Одним из способов порождения властных отношений может быть монополизация некоего знания, как правило, это знания ритуальные, тайные (Артёмова, 2009, с. 454). Это отчётливо представлено явлением шаманизма, когда отдельные индивиды заявляют, что имеют связь с миром духов и видят-знают больше других. В обществах охотников-собирателей шаманы имеют реальную власть, по их требованию даже приносят в жертву конкретных людей, и часто их статус отмечен обладанием нескольких жён (Давыдова, 2015, с. 190). Исследования становления первейших протогосударств действительно показывают, что производство и экономика в целом не были главными факторами этих процессов, но очень важным оказалось и значение идеологической составляющей, то есть той самой сферы представлений (Классен, 2006). Точно так же, археологические данные показывают, что и распад той или иной развитой культуры не обязательно связан с изменениями климата, но обязательнос упадком конкретной господствующей идеологии (Берёзкин, 2013b, с. 150).
Подробнее о сфере представлений как фундаменте власти поговорим дальше.
Когда решает сфера представлений
Важны не только объективные условия существования, но и специфика их осмысления в представлениях человекаэто равнозначные факторы. В социологии существует так называемая теорема Томаса: если люди считают некоторую ситуацию реальной, то она получает реальные последствия. Иными словами, веря во что-то, полагая это истинным, мы будем строить своё поведение, исходя из этого.
Первый и самый показательный примерэто табу менструации. Признание женщины опасной в эти дни и изолирование её в особых менструальных хижинах распространено по всему миру, что говорит об особой древности этих взглядов, которые, судя по всему, были присущи человеку ещё до его выхода за пределы Африки 100-60 тысяч лет назад. Известно, что страх перед месячными плотно связан с легендами о змеях, живущими внутри женщины, или же с легендами о зубах во влагалище (vagina dentate). Было предпринято много попыток объяснить это суеверие, но ни одно не оказалось убедительным, хотя, конечно, многие из объяснений были именно наивной рационализацией (в духе "секс в менструацию нёс повышенный риск заражения, что и было понято древними людьми"). В "Мифе моногамии, семьи и мужчины" я показал, что наиболее адекватно понять истоки подобного суеверия можно лишь исходя именно из иррациональности человека, из его неспособности создавать адекватную картину мира. Указанный страх мог родиться в древности при сношении мужчины с женщиной в самом преддверии её месячных: войдя в женщину и увидев кровь, которая осталась и на нём, первым делом мужчина мог думать, что нечто его там укусило. Аналогичная картина происходила и при лишении девственностив таком случае кровяные выделения были даже ожидаемыми, поэтому во многих племенах по сей день распространена традиция ритуальной дефлорации девочки какими-нибудь посторонними предметами (бамбуковый нож и др.) или даже приглашённым шаманом, который, как считалось, мог совладать со змеем внутри женщины. Эта гипотеза подтверждалась показаниями одной народности, утверждавшей, "что в старину в той стране некоторые мужчины умирали после того, как соединялись с девственницами, потому что у тех внутри тел обитали змеи, и они кусали мужчин за детородный орган, когда тот проникал внутрь, так погибло много мужчин, и с тех пор укоренился обычай вначале давать другим испытать этот неведомый путь, прежде чем самим браться за дело" (Соболев, 2020а, с. 190).
Именно такое объяснение, исходящее из иррациональности человека, оказывается наиболее адекватным, учитывая, что оно раскрывает не только причины древнего страха перед менструацией, но заодно и тайну древней же связи женщины с образом Змея и с подземным царством (хтонический мотив)поскольку змеи живут как в подземных норах, так и в женщинах.
Если говорить о том, как сфера представлений способна влиять на материальный мир и на производственно-экономическую сферу в частности, то никак нельзя обойтись без самого яркого примера в этом планеСША, которые в XX веке стали зачинателями множества новых культурных веяний, впоследствии охвативших весь мир. Известно, что протестанты-пуритане, прибывшие в Северную Америку в XVII веке и ставшие первыми её поселенцами, с неприязнью относились к искусству, вследствие чего на протяжении первых веков истории США практически были его лишены (Tachjian, 1992цит. по Гущина, 2014). Для пуритан было характерно отсутствие глубокой традиционной культуры в целом, с собой из Англии они не привезли ни правоведов, ни учёных (Поликарпов, 2011, с. 130), была ими отвергнута и гуманистическая литература.
Ещё позже, по причине войны за независимость от Англии, американские писатели стали руководствоваться общим правилом не имитировать европейские образцы (Кузнецова, Уткин, с. 114). Вплоть до XIX века в изобразительном искусстве преимущественно были распространены натюрморты, портреты и пейзажи, но никаких сюжетных картин (там же, с. 116). "Америке художник не нужен" сокрушался Фолкнер по поводу культуры, построенной на сугубо прагматической философии, ведь художник занимается "только проблемами человеческого духа" (Анастасьев, 1991, с. 414).
Сравнивая испанцев, основавших Мексику, и англичан, основавших США, можно увидеть всю колоссальную разницу в культурах, и это может быть не случайно, если учесть, что испаноамериканская цивилизация сформирована религией и искусством, а англо-американская, по сути, только трудом и школой (Поликарпов, 2011, с. 131). Несмотря на то, что в Европе книгопечатание получило широкое распространение уже в XVI в., в США оно становится востребованным только двумя столетиями позже (Андерсон, 2016, с. 125). Но при этом, "если Рим дал миру право, Англияпарламент, а Франциякультуру и национальную республику, то современные Соединенные Штаты Америки дали миру научно-технический прогресс и массовую культуру" (Поликарпов, 2011, с. 134).
На вопрос "что породило Америку?" можно ответить, что онапродукт изоляции от европейских истоков не только географически, но и ментально, и исторически (Демоз, 2000, с. 139). Отринутое пуританами искусство во многом отсекло и трансляцию прежней культуры, что, вероятно, среди прочего, в XX веке позволило США стать гегемоном во многих сферах жизни.
Декларация независимости 1776 г. не содержит никаких ссылок ни на Христофора Колумба, ни на отцов-пилигримов; в ней не приводится никаких оснований для превознесения "древности" американского народа, что создаёт "глубокое ощущение того, что происходит радикальный разрыв с прошлым, [] открывшийся разрыв в континууме истории" (Андерсон, 2016, с. 309). Новоявленная американская нация будто осознанно отсекла свою предысторию, начав с чистого листа. В итоге отсутствие богатого исторического и культурного прошлого породило в США массовую культуру: супергерои комиксов были призваны стать собственными олимпийскими богами, которых пуритане оставили по ту сторону Атлантики, а "современное искусство" заменило искусство классическое, которое в США так и не зародилось (Поликарпов, 2011, с. 134). Культура, придуманная сызнова, оказалась настолько простой, что пришлась по вкусу многим народам планеты и стала теснить их исконные, куда более сложные национальные традиции.
Философы подчёркивают, что для скачка в развитии культуры порой необходим разрыв её исторической ткани (Аркадьев, 1991, с. 77). И переселениеэто всегда разрыв традиционной непрерывности, "беременный рождением новых культур" (Буровский, 2008, с. 345). Иначе говоря, возможно, США являются примером цивилизации, на начальном этапе частично отринувшей культуру и наследие прошлых эпох, что в некоторых сферах позволило ей вырваться вперёд.
Предложенная ещё Максом Вебером концепция, что именно особая протестантская этика породила феномен США, только к 1950-1960-м годам была в полной мере осмыслена философами и получила признание его мысль, "почему христианство, продолжая определённые образцы древнего иудаизма, дало толчок динамике нововременного капитализма, тогда как цивилизации конфуцианства, буддизма, индуизма и ислама этого не сделали" (Коллинз, 2017). То есть один лишь отказ от одних идей и формулирование новых способен произвести культурную трансформацию самых невероятных масштабовкак духовную, так и материальную.
Обратным примером этогокогда как раз сохранение исходных культурных кодов способствует успехуоказываются некоторые этнические меньшинства, перебравшиеся в другие страны и на фоне местного большинства добившиеся большего экономического благополучия. Такие примеры демонстрируют китайские общины в Таиланде, Малайзии, Индонезии, на Филиппинах и в США, японцы в Бразилии и в США и евреиво всех странах проживания (Харрисон, 2002, с. 24). Иначе говоря, это всё один важный вопрос о том, влияет ли культура как система представлений на материальное развитие общества, на его экономику? Для многих ответ здесь прост и очевиден, но, наверное, именно поэтому в своих трудах "Маркс и Энгельс игнорировали понятие культуры" (Клейн, 2018, с. 53), потому что оно переворачивало все их построения с головы на ноги.
Сфера представлений способна не только определять условия жизни человека, но и саму его жизнь, создавать её цели. Жертвоприношения у древних майя, вопреки расхожим представлениям, не были насильственным процессом: жертва, которую выбирали для этого, воспринимала свою долю за честь. Выбирался обязательно самый красивый мужчина, с которым затем целый год обращались, как с богомего кормили лучшей едой, ему давали четырёх лучших женщин для увеселения, и перемещался он всегда в окружении свиты. А через год ему вырывали сердце, чтобы высвобожденная жизненная энергия снова подпитала мироздание. И для жертвы было великой честью быть избранным на эту роль. Да, рядом, в Южной Америке существовали народы, где в жертву приносили пленённых врагов, но и там ситуация мало отличалась от майя: пленник почитал за честь стать жертвой. К слову, жертву не просто казнили, но потом поедали, причём сам пленник мог завещать какие-либо части своего тела тому или иному лицу. Бежать пленники также даже не пытались, потому что их не приняли бы в родном селении, посчитав за труса, избежавшего достойной участи быть съеденным. Поэтому же и европейским миссионерам XVI века не удавалось выкупить таких пленников, потому что те сами отказывались уходить (Берёзкин, 1987, с. 112).
В научных (да и в народных) кругах очень популярна мысль, будто войныплод нехватки ресурсов и оказываются именно борьбой за них. Но так ли это? Нехватка какого ресурса вынудила Александра Македонского завоевать полмира? Почему Гитлер не остановился на завоевании Польши в 1939-ом? Ведь он даже не успел выработать из неё никакого "ресурса", чтобы возникла нужда идти дальше. Откуда вообще возникают эти идеи о мировом господстве, если ни собственная руда ещё не выработана, ни пресные воды ещё не выпиты, ни земли ещё не засеяны? Конечно, наверняка многие войны происходили в реальной борьбе за ресурсы, но всё-такикак многие? Может, немало войн происходило чисто в борьбе за престиж? За сам факт господства и обладания?
На северо-востоке Индии существует народ нагов, известных как охотники за головами, до недавних времён они действительно практиковали набеги на соседние селения, в ходе которых надо было непременно завладеть головой врага и принести в свою деревню. Для чего? Нет, они не варили из голов бульон и даже не делали футбольные мячи. Просто наги убеждены, что в голове человека содержится некая животворная энергия, завладев которой, можно обеспечить собственное процветание и хорошие урожаи вокруг. Добытая голова выставляется на видном месте в мужском доме и ещё долгие десятилетия говорит о высоком статусе её добытчика (Маретина, Котин, 2011). То есть борьбы за реальный ресурс нет, борьба идёт за ресурс воображаемый, ценность которого продиктована сугубо сферой представлений. И не надо думать, будто ситуация с индийскими нагами какая-то уникальнаяаналогичная охота за головами была широко распространена по всему миру: в Южной и Центральной Америке, в Азии и даже в Европе у древних германцев и кельтов. Что забавно, в конце XX века учёные предпринимали попытки наивной рационализации охоты за головами (см. Берёзкин, 1987, с. 118): мол, группа охотников ходила в походы за головами на десятки километров, а по дороге обратно забивали много дичи, так что домой они приносили не только головы, но и осязаемый продукт потреблениятакая практика якобы могла способствовать сохранению дичи в ближайших лесах. Но возникает логичный вопрос: для кого же индейцы сохраняли дичь в своих лесах, если сами питались дичью из дальних лесов? Неужто для охотников других групп, которые однажды придут уже за их собственными головами? Впрочем, уже два десятилетия спустя учёным оставалось лишь прямо признать, что охота за головами всё же "была в большей степени связана с религиозно-магической сферой, чем с борьбой этнических групп за ресурсы" (Берёзкин, 2013b, с. 201). И это тем более очевидно, если учесть, что подобные практики сопровождались коллективным употреблением галлюциногенов (там же, с. 95).
Ещё недавно в Бразилии существовал народ, сферой своих представлений воплощавший реальную фантасмагорию. "Это общество противилось чувствам, которые мы считаем естественными; оно испытывало отвращение к воспроизведению потомства; аборты и детоубийства были делом обычным, так что группа продолжала существовать скорее благодаря усыновлению, чем деторождению. Одной из главных целей военных походов был захват детей" (Леви-Стросс, 1999, с. 232).
Конкистадоры, в XVI веке разграбившие Империю инков, сотнями тонн вывозили золото в Испанию. Но для чего? Конечно, обогащались многие чиновники и торговцы, но при этом десятки (а может, и сотни) тонн драгоценного метала уходили на декорацию соборовв убранстве отдельных из них инкского золота была сразу на многие тонны. Что это как не стремление выразить собственное величие?
Нам естественно думать, что и манера народов старины закапывать клады совершенно ясна и понятнанакопление имущества, которым непременно удастся воспользоваться потом. Но и это представление далеко от реальности (Белик, 2011). Как указывают историки, такое, сугубо материальное, осмысление часто не позволяет адекватно понять поведение персонажей старины, и причины его надо искать в их воззрениях, верованиях.
"Золото и серебро представляли собой в глазах скандинавов эпохи викингов не инертные богатства, но воплощали магическую "удачу", "везенье" их обладателя, и этим "везеньем" он мог поделиться с тем, кому он дарил богатство, украшение или дорогостоящее оружие. Скандинавы прятали драгоценности в земле или топили их в болотах и море, чтобы обеспечить себе благополучие в потустороннем мире. Короче говоря, невозможно понять смысл накопления и хранения богатств и обмена ими, если отвлечься от той системы представлений и верований, которая существовала у народов Северной Европы в дохристианский период и далеко не была изжита в более позднее время. Контекст, в котором надлежит рассматривать владение богатствами в этом обществе, пришлось резко расширитьдалеко за пределы материально-собственнической сферы. Сказанное имеет силу не только в отношении скандинавов раннего Средневековая. И на континенте Европы историк постоянно встречается с подобными же явлениями. То инструментальное обращение с предметом собственности, к которому мы привыкли и которое столь часто историки распространяют на другие эпохи, на самом деле вовсе не было тогда нормой. Собственность, богатство невозможно отделить от категорий престижа, личного статуса и от форм социального общения" (Гуревич, 1991).
Кропотливое изучение исторических материалов показывает, что отношение к имущественным благам в древности строилось на совершенно иных основаниях, чем нам привычно думать сейчас.
"Имущество сплошь и рядом не представляло собой богатства в современном понимании, не было средством накопления и экономического могущества. Наряду с обладанием здесь на первый план как важнейший признак собственности выступает отчуждение. Вся собственность, за исключением самого необходимого для жизни, должна постоянно перемещаться из рук в руки. Богатство выполняло специфическую социальную функцию. Заключается она в том, что отчуждение имущества способствует приобретению и повышению общественного престижа и уважения, и подчас передача собственности могла дать больше влияния, нежели ее сохранение или накопление. В этом обществе существовал сложный и детально разработанный ритуал распоряжения имуществом. Огромная роль, которую у варваров играли отчуждение и обмен, по мнению этнологов, не может быть удовлетворительно объяснена одними экономическими причинами. Постоянное перемещение вещей из рук в руки было средством социального общения между людьми, вступавшими в обмен []. Поэтому обмен вещами сплошь и рядом был нерациональным, если рассматривать его под углом зрения их материальной стоимости. Ценность имел не сам по себе предмет, передававшийся из рук в руки, ее имели те лица, в обладании которых он оказывался, и самый акт передачи ими имущества" (Гуревич, 2007, с. 229).