обычно Жанна терпеть не могла всякое сюсюканье, но тут довольно быстро привыкла, детская кличка не умиляла ее, но и не раздражала. Ну Юся так Юся. Если ему так нравится. Терпимо она относилась и к Юсиным привычкам, таким же детским. Он вечно таскал в карманах карамельки, а когда съедал, непременно сворачивал из фантиков многослойные полосочки. Еще он старательно перешагивал через трещины на асфальте, а увидев на номере какой-нибудь машины совпадающие цифры, радостно кричал: «Два-двамое счастье!» В остальном же был почти безупречен, характером обладал ровно-жизнерадостным, никогда не ныл, неплохо зарабатывал, дарил небанальные подарки и всячески намекал на серьезность намерений. Он уже давно хотел познакомить Жанну с родителями, но та отнекивалась. Наконец она поняла, что больше отказываться не стоит, пора знакомиться.
К Юсе домой они пришли вместе. Дверь открыл симпатичный дядечка.
Мой папа, Борис Александрович.
Бося! вдруг раздался голос из глубины квартиры, и в коридор вплыла пышная румяная дама, лицом очень похожая на Юсю. Какой он Борис Александрович? Это же наш Бося! Так его и зовите, деточка. Ох, да не стойте на пороге, проходите в комнату. Знакомьтесь, это Пуся, Пусенька.
Бородатый Пусенька поднялся с тахты и приветливо улыбнулся. Ошалевшая Жанна с трудом вспомнила, что у Юси есть брат, которого, кажется, зовут Павел.
Вот. Это моя Жанна, сказал Юся. Про которую я всем вам столько говорил. А это моя мама, Тамара Львовна.
Ну вот еще выдумалТамара Львовна! захихикала Тамара Львовна. Тямсик. Меня все называют Тямсик. И Бося, и Пуся, и Юся. И вы, пожалуйста, так называйте. И знаете что? А давайте мы вас будем звать Жамсик! Тямсик и Жамсикправда, чудненько?
Все счастливо улыбались.
Ы, сказала Жанна. Ы.
Но ее ыканье незаметно растворилось в сиропе.
Жамсик, Юсенька, вы пока идите в детскую, а я вас скоро позову, чайку попьем. С тортиком. С конфетками.
В «детской» напротив двери висело небольшое зеркало. Жанна увидела свою очумевшую физиономию. Юся подошел сзади, обхватил ее голову с двух сторон и нежно подтолкнул Жанну к зеркалу.
Как чудесно мама придумала! Жамсик! Как тебе это имя подходит! Посмотри в зеркаловидишь, какой там маленький Жамсик?
Жанна видела в зеркале вполне симпатичное, хотя и довольно обыкновенное лицо: чуть присыпанный веснушками нос, тонкогубый рот, темные блестящие глаза, короткие волосы, тоже темные и блестящие, и слегка оттопыренные уши, уютно устроившиеся в Юсиных ладонях. Маленького Жамсика она не видела. Категорически.
Как прошло семейное чаепитие, Жанна совершенно не запомнила. Кажется, она молчала, а если что и ляпала, то невпопад, и выглядела полной дурочкой из переулочка. Впрочем, это уже не имело никакого значения. Отношения с Юсей еще короткое время продолжались по инерции, но были пустыми, как орех, из которого кто-то непостижимым образом спер ядрышко. Жанна упорно называла Юсю Юрой, он обиженно сопел, катал во рту карамельки и казался Жанне совершеннейшим инфантилом. Все развалилось быстро и аккуратно, без сцен и криков
Ладно, пора мне домой. Кота кормить надо. Только вот сперва найду его, паршивца.
Вика в первый момент не поняла, какой кот, какой паршивец и кому надо домой. Но через минуту она уже вернулась из своего маленького личного кинозала на скамейку возле дома.
А что с ней дальше было? спросила она старушку. С девушкой этой.
А ничего.
Ну как такничего? Так не бывает.
Бывает, ответила соседка с непонятной злостью. Что с ней, дурой, станет? Ладно, пойду кота искать.
Погодите, мы так и не познакомились. Как вас зовут?
Меня-то? Жанна Георгиевна. Пойду я. Она отошла от скамейки, набрала побольше воздуха в легкие и закричала на весь двор:Сю-юсик! Домой!
Купилка
У одной девушки кончилась купилка.
Вот, по-вашему, купилкаэто что? Наверняка сто раз слышали выражение «купилки не хватит». И думали, что купилкаэто просто деньги, да? Чушь.
Купилкаэто азарт! Это температурный блеск в глазах при виде возлюбленной шмотки, нагло раскинувшейся в просторной витрине. Купилкаэто мелкая дрожь, бегущая откуда-то из самого нутра к кончикам пальцев, гладящих роскошное тело кожаного дивана. Купилкаэто сбой дыхания и сдавленный писк перед лицом сапог, сверкающих всеми красками вселенной. Да, перед лицом! Да, у вожделенных сапог есть лицо. И душа! И мысли. Они думают: «А слабо тебе, слабо». И ты стонешь слабым сердцем своим у их подножия. Ты в общем, девушки меня поймут.
Так вот. У одной девушки кончилась купилка. Ходит она по торговому центру. Он такой прекрасный-прекрасный, ну вы представляете, да? Лифт, прозрачный, как слеза ребенка, умоляющего купить ему вон того зеленого зайчика размером с мамонта. Тропические растения из самых современных материалов. И распродажи, распродажи, ах, распродажи А на верхнем этажепицца с кока-колой и кино с попкорном. И всюду граждане, отдыхающие душой после трудовой недели. Да, у граждан тоже душа есть. И лицо! И мысли. Они думают: «Один возьму с сыром и ветчиной, два с мясом, один с яблоками, один с клубничным вареньем. Нет, лучше два с сыром и ветчиной, один с грибами, два с яблоками и один с вареньем. Или» И глаза благородным огнем так и светятся.
А у девушки купилка кончилась. Ей не то что блинчиков, ей даже кофточку новую не хочется. А кофточка такаяах! Тут пуговички, тут стразики, тут пряжечки. И не потому не хочется, что в шкафу у нее таких кофточек девятнадцать штук. Просто не хочетсяи все, понимаете, да? Не понимаете? И я не понимаю. А туфли? Скидка на них пятьдесят процентов! То есть раньше она за эти деньги только одну туфельку могла бы купить и скакала бы в ней, как ненормальная Золушка. А тут две! И такие хорошенькие, на шпилечках. Тут пряжечки, тут стразики, тут пуговички. Не хочет! Раньше столько всего мечтала купить, а теперь не хочети все. Сама переживает, думает: «Что ж со мной такое?» И торговый центр прекрасный-прекрасный не нравится ей. Душно ей, видите ли, жарко. Шуба на плечи давит. Ноги устали. Толпа раздражает. А зачем раздражаться? Ведь красота вокруг, красота! Джинсики вот. Синие, как Красное море. На которое девушке тоже совсем не хочется. А ведь там рыбки, кораллы, ракушки. А тут стразики, пряжечки, пуговички В общем, девушки меня поймут. А ее не поймут. И правильно. Она сама себя не понимает.
И тут у девушки поет мобильный. И она радуется всей душой. И мыслями. И лицом. Потому что это звонит ее любимая правнучка, младшенькая. Чудная девочкадобрая, красивая. И доктор наук, между прочим. Она весело кричит: «Ты где ходишь? Я тебя потеряла. Возвращайся скорей, я тебе подарок купилатапочки! Такие теплые, мягкие, пушистые. Тут мех, тут стелечки, тут помпошечки! Как раз для тебя».
Девушка идет и счастливо улыбается: «Та-апочки. Та-апочки». Она поднимается на верхний этаж и покупает себе два шарика фисташкового мороженого «Бабкин Роджерс». А потом спускается и покупает крем для лица. Тоже фисташковый. И вовсе не кончилась у нее купилка. Она просто перешла по наследству. И даже немножко осталось.
О пользе философии
Из серии «Случаи из жизней»
С утра Роман Палыч решил, что пора становиться философом. Вникать в смысл явлений, постигать глубинное значение слов.
Во всем мне хочется дойти до самой су-у-у-ути, напевал Роман Палыч, бреясь. Продолжения он никогда не знал, да оно ему было и ни к чему. Он повторял и повторял полюбившиеся строки. Но тут его позвала жена и отправила в магазинкупить популярный в народе продукт чтонибудькчаю.
А что взять? Печенье? Пряники? Может, конфеты?
Все равно, легкомысленно ответила жена и ушла на кухню.
Роман Палыч вышел из дома, вошел в состояние мыслительного транса и начал доходить. До самой сути. «Все равно, все равно! повторял он. Всеравно? Все в мире равно? Всеравно всему? Но ведь три не равно семнадцати? Страус не равен лошади?» Получалось что-то невероятное. Легче всего было предположить, что жена ошиблась, но это было невозможно: она всегда была права.
Подойдя к магазину, Роман Палыч почувствовал, что страшно утомился головой. «Наш супермаркет равен Эйфелевой башне?»вяло подумал он, его нетренированные мыслительные мышцы последний раз напряглись и обмякли. Недодуманная мысль шмякнулась куда-то на дно черепной коробки. Роман Палыч вошел в магазин и купил селедку пряного посола.
Это что? Жена посмотрела на селедку с брезгливым любопытством. Я тебя что купить просила?
Что-нибудь к чаю! А вот скажи, отдохнувшие мыслительные мускулы Романа Палыча встрепенулись и радостно напряглись, когда селедки поешь, тебе чего хочется?
Пить, машинально ответила жена.
Вот! Вот потому и существует такая примета: селедкак чаю!
Жена приоткрыла рот. Закрыла. Снова приоткрыла. Начала поднимать руку к виску, не донесла, махнула ею. И пошла ставить чайник.
Роман Палыч понял, что впервые в жизни последнее слово в разговоре с женой осталось за ним. Вот так занятия философией развивают умственные способности.
Очень страшный человек
Из серии «Случаи из жизней»
Жил на свете Очень Страшный Человек. И непонятно было, чем он так уж страшен, а вот пугались люди. Разбегались в разные стороны. А если, к примеру, в воде, то расплывались. Очень Страшный Человек горевал сильно. Он вообще-то хороший был. Жениться хотел. Но на ком тут женишься, если все разбегаются? А то и расползаются, потому что у некоторых ноги от страха слабеют и они не то что бежатьидти не могут.
«Что ж во мне такого страшного? печально думал Очень Страшный Человек. А вдруг это можно как-то исправить?» Решил он со своей страшнотой разобраться. Для начала посмотрел в зеркало, чтобы разглядеть, что же с ним не так. Да только как увидел себя, так и упал в обморок от страха.
Обморок был очень глубокий. Поэтому падал Очень Страшный Человек долго. Падал-падал, падал-падал, наконец совсем упал. Огляделся по сторонам: народу полно, и никто его не боится. А чего бояться, если все уже и так в обмороке? Освоился Очень Страшный Человек, понравилось ему там, хорошо зажил. Женился, между прочим. И не на ком-нибудь, а на Очень Красивой Девушке. Она такая красивая была, что как-то глянула на себя в зеркало и упала в обморок от восхищения.
Так вместе и живут в обморокедолго и счастливо, как положено. Тут ведь главное что? Главноене очнуться.
Оса и варенье
Вчера я долго наблюдала, как оса пыталась открыть банку с вишневым вареньем. Она старалась поддеть крышку плечом, упиралась ногами в стекло, оскальзывалась и тихонько ругалась. Это явно была немолодая оса: она привыкла к банкам с пластиковыми крышками. Сколько их поддалось ее напору и, разбрызгивая сироп, улетело куда-то за холодильник! А вот прабабка ее пользовалась другими методами. В те времена банки закрывали пергаментной бумагой, которую старушка аккуратно вспарывала жалом. А потом, зажмурившись, ныряла в варенье. Моя же банка была с закручивающейся крышкой, потому все осиные старания оказались напрасны.
Почему я не помогла ей? Может, боялась, что оса, не разобравшись, вцепится в руку? Может, мне просто было жалко варенья? А вот накормила бы животинку, и она молвила бы человеческим голосом: «Спасибо, Иван-царевич, я тебе пригожусь». И шла бы я потом по городу, и напали бы на меня крокодил-шатун или Злая Вахтерша, и свистнула бы я молодецким посвистом, и прилетела бы моя оса, и закусала бы их до полной безвредности. Но если задуматься, персонажи эти редко нападают на улицах Опять же варенье целее. Нет, не выйдет из меня Ивана-царевича. Что, впрочем, было ясно и так.