Посетители, сидевшие за столиками, были веселые, красивые, нарядные. Многие из них были в масках и бумажных карнавальных шляпах. Радостный гул голосов изредка прерывался бабаханьем хлопушек и вылетающими пробками из бутылок шампанского.
Над головами летали цветные бумажные ленты и сыпались конфетти. Со сцены весело и задорно пела певица под музыку джазового оркестра. Пять часов пролетели почти незаметно, затем я взял такси, и мы поехали ко мне. Костик мне клятвенно обещал, что появится только к вечеру следующего дня, поэтому я рассчитывал провести время, как говорится в одной классической комедии, «с чувством, с толком, с расстановкой». Тезка оказался человеком слова (он появился дома только поздним утром третьего января), а я не обманул ожиданий Светы.
Не успел я закрыть дверь и снять пальто с женщины, как она прижалась ко мне всем телом. В штанах сразу стало тесно. Она почувствовала это и, лукаво улыбаясь, спросила:
Нравлюсь я тебе, Костик?
Нравишься, Светик, в тон ответил ей я.
Она весело рассмеялась, потом мы целовались, как подростки, горячо и жадно. Мои руки бесстыдно шарили по ее телу до тех пор, пока она не начала тихонечко постанывать. В какой-то момент она оторвалась от меня и быстро сказала:
Идем, миленький. Идем скорее. Я больше не могу.
Раздевались мы словно в лихорадке, порывисто, быстро, будто боялись куда-то опоздать. Оказавшись в кровати, я только успел ее обнять, как Светлана застонала и изогнулась всем телом, тут же жгучее желание охватило меня, взвело тело, как тугую пружину. Женщина оказалась резвой, чувствительной и весьма любвеобильной особой: она вскрикивала, стонала, содрогалась всем телом на пике получаемого удовольствия, тем самым подстегивая мою страсть. Оставшуюся часть ночи и все время до обеда мы то дремали, прижавшись, друг к другу, то занимались любовью. Поднялись только для того, чтобы перекусить, а затем снова оказались в постели. Вечером мы пошли гулять, по дороге зашли в кафе, после чего я проводил Свету домой.
Спустя пару недель, уже со слов Костика, я узнал, что чета Сафроновых была приглашена, с подачи ректора института, в один из ресторанов, где Новый год праздновал московский полусвет. Тогда я пропустил его слова мимо ушей, так как предположить, что они коснутся непосредственно меня, никак не мог.
Этим вечером мы с Костиком сидели дома и готовились к экзаменам, как вдруг неожиданно раздался звонок в дверь. Стоило нам открыть дверь, как мы удивленно переглянулись, а затем уставились на нежданных гостей. Перед нами стояла супружеская чета Сафроновых.
Может, пригласите, или мы так и будем через порог говорить, несколько ворчливо нарушил общее молчание Павел Терентьевич.
Здравствуйте. Извините. Проходите, пожалуйста, я отступил в сторону. Тезка, чайник ставь!
Нет. Не надо! махнул рукою профессор, проходя в прихожую. Мы буквально на пять минут. Нас ждет такси.
Мы ненадолго, подтвердила его слова супруга. Павел и так уступил моей просьбе, когда мы мимо проезжали. Дело в том, что я познакомилась на новогоднем вечере с одной прелестной девушкой. Мы разговорились, обменялись телефонами, и вот сегодня она мне позвонила с просьбой помочь. Мне очень не хочется тебя опять напрягать, Костя, но, к сожалению, другого выхода у меня нет. Во всем виноват только мой длинный язык. Извини меня. Я знаю, что у тебя сессия, экзамены Извини.
Ох, эти женщины, нарочито тяжело вздохнул профессор. Вечно их язык на полкорпуса голову обгоняет.
Объясните мне толком, что от меня требуется? недоуменно спросил я.
Ты еще не понял?! влез в разговор тезка. Так ты теперь в семье Сафроновых числишься официальным экспертом в области искусства!
Мы как-нибудь обойдемся без твоих ехидных замечаний, Константин! тут же осадил сына «папаша». Олечка, а ты не молчи. Излагай свою просьбу, а то мы так до глубокой ночи здесь простоим.
Этой девушке надо помочь в выборе картины. Ты поможешь, Костя?
Когда?
Завтра, Костя.
С утра у меня зачет. Освобожусь, если пойду одним из первых, к одиннадцати. Не раньше.
Ой, как хорошо! Тогда давай подъезжай к двенадцати часам. Вот адрес, и она подала мне бумажку. Мы тебя там будем ждать! Только очень прошу тебя: не опаздывай!
Я подошел к комиссионному магазину за десять минут до назначенного времени. Магазин должен был работать, но на входной двери висела табличка с надписью «Спецобслуживание».
«Что это значит?»
Оглянулся по сторонам, но стоило мне увидеть недалеко от входа большую черную машину, в кабине которой сидел водитель, как все стало на свои места. Я усмехнулся.
«Партократия приехала».
Постучал в дверь. На стук выглянул продавец. Он быстро оглядел меня и, видно, принял меня за обычного посетителя, так как пренебрежительно хмыкнул, а затем ткнул пальцем в табличку:
Гражданин, вы читать умеете?! Вот табличка висит!
Я могу уйти, вот только тебе потом за мной вдогонку придется бежать! И я нагло усмехнулся.
Продавец сразу в лице изменился. В глазах заплескался страх, а на лице появилась подобострастная улыбка.
Извините, товарищ! Я не знал! Мне просто никто ничего
Веди давай!
Проходите, пожалуйста, товарищ!
Войдя, сделал несколько шагов и невольно остановился. В большом зале среди старинной мебели, напольных часов и напольных китайских ваз, на полках и витринах стояли фарфоровые фигурки людей и животных, лежали шкатулки, медальоны. Я стоял и крутил головой, рассматривая эти осколки семейного счастья и признаки былой роскоши.
«Эх! Выставить бы это на современный аукцион и можно денежки лопатой грести»
Голос Оленьки оторвал меня от грез и вернул в действительность.
Костя! Иди сюда! Быстрее!
Я повернулся на голос. Она стояла в глубине зала и призывно махала мне рукой. Подойдя, я увидел на ее лице тщательно скрываемый страх, но только я открыл рот, чтобы спросить, как она меня подтолкнула к двери с табличкой «Директор»:
Заходи быстрее! Я тебе потом все объясню.
Открыл дверь, затем вошел. Кабинет был большой, но из-за массивной мебели и тяжелых занавесок из коричневого плюша мне показалось, что его словно сжали изнутри, оставив мало свободного места. Стол, перед ним два массивных деревянных стула с широкими, удобными спинками. В углуздоровый, старинный сейф с металлическими завитушками. С левой стороны стены висело несколько застекленных рамок с грамотами за отличное обслуживание, а над ними висел красный вымпел с надписью «За ударный труд!». С другой стороны комнаты висел портрет великого вождя, товарища Сталина. У стены, рядом с грамотами, стояла, чуть ли не навытяжку, женщина. Она, судя по всему, была директором магазина. Соломенного цвета волосы, пышные телеса, затянутые в оранжевое платье с широким вырезом и безрукавкой с цветным орнаментом, красные меховые полуботинки. Некогда красивое лицо сейчас обрюзгло и поблекло, а в глазах светился страх. Его источником, несомненно, являлся мужчина ярко выраженной восточной наружности, вальяжно расположившийся в кресле директора магазина. Ему было лет где-то тридцать пять. Правильные черты лица. Одет не просто хорошо, а изысканно. Кожаное пальто с меховой подкладкой, пушистый шарф в черную и белую полоски, а на столе перед ним лежала черная шляпа. С того самого момента, как я вошел в директорский кабинет, он стал рассматривать меня оценивающе и пренебрежительно, как важный покупатель, которому продавец расхваливает товар, но тот задирает нос и кривит губы, как бы говоря: угождай мне, угождай хорошо, тогда, может, я и куплю у тебя. Быстро скользнув по нему взглядом, я все свое внимание обратил на красивую девушку, сидящую на одном из двух стульев. Густые черные, вьющиеся волосы обрамляли нежный овал лица, на котором особенно выделялись большие черные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами.
«Еврейка? Хм. Нет. Восточный тип. Смесь кровей присутствует. Эх, хороша! Выглядит прямо как красавица из восточной сказки».
Если у Олечки (кстати, в девичестве ее фамилия была Бертгольц) была яркая и эффектная, словно выставленная напоказ, красота, то у незнакомки она была спокойной и утонченной. При этом, как я заметил, девушка никак не подчеркивала ее с помощью искусственных женских ухищрений, да и взгляд у прелестной незнакомки был прямой, открытый, искренний, без игры глазами и кокетства.
Здравствуйте! поздоровался я со всеми присутствующими.
Здравствуйте, откликнулась только одна прекрасная незнакомка, так как директор магазина просто кивнула головой.
Э! Ты чего ждать себя заставляешь! буркнул недовольно «сын гор», так я его уже мысленно окрестил.
Ситуация была неясная, поэтому я просто промолчал, ожидая, что последует дальше, но Олечка быстро использовала паузу, представив меня:
Вот, Давид Надарович, это и есть специалист по картинам. Студент. Учится в институте.
Вах! Молодой больно! опять недовольно фыркнул восточный человек. Э! Надо профессора, человека опытного! А это кто?
Я сделал рассерженное лицо.
Не напрашиваюсь. Надо, ищите опытного! Всего хорошего!
Стоять! Фамилия?! Имя?!
Вам это зачем? при этом я постарался изобразить на лице растерянность. И кто вы сам такой?
Я?! Татьяна, посмотри, этот человечек спрашивает: кто я?!
Он правильно спрашивает, Давид! Его право! Ты сейчас не на своей работе, чтобы допросы устраивать! неожиданно резко отчитала его прекрасная незнакомка.
«Так он из госбезопасности. А она, значит, грузинка с чисто русским именем Таня. Хм. Хорошее сочетание. Мне нравится».
«Сын гор» бросил на нее свирепый взгляд, но уже в следующую секунду заулыбался:
Ты права! Это все работа! Все на нервах! Ладно, не будем спорить, не будем горячиться, а лучше пойдем, посмотрим, ради чего мы здесь собрались.
Около получаса мы выбирали картину для подарка. За это время «сын гор» достал меня своими хамскими выходками. Если сначала мне хотелось просто дать ему в морду, то к концу поисков у меня появилось желание свернуть ему шею. После того как картину упаковали, Таня с Оленькой отошли в сторону и принялись о чем-то говорить, «сын гор» подошел ко мне и сказал:
Наш разговор еще не закончен, студент.
Вы это о чем? испуганно-удивленным тоном спросил я его, при этом представляя, как прямо сейчас сворачиваю ему шею, как хрустят, ломаясь, его позвонки, как тяжело упадет на пол тело и как он уставится слепыми, невидящими глазами на изливающую яркий свет люстру.
Он усмехнулся, так как по-своему понял мое застывшее выражение лица.
Не дрожи, студент. Вот, возьми, он подал мне бумажку с адресом. Завтра ровно в одиннадцать должен прибыть по этому адресу.
Погодите! У меня в институте в это время
Опоздаешь или не придешьпеняй на себя. Найду, пожалеешь, что на свет родился! Он резко отвернулся от меня и крикнул: Таня, я жду тебя в машине!
Я пришел вовремя. Постучал. Дверь мне открыла нестарая женщина с больным и измученным лицом. Серая вязаная кофта, мешком сидевшая на ней, и длиннаяиз черной плотной тканиюбка делали ее больше похожей на старуху.
Вам кого, молодой человек?
Мне дал этот адрес и сказал сюда прийти Давид Надарович.
Стоило мне назвать это имя и отчество, как ее передернуло, при этом она одновременно отпрянула от меня, словно ей сейчас в лицо сунули жабу.
Вы вместе с ним работаете?
Нет. Меня зовут Константин, я студент. Учусь в ИФЛИ.
Студент. Ой, как хорошо! ее лицо сразу посветлело. Проходите, пожалуйста! У меня есть чай и сухарики!
Не успел я сделать несколько шагов в глубь квартиры, как за спиной раздалась пронзительная трель звонка.
О господи! Это он! В ее голосе было полно страха и ненависти.
«Сын гор» вошел, как к себе домой. Прошел мимо хозяйки квартиры, словно мимо пустого места, по пути бросил на меня взгляд, и уже из гостиной послышался его голос:
Эй! Студент! Чего там стоишь, иди сюда!
Я прошел в гостиную.
Иди сюда! За мной!
Мы прошли через спальню хозяйки, судя по широкой металлической кровати, и оказались в дальней комнате, практически пустой, за исключением двух здоровых, уже вскрытых деревянных ящиков и нескольких картин, выставленных у стен.
На них смотри!
«Ни фига себе! Он что, в Эрмитаже их спер?!» не успел я так подумать, как снова раздался гортанный говор «сына гор»:
Потом туда смотреть будешь! Сейчас на меня смотри и слушай, что я скажу! Список всего этого сделаешь! Художники там и прочее! Чтобы все написал правильно! Понимаешь?!
Мне что, составить опись этих картин?
Опись-мопись! Не знаю, но чтобы все правильно было! Художник там! Сколько стоят! И не только про картины! Вот здесь еще смотри! и он рукой указал на ящики.
Я подошел к ящикам. Моим глазам предстала мешанина из тщательного упакованного старинного фарфора, древних фолиантов и других предметов антиквариата.
«Точно! Спер, гад! Поэтому не стал искать специалиста, а студентом решил обойтись. Хм. Тогда интересный вопрос напрашивается: что потом с этим студентом будет?»
Чего смотришь! Меня слушай! Перепиши, потом цены поставь! Понял?! Три дня тебе на все!
Три дня?! За это время еще с картинами, наверное, можно определиться, а насчет ящиков сразу скажу, мне на них и двух недель будет мало! Не разбираюсь я в старинном фарфоре
Ты не говори! Ты давай работай! Делай свою опись, а цены поставькакие знаешь! Теперь последнее. Смотри сюда! он достал из кармана удостоверение сотрудника госбезопасности. Слово лишнее кому скажешьпоедешь на Колыму! Знаешь, как у нас в управлении говорят: был бы человек, а статью мы всегда найдем, сказав, он весело, от души, засмеялся, потом посмотрел на меня: Что, не смешно?
Не смешно.
«Сын гор» смерил меня недовольным взглядом, хотел что-то резкое сказать, но, видно, передумал: я ему еще был нужен.
Ладно. Теперь еще. Если здесь хоть что-то пропадет и я узнаю Лучше сразу вешайся! Понял, студент?!
Понял.
На все тебе десять дней! Все! он сделал небрежный жест рукой, словно барин, подгоняющий своего слугу. Иди, работай!
Больше не обращая на меня внимания, он пробежал глазами по содержимому ящиков, потом бросил взгляд на картины, стоящие у стены, и вышел из комнаты. Спустя несколько минут я услышал, как хлопнула входная дверь. Какое-то время я стоял, разглядывая все эти произведения искусства, и думал о том, что, продав на аукционе, на всем этом можно неплохо заработать.
«Мысль неплохая, но для начала надо прояснить ситуацию», и я пошел искать хозяйку.
Нашел я ее на кухне. Вот только стоило мне ее увидеть, как стало понятно, что разговора не получится. Блестящие глаза, побледневшее лицо, рука, прижатая к сердцу, стакан воды, стоящий на столе рядом с каким-то порошком, все это говорило о том, что женщине плохо.
Сердце?
Да. Не волнуйтесь, сейчас пройдет. Я лекарство приняла.
Я прислонился спиной к раковине, в которой лежали две немытые тарелки и ложка, и приготовился ждать. Спустя несколько минут ее лицо порозовело и глаза ожили.
Краем уха я слышала, как он с вами разговаривал, женщина посмотрела на меня в ожидании моей реакции.
Я только хмыкнул в ответ.
Я понимаю вас. Скажу вам честно: сама его жутко боюсь.
Извините, как мне вас звать?
Наталья Витальевна.
Наталья Витальевна, скажите мне, пожалуйста, откуда в вашей квартире произведения искусства?
Она ничего не ответила. Просто закрыла лицо руками и заплакала. Тихо, горько, безутешно. Спустя несколько минут, я понял, что разговора не будет.
До свидания. Я к вам завтра приду.
На следующий день я пришел не с пустыми руками. Принес бутылку вина, бутерброды с колбасой, печенье и немного сливочного масла к чаю. Увидев продукты, она сделала вид, что обрадовалась, но я-то видел, что у нее в глазах стоял страх. Она боялась меня, боялась моих вопросов. Сначала мы разговаривали на нейтральные темы. Говорили о нехватке продуктов, о больших ценах, о длинных очередях в магазинах, о том, что на ее зарплату ткачихи в 420 рублей можно было прожить только впроголодь. Хотя разговор шел как бы неспешно, но при этом чувствовалось, что женщина с каждой минутой все больше нервничает. Чтобы успокоиться, она даже махом выпила полстакана крепленого вина, но, похоже, ей это не помогло, и она, не выдержав, спросила:
Скажите мне, Костя, что вам рассказал этот человек обо мне?
Ничего не сказал. Но согласитесь со мной, Наталья Витальевна, что это вопрос напрашивается сам собой.
Она грустно качнула головой.