Александр писал докторскую диссертацию для Св. Сергиевского института и в то же время вел курсы по церковной истории, литургике, гомилетике и др. Работал он в тесном контакте со студентами, стремясь объединить их в одну семью, внести в семинарию живой дух. Сам он много помогал молодым студентам, таким как Давид Дриллок, Павел Лазор, Франк Лазор (ставший позднее митрополитом Феодосием), Фома Хопко. Эти совсем юные студенты приехали из провинции, большой город им был в диковинку, те небольшие деньги, которые у них были, они тратили на какие-нибудь гамбургеры и на развлечения. Отец Александр помогал им освоиться в Нью-Йорке, показывал, где можно дешево купить еду и т. п. Мало-помалу студенческая жизнь налаживалась. Возникли группы для обсуждения определенных вопросов, совместные праздники, возникло ощущение единства целей и намерений. Вспоминаю одну вечеринку, на которой Франк Лазор «заведовал» музыкой, в семинарии был старенький патефон. Из далекого Бруклина приехали несколько девушек, одна из которых, Барбара, в тот же вечер похитила сердце нашего Давида Дриллока. Она выглядела так «круто» в полосатой юбочке и ярко-красном свитере! Еще одним близким к нам студентом был Даниил Губяк. Он незадолго до того женился, и его жена жила в Бруклине у своего брата, пока Дэн делил в семинарии комнату с Алвианом Смиренским, известным своими кулинарными способностями и любовью к чесноку. Наши сербские студенты готовили себе еду в нашей кухне, когда нас там не было. Все это создавало теплую и дружескую атмосферу.
Отца Георгия Флоровского эти перемены очень беспокоили, и между ним и Александром все чаще происходили конфликты из-за непонимания и абсолютно противоположных взглядов на значение и будущее семинарии. В конце концов стало ясно, что ситуация безвыходна. Сначала уехали мыв полную неизвестность. Но вмешались директора семинарии, и отец Георгий переехал в Принстон, чтобы преподавать там в университете, а профессор Верховской и Александр стали искать новое и постоянное место для семинарии. Одну из комнат в нашей квартире превратили в библиотеку. Как отличалась она от сегодняшней великолепной библиотеки в Крествуде! Семинария уже не могла поместиться в нескольких квартирах.
В жизни нашей семьи тоже происходили перемены. Дети росли. За Аней, нашей старшей, ухаживал один из семинаристов, Фома Хопко, и она принимала его ухаживания, вследствие чего с нашей собакой гуляли чаще и дольше, чем со всеми другими собаками в городе. Окна комнат и Ани, и Фомы выходили на 121-ю улицу, они поставили свои столы так, чтобы видеть, когда кто-то из них выходил на улицу. Аня выводила собаку, и Том оказывался рядом с ней буквально через минуту. Гуляли они долго.
Все это время я работала полный день. Начала я работать почти сразу же по приезде в Америку и проработала более сорока лет.
Отец Иоанн Мейендорф каждую вторую неделю проводил в Вашингтоне, в Центре византийских исследований в Думбартон-Оукс, потому что на жалованье, которое он получал в семинарии, семью прокормить было невозможно. Его жена растила четырех маленьких детей, жили они в маленькой темной квартирке. Семья Верховских жила прямо под нами. Все мы регулярно боролись с нашествиями тараканов, пока не поняли, что дезинфекцию следует проводить одновременно во всех квартирах, а то тараканы совершенно безмятежно уходили из квартиры, где их хотели выморить, в другую. Все эти заботы не мешали нашей близости, нашему переживанию жизни как ежедневного приключения.
Каждое лето мы проводили в Лабель, ведь и у меня, и у Александра летние каникулы были очень долгими. Александр любил писать на природе, там его труд был особенно продуктивным. Воду мы брали из колодца, туалет был на улице, и конечно, у нас не было телефона. Но с каждым годом наша жизнь там совершенствовалась. Сначала мы купили за гроши кусок земли. На следующее лето местные фермеры построили для нас дом, архитектором которого была я! До сего дня этим домом пользуются мои внуки, правнуки и дочь Аня с мужем. Для детей это был и есть их первый настоящий дом, их корни. Вероятно, из меня вышел неплохой архитектор. Теперь у Сережи и Мани и у Маши в Лабель есть свои дома, так как вся наша большая семья уже не помещается в один дом.
Как я уже писала, я преподавала французский язык сначала в Chapin School, а потом в школе Спенс, где после многих лет в 1975 году меня выбрали директором. Я наслаждалась новой работой, мне нравилось руководить школой. Но в это же время я заболела и перенесла две операции на головном мозге. Это подорвало мои силы, и через четыре года я ушла с поста директора и вернулась к преподаванию, приняв приглашение другой частной школы, где и проработала тринадцать счастливых лет до ухода на пенсию.
Мы жили недалеко от Гарлема, района, населенного черными, начинающегося со 125-й улицы. Однажды Александр шел по одной из гарлемских улиц, и с ним заговорил нищий, высокий черный мужчина с добрым лицом: «Святой отец, прошу вас, мне бы хотелось с вами поговорить». Александр сунул руку в карман, протянул ему деньги и сказал, чтобы тот купил себе какой-нибудь еды. «Нет-нет, святой отец, ответил мужчина. Мне не нужны ваши деньги. Я просто хотел бы поговорить с вами». Александр повел его в кофейню, заказал кофе с булочками и спросил, о чем тот хочет поговорить. «Святой отец, объясните мне, что такое Святая Троица. Кто Они, и почему Их трое?» Александр навсегда запомнил этот разговор, он считал это самой важной богословской, человеческой и божественной встречей в своей жизни и часто задумывался о том, был ли он на высоте, достаточно ли хорошо он ответил на вопрос нищего, получил ли этот человек то, чего так искал.
Александр не раз встречался с жителями Гарлема, и они всегда относились к нему с большим уважением из-за его священнического одеяния и с благодарностью за то, что Александр относился к ним как к равным.
Я уже писала, что Александр вел еженедельную передачу на Советский Союз на радио «Свобода». Сначала он писал проповеди, потом и передачи на литературные темыкомментарии на произведения русской литературы, размышления о трудах Тейяра де Шардена, творчестве Франсуа Мориака, Жана-Поля Сартра, русских поэтов, таких как Ходасевич и Пушкин, и, конечно, о Достоевском. Александр рассказывал о Коране, об иудаизме, о христианстве, и все это отражало его глубокий интерес к любому человеческому творчеству.
Очень важны для Александра были отзывы, поступавшие из Советского Союза, сообщения о том, что люди действительно слушали передачи и буквально «впитывали в себя» проповеди, которые приобщали их к православной вере, понятным и ясным языком объясняли церковные праздники, передавали любовь Александра к Божией Матери, глубокое почитание Ее. Эти передачи отнимали у Александра много времени, но они приносили столь необходимые нам дополнительные деньги. Однако очень скоро связи, которые возникли благодаря передачам, просьбы о духовной помощи, тайная переписка с Россией стали важной частью жизни Александра.
После смерти Александра, выбирая из сотен текстов этих передач, я решила сфокусироваться на трех темах, этовера, праздники и Богородица. Одну из самых моих любимых проповедей, о празднике Сретения Господня, Александр написал за три недели до смерти. Выбранные мною проповеди вышли в свет под названием «Торжество веры» в трех небольших томах.
У Александра был очень широкий круг друзей и знакомых, и круг этот расширялся по мере того, как все больше людей находили у него ответы на свои вопрошания и свою жажду духовной помощи. Для них он был прежде всего священником, но в то же время культурным, творческим человеком, которому было интересно общаться и с атеистами, и с верующими, и с иудеями, и со многими другими. К нему тянулись, его слушали и любили очень многие.
Но совершенно особая дружба связывала его с нашим будущим зятем Фомой Хопко, Давидом Дриллоком и Павлом Лазором. И тогда, и сейчас их объединяло полное единомыслие, истинная преданность Церкви. Отец Фома женился на нашей Ане, подарил нам пять внуков, пятнадцать правнуков, служил в трех приходах, вернулся в семинарию сначала как преподаватель, а потом стал ее ректором. Отец Павел Лазор женился на Наташе, очаровательной русской девушке из Калифорнии, и тоже после многолетнего служения в качестве приходского священника вернулся в семинарию. Сегодня онпроректор семинарии и настоятель семинарской часовни. Наш милый Давид Дриллок никуда из семинарии и не уезжал, пока не ушел на покой в 2004 году. Давид был инспектором, профессором музыки, регентом семинарского хора, возглавлял администрацию. Многое, существующее сейчас в семинарии, было создано или развито под его руководством: библиотека, книжное издательство и магазин, финансирование, обеспечение нормального ежедневного функционирования растущего учебного заведения. Он ничего не оставлял без своего внимания, всегда был полон энергии и энтузиазма, работая для семинарии, которую так любил.
Крествуд, штат Нью-Йорк
После длительных поисков, приключений, надежд и разочарований место для семинарии нашлось в маленьком городке Крествуде, в графстве Вестчестер штата Нью-Йорк. Это было очень сложноспланировать, найти деньги на покупку и в конце концов приобрести бывший старческий дом им. Св. Елизаветы. Этот дом располагался на очень красивой территории, на которой даже были маленький водопад и маленький ручей под названием Беспокойный ручей. Движущей силой предприятия был профессор Сергей Верховской, а также мой Александр. Оба они, богословы по образованию, только недавно приехавшие из Парижа, никак не могли считать себя опытными бизнесменами. Но меня до сих пор поражают проницательность и сообразительность в практических вопросах, проявленные обоими в этом деле. Сделка была совершена, акт купли-продажи подписан, и земля принадлежала теперь Св. Владимирской семинарии. Профессор Верховской (его все с любовью называли просто «Проф») поселился в одном из домов на этой земле. Мы и Мейендорфы жили не на территории семинарии, а рядом, в городке. В этом доме, который купила нам семинария, мы прожили с Александром до его смерти, а я и потом оставалась в нем, пока не переехала в Монреаль, чтобы быть поближе к дочери Маше и к моему любимому Лабель. Энн Зинзель, преданная секретарша семинарии, проработавшая там много лет, пришла к нам работать как раз перед переездом в Крествуд.
Первые годы в Крествуде все занимались всем. Была столовая, при нейповар. Студенты вели упорядоченную общую жизнь, посещали богослужения и под руководством нового проректора участвовали в организации работы семинарии, выполняя различные задания. Из часовни вынесли лавки, построили иконостас. У Александра прибавилось работы. Особенное внимание он уделял организации богослужебной жизни школы. На первую Пасху в Крествуде на всех службах Страстной недели хором руководила я, а пели Фома Хопко, моя мать, моя дочь Аня и профессор Верховской. К счастью, Давид Дриллок вскоре после этого ушел со своей работы регента в Парамусе (штат Нью-Джерси) и переехал в семинарию, чтобы преподавать церковную музыку и руководить семинарским хором. Начиная со второго года в Крествуде студенты были обязаны оставаться в школе на Рождество и Пасху, чтобы они могли получить целостный опыт литургического года.
В это время в нашей семье тоже происходили разные интересные события. Аня окончила школу и обручилась с Фомой Хопко. Фоме оставался еще один год до окончания семинарии, и Аня поехала в Париж, поселилась у бабушки (матери Александра) и погрузилась в изучение французского языка и литературы, ожидая, когда Фома закончит в мае учебу. Свадьба была назначена на июнь. 9 июня 1963 года Аня и Фома обвенчались в семинарской часовне. Прием был устроен прямо в семинарии. Тем же летом Фому рукоположили во священника, и молодые Хопки уехали в Уоррен, штат Огайо, в свой первый приход.
Сережу мы поместили в школу-интернат в штате Коннектикут. И Александр, и я учились в интернатах. И мы хотели, чтобы Сережа находился в таком окружении, в котором он мог бы свободно развиваться и расти как личность, а не жил постоянно среди семинаристов и церковных чиновников. Мы хотели дать ему возможность стать частью реального мира, найти свою дорогу, не порывая в то же время связей с семьей и Церковью. Раз в две или три недели мы навещали его. Природа в Коннектикуте замечательная, особенно красиво там осенью. Школа находилась на берегу чудесной реки. Мы забирали Сережу, обедали в деревенском ресторанчике, где подавали изумительный клубничный пирог, много гуляли и, конечно, в качестве зрителей участвовали в многочисленных спортивных событиях. Сережа успешно окончил школу, потом Гарвардский университет, а после Гарварда поступил в Колумбийский университет для подготовки на степень магистра в области российских исследований. Однако его учебу прервала война во Вьетнаме, где он год прослужил в армии. Накануне отправки во Вьетнам Сережа сделал предложение моей очаровательной и горячо любимой невестке Мане Шидловской, и они обручились. Обвенчались они после Сережиного возвращения из Вьетнама в семинарской часовне в день рождения Александра, 13 сентября 1970 года. У Сережи и Мани трое детей, двое внуков и очень счастливая жизнь. Сережа работает корреспондентом «Нью-Йорк Таймс» и вместе с семьей провел более двадцати лет за границей: в Южной Африке, России, Германии и Израиле, сейчас он живет и работает в Париже. За свою журналистскую деятельность он стал лауреатом Пулитцеровской премии и награды «Эмми». Как я уже писала, Сережаавтор книги «Эхо родной земли», истории жизни его предков в России.
Моя младшая дочь Маша обручилась с Иваном Ткачуком, тоже семинаристом. Мы объявили об их помолвке на вечеринке по поводу двадцатипятилетия нашей свадьбы. Иван и Маша обвенчались в семинарской часовне 8 июня 1969 года, прием был устроен на лужайке. В августе Ивана рукоположили во священника и направили на приход в Дерби, штат Коннектикут, где родилась их дочь Вера. Ткачуки служат Церкви в разных приходах уже более тридцати лет, в настоящее время отец Иоанннастоятель церкви иконы Знамения Божьей Матери в Монреале.
Отличительной чертой первых лет в Крествуде было разнообразие ежедневных трудов. Связи с общественностью и обеспечение финансирования семинарии целиком легли на плечи Александра, Сейчас в администрации семинарии этим занимаются разные отделы, перед каждым из которых стоят совершенно определенные задачи. Вначале же все административные проблемы решали отец Александр и профессор Верховской. Они неустанно трудились, изыскивали все новые и новые возможности, обеспечивали все необходимое для нормальной работы школы. Тем временем студентов становилось все больше, и появилась необходимость в новых кадрах. Семинария постепенно приобретала репутацию серьезного центра православного богословия в Америке. Отец Павел Лазор стал проректором по делам студентов, Михаил Рошакпервым координатором по развитию и сбору средств. Семинария стремительно превращалась в хорошо организованный институт с крепкой администрацией. Александр не обходил вниманием ни один аспект организации семинарии. Он стремился к тому, чтобы сохранялись традиции, чтобы литургическая жизнь неизменно находилась в центре всей жизни семинарии.
Став ректором, отец Александр начал собирать совет попечителей, который мог бы помочь дальнейшему росту и развитию семинарии. Он заслужил доверие многих замечательных людей, которые с энтузиазмом согласились участвовать в этом деле. Юристы, бизнесмены и представители других уважаемых профессий объединились, чтобы помогать семинарии как финансово, так и в качестве консультантов.
Епископы Американской Православной церкви часто обращались к отцу Александру за советом и приглашали его на собрания по вопросам управления Церковью. В качестве советника отец Александр помогал епископам справиться с новым положением вещейростом Православия в Северной Америке и в мире в ХХ веке. Он всегда уважал церковную иерархию, но неизменно отстаивал то, что считал правильным и истинным. Иерархия должна была реагировать на ситуацию со статусом приходов и трудностями, с которыми сталкивались постоянно приходские священники, и отцу Александру нередко приходилось по-настоящему бороться, чтобы епископы увидели реальные нужды Церкви. Его обвиняли в авторитаризме, и с этим можно согласиться, поскольку он отстаивал дело, чрезвычайно важное для всей Церкви. Со временем епископы перестали приглашать отца Александра на свои собрания.
Автокефалия
«В конце 1960-х годов само понятие «автокефалия» обозначалось как знаменательная буря. Покойный протопресвитер Александр Шмеман вместе с такими светилами, как покойный архиепископ Киприан Филадельфийский и другие, находился в авангарде движения к автокефалии. Они прекрасно понимали, что будут и такие, кто отнесется к этому отрицательно, и такие люди действительно нашлись. Однако они понимали необходимость разрешить проблему отсутствия административного единства раздробленного православного народа в Северной Америке и твердо проводили свою линию, прекрасно отдавая себе отчет в том, что даже если дарование и принятие автокефалии не является оптимальным решением, то это все же значительный шаг в правильном направлении».