Когда скульптор наконец выбрался из лабиринтов Зимнего дворца, в голове у него шумело. Эта властительница знает, чего хочет! Теперь и сам скульптор понимал, что был дураком, замыслив почтенного правителя, перед которым снимают шляпы подданные Может, в каком-нибудь немецком городе зеваки и пришли бы в восторг от такой идеи, но не в бурном, динамичном, непредсказуемом Петербурге. Здесь все огромное, шумное, взвихренное, как метель, и непонятно грандиозное, как стихии природы. Конечно, Екатерина права: Петр был неукротимым и дерзким реформатором, обладал железной волей, построил не только этот город, но и возродил всю свою страну. Но как изобразить такого?..
Фальконе удивленно оглянулся: куда он попал, выйдя из дворца? В тусклом свете подъездного фонаря блестит мокрый гранит Дворцовой набережной. Где-то впереди глухо ревет и пугающе пенится вздымающаяся Нева. Говорят, что в бурную полночь свирепый ветер гонит волны залива обратно и река течет вспять. Мистика какая-то! Сноп холодных брызг окатил скульптора. Порыв ветра чуть не снес шляпу. В круге прорвавшейся сквозь туман луны Фальконе вдруг увидел громадного темного всадника, осадившего огромного коня прямо перед гранитным парапетом. Миги призрачный незнакомец прыгнул на другой берег реки. Фальконе ахнул: Нева не крохотная речушка, ее нельзя перепрыгнуть даже на самой громадной лошади!.. Неужели он увидел одно из тех легендарных привидений, о которых, крестясь, шепчутся петербуржцы?..
Сердце Фальконе сжалось от леденящего ужаса, и, не разбирая дороги, он кинулся назад ко дворцу. Как добежал, как нашел свою карету, как доехал до домуне помнил. Очнулся уже в собственной гостиной, где его помощница и ученица Мари Калло хлопотливо начала отпаивать его чаем. Плеснула в чашку привезенный из Франции дорогой коньяк, заставила выпить залпом. И только когда огненная жидкость обожгла горло, Фальконе пришел в себя и сбивчиво рассказал о таинственном всаднике.
А ведь это знаковая встреча! ахнула Калло. Вы увидели призрак самого Петра. Да-да! Слуги часто рассказывают, что Петербургпризрачное место. Говорят, что именно на Дворцовой набережной часто появляется императорский призрак. Выезжает на горячем коне и, словно гордясь построенным градом, кричит: «ВсеБожье и мое!» И перепрыгивает реку. Потом кричит с другого берега: «ВсеБожье и мое!» И снова возвращается ко дворцу. Говорят, что так бывало и при жизни царя. Но вот однажды, как гласит предание, он возгордился и крикнул, забыв о Боге: «Все мое!» И тут же, сорвавшись, упал в реку. Простыл в ледяной воде да и помер.
Путают слуги что-то. Фальконе поднялся из-за стола. Петр действительно умер от простуды, но прыгнул в ледяную воду, спасая своих матросов. Великий и милосердный был царь
Ночью Фальконе проснулся от того, что огромная белая луна заглядывала в окно. Он забыл задернуть и шторы и полог кровати. В воображении снова ожила призрачная картина: могучий всадник поднимает на дыбы громадного коня. Вот так когда-то Петр Великий поднял на дыбы всю старую Русь. Вот таким его и надо изваятьв едином порыве, едином движении. И пусть царь не держит никакого жезланапротив, пусть огромная и мощная рука Петра-защитника прикрывает город от всех напастей.
А постамент?.. Фальконе словно прозрел: никаких колонн! Постаментом должен быть огромнейший камень, ведь само имя Петр в переводе с греческого означает каменную глыбу. И камень этот должен быть похож то ли на вершину скалы, то ли на гребень могучих невских волн.
Все нашлось, и даже каменьне изысканный мрамор, а мощный, грубый, полный природной силы гранит. Его искали по всей стране. Нашли неожиданно близков деревне Конная Лахта под Петербургом. Осенью 1768 года крестьянин Семен Вишняков сообщил, что в окрестностях деревни издревле лежит гранитная глыба, на которую, по преданию, во времена Северной войны поднимался сам Петр Великий, дабы обозреть местность. Тогда неожиданно началась гроза, в каменную гряду ударила молния. Однако государь не пострадал и даже зашелся хриплым смехом: «Меня Бог бережет!» А вот на граните осталась черная отметина, с тех пор глыбу и величают «Гром-камень».
Тащили глыбу весом 1600 тонн, длиной 44 фута, шириной22, а высотой27 футов с чисто русской гениальной смекалкой: огромную деревянную платформу взгромоздили по желобам на железные рельсы, а чтобы облегчить скольжение, подкладывали под тяжеленную платформу бронзовые шары. Катили, конечно, трудно и долго: 400 человек больше полугода. Сэкономили и время: пока катили по дороге, и обтесывали. На Финском заливе погрузили на специальную баржу. Когда же, наконец, доставили в Петербург, Екатерина приказала выбить памятную медаль со словами «Дерзновению подобно» и наградить участников.
Настало время переводить модель в натуральную величину. Но тут выяснилось, что портрет Петра не нравится Екатерине. Выручила Мари Каллоизваяла дерзновенный лик владыки, в глазах которого сверкала молния.
Государыня пришла в восторг. Памятника столь грандиозного масштаба не было во всем мире. Мастер виртуозно преодолел все технические сложности: его конь, поднявшийся на дыбы, имел всего две точки опоры, две другие опоры скульптор провел через хвост коня и змею, которую конь топчет. Такое решение было революционным.
Через четыре года, 7 августа 1782-го, в Петербурге при огромном скоплении народа на Сенатской площади состоялось грандиозное действо. Екатерина II появилась на балконе Сената в парадном платье. Тысячи горожан встретили государыню ликующими возгласами. Все деятели культуры толпились в первых рядах. И только создателя монумента, скульптора Фальконе, пригласить на открытие из Франции не соизволили. О нем вообще предпочитали не вспоминать. Да и к чему, если на памятнике красовалась надпись: «Петру ПервомуЕкатерина Вторая»?! Императрица желала быть единственной хозяйкой праздника. Ведь это она, а не кто другой, воздала почести великому владыке. Он был первым, а она стала второй. Значит, тожевеликой
Когда новость дошла до Парижа, Фальконе занемог. Вскоре его разбил паралич, и больше восьми лет он пролежал без движения. И только верная ученица Мари умела понимать его. 24 января 1791 года он умер на ее руках.
А бронзовый всадник, которого, с легкой руки Пушкина, стали называть Медным, стоит, возвышаясь над своим великим городом. Одни считают его проклятием, виноватым в бедах Петербурга. Другие, однако, верят, что онзащитник города, простирающий над ним свою охранительную длань. Но все сходятся в одном: пока стоит над Невой Медный всадник, Петербург будет жить. Недаром же монумент не вывозили из города даже во время Великой Отечественной войны. Вместе с жителями Ленинграда он пережил блокаду и страшные смертельные зимы. И неудивительно, что, когда после блокады всадника освободили из-под укрывавших его мешков с песком и досок, на камне оказалась нарисованная мелом медаль «За оборону Ленинграда». Великий Петр защищал свой великий город.
Дом семи чертей
Прагагород старинный и мистический. И странных мест там множество. Ну а самый невероятный и таинственный дом носит совершенно мистическое названиеДом семи чертей или Дом у семи чертей. Это уж кому как хочется.
Говорят, в своем доме и стены помогают. Так что именно к ним и стоит относиться внимательнее. Вот почему преуспевающий адвокат Вацлав Немцов, купивший в 1820-х годах двухэтажный дом на Мальтезской площади в Праге, с особым вниманием выслушал последний пункт в купчей бумаге:
«Никогда и ни при каких обстоятельствах ничего не прислонять к стенам: ни мебель, ни напольные вещи и прочее, не вешать ни ковров, ни часов, ни картин и так далее, не вбивая ни одного гвоздя».
Странный уговор? Но при соблюдении его владелец пан Страков продавал дом чуть не вдвое дешевле. Семейство Страковых, старинный дворянский род, владело этим домом уже два столетия. Но вот обеднели, и нынешний владелец решил продать дом, хоть и со странным условием. Впрочем, практичный покупатель, адвокат Немцов, купил не удивляясь. Чего не сделаешь, коли цену снижают вдвое! А если у пана Стракова такие странные условия, то ведь запрос не бьет в нос. А вот цена-то падаети замечательно. Да при такой стоимости можно пообещать жить вообще не прислоняясь ни к одной стене. Да и кому надо отираться о стены?!
В 1859 году после смерти Вацлава Немцова дом перешел к его 40-летней дочеринезамужней пани Алоизе. Чтобы на что-то жить, она начала сдавать комнаты. Но от постояльцев требовала соблюдения все того же неукоснительного правила: к стенам ничего не придвигать и ничего на них не вешать.
Жильцы протестовали против такой странности, но уйти не моглихитрая дочь адвоката брала плату вперед. А потом постояльцы заметили странное: всех, кто хоть пару месяцев проживал в доме, охватывала неодолимая страсть к рисованию. Надо сказать, что и адвокат Немцов в свое время баловался живописью, и пани Алоиза марала бумагу акварелью.
А однажды в доме поселился профессиональный художник. Так ему вообще житья не сталодругие постояльцы то и дело несли ему свои работы и просили совета. В конце концов художник сорвался и высказал свое мнение всем разом: «Выбездари!» И тогда соседи устроили ему бойкот.
«Это не дом, а логово нечистой силы! Тут живут упыри, вытягивающие из меня все соки!»возопил живописец и съехал на другую квартиру. Но соседям отомстить все же успел: за ночь до отъезда нарисовал на каждой из шести колонн здания по черту, а под дверным гербом написал: «Дом у семи чертей», подразумевая, что седьмой чертсама сумасшедшая хозяйка.
Бедная пани Немцова стала посмешищем всей Праги и потому не смогла продать дом, а, умирая, завещала его больнице ордена Серых сестер, но на все тех же странных условиях. Сестры не нарушили ее завета, однако дом ветшал, и со временем им пришлось начать ремонт.
Выяснилось потрясающее: у дома оказались двойные стены, а за нимипрекрасные старинные фрески работы известного швейцарского художника рубежа XVIIXVIII веков Яна Рудольфа Бисе, который некогда прятался в пражском доме дворянина Яна Петера Стракова от ретивой инквизиции и в награду за помощь расписал стены дома своего спасителя.
Дальновидный пан Страков, опасаясь за собственное благополучие, все же спрятал фрески, но вот отнять у стен дома тяги к живописи уже не смог: вот всех, кто жил в «доме художника», и охватывала страсть к рисованию. Но может, в этом и нет ничего плохого?..
Роковая ночь
17 декабря 1837 года в Санкт-Петербурге было почти праздничным днем. В столице гастролировала всемирно известная балетная примаМария Тальони. Вечером в Большом петербургском театре она танцевала свою звездную партиюБаядерку в балете «Бог и баядера». На спектакле присутствовал сам император Николай I с супругой и наследником-цесаревичем Александром.
Балет был уже в разгаре, когда внезапно в царскую ложу вошел дежурный флигель-адъютант и, не спросив по этикету прощения у императрицы, зашептал что-то прямо на ухо самому Николаю I. Тот изменился в лице и тут же вышел из ложи. Императрица обернулась к личной охране: «Что стряслось?»«Кажется, что-то горит в Зимнем, ваше величество!»обтекаемо прозвучал ответ.
На самом деле дворец пылал. Это было видно уже на пути, пока сани императора скользили к Зимнему. Адъютант торопливо проговорил: «В Зимнем загорелась сажа в печной трубе, которая проходит между залами Петра Великого и Фельдмаршальской. А трубу, как на грех, заложили отдушникомну чтоб не дуло, зима ведь! Вот огонь и пополз, но даст бог, пронесет»
Увы, зрелище было ужасным! Дворец, дрожа, трещал по швам. Пламя уже ползло на крышу. Выбежавшие из дворца люди в страхе кричали, молились, гвардейцы Преображенского и Павловского полков тащили ведра с водой. Побелевший Николай, спрыгнув с саней, перекрестился и вдруг закричал грубым мужицким басом: «Все по местам! Гвардиивыводить людей! Главноене дворец спасти, главноелюди!»
Не глядя на суетящихся гвардейцев, сам Николай ринулся к боковому входуна «детскую половину». Отец одержал верх над государем. Николай ворвался в коридор со спальнями младших детей. От испуга он командовал по-армейски: «Все подъем! Маршв Аничков дворец!» Именно от такого армейского лексикона няньки и гувернеры пришли в себя и, замотав, августейших воспитанников в одеяла, потащили их вон из горящего Зимнего.
Император снова выбежал на Дворцовую площадь и опять заорал: «Выносить что можно! Складывать прямо сюда!» Он ткнул рукой в Александрийский столп, возвышающийся посреди площади, а сам снова отважно ринулся во дворец. Солдаты, обмотавшись мокрыми тряпками, уже мужественно выносили из дворца вещи. И тут на площади появились сани государыни. Выскочив на снег, императрица Александра Федоровна закричала не хуже мужа: «Там моя больная фрейлина Голенищева-Кутузова! Она не ходячая! Пока ее не увижу, не уйду!»
Адъютант с офицерами кинулись к лазаретному крылу и вынесли из дворца больную. И, то ли бросая вызов упрямым спасателям, то ли салютуя их мужеству, над крышей взорвался очередной сноп искр. Площадь перед дворцом наполнялась дворцовым имуществом, которое выносили мужественные спасатели. У Александрийского столпа уже лежали военные знамена, регалии, императорский трон из Георгиевского зала, образа, утварь и обстановка ризницы из дворцовой церкви. Потом площадь заполнилась столами и стульями, картинами и сервизами, люстрами и зеркалами, мраморными статуями и убранством дворцовых покоев.
К полночи спасательные операции стали уже смертельно опасныЗимний дворец представлял собой сплошное пылающее море огня. «Всем солдатам и офицерамвон! скомандовал Николай. Больше не рисковать!» Но тут к нему пробрались какие-то незнакомые горожанезрелые бородатые мужики, замотанные в тряпье, облитое водой, будто купались в проруби. «Разреши, государь! Мыпожарные умельцы», прогудел главный. Николай махнул рукой: «Только берегитесь!» Мужики ринулись в огонь.
А император уже кричал солдатам: «Всем строить стену!» Потом повернулся к адъютанту и объяснил: «Я велел привезти камень и кирпич. Возведем стену, чтобы огонь не перекинулся на Эрмитаж. Там картины, скульптуры. Дворец можно отстроить заново, а Рафаэля не перепишешь!»
Дворец горел 30 часовто есть с вечера 17-го до раннего утра 19 декабря. В тушении пожара приняли участие все пожарные команды города и 20 тысяч солдат и офицеров. Погибло 13 человек. Их семьям были назначены достойные пенсии.
На момент пожара в Зимнем находилось почти 5 тысяч человекпридворные, гости, слуги, рабочие, охрана, караульные. Каждый проявил стойкость и мужество. Начальник караула Мирбах, не получив поначалу приказа о выводе своих офицеров, собрал караульных и благословил на почетную смерть. Сам он встал на пост во главе. Видать, судьбасгореть заживо. Но никто не впал в панику и не бежал. Правда, спаслись всеприказ покинуть пост пришел вовремя.
Служащие Эрмитажа не по приказу, а по личному выбору ринулись в огонь спасать галерею портретов героев 1812 года, написанных некогда знаменитым живописцем Герардом Доу. Там же висел и «Георгий Победоносец» великого Рафаэля. И портреты, и «Георгия» вынесли из огня в числе первых.
Спасенные вещи три дня лежали вокруг Зимнего дворца. Но никто ничего не украл ни из обстановки, ни из ценностей. В страшную роковую ночь народ увидел в Зимнем не дом властителя, а свой собственный главный ДОМ России. А родной дом свят. Его нельзя разворовать и расхитить. Вот почему золотые и серебряные канделябры, драгоценные камни и ювелирные украшения, которые так легко было опустить в карман, вернулись на склад, который организовали для особо ценных вещей в Генеральном штабе. Правда, дотошный историк двора В.М. Глинка сверил все со списком обстановки, вещей и ценной утвари, бывшей в Зимнем. Оказалось, что не хватает некоторых серебряных вилок с ложками и бочонков вина. Об этом написали в газетах. Петербург ахнул: неужто в такую роковую ночь город не выстоял испытания и совершил грех кражи?! Но через пару дней столовое серебро нашлось внутри свернутых гардин, ну а вином оказались залиты ступени подвалавидно, бочки лопнули от пожара.
Однако одна пропажа все-таки былатарелка из парадного императорского сервиза. Ее искали всем городом. Она нашлась только весной. Сошел снег, и лошадь одного из кучеров наступила на нечто хрупкое прямо на Невском проспекте. Это и оказалась тарелка. Кучер принес осколки злополучной тарелки на склад Генерального штаба. Дотошный историк Глинка проставил галочкувсе на месте.