С. Т. Золян, Н. А. Пробст, Ж. Р. Сладкевич, Г. Л. ТульчинскийФейки: коммуникация, смыслы, ответственность
Предисловие
«Фейки» (fakes), связанные с ними представления о «постправде» (post-truth) тематика, без которой невозможно обойтись при попытках осмысления современной публичной коммуникации, медийного пространства, политических технологий. Этим феноменам, объяснению их природы, способам борьбы с ними или хотя бынейтрализации, посвящаются специальные конференции, законодательные и другие нормативные инициативы. Однако технологии создания, каналы трансляции фейковой информации расширяются и ветвятся, проблема осознается как все более глубокая и далекая от разрешения.
Авторы данной монографии не пытаются найти окончательное решение проблемы фейков. Любые попытки лечения должны опираться на как можно более полную симптоматику, по возможности точный диагноз и анамнезкак уяснение факторов, условий, порождающих дискомфорт, раздражающих своей непонятностью и нежелательными следствиями явлений, историю их развития. А фейки порождают весьма явныо ощутимый дискомфортне только когнитивный, но и правовой. И самое неприятное в истории с ними, что поспешные правовые решения принимаются без внятного понимания как природы, причин фейков, так и последствий их распространения. А применение фейков распространяется все шире: недобросовестная реклама и пропаганда, политическая и экономическая конкуренция, медийные ресурсы, СМИ, блогеры и журналисты в погоне за хайпом, сомнительные эксперты и пророкинесть им числа. Историки обнаруживают фейки у истоков ставших каноническими традиций.
Данная монография открывается материалом круглого стола, в котором приняли участие историки, коммуникативисты, лингвисты, социологи, философы, фактическимеждисциплинарного мозгового штурма с целью выявить возможные подходы, измерения, в которых можно рассматривать фейки, чтобы выстроить, по возможности, полное «стереометрическое» представление об этом феномене. Такое рассмотрение позволило далее перейти к анализу коммуникативно-цивилизационной природы фейков, таких как оценочно-эмоциональные факторы в формировании и динамике смысловой картины мира, институционализации этих факторов в современных медийных технологиях. Следующим шагом стало детальное рассмотрение семантики и прагматики фейков, их зависимости от целевых контекстов, социально-культурных практик. Рассмотрение технологий и применений фейков (от литературного творчества и социальных сетейдо конфликтов исторической памяти и информационных войн), выявляет весьма неординарное персонологическое измерение фейков, дисбаланс между правами, свободой и ответственностью в публичной коммуникации, возрастающий в этих условиях запрос не только и не столько на социальный контроль, сколько на личностную ответственность. Тем самым акцент в осмыслении фейков переносится с оценки истинности на отношение к истине, на феномен «взятия слова» и ответственности за высказанное.
Книга продолжает серию коллективных монографий, подготовленных международным коллективом авторов, сотрудничающих с 2018 года в исследовательском проекте «Механизмы смыслообразования и текстуализации в социальных нарративных и перформативных дискурсах и практиках», реализуемым под руководством С.Т. Золяна на базе Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта и поддержанным грантом Российского научного фонда 18-18-00442. Ранее были подготовлены монографии «Между миром и языком: текст и смысл в коммуникативном контексте» и «Идентичности: семиотика репрезентации и прагматика позиционирования».
Авторы приносят глубокую и искреннюю благодарность редакциям журналов «Медиалингвистика», «Наследие», «Неприкосновенный запас», «Общество. Коммуникация. Образование», «Публичная политика», «Слово. ru. Балтийский акцент», «Человек. Культура. Образование», «Иностранные языки в высшей школе», «Przegląd Rusycystyczny», «Russian Journal of Communication», в которых были опубликованы первые версии ряда текстов и фрагментов, вошедших в данную книгу. Авторы признательны также магистрантам межкампусного курса НИУ «Высшая школа экономики» «Публичная коммуникация: технологии и оценка эффективности» за участие в анализе ряда фейк-кейсов. В подготовке книги к изданию важное участие принимала преподаватель Балтийского федерального универститета имени Иммануила Канта Т.В. Белецкая.
Авторство текста монографии распределено следующим образом:
Золян С.Т. Раздел 5.1.
Пробст Н.А. Раздел 4.3.
Сладкевич Ж.Р. Глава 2 (введение); разделы 3.2; 4.1.
Тульчинский Г.Л.-Предисловие; главы 1; 2; разделы 3.1; 3.3; 4.2; 5.2; Заключение.
1Вступление: фейкитексты, смыслы, люди
Золян С.Т.: Коллеги, поскольку тема фейков необъятна, попробуем очертить рамки нашей дискуссиии. Мы попытаемся рассмотреть проблему фейков как логико-семантическое и прагмасемантическое явление. Начнем с самых простых допущений. Если под фейком понимать нечто ложное, несоответствующее действительности, то определим фейк как высказывания, не соответствующие истине. Но даже в этом случае оказывается возможны три определения фейковостив зависимости от того, какую из трех концепций истинности мы выберем: корреспондентную, согласно которой истинность высказывания определяется соответствием действительности, иликогерентную, в которой определяющим фактором оказывается непротиворечивость и соответствие формам определённого дискурса. И, наконец, есть прагматическая теория истины, согласно которой истина то, что, согласуясь с практикой, в данном случае приносит нам выгоду, или, по крайней мере, помогает выжить. Разумеется, на основе этих трех основных подходов возможны различные варианты. На основе каждой из этих концепций истины можно дать определение фейковости: это несоответствие действительности, несоответствие дискурса и несоответствие тому, что нам выгодно. Это, если связывать фейковость с содержанием информации. Заметим, что второй и тем более третий подходы релятивизируют само понятие истины, поэтому, применительно к этим концепциям, не может быть независимой от контекста универсальной и единственной истины. Место истины занимают различные «правды» и даже «постправды». Безусловно, это сильно подрывает возможность найти универсальное определение фейковости: если нет универсального определения истинности, то не может быть и подобного определения ложности.
Ситуация еще более осложняется, если учитывать, что фейковость распространяется не только на содержание сообщения, но и на фактор отправителя (автора, адресата, говорящего). Фейковым будет несоответствие между тем, кто реальный автор высказывания, и кому оно приписано. Казалось бы, это логичная схема, но она оказывается неадекватной для определения явления фейковости. Проблема в том, что существует огромное количество текстов, в которых все эти несоответствия наличествуют, но мы их фейками не считаем. Стало быть, есть некоторые дополнительные характеристики, по которым принято выделять фейки. Авторство непосредственно связано с каналом передачи информации, и здесь с незапамятных времен существует разграничение между каналами, внушающими доверие и таковыми не являющимися.
Таким образом, уже в первом приближении мы выделяем три группы факторов несоответствия; они связаны с содержанием информации, отправителем сообщения и каналом.
Белецкая Т.В.: У меня вопрос для понимания, ставим ли мы знак равенства между ложью и фейковостью?
Золян С.Т.: Это и есть вопрос, который нам предстоит рассмотреть. Очевидно, что не всякая ложь есть фейк. Например, когда подсудимый пытается обмануть суд, а политикизбирателей, мы назовем это ложью, но не фейком. Не назовем фейком ни лжесвидетельство, ни самого лжевисвидетеляа именно так, как их и принято называть. Я бы вопрос поставил так: какие дополнительные условия требуются, чтобы некоторое сообщение или его отправитель были признаны «фейками»? Заметим, что это крайне важно и с практической точки зрения, поскольку связано с попытками правового регулирования этой проблемы. Во всём мире идёт борьба с фейками, и все пытаются издать законы, которые их запрещают, но при этом непонятно, а что же такое «фейк». В Армении в 2019 г. дело дошло до того, что Премьер поручил главе службы нацбезопасности бороться с фейками, имея в виду адресантов, на что тот ответил, что по закону он может бороться не с фейками, а с высказываниями, которые разжигают ненависть, рознь и прочие запрещенные темы, независимо от того стоит за этим реальный автор или же фейк. А то получалось, что все, что не соответствует официальному дискурсу, должно рассматриваться как фейк, поскольку есть клевета и попытка опорочить действующую власть.
Примерно такие же дебаты ведутся и относительно фейков применительно к российскому законодательству. Но, как видим, никому пока в голову не приходило ввести уголовную ответственность за распространение ложных высказываний. Чтобы назвать фейк ложью, нам потребуется занять позицию субъекта, который знает, что такое истина, или по крайней мере, способен определить истинностное значение предъявляемых ему высказываний. Но даже если предположить наличие подобного субъекта, вопрос упирается в самую суть речевого акта, поскольку интуитивно ясно, то определяющим для фейковости оказывается некоторое нарушенное отношение между, с одной стороны, содержанием сообщения и его отправителем, с другойотношения между отправителем сообщения и его интенциями и пропозициональными установками (например, соответствие содержание тому, что отправитель считает истиннымпочему и уголовному преследованию подлежит распространению заведомо ложных сведений). Но что значит «заведомо» не подпадут ли под эту статью все писатели?
Подобно понятию истины (даже если мы ограничиваемся истинностью как характеристикой высказывания), понятие говорящего речевого акта также многослойномежду собственно высказыванием и его производителем может стоять цепочка передатчиков. Определенные сдвиги в этой цепочки могут приводить к фейковости, но и здесь следует отличать сдвиги, приводящие к фейковости, и те, которые имеют иной эффект. Поэтому под фейками понимают не только сами «несоответсвующие» сообщения, но и их производителя. Так что фейкиэто не только тексты, но и люди, когда возникает разрыв между тем индивидом, кто реально производит высказывание, и тем лицом, кому оно приписывается. Возможность подобного раздвоения на автора и тему высказывания заложена в самой структуре речевого акта, она наличествует в любом высказывании от первого лица. «Я1 говорю, что Я2 был на концерте», где первое «я» это говорящий, второе «я» тема высказывания. Предполагается тождество между субъектом и темой: я-тот-который-говорю есть тот-который-был-на-концерте. Первое «я» автор высказывания, второеего тема. Нарушение этого тождества ведет ко лжи (Я1 не был вчера на концерте»), почему этот случай можно считать примером фейковой новости.
Однако не все подобные сдвиги приводят ко лжи. Уже в структуре высказывания заложено возможное несоответствие между двумя этими «Я». Это может обыгрываться в художественных произведениях: например, «Я убит подо Ржевом». Естественно, что если я убит подо Ржевом, то я вам не могу сейчас говорить об этом. В речевом акте возможно расщепление собственно говорящего и повествователя, собственно говорящего и автора (в случае цитацииЯ, Сурен Золян, высказываю то, что ранее сказал Твардовский). Подобные ситуации часто используются в художественной литературе. Например, авторство Пушкина в «Повестях Белкина». Пушкин (якобы) только публикует написанное Белкиным; в свою очередь, Белкин передает авторство рассказчикам, от которых он якобы слышал эти рассказы. Выстраивается целая цепочка говорящих, но это не приводит к фейковости. От вымышленных рассказчиков отличен случай псевдонимасамо слово показывает, что используется ложное имя, но это так же явление не принято рассматривать как фейк.
Возможны искажения и при передаче чужого слова, когда нарушается соответствие между авторством и содержанием высказывания. Например, я читаю студентам лекцию о системности языка, воспроизвожу сказанное Соссюром, но говорю от своего имени. Или обратный случай: во время этой лекции приписываю Соссюру высказывания, которые он не говорил. Становлюсь ли я в этих случаях фейком? Подобные случаи могут быть названы «плагиатом», могут«отсебятиной», но вряд ли их назовут фейками. Между тем, рассказ о событиях, относительно которых говорящий не был очевидцем, всегда есть пересказпусть даже на это не указывается в самом высказывании. «Волга впадает в Каспийское море» сам я этого не видел, но воспроизвожу сказанное кем-то. Кого я не знаю.
Итак, несоответствие цепочки говорящих и сказанноготакже может приводить, но не всегда приводит к фейковости. Цепочка передатчиковэто еще и канал, по которому передается сообщение. Часто, и не только в романах про двойных шпионов, достоверность сообщения оценивается в соответствии с тем, по какому каналу оно получено, авторитетность канала оказывается существеннее и содержания, и его авторства. Возникают особые маркеры коммуникации, призванные удостоверить аутентичность и достоверность сообщения. Например, письменное сообщение в противоположность устному, напечатанное и подписанное, в отличие от анонимного, наличие печати и т. п.
Само понятие текста в его социо-культурном измерении может быть поставлено в зависимость от достоверностивсе недостоверное, пусть даже и при наличии лингвистических характеристик текстуальности, функционирует не как текст, а именно как фейк (например, анонимка).
Ситуация еще более усложнится, если будет введено понятие модальности. То, что позволено автору-новеллисту, не позволено автору-хроникеру. Есть сферы, где можно писать о возможных ситуациях, и где это не позволяется, как в знаменитом определении Аристотеляисторик рассказывает о происшедшем, поэто том, что могло бы произойти. В каких случаях, говоря о социальном воображаемом, мы не попадаем в зону фейковости? В конце концов, возможно, в духе Льва Толстого или Карла Маркса, объявить государственные институты ложными и результатами «ложного сознания». С другой стороны, «потемкинские деревни» при всей своей «фейковости» были реальными материальными объектами, знаками настоящих деревень.
И, наконец, это понятие контекста. Когерентная и прагматические концепции истины предполагают контекстуализацию, которая, очевидно, может быть должной или же внеположной. Соответственно, коммуникативный контекст предполагает отправителя сообщения, его получателя и канал связи. Все эти факторы объединяются в понятии контекста.
Я склоняюсь к тому, что решение поставленного выше вопроса лежит не в попытках определить должное или недолжное содержание, или же искаженное отношение между автором высказывания и его содержанием. Понятие должной или недолжной контекстуализации позволяет объединить все эти группы факторов. В этом отношении фейки можно сравнить с сорнякамиэто растение, но выросшее не там, где где мы ему определили расти: не в поле, а в моем огороде. Когда я со своим уставом иду в чужой монастырь, то либо, этот устав просто не смогут прочесть, и это не будет функционировать как текст, либо же прочитают, но уже с точки зрения соответствия своему уставу.
Тульчинский Г.Л.: В конечном счёте, у нас возникает вопрос достоверности. Фейкэто якобы нечто недостоверное. С другой стороны, выплывают и вопросы о том, что фейк может быть соответствующим и несоответствующим цели, контексту использования.
В этой связи у меня есть несколько уточнений по поводу истины. На самом деле концепций истины гораздо больше. Мы со студентами иногда играем, отвечая на вопрос: «Что есть истина?». Истинаэто есть «естина», это то, что есть. То, что есть, то и есть истина. А как мы узнаем, что что-то есть? Если некое высказывание соответствует некой реальности. Высказывание соответствует некой реальностиэто теория отражения, или по-зарубежному корреспондентная теория истины. Но тогда возникает вопрос, что такое реальность, которой высказывание должно корреспондировать, или соответствовать, отражать ее? Откуда мы знаемчто такое реальность?
Что такое реальность, мы знаем на основе каких-то предваряющих знаний. В этом случае любой язык описания, в конечном счёте, будет теоретически нагружен. Мы слышим какие-то потрескивания, а кто-то в этом слышит уровень радиации. Это зависит, скажем условно, от уровня теоретических знаний, которые применяются к описанию реальности. Мы можем её не видеть, а ученый, специалист видит эту реальность. Покажи нам некие фотографии, мы скажем, что это какие-то пятна, а студент-физик скажет, что это фотография из камеры Вильсона, а продвинутый физик скажет, что тут показана траектория движения нейтрино, он её видит. Это все зависит от теоретической нагруженности описания. Мы приходим к врачу и говоримболит вот-тут и болит так-то. А врач уже начинает писать диагноз конкретной болезни, расстройства конкретных органов.