уку, похлопал по плечу. Если какие вопросы возникнут, заходи смело. А я на днях в твой магазин загляну, посоветуешь по книгам?
Да, конечно. До свидания.
Ага. Привет жене.
Ушел Чалый. Матч окончен.
Пусть настраивается на работу в сельсовете. Помолчит какое-то время. А администрации сельсоветов скоро будут ликвидированы. Законопроект готовится.
На столе остались пустые чашки, печенье. О! Блюдце с лимончиком. А в шкафу стоит нетронутый
джамхаряновский коньяк. Пятница, вечер. Нажимаю на кнопку.
Да, Вадим
Георгиевич.
Э-э, Инна Викторовна, было бы целесообразно вам позвонить домой и предупредить, что задерживаетесь. У нас очень много работы.
Хорошо, по-моему, обрадовалась. Или нет? Да точно обрадовалась.
Что там, сорок минут до конца рабочего дня. Пойти на бухгалтерию наорать, что ли. А впрочем, ладно, не буду людям настроение портить перед выходными. Сегодня помилую.
Эх, хорошо. Простое человеческое властье.
Дирижер пустоты
СЛАВИК: Стас, привет! Давно тебя не было на этом сайте!
СТАС: Привет всем. Занят был. Бизнес, командировки.
ТАСЯ: Че за бизнес?
СТАС: Ну, не буду же я открытом интернетпространстве коммерческие тайны озвучивать. Скажем так, связано с импортозамещением. В частности, в сфере производства сельскохозяйственной продукции. Творог, сыр.
Я так скажу, что если все делать с умом, то наша отечественная молочка лучше привезенной. Вкуснее, полезнее. Есть одно «но». Если производить действительно натуральное, экологически чистое, то себестоимость продукта довольно высокая получается. Следовательно, и конечная цена растет. А это понятно отражается на конкурентоспособности. Но в конечном итоге, я думаю, что введенные санкции подстегнут отечественного производителя. Производить можно всё.
СЛАВИК: Да, конечно, мы все можем производить. Россия сама себя вполне прокормит!
МИТЯ: А ты уверен, что это хорошо? Есть же какие-то базовые вещи рынка. Есть такое международное разделение труда. Ну да, в принципе, можно производить все от иголок до ракет. Но мы уже проходили это все в советское время и ничего качественного не произвели. Кроме ракет.
СЛАВИК: Мы о продуктах говорим. Хлебушек, молочко.
МИТЯ: Вот, например, в одном месте урожайность составит шесть центнеров с гектара, в другомшестьдесят. Есть же объективные условия, природно-климатические. Опять же вопросы логистики. Почему, условно говоря, говядина, привезенная из Латинской Америки, все равно дешевле, чем с Алтая. Даже с учетом таможкирастаможки и т. д.
СТАС: Зато глава РЖД не бедствует, мягко говоря
СЛАВИК: Так с коррупцией надо бороться! И жестче. Расстреливать!
ТАСЯ: Коррупция, коррупция. А если подумать, то мы все к коррупции привыкли. Всех всё устраивает. Ребенка в детский сад устроить, врачуконфеты, коньяк.
СТАС: Я вот подумал, допустим, гипотетическая ситуация, что победили коррупцию.
Ну, невозможно стало чиновникам получать какие-то выгоды на своем посту.
А кто тогда пойдет на госслужбу? Активные, предприимчивые личности уйдут в бизнес. И будут государственные вопросы решать серые, унылые, всего боящиеся недоумки. К тому же пенсионного возраста. По мне так пусть будет разумный баланс. Типа, воруешь-воруй, но дело делай.
СЛАВИК: Что значит «воруешь-воруй»? Несколько человек показательно казнить всего делов.
МИТЯ: Когда активизируются дискуссии о борьбе с коррупцией, когда возмущенный
народ требует публичных казней, мне становится страшно. Опасаюсь, как бы на этой волне не возникла новая опричнина, новый 37-й год. Или права и свободы человекапустой звук?
СТАС: Права, права. Ты автомобильные права, во сколько лет получил? А такие права, чтобы ма-ахоньким самолетом управлять, тебе дадут? Нет, чувак, надо учиться. Так и политические права. «Соблюдать права человека!». А Человека и не спросили. А ты спроси его! А он расскажет тебе про свободу. Знаешь, что расскажет?
Вот стоишь утром на остановке, держишь сигаретку без фильтра в закоченелой руке. На работу поехал, на завод, к станку. Вдруг, останавливается ментовский УАЗик, хватают тебя, и впихивают в заблеванный собачатник, а там уже штук восемь бомжей, поэтому приходится утрамбовывать ботинками, прикладами. Наконец, дверка закрывается, и потряслись, потряслись. Дышать нечем, потому, что лицом ты прижат к чей-то вонючей спине, и пошевелиться не можешь, но это не надолго, только минут на сорок. Приехали. Возле отдела выволакивают тебя на морозный воздух, который ты хватаешь ртом, и нет ничего вкуснее. Но вот уже заводят в помещение, в кабинет, где ждут тебя молодые щекастые опера. Первым делом, получаешь в грудину, потом сборником кодексов по башке. У тебя забирают все ценное, но обещают дать взамен пакетик с порошочком. Отказываешься, конечно, порошочек, дескать, стоит больше чем все, что есть у меня. Они скажут, что ничего, ничего, разбавим известочкой, пудрой сахарной, технология отработана, но к чему эти сложности, эти интриги. Надо сознаться в том-то и в том-то, явку написать с повинной и всем будет просто-таки счастье. Но, поскольку ты не понимаешь, ни хрена, то кроме сборника кодексов познакомишься с неким средством индивидуальной защиты многопрофильного применения. Надели противогаз, перекрыли воздух, сняли противогаз, «Вспомнил? Ах, нет», надели противогаз. И так бесконечно. Болит абсолютно все, удушье с ума сводит, а еще тебе показали деревянную палку и сказали, что это для тебя. Догадался? Это на вечер развлечение.
Сознаться, что ли?
Но тут зайдет в кабинет начальник, майор, например. Спокойнопозитивный после обеда. Снимет с тебя противогаз, смотрит, смотрит и говорит, вдруг:
«Это ж, вроде, не он. Ёптыть! Точно, не он! Не ты? Нет? Так какого хуя ты нам полдня мозг ебешь? Пшел вон!». И вот ты выходишь из отдела на улицу, ребра болят, под ребрамифарш, отковыляешь подальше, подышишь, подышишь и поймешь, что вот она какаясвобода. Как же хорошото! Свобода!! А ребята полицейские, все-таки,
молодцы, разобрались, все-таки.
СЛАВИК: Ну, ты выдал, текст. Из личного опыта? Нет, бывает, конечно. Но разговор был немного не о том. Есть у нас и такое, и пожестче, но это, как бы, частности. Зачем заострять на этом внимание? Есть же и много хорошего. С недостатками надо бороться. Если кому-то в ментовке дали люлей, Россия не перестанет от этого быть Великой Державой. Патриот не должен обращать внимание на мелочи, которые не соответствуют общей картине. А ненавидеть страну, где родился, это последнее дело. К счастью, патриотов у нас подавляющее большинство.
МИТЯ: Большинство! Хорош подавлять! Займитесь созидательным трудом. Я считаю себя патриотом, потому что люблю свою родину, которая находится в России. Если лет через сорок, моя родина будет находиться в Китае, я останусь патриотом, так как не разлюблю свою родину ни при каких обстоятельствах.
СЛАВИК: Вот и показал свое истинное лицо национал-предатель!
СТАС: А мне, кстати, понравилось. В принципе, согласен. С некоторыми оговорками
СЛАВИК: Давай, завербуйся к ним, будешь деньги получать от госдепа!
СТАС: Я согласен по поводу малых поселков. Сейчас пришлось по работе ездить по
деревням, и должен сказать, что действительно много китайцев, еще каких-то азиатов. А государство совершенно не обеспокоено судьбой деревни То есть деревни не как населенного пункта, а как образа жизни, что ли, такого социо-культурного сегмента.
СЛАВИК: Я все свои двадцать пять лет слышу о том, что русская деревня умирает.
ПОЭТ: Засыхают деревья,
умирает деревня.
По унылому Краю
края отмирают
МИТЯ: Бездарность.
ПОЭТ: Я знаю.
ТАСЯ: Народ! Русская кухня! Зацените фотки.
СТАС: Блиныэто вещь! Грибочки, м-м-м!
СЛАВИК: Кидай адрес, я ща подъеду.
ТАСЯ: Сиди! Куда ты там подъедешь!
СЛАВИК: Ну да не поеду. Какой-то я тяжелый стал на подъем. Раньше бывало срывался , а сейчас нет Постарел, наверное, повзрослел.
ПОЭТ: Наверное, стал я взрослее,
Бывает нет-нет, да замечу,
Что люди становятся злее
И реки становятся мельче.
И солнышко светит иначе,
Травамне уже не кровать.
Заброшен любимый мой мячик,
Никто не зовет поиграть.
Весь мир стал какбудто тусклее
Исчезла живящая искра
Наверное, стал я взрослее.
Как быстро, однако ж, как быстро.
МИТЯ: Уже болееменее.
ТАСЯ: Народ! Тут музей русской старины, зацените фотки
СТАС: Я такую прялку у бабушки видел в деревне, агрегат.
МИТЯ: А сколько такая икона стоить может?
СТАС: Дорого, думаю. Она же явно старинная, на деревяшке написанная.
ЖУРНАЛИСТ: Я на днях репортаж делал об одном участнике войны, так у него
дома такой же интерьер.
СТАС: Репортаж о ветеране? Так день Победы вроде прошел.
ЖУРНАЛИСТ: Там смысл не в этом был. Этот ветеран должен был благодарить
за, так сказать, заботу и неусыпное внимание.
СТАС: Что, благодарил?
ЖУРНАЛИСТ: Хрен там! Еще соображает. Чегров Федор Иванович. Кучи орденов кавалер. Я ему тоси-боси, расскажите про ваши подвиги на войне. А он говорит, я девяносто лет прожил и что ничего не сделал кроме как в том дерьме поучаствовал?! Потом смягчился вроде. Выписку из приказа о награждении орденом славы показал.
МИТЯ: А сколько орден славы стоит?
ЖУРНАЛИСТ: Такой как у этого деда баксов 700, но там еще от года выпуска зависит.
МИТЯ: Он один живет?
ЖУРНАЛИСТ: С какой целью интересуешься? Нет не один. С бабкой. Я думалжена. А она вьется вокруг, щебечет: папа, покушаешь? Папа, может чаю? Оказалась жена сына, сноха. Емудевяносто, ейсемьдесят, а она: «Папа, папа», смешно. Ее муж помер лет десять назад, а она вот его отца перевезла к себе из другой деревни, ухаживает. Еще правнук живет почти неделю уже, оформляет документы на дом. Дело это муторное с нашей бюрократией, надо ездить в райцентр, а дед не каждый день может, все-таки возраст. Так, что этот правнук завис в деревне надолго. Даже жаль его. Он там как Робинзон на острове. Современный человек, молодой, лет двадцать пять, сидит в деревне, делать нечего, к тому же глухомань, в теликетри канала.
СТАС: И сотовая связь не ловит, и интернета нет!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Проставив множество восклицательных знаков, Стас закрыл ноутбук.
Стас Чегров, Станислав, он же Славик, он же Поэт и Журналист, и почему-то Митя и Тася вздохнул, встал из-за стола. Поговорил сам с собой.
Знакомая с детства обстановка, те же вещи, что и двадцать лет назад, когда он каждое лето проводил здесь, в деревне. Письменный, он же праздничнообеденный стол, диван, неподъемная раритетная радиола на ножках, прялка. Телевизор, правда, поновее, да дощечка со святым образом извлечена из недр бабкиного шкафа и заняла свое положенное место в красном углу.
Стас заглянул в закуток, где лежал на кровати дед Федя, родной прадед, герой, кучи орденов кавалер. Вроде дремлет.
На веранде хлопочет бабка. Сколько помнилось Стасу, она всегда занята то готовкой, то шитьем, а сейчас, летом, еще и огород. Благо, хватило ума продать корову, всё поменьше работы.
Стасик, чайку сделать тебе? бабка, пытаясь поймать взгляд внука, с заискивающей полуулыбкой неуверенно прикоснулась к Стасу своей скрюченной ручонкой похожей на маленький засохший корешок.
Да нет, отказался Стас. Пройдусь, наверное.
Пройдись, пройдись, погуляй. Оладушков сделать к ужину?
Стас поморщился недовольно, сколько можно жрать, и уже подпирало сказать что-то резкое, но заскрипела на улице калитка, а потом, закрываясь, долбанула по косяку. Опять кто-то припёрся. Стас уже отвык от того, что в деревне вот так вот запросто кто-то приходит, естественно без приглашения, приходит, сидит, разговоры разговаривает, а разговоры эти вообще ни о чем. Хотя тогда, в детстве, он помнил, ему жутко нравилось, когда приходили к ним гости, потому что он оказывался в центре внимания, и все говорили, как он вырос с прошлого лета, и приносили какие-нибудь немудреные гостинцы. Но теперь в современной жизни, в жизни суетливого городамуравейника приходить к кому-то без звонка считается неучтивым, да и незачем, в общем-то, приходить. Телефон, интернет есть, и достаточно.
Васильна! позвали с улицы. Васильна! Выдь-ка!
Федя, что-ли, проворчала бабка и пошла на крыльцо. Стас за ней.
Федя Рыжий, мужик без возраста, сосед. Грязный, беззубый, довольный.
Васильна, здоров! Стас! Не уехал ишо? Здоров. Во! Накараулил. Три шурагайки, семь карасёв, Федя поднял на вытянутой руке замызганный пакет со стершимся на половину модным логотипом.
Фе-едя, ну что ты, зацокала языком бабка. Ну, зачем? Сейчас погоди, она ушла в дом.
А ты-то, Стас, что ж? На рыбалку б сходил, карася покараулил. Еслив чё я удочки могу дать. Да, поди от Федорыча где снасти остались. Он рыбалку уважал. Говорит, седни мы, Федька, идем не на рыбалку, а на рыбную ловлю. Тут, значит, все серьезно, значит за рыбой. А еслив говорит, что идем на рыбалку, то уж не сильно чтоб за рыбой, а значит, это делоФедор щелкнул пальцем по кадыку.
Федорыч, Егор Федоровичэто родной дед Стаса, сын прадеда, Чегрова Федора Ивановича, бабкино мучение, мужичек дельный, хитрый, но сильно пьющий, отчего и помер не в свой черед, опередив отца. Стас любил его больше всех родственников, даже больше матери. Почему? А кто это сможет объяснить?
Бабка вынесла и поставила на крыльцо тазик и бутылку самогона. Федя Рыжий окончательно взбодрился и с воодушевлением вывалил из пакета в таз рыбу: несколько пухлых зеленоватых карасей, три щуки, даже со сломанными хребтами не утратившими хищного вида.
Ты глянь! восхитилась бабка, аккуратно медленно наклоняясь, запуская руку в скользкую рыбью массу. Вот эта, поди, килограмма три. Хорошая щучка! А, Стас!
Стас с безучастным видом достал из кармана телефон, сфотографировал федькин улов, делая это привычными механическими движениями. Федор такими же привычными движениями взял бутылку, резко скрутил пробку, выдохнул и прямо из горлышка плесканул в себя изрядный глоток самогонки.
Да я б тебе хоть стакан дала, сказала бабка. Давай, закусить чего-нибудь вынесу.
Не надо, Васильна, не надо, сдавленным голосом проговорил Федя, переводя дух. Как говориться, не пьянства ради, здоровья для. Да-а. Да-а. Вот смотри. Вот в реке, да? Щукаона охотник, считай, хозяин. А карасяры в траве, в илу прячутся. А достань их из воды, вот лежат рядом, и никакой разницы. Да-а
Давай пакет-то постираю, предложила бабка.
А! отмахнулся Федор. Нинка постирает. За это, Васильна, не колотись. Лучше знаешь что? Давай, Васильна, тебе калитку смажем. Шибко скребет. И надо прибить что-нибудь, войлока кусочек чтоль. Шибко громыхат, Федя нацелился на второй глоток, но вдруг посмотрел на Стаса, и, держа в руке бутылку, движением бровей спросил, мол: «Будешь?». Стас покачал головой отказываясь, стал натягивать кроссовки.
Ты надолго, Стасик? спросила бабка.
Не знаю, буркнул в ответ и пошел не на улицу, а за дом, в сторону огорода. Через огороды ближе путь до речки и леса, тем более почему-то не хотелось скрипеть этой идиотской калиткой.
В голове крутилась какая-то мелодия грустная. Из кино, в котором Никита Михалков в шляпе поезд останавливал. Что-то там времена гражданской войны Как же этот фильм называется? Узнать
«А как узнать? Гугл не окей ни фига», мысленно захныкал Стас, крутя в руке телефон, который безнадежно показывал отсутствие сети. Закопать его в огороде, что ли?
Огород, огромный отрез картофельного поля, на котором как дротики в мишени торчат стройные подсолнухи. Зажелтели подсолнухи, значит скоро осень. Так говорил покойный дед Егор. Хотя какая там осень, лето только за середину перевалило.
Стас шагал по тропке между картофельными рядками и вспоминал, как в свое время каждую осень они дружной тогда еще семьей копали картошку. Дед Егор и отец Стаса лопатами выворачивали кусты, а он сам, бабка, мать, тетка, мелкий двоюродный брат выбирали из земли картофелины, в шутку соревнуясь, кто найдет самую большую. Дед с утра пораньше прятал в самом дальнем рядке бутылку водки или самогона, а потом, когда выкапывали последний куст, он с наигранным удивлением ее обнаруживал: «О! Гляди, чего нашел!». Рассыпали картошку для просушки, ходили по очереди в баню, спервамужики, потом застолье с гостями, разговорами, песнями. Приходили школьные друзья отца, доставали старенькую гитару и пели что-то из ВИА семидесятых и, ставшие сегодня классикой, песни из русского рока восьмидесятых. Тогда дед делал скучающее лицо, тоскливо вздыхал какое-то время, уходил из-за стола, гремел чем-то в кладовке. Погремит, пошебуршит, потом зовет бабку: «Аня! Ань! Иди сюда! Где?». Она уставшая за деньа попробуй-ка двадцать соток картошки выкопать, в доме прибрать, наготовить на такую оравуидет на зов, слышен ее голос: «Да вот же! Старый пень!», и в комнате появляется торжествующий дед Егор с баяном. Репертуар меняется, поет дед, баба Аня подпевает. Что это были за песни? Как бы хотелось сейчас вспомнить хоть куплет, хоть пару строчек или просто мелодию!