На трап успело вскочить всего двое или трое, да ещё один смог зацепиться руками за край, и его почти втащили внутрь, как вдруг несколько лучей одновременно ударили прямо в дверной проём, разорвав тревожно мигающую лампочку и изрешетив двух человек. Загоревшиеся трупы вывалились из люка и с глухим стуком упали на землю. Когда закрылся люк, оставшиеся в живых побросали оружие и опрометью бросились из-под корабля. Понятно, почему, из жерла двигателя вылетел сноп огня, раздался уже знакомый грохот, и повреждённый, обожжённый звездолёт медленно начал набирать высоту. Когда грохот стих, фигуры в скафандрах частью подняли руки и развели их в стороны, частью пытались сопротивляться, из тех, кто не бросил оружие. Из леса со всех сторон появились другие люди, в чёрном, они быстро уничтожили сопротивлявшихся и согнали в кучку остальных.
На этом запись закончилась, и неожиданно и неуместно на экране возникло красочное изображение моря, пальм, песчаного пляжа, полного купальщиков, зазвучала музыка. Саня остановил видеомагнитофон и поставил кассету перематываться.
Ну что, впечатляет? поинтересовался он.
Так что, на поляне фантастическое кино снимали? Откуда у начальника лагеря такая кассета?
Отвечаю по порядку. Во-первых, это не кино. Плёнку, допустим, можно смонтировать, но ведь пятно на поляне-то настоящее, мы его своими глазами видели, и ничем такое случайно не сделаешь. Во-вторых, снимали только с одной камеры, а в кино никогда так не бывает. Операторы работают сразу с нескольких точек, постоянно меняют свое положение и вид, чтобы показать наиболее эффектные части того, что происходит. Здесь же камера постоянно смотрит в одно место, и если бы яркость не меняли, можно было бы подумать, что оператора совсем нет. Эту кассету мы смотрели без Евгения Васильевича, он уходил из красного уголка. Запись сделана поверх музыки, которая была раньше на плёнке, ты сам видел дальше.
И, значит, действительно на нашу гору прилетал инопланетный звездолёт, на него кто-то напал и перебил толпу народа из лазеров? Да ну, бред, не верю, перебил я, Может, эта запись только с одной из камер, а с других нам не попалось. А лазеры на горе откуда?
Это не лазеры, что-то другое И про пятно не забывай! неожиданно нервно произнёс вожатый. Разозлился, видать, А кассета Знаешь, я думаю, что начальнику не только известно, что произошло на самом деле, но он и сам здесь замешан.
У меня вырвался смешок.
Что за
Погоди. Он живет здесь круглый год, в городе почти не появляется, ни с кем не общается, семьи нет, да и, в конце концов, откуда эта запись?
Нет, Сань, это ты загнул. Мало ли людей живут в одиночестве вдалеке от городов? А кино здесь вполне могли снимать, места очень красивые. Правда, я никогда раньше не видел, чтобы кино выглядело так реально, те же «Звёздные войны», например, снято здорово, но всё равно неправдоподобно. В первый раз смотришь, глаза разбегаются, а во второйвидно, что и морды у чудиков резиновые, и всякая техника движется, как в кукольном мультфильме.
Ну, хорошо, я загнул. Просто не могу объяснить. Я хотел сказать, что если Васильич с этим связан, он наверняка пресечёт любые наши попытки что-нибудь узнать об этом деле.
Если связан, зачем допустил, что запись увидели?
Не знаю. Может, случайно кассеты перепутал, например.
И что ты хочешь предложить?
Сходим на место ещё раз, вдвоём, завтра. Пошарим вокруг, по всей поляне и на опушке. Может, что-нибудь найдём, если те, в чёрном, не заметили.
Скажешь тоже. Мы вон сколько там проторчали всем отрядом, и ничего подозрительного, кроме пятна, не нашли, а ты хочешь так вот сразу. Времени сколько прошло после пожара, месяц, год? Травой всё заросло, углей почти не видно, значит, много дней. Вряд ли получится. Да если и найдём какую-нибудь железяку, что дальше?
Мы же не искали ничего специально. Всё, что лежало на виду, тела, оружие, могли убрать «чёрные». А если мы хорошо поищем и что-нибудь найдём, у нас тогда будет вещественное доказательство. Я отпрошусь в город, поеду на хлебовозке и там всё расскажу и покажу, кому следует. Ясно? Кассету бы ещё куда-нибудь спрятать.
Что ж, слова вожатого прозвучали убедительно. Тем более что самому захотелось подержать в руках инопланетное или какое другое оружие, почему-то я надеялся, что нам удастся найти именно оружие. Только вот грызло душу нехорошее предчувствие. Если неизвестные люди быстро и бесцеремонно расправились с многочисленным вооружённым экипажем звёздного корабля, да так, что те едва ноги унесли, что будет с нами, двумя землянами-мальчишками, сунувшими нос, куда не следует? Правда, вчера весь отряд рисковал тем же, ничего же не случилось.
В общем, ранним утром, едва закончилась ночь, и постепенно стали исчезать звёзды, мы с вожатым проверенным маршрутом снова взобрались на гору. Выйдя на знакомую поляну, мы оба замерли от изумления и ужаса. Вся поляна была изрыта воронками, в них и возле них лежали десятки трупов в серых комбинезонах. Трава кое-где ещё дымилась, на краю леса несколько деревьев было повалено и тоже дымилось. Ближайшая к нам воронка наполовину обвалилась. В ней лежал труп человека в серой одежде, с огромной обгорелой дырой в груди, видимой до мельчайших подробностей, точь-в-точь такой же, как тогда на экране телевизора. Рядом с ним валялось серебристо-серое оружие, похожее на короткий автомат, с ещё не погасшими огоньками-индикаторами на стволе, беспомощно вывалившееся из мёртвой руки. На этот раз изнутри надавило сильнее, я отвёл взгляд в сторону и, чтобы успокоиться, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Хорошо ещё, воздух не двигался в нашу сторону, и запаха, который просто обязан быть, мы не чувствовали. Вожатый опомнился первым, толкнул меня в плечо. Я кивнул, мол, со мной всё в порядке, и уже хотел тихонько подойти и подобрать оружие, стараясь не смотреть на труп, как вдруг услышал сдавленный возглас вожатого. Проследив, куда он указал, я и сам замер, разинув рот и вытаращив глаза: с другой стороны поляны показалась фигура в квадратной броне, чёрном плаще и чёрном шлеме и с какой-то штуковиной в руке. За ним виднелись ещё двое
Сматываемся, сказал Саша, и мы кинулись со всех ног в спасительный лес.
Пробежав метров двести, я споткнулся и плюхнулся прямо в колючий кустик. Вожатый отстал, я и забыл о его растянутой ноге. Он, похоже, и сам про неё забыл. Я приподнялся на руках; лицо, ободранное при падении, горело. Из глубокой царапины на щеке сочилась кровь. Сзади, тяжело дыша и хромая всё сильнее, бежал Саша. Добравшись до меня, он тяжело упал на траву, и это спасло ему жизнь: сверкнула вспышка, и над головой пронёсся лучевой импульс, сиявший, как молния. Он вонзился в ствол дерева впереди, раздался громкий хлопок, верхнюю часть дерева оторвало от корней и подбросило метра на два, после чего оно рухнуло, ломая ветви и сучья. К нам вновь вернулись силы, и мы помчались вниз по склону, точно два напуганных зайца. Только когда лес кончился, и мы выбежали на равнину у подножия горы, откуда было уже видно наш лагерь, тогда и отважились передохнуть.
Ничего себе погуляли, сказал, задыхаясь, вожатый, Вот что, Андрюха, никому ни гу-гу, понял? Может, ещё обойдётся, если никому не проболтаемся. А спросят, где ободралсяспоткнулся, упал, ведь, собственно, так оно и было. Найти нас двоих среди тысячи пацанов невозможно.
Я только кивнул, лежа в изнеможении под приятными лучами солнышка и хватая ртом воздух.
Нам здорово повезло. Там, похоже, был настоящий бой, и он уже закончился, но при этом победившие не успели оцепить поляну и убрать следы. Странно, во время подъёма я ничего не слышал, а ты?
Я тоже. Мы ветками трещали, как слоны. Хорошо, что нас тоже никто не услышал.
Чёрные, серые, инопланетяне какие-то. Тебе не кажется, что слишком много всякой чертовщины на этой горе?
Я снова кивнул. Более-менее отдышавшись, мы продолжили путь и вскоре вошли на территорию лагеря. В медпункте мне смазали царапины йодом, и я пошёл в свою такую надёжную и безопасную палатку, где упал на койку и моментально заснул.
Прошло несколько дней. События того беспокойного утра начали постепенно забываться, потеряли свою чёткость и яркость, и перестали сниться в ночных кошмарах. Единственное, что у меня всё время стояло перед глазами, вспышка огня, пронёсшаяся над вожатым и тот неизвестный мёртвый солдат с обугленной дырой в груди. Никто не наведывался в лагерь, не обстреливал палатки, не отлавливал зазевавшихся пионеров, не было и массового пожара с паникой, перекрёстным огнем из лазеров, беготнёй и грудами трупов (представьте себе, снилось и такое!). Как видите, воображение у меня богатое, чёрт бы его побрал. Но и самообладания мне хватило, поскольку никто из товарищей ничего не заподозрил, по крайней мере, я так думал.
***
Как-то раз мы, вожатые и наш отряд, отправились на речку купаться. Дело, в общем-то, обычное, я бы и не вспомнил об этом, если бы не события, произошедшие во время купания. Сначала все проходило штатнопо команде залезли в воду, Лена, вторая вожатая, принялась заниматься с теми, кто плавать не умел, а Саша заплыл дальше всех и нырнул. Несколько человек тут же последовали его примеру, да с таким усердием, что Лена возмутилась: «Сашка, опять ты их завел на глубину!» Но что мы, маленькие, что ли? Кто понаглее, не обратил на неё никакого внимания, остальные вернулись, что её несколько успокоило. Я тоже окунулся с головой вроде бы на мелководье, а сам незаметно проплыл на середину и грёб, сколько мог, по течению. Когда в лёгких почти не осталось воздуха, я вынырнул и оказался за песчаной косой, отгораживающей это место от пляжа. Здесь был тоже неплохой пляжик, невидимый со стороны лагеря, его заслонял перелесок. Я решил позагорать здесь, довольный недолгим выходом из-под постоянной опеки, которая всегда ощущается в пионерлагере, а потом уж вернуться. Не знаю, долго ли я лежал, наверное, минут десять, и уже раздумывал, не стоит ли возвратиться, пока меня не хватились. Вдруг со стороны леса донеслись человеческие голоса. Один, явно мужской, что-то говорил и говорил непрерывно кому-то. Ни слов, ни интонации говорившего человека разобрать было нельзя, поэтому я решил приблизиться втихую и посмотреть, кто бы это мог быть. В голову пришла шальная мысль: а вдруг это Саша Лене в любви объясняется? Между прочим, что-то такое между ними было, мы это давно заметили, и девчонки сплетничали. Предположение развеселило, и я пополз по песку к деревьям, как заправский фронтовой разведчик, по-пластунски, причём по всем правилам, приподнимаясь над землей не больше, чем на пять сантиметров.
Но это был не Саня и уж тем более не Лена. Я осторожно выглянул из-за куста и сразу увидел двоих в чёрном, недалеко, метрах в двадцати. Страх окатил меня ледяной волной, по спине словно прошило током, даже поджилки затряслись. Так близко от пляжа, когда там целая куча народу плещется и визжит, аж отсюда слышно! Не так уж они и скрываются, видно А кого и чего им бояться? Детей, что ли? С их-то оружием
Один «чёрный» что-то говорил на мелодичном незнакомом мне языке другому, тому самому типу в квадратной броне и чёрном плаще, так жутко испугавшего нас на поляне. Оба «чёрные» стояли ко мне спиной, и я не видел их лиц, но смог разглядеть фигуры. Тот, который молчал и слушал, помимо брони был в чёрном шлеме, из-под полы плаща виднелся меч в ножнах. Больше всего бросалась в глаза рукоять меча, которую он придерживал рукой. На самом конце её, удерживаемый похожими на когти полосками металла, сверкал и сиял неземным светом большой полупрозрачный синий камень
У второго плаща не было, поэтому хорошо просматривался пояс с более коротким и «обычным» мечом с одной стороны и кобурой с торчащей из неё рукояткой с другой. Закончив говорить, второй «чёрный» дождался какого-то ответа, после чего они начали поворачиваться, а я вжался в песок. Когда они скрылись из виду дальше в лесу, я поднялся и, пригибаясь, побежал обратно к своим прямо через перелесок, не заходя в воду. Лена, оказывается, уже заподозрила неладное, но кричать не стала, погрозила мне кулаком и сказала, чтобы мы собирались обратноготовилось какое-то спортивное мероприятие через двадцать минут. А Саша посмотрел с любопытством, но ничего не сказал.
Глава 2
Вот, наконец, и закончилась наша смена. Я отдохнул, загорел и соскучился по дому, словом, набрался всего, чего и нужно было набраться в пионерском лагере. Вчера мы с шумом и блеском отпраздновали это знаменательное событие, как положенос банкетом, гуляньем, большим пионерским костром, и вот теперь стояли у дверей автобусов, которые должны были отвезти нас по домам. Я занял одно из лучших по пацанячьим меркам мест на заднем сиденье, закинул свой старый потасканный рюкзак на верхнюю полку, и вышел из автобуса попрощаться с начальником лагеря и вожатыми. Евгений Васильевич произнёс пламенную речь, какую в подобных случаях произносят все начальники, кого-то похвалил, кого-то пожурил, пригласил всех приезжать ещё. Мы дружно ему поаплодировали и нестройным хором прокричали, что непременно приедем, затем выслушали более короткие напутствия вожатых и забрались «по коням». Я сдвинул занавеску с окна в сторону и принялся глазеть вокруг. Знакомая уже за месяц жизни картина теперь навевала немного грусти, я ведь уже взрослый, и в пионерский лагерь больше не поеду, даже в этот, который из-за своих походных условий рассчитан на старшеклассников. В конце июля мне исполнялось шестнадцать лет, уже и паспорт пора получать, и думать пора о совсем другой жизни, учёбе после школы, работе, профессии И девчонку какую-нибудь здорово было бы найти, познакомиться, а там, глядишь, и семья будет, дети. Последняя мысль вызвала улыбку и мурашки по всему телу, ну, трудно о таких вещах думать вчерашнему мальчишке.
Я мысленно прощался с лагерем, фруктовым садом позади корпуса, откуда мы однажды воровали зелёные абрикосы, а потом трое из нас не вылезали из туалета, палатками, в которых мы жили целый месяц, и в которых так здорово лежать, слушая шум ночного ветра и засыпая под него, спортивной площадкой, на которой наш отряд вчера проиграл в полуфинале чемпионата по пионерболу, воротами посреди поля, которые, как ни странно, запирались на навесной замок, и через которые мы скоро должны были выехать Здесь вообще всегда было здорово, здесь побывали почти все мальчишки и девчонки из нашего города, который, конечно, невелик, но я всегда буду его любить, потому что это город моего детства и юности.
Мой взгляд блуждал без особой системы, больше повинуясь мыслям и впечатлениям, чем сознательному, и когда солнце заглянуло в окно, выйдя из-за крыши автобуса, я машинально отстранился от стекла и, прищурившись, посмотрел на небо. По ясному голубому куполу плыли редкие облачка, плыли быстро, видимо там, наверху, дул сильный ветер. А ещё очень высоко висела чёрная точка. Это, конечно, могла быть большая птица, или самолёт, или вообще пятно на стекле автобуса, но, в отличие от всех известных мне вариантов, она висела неподвижно в воздухе и не меняла своего положения при движении головой. В следующий миг большое облако закрыло её, а когда оно пролетело, там уже ничего не было. Может, показалось?
Пока я смотрел на небо, остальные ребята расселись по местам, автобус заурчал мотором и тронулся с места. Колонна выехала за ворота лагеря и, завывая моторами и поднимая густое облако степной пыли, затряслась по грунтовке на северо-запад, в сторону шоссе, ведущего к Кобинску и к моему дому. Минут через сорок колонна достигла шоссе, и, благо здесь уже не трясло, набрала скорость и понеслась вперёд.
А вот и окраина, первая остановка, как раз моя, да ещё небольшой группы ребят, которых я не знал, и которые направились не в ту сторону, в какую нужно было мне. Мы прокричали друг другу «До свиданья!», как старые знакомые, и, насвистывая какой-то мотивчик, закинув рюкзак за плечо, я бодро зашагал по знакомому переулку к своему родному кварталу. Во дворе встретилась мать, которая развешивала выстиранную одежду на протянутой между столбами верёвке. Увидев меня, она бросила в тазик простыню, которую только что взяла, и быстрым шагом направилась навстречу. Карие глаза её сияли радостью, на губах играла такая знакомая улыбка.
Приехал, сынок? полуутвердительно спросила она, нежно обняв меня, насовсем?
Да, мама. Смена уже закончилась, месяц ведь прошёл!
А загорел как, поправился! Ну, ладно, беги домой, а я сейчас, бельё повешу да приду. Хорошо?
Хорошо, мам, сказал я, взяв у неё ключ.
Я бегом поднялся по ступенькам и остановился у нашей старой, обитой ещё моим отцом коричневой кожей двери. Да, ничего не изменилось за этот летний месяц. И ведь не такой уж большой срок, а кажется, что прошло масса времени. Поворот ключа, с характерным щелчком, знакомый скрип, и вот я дома. Сердце бешено заколотилось, захотелось сделать что-нибудь хорошее, радостное. Я включил телевизор, там, словно по заказу, шла музыкальная программа, распахнул шторы, открыл дверь и вышел на балкон, самое прекрасное место для поднятия настроения, с высоты всегда кажется, что летишь. Солнце уже зашло за крышу дома, и балкон очутился в широкой треугольной тени. Я вдохнул полной грудью чудесный свежий воздух (слегка подпорченный работающим двигателем автомобиля внизу) и случайно снова бросил взгляд на голубой купол неба. Маленькая чёрная точка так же неподвижно висела в воздухе, высоко над облаками Моё хорошее настроение мгновенно улетучилось, и на замену ему появилось гнетущее неопределённое чувство. Если они следят за мной от самого лагеря, то наверняка уже знают, где я живу. Их оружие указывает на технологии, далеко обогнавшие земные, так почему бы им и не иметь какой-нибудь прибор, с помощью которого можно выследить одного человека, к тому же ничего не подозревающего и даже не путающего след? Плёвое дело.