Оппа, а чё это у нас такое?
Голос Болта заставил меня сжать перстень в кулаке. Уголовник неторопясь сполз со шконки, и вразвалочку направился в мою сторону. Червонец, снова усевшись потурецки, щерился гнилыми пеньками зубов.
Слышь, земеля, ты кулачокто разожми.
Больше тебе ничего не разжать?
Я сразу выбрал такой тон, решив, что ни в коем случае не должен давать слабину, а в крайнем случае постараюсь за себя постоять.
Не понял Слышь, сука, ты чё, берега попутал?
Если я сука, то ты петушило.
В уголовной среде нет более тяжкого оскорбления, чем намекнуть, что человек принадлежит к касте опущенных. Это знал даже я, никогда не сидевший, а нависавший надо мной урка мгновенно пришёл в ярость.
Урою, блядина!
Предвосхищая удар, я выставил вперёд локоть левой руки, который и принял на себя кулак оппонента. Страдальческий крик заставил проснуться даже дрыхнувшего в углу доходягу. Представляю, насколько это больно, если даже у меня рука на несколько секунд попросту онемела.
Палыч мне всегда говорил: «Первая атака должна сразу выводить соперника из строя». Пока я только блокировал чужую атаку, а теперь настало время провести свою. Претворяя в жизнь наказ Палыча, я действовал жёстко. Урка как раз удачно согнулся, со стоном и матом тряся травмированной конечностью. Удар под названием Chin jab, то есть раскрытой ладонью в подбородок, благо что перстень оставался зажат в левой руке, отправил Болта на цементный пол. Уголовник застыл без движения, а его подельник оказался не робкого десятка, сорвавшись с места с заточкой в руке. Как он её пронёс в ИВС? Да мало ли у уголовников разных приёмов. Раздумывать над этим мне было некогда. Всё тот же Палыч учил меня, что пытаться выбить нож из руки противниказанятие чреватое получением травмы, куда проще и действеннее ударить ногой в колено, что я и проделал с огромным удовольствием. Червонец, прыгая на одной ноге, орал не так сильно, как Болт, но у меня создалось впечатление, что удар стопой в коленную чашечку нанёс приличный урон его здоровью.
От следующего удара меня предвосхитил звук открываемой двери. На пороге стоял давешний лейтенант, сурово оглядывая поле боя.
Таак, и что это такое здесь происходит?
Болт зашевелился и со стоном, сопровождаемым матюгами, принял сидячее положение, тряся контуженной головой. А Червонец уже успел какимто образом избавиться от заточки, процедив сквозь зубы:
Этот вон Ни с того ни с сего налетел на нас. Бол Витька́ оглушил, а мне ногу повредил. Колено точно сломал, сссука. Ааа.
В ответ на вопросительный взгляд лейтенанта я пожал плечами:
У меня другая версия, я сам едва не стал жертвой нападения этих молодых людей. Чтото им во мне не понравилось, пришлось защищаться.
Я смотрю, драться вы умеете, вздохнул служивый. Ладно, Бестужев, пойдёмте, посидите в дежурке, а то ещё чтонибудь тут учудите. Начальство пускай потом разбирается, а мне ещё придётся рапорт писать. А вас, это уже в адрес уголовников, утром осмотрит врач. И не вздумайте мне тут чудить, а то быстро к хулиганке срок схлопочите и отправитесь намоленными путями по этапу.
Начальство в лице майора с усталым лицом заявилось ровно в 8 утра. Я кемарил на лавке, свесив небритый подбородок на грудь, когда меня растолкали и провели в кабинет, на двери которого висела табличка: «Начальник ОВД по Красносельскому району г. Москвы майор Дерябко К. В.» Сам Дерябко К. В. сидел за столом, позади него стену украшали портреты Брежнева и Дзержинского.
Присаживайтесь, гражданин Бестужев. Так это вы, значит, потерявший память?
Значит, я.
А сокамерников за что избили?
Ну вот, сейчас начнётся выедание мозга. В итоге ещё и виноватым окажешься. Однако, к моему лёгкому удивлению, майор поверил, либо сделал вид, что поверил объяснению.
Та парочка и впрямь те ещё фрукты, за ними не одна ходка. Сейчас, правда, по хулиганке попались, но я постараюсь сделать так, чтобы им переквалифицировали на злостное хулиганство, а это лишение свободы на срок до пяти лет или исправительные работы на срок до двух лет.
Про заточку у Червонца я промолчал, а то ведь бедолаге ещё и за холодное оружие впаяют. Хотя, по большому счёту, туда уроду и дорога.
Вы тоже персонаж с секретом. Себя не помните, а дерётесь вон как, словно мастер спорта по боксу или боевому самбо. Да и эта странная татуировка Кстати, можно посмотреть?
Я разделся до пояса, демонстрируя Дерябко цветастую картинку, на что тот выдал загадочное: «Угу, ясно», после чего вернулся за стол.
Мы, конечно, пошерстим по всесоюзным сводкам не только на предмет Алексея Бестужева, но и на человека с вашей внешностью, навыками и с характерной татуировкой, может, гдето чтото и всплывёт. Не может быть, чтобы у человека не было родственников. Вполне может быть, что раз вы оказались на площади трёх вокзалов, то прибыли в Москву из другого города. Эти направления мы тоже отработаем.
А что же мне, пока всё не выяснится, в дежурке жить или, того лучше, в изоляторе?
Тоже не дело, вздохнул майор. У нас, в общемто, на такие случаи имеется инструкция, подобранных на улице беспамятных отправляем в лечебные учреждения Дада, периодически встречаются такие, не вы один. Но это больше пенсионеры, и в основном глубокие старики. Такой молодой с потерей памяти у нас впервые. Причём выборочно: имя, фамилию и возраст помните, а родственников и откуда выне помните. Как в кино: «Тут помню, а тут не помню» Знаете что, отправлю вас в Ганнушкина. Там врачи хорошие, побудете пока под наблюдением, поколют вам витаминчики, может, что и вспомните. И мы со своей стороны поищем, может, гдето чтото и проклюнется. Только напоследок сделаем ваше фото в фас и профиль
Мда, только психбольницы не хватало, думал я, позируя местному Майзелу[1]. Хотя На что я рассчитывал? Да и может ещё обойдётся, не стоит так уж переживать раньше времени. Пусть обследуют, если им так хочется, лишь бы в олигофрена не превратили.
* * *
А для Игоря Николаевича Кистенёва, он же Кистень, он же по экспроприированному паспорту Владимир Петрович Рыбаков, утро начиналось в мягкой и тёплой постели номера гостиницы при Казанском вокзале. Потянувшись и хрустнув суставами, он не без удовольствия вспомнил вчерашние вечер и особенно первую половину ночи.
Накануне эксбанкир недолго думал над тем, как проведёт ближайшую ночь. Понадеявшись на своё сходство с Рыбаковым и имея в сумке солидный запас наличности, Кистенёв решил переночевать в гостинице. Естественно, не в «Интуристе» или «Метрополе», ни к чему светиться в таких местах, где его паспорт будут проверять с особым тщанием, а к утру, не исключено, милиция Москвы будет оповещена о найденном в кооперативной квартире на Каланчёвской трупе. Обнаружится пропажа паспорта и соответствующая информация разойдётся, вполне возможно, по гостиницам столицы, где возле ресепшн наверняка торчит дежурный «легавый», да и каждый администратор не только фарцует, но и стучит куда следует. Поэтому Кистень далеко ходить не стал, вечер провёл в ресторане «Арбат», куда просочился, сунув десятку швейцару, а на ночь глядя ткнулся в небольшую, и почемуто пахнувшую хлоркой гостиницу при Казанском вокзале.
Как оказалось, хлоркой несло из приоткрытой двери сортира справа от стойки администратора. Администратором же оказалась лениво листавшая журнал «Крестьянка» весьма симпатичная женщина лет 35.
Мне бы, если можно, одноместный, с самой душевной улыбкой, на какую был способен, сказал Кистенёв.
Увы, у нас только двух и четырёхместные, с ноткой сожаления ответила та.
Хм А давай, красавица, я заплачу за двухместный, а буду жить там один? Сколько выйдет за неделю?
Для себя он решил, что неделямаксимальный срок. Даже если труп найдут спустя несколько дней, может обнаружиться пропажа паспорта, разошлют ориентировку. Лучше не рисковать. А за неделю он чтонибудь придумает. Может, удастся снять угол.
Вообщето так не положено, вдруг проверка
Не обижу, веско добавил Кистень.
Женщина изобразила сомнение, но, видимо, последний аргумент сыграл свою роль. Она быстро произвела в уме вычисления и выдала:
Если на неделю берёте двухместный номер, то общая сумма 16 рублей 80 копеек, по рупь двадцать с человека.
Кистенёв положил на стойку паспорт, из которого торчали три кирпичного оттенка купюры.
Сдачу оставь себе, купишь пудру или помаду.
Администратор душевно улыбнулась, приступая к изучению паспорта.
А у вас же здесь московская прописка.
Так я ремонт затеял, нанял рабочих, они там целую неделю копошиться будут. Ну а мне надо же гдето приткнуться. В дорогие гостиницы не сунешься, там вечно мест нет, а с администраторами так легко не договоришься.
Это точно, грустно вздохнула женщина, переписывая паспортные данные.
Видно, представила, что ей всю жизнь куковать в пропахшей хлоркой привокзальной гостинице, где такие щедрые клиенты, как этот модно прикинутый мужчинабольшая редкость.
Добро пожаловать в нашу гостиницу, Владимир Петрович! томно пропела она, протягивая ключи с биркой от номера. Душ и удобства, правда, общие на этаже, но там чисто, там у нас порядок.
Это хорошо, что чисто и порядок Тебя как зватьто, солнце?
Ольга Борисовна.
Слушай, Оль, я смотрю, народу всё равно никого, скучаешь тут. Может, организуешь в номер коньячок, лимончик, ну и всё, что полагается? За ценой не постоим, подмигнул ей новый постоялец.
Четверть часа спустя, когда Кистенёв уже немного пообвыкся в небольшом номере с чёрнобелым телевизором и занавесками с пятнами, словно ктото вытирал о них жирные пальцы, Ольга Борисовна принесла не только бутылку «КВ», фрукты и тонко нарезанные сервелат с сыром, но и свежее постельное бельё с полотенцем.
Приятного аппетита, Владимир Петрович!
Ты гостиничную дверь закрыла? Нет? Давай быстренько метнись, повесь табличку, что мест нет, чтобы не стучались, и возвращайся.
Да я не могу
Оля, не буди во мне зверя, шутливо погрозил он ей пальцем. Или ты думаешь, я для себя одного всё это заказывал? И второй бокал для себя захвати.
Когда Ольга Борисовна вернулась, Кистенёв, не мешкая, разлил коньяк.
Ну, давай, Оля, за тебя, за твою красоту.
Полчаса спустя он уже целовал раскрасневшуюся женщину в пухлые губы, одновременно правой рукой стискивая её аппетитную грудь Покинула Ольга Борисовна номер «гостя с севера» в половине первого ночи, объяснив, что может нагрянуть проверка, а она должна находиться на боевом посту, всё же имея возможность вздремнуть в маленьком холле на креслекровати. А вполне довольный тем, как складываются его дела, Игорь Кистенёв с чувством выполненного долга всётаки принял душ и отправился на боковую. Утром его ждали новые дела.
[1] Стивен Майзел, США, один из наиболее успешных фэшнфотографов мира, чьё имя прогремело в 1992м после выхода фотокниги Мадонны «Sex». Считается открывателем многих суперзвезд подиума, таких как Наоми Кэмпбелл, Линда Евангелиста и Амбер Валетта.
Глава 4
В городскую психиатрическую больницу имени Ганнушкина меня довезли на служебном «козлике» жёлтого цвета с синей полосой. Старое здание дореволюционной постройки хмуро взглянуло на меня тёмными глазницами окон, словно бы спрашивая: «Ну что, чудак, допрыгался? Теперь будешь гнить в моих стенах до скончания дней». Меня аж передёрнуло, когда я весьма живо представил некоторые варианты развития событий.
В приёмном отделении старлей из сопровождения, чтото подписав и передав какойто документ дежурному врачу, оставил меня на попечение местных эскулапов, после чего мне выдали тапочки, полосатые пижаму и штаны, кусок мыла, вафельное полотенце и загнали в душевую. Свою одежду и остатки наличности пришлось сдать, а перстенёк всё так же покоился за подкладкой плаща.
Отделение встретило меня смесью запахов кислой капусты и варёной рыбы. Палата была на четверых, но помимо меня здесь обитал лишь какойто отощавший старик с острым, покрытом седой щетиной подбородком. На моё появление он не обратил ровным счётом никакого внимания, продолжая лежать по стойке смирно и уперев остекленевший взгляд в потолок.
Не успел я разобрать постель, как принесли завтрак: перловую кашу с тушёнкой, если таковой можно было назвать попадавшиеся изредка волокна мяса, стаканом тёплого, подслащённого чая, цветом напоминавшего мочу, парой ломтей белого хлеба и кусочком масла. Как я понял, размазывать масло предполагалось столовой ложкой, выданной к кашедругих столовых приборов мне не принесли, видимо, из опасения, что я могу ножом или вилкой когонибудь зарезать. Старика сестра кормила с ложечки, а ещё под его кроватью я узрел судно, то бишь ночной горшок. Вполне могло быть, что пенсионер находился под воздействием какихто препаратов, но мне хотелось верить, что он просто тихий помешанный, и проблем мне не создаст.
Есть эту бурду совершенно не хотелось, но я сделал над собой усилие. Вряд ли, пока я тут нахожусь, меня будут потчевать деликатесами, а то ведь, чего доброго, заставят есть насильно, через уходящую в носоглотку трубку. Нет уж, лучше я сам, кривясь и давясь, уничтожу перловку, запив её вонявшим опилками чаем с болееменее приличным бутербродом.
Проглотив завтрак, я растянулся на кровати и чуть ли не мгновенно провалился в сонсказалась полная событий ночь. Разбудил меня голос медсестры, призывавшей следовать за ней. Видно, на санитара я не тянул своим спокойным поведением, хотя сопровождавших пациентов здоровяков в белых халатах я уже встречал по прибытии в клинику.
Наше короткое путешествие по выцветшему, истёртому линолеуму коридора завершилось в кабинете заведующего отделением. Со стены из покрытой бронзовой пудрой рамы на меня глядел какойто бородатый мужик в военном мундире с погонами[1], а под ним в кресле за столом сидел немолодой врач, представившийся Яков Семеновичем Навруцким. Его отличительной чертой были очки в круглой оправе и седоватая бородка клинышком.
Здравствуйте, здравствуйте! поприветствовал меня Яков Семёнович. Присаживайтесь Нус, как мы себя чувствуем?
Терпимо?
А чтото беспокоит? сразу оживился он. Нука, молодой человек, выкладывайте, как на духу. Меня можете не стесняться, у меня работа такаявыслушивать чужие исповеди. Иногда, знаете ли, и самому хочется исповедоваться, да некому, разве что коллегам. Так ведь после такой исповеди сам окажешься пациентом своей же больницы.
Он довольно хохотнул своей незамысловатой шутке и вернулся к моей персоне.
Итак, на что жалуемся?
Наверняка ему уже доложили, с каким диагнозом я поступил, но, видно, таковы уж правила. Что ж, будем придерживаться выбранной линии.
Частичная потеря памяти.
И в чём это выражается?
Помню, что зовут меня Алексей Михайлович Бестужев, и что мне 33 года. Всё, что было до того, как я вчера обнаружил себя стоявшим посреди Комсомольской площади, как отрезало.
Интересноинтересно, какие у вас избирательные воспоминания. Мне доводилось работать с несколькими случаями ретроградной амнезии, но ни один из пациентов не помнил, как его зовут, не говоря уже о возрасте. Некоторым нам удавалось вернуть память хотя бы частично, но в большинстве случаев, увы, этот процесс становился необратимым. Годы, знаете ли, а таблетки от старости ещё никто не придумал.
Он печально вздохнул, но грусть его длилась недолго.
Вот мне доложили, что вы ночью в изоляторе временного содержания отмутузили двух крепких уголовников. Как вам это удалось при вашей в общемто скромной комплекции?
Не знаю, Яков Семёнович, всё получилось както само собой.
И опять же, эта странная по описанию татуировка, продолжил он смотреть в листок, словно не слыша меня. Можете показать?
Я со вздохом принялся стягивать больничную пижаму. Похоже, мне ещё неоднократно придётся демонстрировать своего дракона всяким любопытным советским гражданам. В какойто момент я даже пожалел, что тогда в Таиланде позволил подруге затащить себя к мастеру тату.
Есть чтото такое, юговосточное, пробормотал доктор. Нечто подобное я видел, когда летал на симпозиум психиатров в Иокогаму. Мы тогда с коллегой заговорились, обсуждая индивидуальную психологию Адлера, и не заметили, как углубились в какието портовые трущобы. Тамто на одном из полураздетых японцев я и увидел вытатуированного разноцветными красками дракона. Только он был больше вашего, во всю спину.