Только ссылка начальника гарнизона на мое приказание, побудила их, в конечном результате, покориться данному распоряжению. Но зато, на следующий день, во все стороны на меня летели кляузы, жалобы и протесты. В них обвиняли начальника штаба Войска Донского и в "левизне", и несправедливом отношении к офицерам Добровольческой армии, и в умышленном их притеснении. Подобных обвинений во всех смертных грехах я еще не слышал. Причем обвиняли меня в едином порыве как генералы, так и «прогрессивная» общественность, сливаясь, так сказать, в экстазе. Каста, блин Вешалки для мундиров! Единственное, на что эти господа были способны при настоящем раскладе, это гадить. Причем мелко. И долгое время этот случай вызывал в обществе разнообразные комментарии и страстные споры, пока я, изведенный вечным о нем напоминанием, довольно грубо не сказал:
Да, да, пусть все знают, что я не был, не есть и никогда не буду тем лживым монархистом, который свою принадлежность к монархической идее, доказывает исключительно пением национального гимна в пьяном виде в тылу, а на фронте постоянно отсутствует из-за собственной хронической трусости. А если кто-то еще хочет попеть песенки, вообразив себя звездой варьете, то вставленная в задницу раскаленная кочерга превосходно развязывает язык и дает силу голосу. Если кто хочет, можно попробовать.
Ничего, утрутся, мне же не выставлять свою кандидатуру на выборах!
Рестораны мы закрыли, но все равно приезжие находили какие-то возможности напиться и забыться. В завершения этого случая добавлю, что когда я почитал список этих "певунов", то схватился за головувот уж насквозь гнилая элита элит. Против большинства фамилий стояли такие, примерно, примечания: "злоупотребил казенными деньгами", "умышленно оставил полк во время боя", "неспособен к службе из-за контузии", "отчислен от командования за нерадение к службе" и так далее и тому подобное.
В гражданскую войну, в силу ненормальных условий, а также и в силу общего падения морали и дисциплины, вопрос о дезертирстве приобретал весьма важное значение. Наличие нескольких противобольшевистских фронтов открывало широкие пути для перехода офицеров из одной Белой армии в другую, даже и в тех случаях, когда им были совершены антидисциплинарные поступки или еще более тяжкие преступления. Некоторые офицеры сделали из этого своеобразный промысел или занятие. Отрицая Советскую власть, они записывались в одну из Белых армий, а затем, чтобы не участвовать в боях, под всякими благовидными предлогами, просили разрешения о переводе в другую армию, обычно отстоявшую от первой на десятки тысяч километров.
Получив таковое, они, уже на законном основании, освобождались от участия в борьбе, бесконечно долго "собирались в дорогу", а затем длинными месяцами совершали свой переезд. Когда они прибывали в другую армию, они заблаговременно уничтожали свои командировочные документы и поступали в армию уже как добровольцы, с тем, чтобы в ближайшее время вновь проделать ту же комбинацию в отношении какого-либо другого отдаленного фронта. Позже, в 1919 году, находясь уже за границей, я встретил много офицеров на пароходе Добровольного флота "Могилев". Они ехали из Англии и Франции (где же еще бороться с большевиками, не на фронте же) в Сибирь к адмиралу Колчаку. Некоторые из них с веселыми шутками и прибаутками чистосердечно рассказали мне свою одиссею.
Это явление у нас на Юге могло принять весьма большие размеры, если иметь в виду, что армии соприкасались и, следовательно, переход из одной в другую не представлял никаких затруднений. Верхи армий враждовали, что у многих могло породить сознание безнаказанности за свои прежние неблаговидные деяния, в случае перехода их в другую армию. При таких условиях непринятие в этом отношении нужных мер, подрывало бы дисциплину и наносило вред общему делу борьбы. Надо ли говорить, что Добровольцы в таких условиях быстро превратились в отстойник помоев и отбросов. А у насвсе не так. Не желая давать в своей армии приют добровольческим дезертирам, стремившимся, быть может, лишь избегнуть заслуженной там кары, мы отдали распоряжение, категорически воспрещавшее прием в Донскую армию лиц, состоявших в рядах Добровольческой армии. Но, однако, они не считали себя обязанными и в отношении нас поступать так же.
Еще большего внимания заслуживает следующее, чрезвычайно интересное явление. Некоторые офицерыдобровольцы определенно усвоили вздорную мысль, что Донисточник, откуда можно и даже нужно все черпать для Добровольческой армии дозволенными и недозволенными средствами, включительно до применения вооруженной силы. Рвали под шумок все, что плохо лежало, и даже, что хорошо. Едва ли можно предполагать, что такое дикое явление, как воровать у своих, могло бы иметь место, если бы оно как-то не поощрялось свыше. "Вольтерьянство" приняло крайне причудливые формы.
Говорю так потому, что подобный взгляд проводился и у нас в отношении Украины. Но Украина борьбы с большевиками не вела. Все ее склады были под ключом у немцев и потому, если кому-либо удавалось "стащить" что-то нужное для Дона и доставить в область, его расценивали, как героя, наделяли особым вниманием и благодарностью. Подобным, например, способом мои ребята "выкрали" и обманным путем доставили в Новочеркасск несколько десятков аэропланов с запасными частями и подвижными мастерскими, то есть многомиллионное имущество.
Бог с ней с Украиной, но положение Дона было совершенно иное. Ведя напряженную и кровавую борьбу с большевиками, мы сами во всем отчаянно нуждались. Связь Донского штаба со ставкой Добровольческой армии была отлично налажена, при штабах постоянно находились представители командований и, следовательно, каждый вопрос можно было разрешить путем переговоров и взаимных уступок. Однако, Добровольческая тенденция была совершенно иная (воровать), быть может, как остаток неизжитой еще партизанщины.
Я уже не говорю о тех случаях, когда Добровольческая армия, будучи в районе станицы Великокняжеской, освободила от местных большевиков несколько населенных пунктов и до чиста их обобрала, ограбив до нитки, лучше всяких большевиковскрепя сердце, спишем это на то, что такова уж обычная судьба освобождаемых. Хотя "освободители", любители гашиша, выносили самовары, посуду, кружки, стулья, даже веники Вели себя они, почти все недавно еще бегавшие и искавшие приюта на этих землях, соответственно, как победители в доме лютого, наконец-то побежденного врага. Подчистую выгребали запасы еды даже из сиротских домов и богаделен. Населению новые реалии нравились, ясен пень, мало. Однако против лома приема нет. Народ безмолвствовал.
Гораздо хуже, когда из глубокого тыла шли жалобы на самоуправство воров и уголовников офицеровдобровольцев, об отбирании и увозе ими казачьего разного военного имущества. Сначала я просто не верил, что реально могло быть что-либо подобное и чаще всего мой гнев несправедливо обрушивался на того, кто доносил мне о таком самоуправстве, а сам не принял нужных мер, чтобы решительно прекратить подобное безобразие. И только тогда я лично убедился, что самоуправство наших вороватых "гостей" переходит всякие границы, когда нечто подобное произошло в самом Новочеркасске, то есть под боком у моего штаба. Чего и следовало ждать: доходы от грабежа стали минимальны, а красиво жить добровольческим офицерам, бедолагам, хотелось не меньше, чем раньше. В один из обычных вечерних докладов начальник военных инженеров полковник Ковалев весьма взволнованно доложил мне следующий случай.
По его словам, в этот день, во время обеденного перерыва, к нашему центральному гаражу подъехала группа мошенников, естественно офицеров-добровольцев, да почернеют в обоих мирах их лица. Заявив дневальному, что они имеют нужное разрешение, офицеры вошли в гараж и стали там хозяйничать. Они отобрали часть запасных автомобильных частей, отвинтив в том числе и несколько магнето, взяли некоторый инструмент и погрузили все в свой автомобиль. Электрооборудование сейчасшестивольтовое, а зажиганиеот магнето. А вместо стартеразаводная ручка, острословы в России называют ее «кривым стартером».
Когда же дневальный, чувствуя, что творится что-то неладное, пробовал протестовать, офицеры убедили его не беспокоиться, а затем, сев в автомобиль, укатили неизвестно куда. Оставить такой безобразный поступок без расследования, значило бы, в будущем лишь поощрить подобные мерзкие деяния. Я негодовал. Не понравилось мне и поведение нашего дневального, не употребившего оружия для защиты вверенного ему имущества, на что он имел полное право.
Я сделал замечание начальнику инженеров за непорядок у него в гараже, приказал дневального примерно наказать, а затем решил, с помощью коменданта города, тщательно расследовать этот случай, чтобы отыскать виновных. Тут уже дело, не глядя на все Красновские «милостыни», пахло плахами и петлями. Сообщив об этом генералу Эльснеру, я сказал ему, что впредь такие действия офицеров-добровольцев, будут рассматриваться мной как мародерство, и виновные будут предаваться военно-полевому суду. Поставлю к стенке этих воров. Вместе с тем, мной было отдано решительное приказание всеми мерами, вплоть до применения вооруженной силы, прекращать в будущем подобные самоуправства и виновных арестовывать. Или же в случае оказания сопротивлениякончать на месте.
Об этом нашем распоряжении я поставил в известность и главного вора и возмутителя спокойствиягенерала Эльснера. Естественно, начался крик и ор. Последний горячился, протестовал и по обыкновению перекладывал все на наше пристрастие к офицерам-добровольцам. Он категорически отрицал возможность участия в этом происшествии офицеров Добровольческой армии, упорно считая, что все было проделано "переодетыми большевиками".
И очень зря. Лепить горбатого будешь кому-нибудь на стороне. Плаксивый кретин, он не понял, что теперь и я могу всегда говорить так же. Время сейчас военное, тут ни прокурора, ни адвоката тебе не будет Убью гаденыша! И почему идиоты всегда считают остальных людей глупее себя? Это что, первый отличительный признак любого идиота? Но и при таком предположении, казалось бы, генерал Эльснер, косивший под психа, должен был только приветствовать все строгие меры, вводимые нами. В конечном результате в этот раз отыскать виновников нападения на гараж нам не удалось, но расследование определенно установило, что они, когда дельце выгорело, своевременно успели перейти Кубанскую границу и скрыться в районе действий Добровольческой армии. Повезло. Обидно, ага. Но не все коту масленица!
Приведу еще один замечательный случай, ярко рисующий тыловые нравы этого времени. Равняясь на главу войскаАтамана, его ближайшие помощники жили чрезвычайно скромно. Сам П. Н. Краснов занимал в атаманском дворце только три комнаты, а четвертую обратил в склад для сбора пожертвований для армии, где обычно целый день работала его супруга Лидия Федоровна, заботливо разбирая вещи, сортируя их, пакуя и отправляя частям на фронт. Во дворце жил и председатель совета Управляющих генерал А. Богаевский, бывший одновременно и Управляющим отделом иностранных дел. Его Петр Николаевич приютил у себя как своего старого друга. Читатель уже видит подлую игру Африкана Петровича Богаевского и знает как он, мерзко отплатил Краснову за это радушие и гостеприимство.
Надо иметь в виду, что Новочеркасск жил тогда далеко не нормальной жизнью. Все квартиры были переполнены. Мир в яму проваливается, мы выживаем чёрт знает каким способом, и чёрт знает где Исконные жители Донской столицы жались и продолжали сжиматься все дальше и дальше, впуская к себе все новых пришельцев, чуждых Дону, огромными толпами бежавших сюда из Советской России. Разнообразные дельцы, банкиры, промышленники, чиновники, общественные деятели, члены Государственной Думы, предводители уездного дворянства, купцы, артисты, журналисты, торговые спекулянты, словом чрезвычайно пестрый элемент просачивался ежедневно и оседал в Новочеркасске, который непрестанно разбухал. То же самое было и в Ростове. В частности, спешно образованный "Донской Сенат" был составлен из одних только сенаторов Всероссийского Сената.
Пользы от этих беглецов никакой не было, только один вред. Так, нами, в числе других лиц, из Новочеркасска за вредную агитацию был выслан председатель Государственной Думы М. Родзянко (еще один из числа наших самозваных хозяев, с довольно-таки бабьей комплекции, обладатель сиплого голоса и тяжкого запаха перегара). А если короткото просто болтливая затычка в жопе. Пока над нашими городами висела опасность возвращения большевиков, подобная гнилая интеллигенция таилась по подвалам и погребам, мечтая лишь, чтобы было мясо, хлеб, сахар, чтобы не слышно было стрельбы, а главное, чтобы большевики больше не вернулись.
Но, подобный животный страх быстро прошел, когда окончательно исчезла опасность нового нашествия красных. Тогда интеллигенция, особенно пришлая, уклоняясь от непосредственного участия в борьбе с большевиками, мало-помалу, стала повышать голос и претендовать на правящую роль, которую она когда-то играла в Царской России. Удовлетворить всех желающих Дон, конечно, не мог, это ему было не по силам. Они же упорно пытались убедить нас в том, что все казаки созданы исключительно для того, чтобы кормить гордую русскую элиту. Ну вроде большой такой отары овец, хоть стриги их, хоть на жижиг-галныш пускай. Дерьмо людишки, не люблю таких. Ведь по лезвию бритвы ходили, радуйтесь, что живыми остались, забудьте про шкурные интересы, ан нет, едва ожили, сразу густая вонь от них пошла. Даже, со стороны никого не надо, сами себя сожрут.
Атаман многим отказывал и решительно пресекал непрошеное вмешательство в дела управления Краем (тут поневоле станешь самостийником). Это постепенно создавало ему личных врагов. Некоторые не захотели простить отказа и занялись вредной политической пропагандой, стремясь взбудоражить общественное мнение и всплыть на мутной воде. Для парализования подобной деятельности Донская власть приняла оградительные меры и стала применять высылку бунтарей из пределов Донской области. Большинство высылаемых оставалось в Екатеринодаре. Я безуспешно настаивал, чтобы весь этот сброд обратно высылался в Советскую Россию, а не на юг, к добровольцам, где, оседая, они лишь увеличивали ряды нашей "оппозиции". Тщетно. Только лишь осенью 1918 г. первая высылка к большевикам (по желанию высылаемого) была применена к еврейке-студентке за агитацию среди студентов Ростовского Университета и за призывы к забастовке.
Так вот. Вернемся к квартирному вопросу, что испортит москвичей. А сейчас мы находимся в их шкуре. Командующий Донской армией генерал С. Денисов довольствовался двумя небольшими комнатами в доме своей сестры. Что касается меня, то я, как "подпольный миллионер" ютился в двух комнатушках, нанимая их в частном доме и платя очень дорого. Генерал С. Денисов считал это ненормальным явлением. Он несколько раз убеждал меня переехать в другое помещение, более соответствующее моему статусу и положению. После долгих колебаний, я, наконец, согласился.
Вопросом расквартирования в городе у нас ведал начальник военных инженеров. Вызвав его к себе, я поручил ему найти для меня квартиру. Тотчас же, заработали телефоны, забегали посыльные и квартирные агенты, засуетилось инженерное управление. Уже вечером начальник инженеров доложил мне, что в центре города для меня найдена очень хорошая квартира. Это помещение, как он мне сказал, предназначалось вначале для канцелярии санитарного управления Донской армии, но что данному управлению он отведет другую квартиру. Из дальнейшего с ним разговора, я выяснил, что он лично еще не видел этого помещения, а потому я предложил ему осмотреть квартиру на следующий день и результат доложить мне.
Утром полковник пришел ко мне очень расстроенный. Оказалось, что приехав осмотреть квартиру, он к своему великому удивлению, нашел в ней несколько нелегальных офицеров-добровольцев, уже хозяйничавших там. На его вопрос, почему они здесь и как проникли в это помещение, когда оно было запертоофицеры нагло ответили, что отделу управления бродячего генерала Эльснера требовалось помещение и так как эта квартира была пустая, то они ее без особых раздумий взломали дверь и ее заняли!!!
Разъяснив им недопустимость подобного самоуправства, полковник Ковалев добавил, что это помещение предназначено для квартиры начальника штаба Войска Донского и потому они обязаны немедленно его очистить. Приказы не обсуждают, но в ответ на это, старший из присутствовавших там макак-офицеров, довольно тупо и развязно заявил, что они исполняют приказания только самозваного генерала Эльснера и потому никого сюда не впустят. Прыткий молодчик изо всех сил рвался под уголовную статью. Все ясно, уголовник, шарлатан и «подстрекатель».