Надир ЮматовЖопочка, или Больной ублюдок
Ночник освещал спальню.
Ну почему бы нам не спать на разных кроватях? Мне это очень нужно. Пожалуйста, я не могу так. Мы будем заниматься любовью, смотреть документалки, но только я хочу спать пожалуйста, давай на разных кроватях.
Ты опятьпроизнес он, по-детски, обидчивым голосом, и высунув из-под одеяла руку, ласково помял ее щечкупочему ты не веришь мне, Жопочка? Ты же знаешь, что мне, все это не важно.
Такого не может бытьона лежала на боку, подложив на подушку, под голову, сомкнутые ладошки, и томными глазами блуждала по его лицоТы же сам говорил, что брезгливый
Я говорил, что брезглив ко всем, кроме тебяперебил он, теперь, чуть сердитокак ты можешь думать вообще а знаешь, мне кажется, ты просто не хочешь спать со мной на одной кровати, вот и все.
Ты чего, такое говоришь? ее глаза расширились.
А вот то и говорю. Я только об этом и думаю.
Да я бы все отдала, чтобы избавиться от этой заразы, и спать рядом с тобойона, едва не заплакала.
Такспи. Не нужно не от чего избавляться. Я же говорю, мне это не-важ-но.
Ты просто с этим не сталкивалсяне поддавалась онаэто очень неприятно и мерзко, поверь, даже мне.
Как же я хочу, поскорее с этим столкнуться, если б ты знала. Хочу, чтобы ты наконец поняла: мне это не-важ-но. Все в порядке, Жопочкапоследние слова он произнес мягко, полушепотом.
Ты просто не хочешь меня расстраивать, понятно всеобидчиво нахмурив брови, она легла на спину, и уставилась в потолок.
Эй, ты чего? приобняв ногой, хрупкую как стебелек, талию, он прильнул своей щетиной к ее миниатюрному плечу. Одну руку он просовывал под ее тело, пока не уперся в теплую подмышку, другой откинул одеяло, и принялся бережно поглаживать худенький животик.
Моя вкуснятинканежно прошептал он, глядя на забавный, степенно-торчащий из хиленькой полусферы, сосочек, затем, медленно облизнулм-м-м, вкуснятинка.
Он знал, что рано или поздно она улыбнется, так как подобные, уменьшительно-ласкательные суффиксы, ее «капец как» раздражали.
Моя вскуснятинка, м-м-м, вскуснятинкаповторял он снова и снова, облизывая как эскимо, ее превосходительную грудь, которую, она когда-то давно, очень стеснялась из-за небольшого размера. Он сосал ее, и повторял «моя вскуснятинка», исподволь, наблюдая за реакцией, своей возлюбленной.
Да хватит, блинживотик затрясся. Она не выдержала, и рассмеялась с открытым ртом.
Не теряя времени, он вцепился губами в щербатые, верхние зубки, и причмокивая, принялся посасывать их:
Господи, как же это вкусно!
Когда они насытились друг другом в затяжном поцелуе, он вспомнил о первой их встречи.
Тогда, перед тем как улыбнуться, ты прикрывала свой ротик ладошкой, помнишь? он почему-то решил после этого вопроса дунуть ей в шею. Она засмеялась. Комплектовала моя Жопочкадобавил по-детски наиграно, щекоча носом у нее за ушком.
Да, комплектоваладеловито, согласилась она, морща от щекотки свой маленький, с кончиком в форме сердечка, или как он говорил: «жопочки», носик.
А теперь все в порядке, вот видишь. Ты знаешь, как я люблю твои сладкие зубки с этой миленькой щербинкой, и больше не препятствуешь мне. Моя Жопочка! большими пальцами рук, он чуть приподнял ее верхнюю губу, и осыпал поцелуями щербинку.
Теперь знаюон слегка отдернулся, когда она произнесла это.
Ну вот. Почему, тогда на разных кроватях? и снова он за старое.
Ну, хватитее настроение тут же улетучилосьговорю же, ты просто с этим не сталкивался милый мой. Это правда, очень-очень мерзкопослышался всхлип.
Только, он не стал вновь переубеждать ее и успокаивать, а лишь сбросив на пол одеяло, решительно перевернул, голенькое тельце, ничком.
Что ты задумал? пискнула она, теперь уже играючи, смотря через плечо. Ее руки были по швам, как на приеме у массажиста.
А вотчмокнув прохладную попку, он примкнул к ней языком, и облизал до самой лопаткивкуснятинка мояперекинув колено, оседлал ее, затем, аккуратно переложил руки любимой, запястьями на изголовьелюблю тебя, Жопочкаулегся сверху, упершись детородным органом в упругую попку. Опоясал своими руками ее талию (они впились кончиками пальцев в торчащие ребра), и произнес:
Сейчас, я тебе все докажу, моя Жопочка.
Жопочка уже поняла, что сейчас ее ожидает, поэтому заранее, тараторя, взмолилась к нему:
Нет-нет. Пожалуйста, не надо. Мальчик мой. Миленький, не надо, прошу тебя.
На-а-адо, моя Жопочка, на-а-адоподразнивал он.
Я верю. Я во все верю. Тебе все равно. Все-рав-но!
Вот именно, мне это не важно. Я люблю тебя, Жопочка.
Ну, все тогда. Не делай этого. Я тебе верю. Пожалуйста«пожалуйста» прозвучало достаточно грозно для миленькой Жопочки. Видимо она рассчитывала, что повышенный тон заставит его передумать, но
Нет. Ты просто боишься щекоток вот и говоришь такна этом, он приостановил свою речь, и перешел к делу.
Раздался, вперемешку с хохотом, ушераздирающий писк. Сначала, ее ножки, стопами засучили по его почкам, потом выпрямились, и затряслись так, будто по телу пошел разряд тока.
Хватит! Все-все. Хватит! Ну, хватит! Пожалуйста, все! сквозь смех умоляла она, и все ее содрогающееся тело норовило перевернуться на спину. Отдаленно, она напомнила ему беспомощную, дергающуюся рыбку, выброшенную буруном на морской берег.
Не выпуская с кольца рук, он позволил ей перевернуться, но лишь ради того, чтобы ко всему прочему, задудеть в ее шею. Ко звукам хохота и писка прибавился третий, попукивающий звук.
Ну, все! Ну, все! Ну, все! ее лицо потянулось к потолку, словно рука к руке помощи. Карие глаза полезли с орбит. Ротик осклабился и застыл как на безумно-хохочущим манекене. Расплывшиеся, в натянутой улыбке, щечки, походили на две запятые. Она поперхнулась, громко проглотила слюну, потом жадно проглотила воздух, надсадно отдышалась, и вновь завопила, охрипшим голосом:
Пожалуйста! Пожалуйста! ребра начинали побаливать, только эти отголоски боли, были ничто по сравнению с невыносимой щекоткойхватит! Прошу тебя, Хватит!
Но, ему было все равно. Он хладнокровно продолжал дуть в ее шею, и щекотать ее ребра. Его правое колено протиснулось сквозь бедра, и коснулось теплой как блок от неродной зарядки iPhone, и нежной как лепесток орхидеи, ее чудненькой, писички.
Пись-пись-пись, моя Жопочка!
Нет! Пожалуйста! Не надо!
Пись-пись-пись, моя вкуснятинка!
Прошу тебя! Милый мой! Родненький!
Ну, давай же, Жопочка
Нет! Прошуи вдруг, обрывисто смолкла.
Наконец-то, он получил то, чего так настойчиво от нее добивался: на колено ему брызнула, долгожданная, горячая струйка.
В-о-о-тпротянул он, высунул из-под нее руки, и уперся на них как горилламоя сладкая. Вот видишь. Ничего такого страшного в этом нетоба почувствовали как под ними, теплом омочилась простыня. От стыда, она ладонями закрыла свою моську. Он, широко улыбнулся.
Ну вот, моя Жопочка. В этом нет, ничего такого, страшного. Видишь, я никуда от тебя не ушел. Не бросил. Я же говорил, мне это не важнопопытался носом разомкнуть ее ладони (хотел губами подобраться к щербинке и чмокнуть), но Жопочка не поддалась ему. Не раскрывая лица, она отдернулась вправо:
Отстань от меня, отстань! всхлипнула и громко заплакала.
В принципе, он ожидал подобной реакции. Прилег ей на грудь. Дождался, пока плач немного утихнет. Зашептал виноватым голосом:
Простипрости Жопочка. Ты бы по-другому не поверила мне. А сейчас я лежу рядом с тобой, и ни капли не брезгуюон все-таки развел ее руки (она успокоилась)и мы, точно не будем спать на разных кроватях, моя Жопочка. С завтрашнего дня мы постелем клеенку, и все будет замечательноподтер большими пальцами ее слезы, сдавил губы 8-кой, и горячо поцеловал их:
Вскуснятинка.
Я все поняла, милый мойтихонько заговорила Жопочкатеперь я все поняла, правдаона мило улыбнулась, как бы давая понять, что не вреттеперь, я не против. С этого дня мы спим с тобой вместе. Прекрасно. Но все же, сделай мне одолжение давай поменяем простынь.
Он подозрительно насупил брови, и решительно бросил:
Нетодной рукой потянулся за одеялом, взволок его на кровать, расправил, прильнул телом поплотнее к любимой, и укрылся вместе с ней. Они лежали, нос к носу. Размеренно сжимая-разжимая пальцы, он массажировал ей попку.
Это все будет завтра, Жопочка. А сейчас, спи. Я знаю, что люди, которые писсаются во сне, не вскакивают посреди ночи, чтобы поменять простынь. И я вижу по твоим глазам моим миленьким глазкам, как ты устала и хочешь спать. Я уверен, тебе самой все равно, мокрая под тобой простыня или нет, а заменить ее ты хочешь только потому, что тебе передо мной за что-то там стыдно. Но блин. Я все это устроил не для того, чтобы мы сейчас спали на сухой кровати. Я хочу доказать тебе, что мне все это неважно. Ну, вот мокро под нами и что? Я не вижу в этом никакой трагедии и знаешь, даже напротивэто все, как будто бы мило, что ли. Честно, мне даже нравится. В конце концов, это ведь твоя моча, а не чья-та. А все, что твое, для меня как манна небесная, Жопочка.
За эти слова, она отблагодарила его, самой, что ни на есть счастливой улыбкой и он торжествующе, улыбнулся в ответ. Напоследок он лениво поцеловал ее, едва прикоснувшись губами, и такое бесстрастие означало, что пора уже спать. Еще какое-то время они бережно терлись кончиками носов, наслаждаясь, теплым, разделенным между собой воздухом и тихим, убаюкивающим дыханием друг друга.
В окне забрезжило, и ночник потускнел.
Проснулся. Первым, на что было обращено вниманиеэто отсутствие Жопочки и только потом уже, он почувствовал, как за ночь похолодела, все еще мокрая, простыня. Отбросил одеяло. Показалось, что слегка отсырелые ноги испустили еле видимый пар. Он сел на край постели, и ладонями почесал заспанные глаза, зевнул, и энергично почесал затылок. Опять зевнул. Встал на ноги, и замер в послесонном отупении, смотря в одну точку. И вот в сознании, вроде как возобновился процесс генерации мыслей. Жопочка, должно быть моется в душе, подумал он сперва. Хотя никакого шипения точно не слышно. Тогда он предположил, что может быть, она кушает. Но, чтобы в раннее утро нена нее не похоже, да и лязга не слыхать. Нужно сходить и проверить.
Но не успел он повернуться в сторону дверного проема, как боковым зрением наткнулся на что-то непривычное, на то, чего как минимум, вчера, тут еще не было. Он подошел к комоду, и обнаружил на нем сложенный вдвое лист бумаги формата А4 с броской надписью: «Прочти!». Сонливость сняло как рукой. Сама по себе ситуация сигнализировала о нечто ужасном. Стало ясно как никогда: за этим словом «прочти», его ожидает очень неприятное, очень горькое откровение: она ушла, она бросила его. И все, из-за своих дурацких комплексов. Глупенькая Жопочка.
Всем телом, он ощутил поползновения судорог. Голова завибрировала, точно под тремором, и словно отрицая действительность: «нет-нет-нет-НЕТ». Разум обуяло чувство безысходности, чувство фрустрации, тошноты и дикое желание упасть, провалиться, затрястись и заплакать. И это все притом, что он еще не добрался до содержимого, оставленной ему записки.
Наверняка имеет место быть, доля вероятности, что там окажется нечто иное, например: «любимый, я ненадолго уехала к маме, прости, что забыла предупредить» или «мой милый, не волнуйся, я зачем-то пошла в ночной магазин и скоро обязательно вернусь».
Он взял себя в руки и взял в руки листок. Открыл.
Началось это все со слов: «Тыбольной ублюдок». Да, прямо вот с этого. Ему явно не померещилось, там, так и написано, его любимым, курсивным почерком Жопочки: «Тыбольной ублюдок». «больной ублюдок». Ублюдок.
Ноги подкосились. Тело, будто длинное пальто, рухнуло на пол, и свернулось эмбрионом. Записка, скатившись по воздуху, легла рядом с ним. Он завыл. Завыл невыносимо мерзко, как разбалованный отпрыск, которому подарили ни того цвета машинку.
Не надо! Не надо! Не надо! Обними меня, Жопочка. Обними! рыдал этот несчастный.
Рука, на ощупь потянулась вверх, и вцепилась в царгу кровати. Некогда «райское гнездышко» как он всегда называл их двуспальную койку, теперь, при невыносимой тряске по ухабистой дороге к нервному срыву, служило ему в качестве поручня.
Прошу тебя, нет! Прошу! Вернись!и продолжалось так минуты четыре.
Голос охрип до неузнаваемости. Лицо опухло от слез. Он лежал обессиленным, и жадно заглатывал ртом воздух, готовясь к следующему всплеску эмоций. Но, на каком-то моменте, он подсознательно понял, что фраза «больной ублюдок» выжалась на максимум, исстрадалась в полной мере, и потеряла всякую актуальность, и руководствуясь исключительно этими словами, больше не представлялось возможным продолжать самобичевание. Необходимо было пополнить запас информации.
Не вставая, он поднес к лицу записку, и принялся читать дальше:
«Тыбольной ублюдок. Знаешь, я уже давно об этом догадывалась, но только сегодняшняя ночь, убедила меня во всем, окончательно. Я неоднократно умаляла тебя остановиться, перестать относиться ко мне и всему, что меня касается, как к божеству, но ты конечно же, всегда это игнорировал, ведь твой иллюзорный мирок, который на самом деле чужд любому, здравомыслящему человеку, вынуждал тебя делать обратное. Честное слово, я даже не могу себе представить, каким образом, тысентиментально Нечто, вынесешь первые дни пиздастрадания, после моего ухода А хотя знаешь, я и не хочу этого представлять. Варись пожалуй ты с этим как-нибудь сам. Я долго терпела твое подобострастие ко мне, потому как в большинстве случаев его можно было хоть как-то оправдывать, но твоя последняя выходка я промолчу. Однако знай, что я больше не намерена жить в постоянных опасениях и ждать, когда тебе там вздумается сожрать мое дерьмо, а потом как в порядке вещей, убеждать меня в том, что ничего вкуснее ты в жизни не пробовал. Так, что иди-ка ты к черту, больной ублюдок. Да-да, тыбольной ублюдок и чтоб ты знал, больной настолько, что мне было страшно сказать тебе об этом в глаза. С этих пор, мне противно находится рядом с тобой, противно видеть тебя и слышать.
P.S
Не вздумай даже искать, звонить мне, и писать моей матери.
Хоть в этот раз побудь человеком и отвали от меня. Ублюдок».
Он сел, поджал колени, обнял их, и уронив между ними голову, завопил как сумасшедший:
А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а
КОНЕЦ.