Да,кивнул длиннолицый инженер.Это вы правильно: «Не задалось». Задавали, задавали нужные условияа есть кое-что посильнее наших намерений. Стечение обстоятельств...
Ещё раз извините,Ван дер Тиссен попрощался и выключил связь. Вот чего не хватало для полного набора отвратительных ощущенийтак это поучаствовать в похоронах чужого проекта!
В мрачном настроении тренер прошёл в свой закуток с письменным столом, налил себе остывшего кофе и задумался. Другие команды тоже отказались. «Санчесы» смело заявили, что недостаточно профессиональны для таких вывертов, каких от них ждут. «Стуре» сослались на сложности тренировочного расписания... хотя уж расписание-то могли бы поменять, было бы желание! Значит, желания не былоне захотели связываться, тоже прислали цветочек на гроб «трёшки». Китайские «драконы» набрали в новый состав молодёжи, с них что взять. «Колесницы» не могут участвовать по техрегламентуна всю команду у них только один пилот-мужчина, а женщины к пилотажным испытаниям космической техники не допускаются.
Остаются «Стрижи», которых уже, по сути, нети всё, высшая лига включала пять команд, теперь осталось четыре. «Гринда» модель три, ласково названная «трёшкой», наверно, была бы хорошей машиной. Толковый десантный катер, нужный у дальних планет как воздух. «Афалина-двоечка» послужила неплохо, прямо скажем, отлично послужила, номорально устарела. Гонять на соревнованиях на ней можно замечательно, работатьуже нельзя. «Трёшка» была бы готова её заменить, если бы прошла все положенные испытания. Но требования к ней сегодня уже совсем не те, что к «двоечке», и даже не те, что к «Афалине» два-два. «Трёшка» должна нырять в толстые атмосферы. Беспилотные испытания говорят, что она ныряет, но летать на ней будут живые пилоты, а никто из ныне живых пилотов пока этого не смог. А это значит, что либо задача «трёшке» не по зубам, либо надо совершенно по-другому готовить пилотов. Задачка посложнее, чем создать новый катер!
Вопрос выживания «трёшки», как следствие, упирается в пилота, который поймёт, как заставить её выполнять требования к новой машине. Конструкторы убеждены: «трёшка» это может, надо лишь «научить» её работать так, как этого от неё ждут. Эх, Олле, Олле, неужели бы мы им не показали?..
Вызов на коммуникатор отвлёк тренера от раздумий; Эржен на экране смотрел тревожно и решительно:
Капитан просил узнать, вы полетите на Юпитер?
С Пирсоном Осмунд был знаком: встречались на Луне, даже несколько раз летели вместе на Землю с лунного терминала. Когда тот позвонил рано утром на домашний номер, отклонять вызов было неудобноПирсон не стал бы беспокоить по нестоящему поводу. Руководитель проекта «трёшки» был персоной довольно известной, все команды дайверов следили за работой конструкторов. Осмунд догадывался, по какому поводу Пирсон звонит именно ему, и в те несколько мгновений, пока инженер печально желал ему доброго утра, он успел мимоходом подумать, что скажет Бритте. А потом перестал об этом думать:
Я соберу команду и проведу инструктаж. Куда нам лететьна базу «Симург» или на «Кубу»?
Прилетайте на «Симург», штаб испытаний там,сказал Пирсон, и морщины на его усталом лице немного разгладились.
На сердце у Осмунда было непривычно холодно и пустоон в последнее время привык смотреть на себя как бы со стороны, но этого состояния за собой не помнил. Это не было ни грызущей пустотой тоски, которая посещала его в первые дни добровольного затворничества на Земле, ни растерянностью от невозможности предсказать своё будущее. Иной раз он ощущал себя на утлом неуправляемом плоту, несущемся по стремнине навстречу водопаду, а рулевым на этом плоту должна была бы стать Бритта... но она так же беспомощно и заворожённо смотрела в бездну будущего водопада, не делая попыток спасти их несчастный семейный плот.
Но сейчас он был пуст изнутри совсем по-другомукак новый, только со стапелей, планетолёт. В нём ещё ни команды, ни пассажиров; всё это будет потомкорабль заживёт своей новой жизнью, и он готов к ней, готов к новому старту. Осмунд отстранённо подумал, что, пожалуй, он действительно в своём роде на стапелеможно уйти в новый полёт, к новым мирам, в новую жизнь... если его не остановят.
Биргитта вошла из спальни, по-детски протирая кулачком глаза:
Что ты? Разбудили?
Нет, родная,он шагнул к ней, привычно обнял, прижал к своему плечу белокурую голову, склонившуюся под тяжестью кос. Потом отстранился, взглянул в лицо жене:
Я полечу на испытания. На Юпитер.
Биргитта смотрела на него долго-долго, так долго, что лучик солнца из окна передвинулся с её виска на шею и плечо. Потом как-то несмело провела пальцем по его щеке и сказала тихо-тихо:
Я тебе лекарства соберу. Тебе ещё две недели витамины пить, не забывай.
Она выглядела сейчас такой неожиданно юной, что у Олле закружилась головапоказалось на миг, что двенадцать последних лет ушли куда-то и всё ещё впереди.
Невообразимо громадная молния пробила плотный клубящийся туман справа и впереди. Осмунд невольно качнулся в кресле назад, как будто лиловое грозовое чудовище в самом деле могло его задеть. Нет, это далеко, не меньше двух тысяч километров. Кажется, гроза сюда всё же не дотягивается. Осмунд торопливо глянул на карту: к полюсу сдвинулись не сильно, но и в субэкваториальную зону дальше нельзяи так уже связь с «Симургом» еле теплится.
«Трёшка» легко и плавно скользнула влево-вниз, лишь едва заметной вибрацией отозвалась на увеличение мощности двигателя. Шестьдесят процентов есть, пока хватит. Теперь по программенырок вниз, на тысячу сто, и старт по дуге назад, в верхние слои экзосферы.
Второй,сказал Осмунд в шлемофон,следи, чтобы ветровой снос был не больше пяти градусов, а то завалимся.
Есть!Эржен и так не сводил глаз с ветровой карты, но испытания есть испытания: все приказы командира и все ответы второго пилота должны быть записаны. В этом полёте они проговаривали вслух многое из того, что на обычной тренировке или на соревнованиях было бы понятно с полуслова, а то и вообще по движению руки и чуть заметному кивку. За внимательность и собранность Эржена Осмунд не беспокоился: нервы у парня стальные, а медлительность обманчива. И всё же он мимолётно пожалел, что рядом с ним в кабине сейчас не Мэгги. С ней удивительно просто, в полёте она становится его продолжением, словно бы мысли читает. Эржен хорош, но когда летаешь с ним, ему нужно уступать, соразмерять свои творческие порывы с его чётко продуманной схемой полёта. Капитан из него будет отличный, но жёсткий...
Второй катер, страховочный, шёл справа-сзади, повторяя все манёвры первой, пилотируемой «трёшки». Как «Гринда» умеет летать в беспилотном режиме, конструкторы уже знали, потому и направили её в сопровождение ведущей машины без сомнений. Пока оба китообразных вели себя лучше некуда: управляемость, мощность, системы ориентирования показывали себя прекрасно. Остался последний подъёми хватит, покатались достаточно, пора домой, на «Симург». За неделю подготовки к главному старту база «Симург» стала для команды «Стрижей» действительно домом, даже более уютным, чем «Калавинка» над Венерой. Может быть, потому, что на Венере они были предоставлены сами себе: никто не вмешивался в режим тренировок, но никого и не занимало то, что составляет жизнь команды вплоть до очередного старта. А здесь, в системе Юпитера, их окружали помощники, искренне заинтересованные в их работе. Победа будет общей, поражениеобщим, все это знают. И все следят сейчас не отрываясь за полётом двух «Гринд»: для всех оставшихся на «Симурге» и ещё для сотен людей на Земле это будет главная победа или главное поражение в жизни.
Падение в глубину здесь ощущалось совсем иначе, чем в земной атмосфере. Перегрузки росли медленнее, но уж зато давали прочувствовать себя в полной мере. Свободное падение в многоцветный кружащийся мрак, молнии, полыхающие далеко впереди, скрежет помех в шлемофоне, удары ветра, качающие катер, как огромные волны... Атмосфера Венеры была злее, агрессивнее, но бороться с ней можно было на равных. А эта мощьсовсем иного рода. Ощущаешь себя плотиком в океане, игрушкой стихий, но секрет путешествия плотикав том, чтобы не противиться стихиям, а использовать их разгул, скользя, паря, падая и ловя момент, когда можно будет одним решительным рывком уйти из-под власти гигантской протозвезды.
Минус тысяча,произнёс Эржен, его рука в сенсорной перчатке передвинулась на резервную панель запуска главного двигателя. Осмунд поискал взглядом вторую «Гринду»: беспилотник по-прежнему держался где положено, повторяя все манёвры ведущего. Ну, всё, хватит испытывать терпение Юпитера, пора подниматься!
Минус тысяча девяносто.
Пуск!Осмунд поочерёдно тронул пять клавиш подачи мощности на двигатель. Катер вздрогнул, замер на секунду, повис в равновесии густой атмосферы и медленно развернулся носом вверх. «Гринда»-ведомая повторила это движение с запозданием на долю секунды. Пилотов вдавило в кресла, на мгновение появилось ощущение мышечной усталости, медсистема скафандра добавила в дыхательную смесь кислорода, и болезненное чувство исчезло. Порывы ветра в широтном направлении по-прежнему атаковали катер, но сбить его с вертикального курса не моглитяга нового двигателя «Гринды» могла бы поднять из юпитеранских бездн и втрое более тяжёлый корабль.
Теперь главноепостепенно добавлять мощности,сказал Осмунд для наблюдателей на «Симурге».Пик должен прийтись на высоту плюс девятьсотплюс тысяча, потом будем сбрасывать и выходить на финальную кривую. Второй, посчитай меридианальное отклонение точки выхода от точки старта.
Предварительно минус четыре градуса,доложил Эржен.В верхней части траектории можно дополнительно поправить курс.
Займёшься этим,одобрил Осмунд.Подожди, не добавляй пока, снесёт порывом... вот теперь можно!
Катер отозвался на увеличение мощности, выровнялся на «хвосте», пошёл красивой дугой над плотным скоплением газа впереди-внизуих здесь называли тучами.
Ещё пять процентов,посоветовал Осмунд. Эржен тронул клавишуновый порыв вибрации, едва заметное увеличение перегрузкии чудовищный толчок в левую скулу. Катер сорвало с «хвоста», закрутило, взвыли оповещения систем безопасности, зловещий аварийный свет залил рубку. Вторая «Гринда» исчезла с экранов, в шлемофонах стоял сплошной рёв помех.
Просадка!прохрипел Эржен, пытаясь ухватиться за подлокотник креслаот толчка его страховочный ремень вырвало из крепления.
Осмунд машинально вцепился в маневровый руль, стараясь выправить прецессию.
Закрепись!бросил он второму пилоту, попытался дать, как обычно, двойной импульс для «управляемого заноса»машина не отзывалась. В дрожи корпуса вообще что-то изменилось: катер вздрагивал от ударов ветра, его трясло в атмосферных ямах, но не слышно было ровной вибрации, вызываемой главным двигателем. Он больше не работал.
Эржен перебрался в кресло запасного пилота, вытянул к себе дублирующую панель управления:
Нам не подняться.
Вижу,отозвался Осмунд. Маневровые двигатели всё же успели немного остановить вращениетеперь катер несло по широкой дуге навстречу грозовому фронту.
«Симург»! Как слышите нас?Никак, очевидно. Связи нет и не предвидится. Осмунд отогнал некстати всплывшую мысль: хорошо, что здесь сейчас не Мэгги. За неё он боялся бы непременно.
Попробуй сбросить буй, пусть орёт на всю систему!
Эржен повозил пальцами по панели управления, потом решительно поднял её крышку; что-то заискрило.
Отказало всё к чёрту,объяснил он командиру, срывая перчаткитут они уже не помогут.
Осторожнее с искрамиу нас разгерметизация,сказал Осмунд как можно более спокойным голосом. Он понимал, что нужно делать, и даже представлял примерно, как именно это можно сделать,но никак не мог отогнать яркую картинку: смерть стоит рядом и ласково улыбается. Не волнуйся, тебе недолго осталось быть с ней... с и той, второй, тоже.
Я не волнуюсь,устало пробормотал Осмунд, пытаясь оживить реактор. Пусть отрубает и свет, и подачу кислородаскафандры справятся, но пусть только наработает на один-единственный импульс вверх. Тучи, молниивсё это ерунда, лишь бы подняться ещё повыше, туда, где есть радиосвязь!
Буй пошёл,Эржен был тоже внешне спокоен; впрочем, у него «внешне» и «внутренне» редко отличаются, тут ничего не угадаешь.Командир, у нас реактор течёт.
Фон в рубке?автоматически уточнил Осмунд. Давай же, разгоняй... «Кто привык за победу бороться...» Что-то шевелитсяпроцентов десять есть!
Миллирады, ерунда. Я о другом думаю: идём в средней экзосфере, мало ли что...
Сейчас поднимемся,пообещал Осмунд. Давай же, поднимись хотя бы до двадцати. Два пуска делаети глохнет, так не годится... Надо хотя бы четыре...
Свет впереди. Не могу понять, что это.
Нам туда не надо,Осмунд отвечает машинально, лишь бы не нервировать второго молчанием, но следит только за дрожащим зелёным столбиком уровня загрузки реактора. Ну течёт, ну подумаешь, ну давай хоть ещё чуть-чуть... «Кто привык за победу бороться...» Раз, два, трипочти хорошо! Но надо четыре.
Отзывается?понимающе спросил Эржен. Нетрудно догадаться, что делает командир, но лезть с советами ни к чему.
Почти уже, почти.
Новый пуск. Раз, два, три, четыреда! Пошёл! Двадцать два процента! «Спой нам песню про силу и смелость... Про учёных, героев, бойцов...»
На двигателяхдвадцать два процента,запись-то всё ещё идёт, не надо забывать,аварийный старт по дуге, отклонение от запланированной точки выхода неизвестно.
Катер преодолел невыносимое притяжение Юпитера, поднял искорёженный нос, потянулся вверх по пологой кривой, задел по краю плотную тучу, впереди в самом деле яркий светчёрт его разберёт, этот Юпитер, что у него тут светится,облака впереди стали реже, стремительно темнеет, только в левой полусфере что-то продолжает гореть. Давай, тяни«чтоб трубы зазвучали, чтоб губы подпевали, чтоб...»
След за катеромвыброс ионизированной плазмытянулся вверх стойко и ровно, готовый ионный канал, и молния просто не могла его пропустить.
Триста тысяч человек заполняли взлётные поля аэродрома Мельбурна, который давно уже использовался как учебныйдля тренировочных полётов, для спортивных стартов, для показательных выступлений на праздниках. Тристаэто грубая оценка, на глаз, но вдаваться в подсчёты Мик Ван дер Тиссен не хотел. Он вообще ничего не хотелвсе желания будто выгорели в сумасшедшей суете, горячке и боли последних двух суток. Мик уже начинал подозревать за собой нехорошеепару раз ловил себя на том, что оглядывается, пытаясь что-нибудь спросить у Олле, всё кажется, что он, как обычно, где-то рядом. Так недолго и умом повредиться... Усилием воли Мик отвлёкся от мыслей о себе и бездумно смотрел на прибывающую толпуморе чёрно-зелёных фанатских кепок колыхалось в свете громадных аэродромных фонарей. Солнце уже угасало за рядами зданий на западном горизонте, неслышно подбиралась ночьпоследняя ночь команды «Стрижей». Сейчас придётся сказать ещё какие-то официальные слова напоследоки всё. Олле и Эржен, незримо присутствующие где-то здесь, навсегда покинут Землю, отданные блистательному, счастливому прошлому.
У края поля, где разместились члены семей, Мик заметил Биргитту с сыном. Женщина стояла за спиной Нильса, положив руки ему на плечи, и этот жест показался бывшему директору не жестом защитыБиргитта будто провозглашала над сыном какую-то особую власть. Она была в тёмных очках, куда был направлен её взгляд, не угадаешь. Нильс щурился на фонари, глядя прямо перед собой. Налетел по-дневному горячий порыв ветра, парень поднял голову, встретился вдруг глазами с Миком и кивнул, здороваясь.
Рядом с Миком возник Пак Ён Сунпредседатель всемирной ассоциации атмосферного дайвинга. Он что-то говорил в микрофон, но Мик не разбирал ни звука. Потом микрофон ткнулся ему в руку. Его очередь. Мик сделал два шага вперёд, чёрно-зелёное море качнулось в едином движении. Он знал, что от него ждут чего-то официального и предсказуемого,но вместо этого заговорил вдруг о своих мыслях, приходивших в голову в последние сутки. О том, что в космических полётах нет никакого особенного героизма, как думают не очень умные люди. Это работа, делать которую можно хорошоили безопасно. И пока эти два подхода не согласуются друг с другом, это служит непрестанным напоминанием не о героизме, а о несовершенстве и слабости техники и человеческого ума. Это повод не для гордости, а для стыдаобщего стыда и сожаления всей планеты. Мы уже не можем остановиться, забираясь всё дальше и выше, и в этом нет зла только тогда, когда сам этот путь не становится самоцелью, не подменяет собой те результаты, ради которых идёт наша борьба с силами стихии. Всякий, кто забывает о результате ради процесса, добавляет нагрузки на тонкий страховочный трос, удерживающий Землю от падения.