Так доехали до Уфы, где сменилась охрана груза и после недолгой стоянки продолжили путь. Если честно, то я думал, что в Москву меня доставят самолётом, но, видимо, не такая я уж и большая шишка, так что обойдусь и железнодорожным транспортом. Следующие двое суток прошли под аккомпанемент перестука колёс. Ехать с молчаливыми попутчиками было, мягко говоря, скучновато. Их ведомственная пренадлежность явно не располагала к пустой дорожной болтовне. Поэтому я какое-то время рассматривал проплывающие за окном пейзажи, а потом просто завалился спать, просыпаясь лишь на приём пищи, благо съестным в дорогу меня Таня обеспечила так, что хоть в Магадан езжай (тьфу-тьфу). Вот что-что, а спать в поездах я мог и любил. В своё время довелось покататься по командировкам по необъятным просторам России-матушки и ближнего зарубежья.
В Москву приехали после обеда, когда майское солнце вовсю грело уставшую от морозов землю своими лучами. Вагон загнали в какой-то тупик, где меня встречал улыбающийся Чкалов, приехавший на чёрном "Паккарде". Вот тут напряжение, буквально державшее меня за горло эту пару дней дней, сошло на нет. Уж Валеру точно не пошлют меня арестовывать. Чкалов крепко пожал мне руку, сопровождавшим лишь сдержанно кивнул, и сказал;
Поехали, Лаврентий Павлович ждёт тебя. Теперь всё будет по другому, думаю лишь мы с ним поняли весь смысл последней фразы.
И вот я стою перед дверью кабинета, за которой меня ждёт один из самых могущественных людей Советского Союза. И выйти отсюда я могу в любом качестве, вплоть до зэка.
Откуда у вас эти сведения? Хозяин кабинета кивнул на лежащую перед ним знакомую мне папку. Вот так, ни здрасти тебе, не предложения присесть. Хотя именно "присесть" в этом кабинете можно конкретно и на долго. Взгляд за стёклами пенсне, казалось, просвечивал насквозь не хуже рентгена. Странно, но именно в этот самый момент меня охватило чувство спокойствия и уверенности. Наверное я всё же ещё не совсем до конца ассоциировал себя с этим временем, хотя и прожил здесь почти год, и тот же Берия, сидящий напротив меня, был в моём понимании давно умершим персонажем.
Японцы начали боевые действия на Халхин-Голе? вопросом на вопрос ответил я.
Начали, бросил Берия, и именно так, как вы здесь изложили. И я повторяю свой вопрос, откуда у вас эти сведения?
Наверное отсюда, я постучал пальцем себе по виску.
Предсказатель? спросил Берия тоном, будто выплюнул это слово.
Предсказатель видит будущее, а я вспоминаю прошлое. Вам же товарищ Чкалов должен был рассказать обо мне.
Он рассказал, но я ему не до конца поверил. Да и сейчас ни ему, ни вам я не верю. Всё это может быть тонко спланированной провокацией. Ведь у вас нет никаких материальных доказательств, кроме ваших слов.
Спланировать можно многое, но нельзя спланировать землетрясение, о котором я писал. Но до него ждать ещё достаточно долго, а вот кто сможет спланировать наши и японские потери в самолётах, которые будут в период с 22 по 24-е мая? За два дня боёв наш авиаполк потеряет 15 истребителей, сбив при этом один японский. К сожалению наши лётчики недооценивают японские армейские истребители Ki-27, ошибочно считая их устаревшими.
Мы проверим эту информацию, тем более что до этих событий осталась всего неделя, Берия несколько смягчился, а вы пока погостите здесь и, может быть, что-нибуть ещё вспомните, последнее слово он произнёс с некоторым сарказмом.
Я постараюсь вспомнить как можно больше. Запишу это и передам вам для ознакомления, я сделал вид, что не заметил сарказма в голосе Берии. А что касается материальных доказательств, то я могу лишь предъявить свои часы, которые были на мне в момент переноса сюда. Покажите их специалистам и пусть они установят, хотя бы приблизительно, когда эти часы были изготовлены. И, я надеюсь, часы мне впоследствии вернут. Они дороги мне как память и как подарок на юбилей, с этими словами я отстегнул браслет и положил часы на стол.
Разместили меня даже с комфортом, правда в том же здании на Лубянке. Оказывается здесь было что-то вроде гостиницы. Довольно просторная комната, туалет, ванная комната и вполне приличная спальня. Всё обставлено мебелью даже со вкусом, так что жить можно. Вот только выходить мне из комнаты не рекомендовали. Я попросил бумагу и писчие принадлежности. Всё доставили буквально молниеносно. Бумагу, кстати, принесли отличного качества, белоснежную. Поинтересовались, не нужна ли мне печатная машинка. Подумав, отказался. Ну её нафиг. Ещё в Белорецке как-то попробовал печатать на такой, так все пальцы отбил с непривычки. Это вам не клавиатура компьютера, так что писать буду от руки, благо перьевой ручкой пользоваться в конце концов научился. Ещё принесли с десяток уже заточенных карандашей и линейку, а вот нож для заточки не принесли. Видимо не положено здесь иметь постояльцам остро заточенные предметы. Я только хмыкнул на это. Едва я сел за стол и положил перед собой девственно чистый лист, как раздался стук в дверь. В мой "номер", толкая перед собой никелированную тележечку с судочками, тарелками и небольшим чайничком, вошла миловидная девушка в белоснежном передничке и накрахмаленном чепчике.
Добрый день! милое создание лучезарно улыбнулось, Ваш обед.
Не успел я и слова в ответ произнести, как стоящий посередине комнаты стол был накрыт. Надо сказать, что пахло от выставленных на нём блюд просто одуряюще. И хотя есть особо не хотелось, но от этих ароматов слюна сама собой начала выделяться просто в немыслимых количествах.
Приятного аппетита! всё так же улыбаясь проворковала фея местного общепита (хотя на 150 % уверен, что у этой феи есть специальное звание НКВД), Как покушаете, оставьте всё на столе, я заберу, сказав это девушка буквально испарилась.
Ну что сказать, кормят здесь, в "Госужасе"*, вполне даже не плохо. Сам не заметил, как опустошил все тарелки. Пришло время и поработать.
(* В здании НКВД, а позднее КГБ на Лубянке до революции размещалась компания «Страховое общество Россия». После революции, когда в 1919 году здание занял Особый отдел Московской ЧК, остряки название немного перефразировали).
Удивительно, но следующие две недели меня не трогали. Я смог изложить на бумаге всё, что смог вспомнить о ходе и результатах войны с Финляндией, о присоединении Прибалтики. Конечно же особое место уделил началу Великой Отечественной войны. Написал о не исполненных директивах, о преступных приказах, о героизме защитников Брестской крепости и пограничников. Прекрасно понимая, что скорее всего наживу себе, мягко говоря, недоброжелателя в лице того же Берии, достаточно подробно описал отступление Красной армии до стен Москвы, блокаду Лениграда. Ох, как я в эти дни благодарил форумы альтернативной истории, на которых до потемнения в глазах спорили о ходе тех или иных военных операций в годы войны, анализировали просчёты, строили предположения. А ещё там были любители "строить" альтернативную военную технику. Да и я этим грешил, было дело. И всё это я переносил на бумагу. Эскизы и рисунки бронетехники на основе выпускаемых сейчас танков серии БТ, Т-28, Т-26. Вместо громоздкого КВ-2 что-то напоминающее "объект 268". Лёгкие САУ, РСЗО* и БТР на основе шасси так и не пошедшего в серию четырёхосного грузовика ЯГ-12. Ну и, конечно, мои любимые вертолёты.
(* РСЗО- реактивная система залпового огня)
А ещё я попросил принести мне карту СССР, на которой отметил примерные районы, в которых в будущем найдут большие запасы нефти и газа. В том же Нижневартовске довелось побывать пару раз, а там до Самотлорского месторождения, что называется, рукой подать, а откроют его, если мне не изменяет память, только в середине 60-х годов. В моей родной Башкирии нефть добывают с начала 30-х годов, но пока не открыто ещё Туймазинское и Чекмагушевское месторождение нефти. А ведь есть и ещё месторождения, о которых я просто не помню. Не помнил я и координат города Мирный, где было открыто месторождение алмазов. Примерно на карте очертил район и написал пояснение "алмазы". В эти минуты мне хотелось буквально расцеловать свою учительницу по географии, которая заставляла нас, оболтусов, чертить контурные карты, отмечать на них полезные ископаемые и перечерчивать раз за разом, если находила неточности.
Раз в день под вечер в мой "номер" заходил молчаливый сотрудник НКВД и забирал написанное мной. И не просто так забирал, а ставил на стол что-то вроде металлического кейса с замком и выходил за дверь. Я открывал кейс (буду так называть, потому что мне привычнее) своим ключом, перекладывал туда написанное мной за день, закрывал замок и передавал с рук на руки ожидавшему за дверью сотруднику. Так мы договорились с Берией. Второй ключ был у него.
И вот спустя две недели моего достаточно комфортного заточения и дверь вошёл сам глава НКВД. Он оглядел мои хоромы и произнёс;
А не плохо вы устроились, товарищ Шершнёв. Можно сказать номер люкс в гостинице с полным пансионом и всё это за государственный счёт. Тоже, что ли, попросить, чтобы так же закрыли хотя бы на пару дней и не тревожили, Берия рассмеялся своей шутке.
Я же сидел в пол оборота к нему, ожидая, что будет дальше. Вставать я и не подумал. Уже одно то, что Берия сам пришёл и обратился ко мне "товарищ", а не "гражданин" говорило о многом. Похоже он мне поверил. Берия тем временем резко прекратил смеяться и обратился ко мне;
Собирайтесь, Михаил Андреевич. Поедем знакомиться кое с кем.
У меня невольно перехватило дыхание. Похоже я знаю кто это такой, этот самый "кое кто".
Кабинет Сталина почти не отличался от того, как его показывали в фильмах. Сам хозяин кабинета сидел за рабочим столом и с интересом рассматривал меня. Я выступил на пол шага впереди зашедшего со мной Берии и произнёс;
Здравствуйте, товарищ Сталин, голос слегка дрогнул от волнения. Всё же, что бы там ни писали либералы в будущем, передо мной была ЛИЧНОСТЬ.
Здравствуйте, товарищ Шершнёв, Сталин заметил моё волнение и слегка усмехнулся, Проходите, присаживайтесь. И не надо бояться товарища Сталина. Товарищ Сталин не такой уж и страшный.
Я сел за стол, а Сталин с Берией расположились напротив.
Так вот вы какой, пришелец из будущего, Сталин пристально смотрел на меня.
Выходит мне поверили?
Слишком много совпадений с вашими предсказаниями, Сталин встал и прошёл к своему рабочему столу. Вернулся он с какой-то папкой, которую положил передо мной, Это доклад о действиях наших ВВС на Халхин-Голе и о потерях сторон. Всё, что вы написали, полностью подтвердилось. А это, Сталин протянул несколько листов с машинописным текстом, заключение экспертов по вашим часам. На некоторых деталях удалось обнаружить маркировку, которая указывала на дату изготовления. Кроме того некоторые технические решения оказались нашим экспертам, а это очень компетентные люди, совершенно неизвестны. Да, кстати, вот ваши часы, в целости и сохранности. Единственное, что заменили, это заднюю крышку с гравировкой. Ваша родная теперь находится с спецхранилище, как важный артефакт.
Я застегнул на руке браслет с часами. Сразу стало как-то спокойнее. Всё же, как ни как, родная вещь, пришедшая со мной из другого времени.
Ну а теперь расскажите о себе, товарищ Шершнёв. Кто вы и откуда, Сталин раскурил свою знаменитую трубку и приготовился слушать.
Я, Шершнёв Михаил Андреевич, родился в городе Белорецке в 1970ом году. Там же окончил 10 классов школы, отслужил в армии два года в частях Комитета Государственной безопасности по охране особо важных объектов. После армии поступил в Магнитогорский Государственный Технический Университет, который через 5 лет окончил по специальности "Машины и технологии обработки металлов давлением". Так что я дипломированный инженер и, заодно, капитан запаса. В университете была военная кафедра, да и позднее несколько раз отправляли на военные сборы, где и получил офицерское звание.
Офицерское? вскинулся Берия.
Да, именно так, ответил я, В 1943ем году, в самый разгар войны, были вновь введены погоны, командиры стали офицерами, а бойцы солдатами.
Об этом мы ещё поговорим, Сталин слегка взмахнул рукой с трубкой, Продолжайте, товарищ Шершнёв. Расскажите, как вы оказались в нашем времени.
Это мне и самому непонятно, товарищ Сталин. Сидели на лодочной станции, которую в нашем времени превратили в кафе-шашлычную, отмечали юбилей коллеги. Я перебрал спиртного и решил идти домой. Сам не помню как ночью оказался возле городского пляжа и решил искупаться. Отплыл от берега где меня накрыло каким-то туманом и я потерял ориентировку. Долго плавал в тумане, пока не начал тонуть. Уже погрузившись под воду почувствовал сильную боль во всём теле и какой-то гул и вибрацию в толще воды. Собрался с силами и рванул к поверхности, где ударился головой о понтон и потерял сознание. Очнулся уже в этом времени. Меня спас сторож лодочной станции, который приютил у себя и сообщил обо мне своему племяннику, сотруднику НКВД, я перевёл дух, Ну а потом был арест. Нас, сторожа, его племянника и меня, повезли расстреливать, но вмешалась опер группа из Уфы, приехавшая арестовывать начальника районного управления НКВД. В итоге в самый последний момент нас успели спасти.
Кто ещё знает о вашем, скажем так, не местном происхождении? спросил Сталин.
Кроме вас знают ещё тот самый сторож, в прошлом командир ЧОНа, его племянник, на сегодняшний день являющийся исполняющим обязанности начальника управления НКВД и племянница сторожа, а заодно моя жена. Да, ещё в курсе моего происхождения Чкалов. Но он знает не всё. О развале Союза я ему не рассказывал. Получается, что вместе с вами всего шесть человек.
Ты посмотри, уже и жениться успел, произнёс Сталин одобрительно, А почему вы решили открыться именно этим людям?
Николай Александрович Сазонов, это племянник сторожа и сотрудник НКВД, в моём будущем фактически заменил мне родителей и воспитывал меня. Ему я солгать просто морально не имел права. При этом разговоре присутствовал его дядя, сторож лодочной станции и его сестра Татьяна, которая через некоторое время стала моей женой. Чкалов же должен был погибнуть в декабре 38го года в авиакатастрофе. Я решил спасти ему жизнь и написал письмо с предупреждением. Авария всё же произошла, но он выжил, хотя и получил серьёзную травму головы. Я пригласил Чкалова приехать в Белорецк, где его вылечила моя родственница. Ну и в ходе разговора рассказал ему кто я и откуда. Он нужен был мне для того, чтобы донести информацию до вас.
Ну что же, Сталин затянулся трубкой и выпустил клуб ароматного табачного дыма, у вас получилось с доставкой информации. Скажите, а не может ли, по вашему мнению, произойти так, что ещё кто-нибуть из ваших современников окажется в нашем времени?
Я думал об этом и считаю, что раз такое произошло со мной, то могут быть и другие подобные случаи, в горле довольно изрядно пересохло и я поискал глазами графин с водой. Видимо мой взгляд был слишком уж красноречив. Сталин встал, дошёл до не высокого столика, взял с него сифон и стакан и поставил всё это передо мной. Поблагодарив хозяина кабинета я налил и залпом выпил стакан газированной воды.
Что ж, об этом тоже нужно подумать. Займись этим, Лаврентий, Сталин ткнул трубкой в сторону сидящего Берии, на что тот молча кивнул и сделал запись в свой блокнот, С вашим прошлым мы разобрались. Теперь расскажите, что ждёт нас в будущем.
Весь рассказ занял более двух часов. Я рассказывал, не пытаясь смягчить и как-то обелить произошедшие в моём прошлом и их будущем события, хотя прекрасно понимал, что могу выйти из этого кабинета прямиком в самый дальний лагерь или, что более вероятно, к расстрельному рву. Когда речь шла об отступлении начального периода войны, о сотнях тысяч попавших в плен красноармейцах, о просчётах командования и самого Верховного главнокомандующего. Сталин встал и начал размеренно ходить по кабинету. Я, зная из книг и фильмов о такой его привычке, никак на это не прореагировал, а вот сам Сталин был буквально в бешенстве, о чём говорила его рука, с силой сжимавшая давно погаснувшую трубку. Однако он слушал не перебивая. Берия же был белее мела. Ведь и про его просчёты я тоже не умолчал. А Остапа, как говорится, понесло. И откуда только что вспомнилось. Когда я назвал цифру наших людских потерь, почти 27 миллионов человек, Сталин резко остановился напротив и буквально прожигал меня взглядом. И всё это в абсолютной тишине, которую нарушал лишь мерный стук напольных часов, неумолимо отсчитывающих ход Истории. Так длилось буквально четверть минуты, но эти секунды показались мне вечностью. Я почувствовал, как капелька пота предательски скользнула по спине. Наконец Сталин резко развернулся и отошёл к окну, бормоча себе под нос что-то по-грузински.