После этого горе-воспитанник сел и долго сидел молча, без движения, не притронувшись к еде. Все зашумелизагалдели, хлопали меня по спине, толкали в знак одобрения моих действий. Подошел ко мне со словами благодарности и наш шалун, глядел на меня при этом глазами печального сенбернара.
Потихоньку как-то все сошло «на нет», «прошло» мимо наставников. Это так мне тогда показалось. А я, когда осознал, что мои действия на фоне всеобщей медицинской и иной безграмотности выглядят, мягко говоря, странно, слегка испугалсяа как мне объяснить подобное умение руководству монастыря? Зачем так привлекать внимание к своей персоне. Но что сделано, то сделано. В крайнем случае, пожму плечами да и все, оправдываться ни в чем не буду. Пусть думают, что хотят. Ничего запретного я не сделал, это главное. Хотя, нетглавное, человека спас, а с остальным как-нибудь разберемся.
Кстати, организм в целом у меня в полном порядке. Я подрос, тело утратило прежнюю худобу, а мышцы, благодаря ежедневным тренировкам, укрепились прилично. Не стали еще стальными тросами, но на крепенькую пеньковую веревку потянут. Не только упражнения с палками помогают укреплять мышцы, но и хозяйственные работы вносят определенную лепту. Уход за скотиной, рубка дров, уборка территории и помещений, все требует приложения физических усилий. С этим я уже смирился, а вот быть раз в месяц прачкой, хоть убейте, пересилить себя не могу. Наш десяток, а все воспитанники, проживающие в нашем квадрате, разбиты на десятки, обязан в субботу перестирать всю одежду и постельное белье товарищей вручную. Начинаем заниматься стиркой после обеда, и до полуночи с перерывом на ужин. Тяжело, мокро и муторно. Натаскаешь из колодца в котел воды, она чуть нагрелась, а ее тут же разобрали по корытам товарищи, и приходится таскать вновь тяжеленое деревянное ведро. Пару месяцев вынашивал идею незначительного рационализаторства. Хотел соорудить некое подобие примитивной стиральной машины, приводимой в действие мускульной силой человека, в данном случае силой мальчишек из моего квадрата. Набравшись смелости, однажды после вечерней службы подошел к звероподобному отцу Василию, он в монастыре был главным кузнецом, и на пальцах объяснил суть задумки. Можно было нарисовать чертеж, но таких познаний у девятилетнего пацана быть не должно. Отец Василий меня внимательно выслушал, крякнул, и сказал, что с Божьей помощью сладит. Примерно через месяц стиралка в нашем квадрате появилась. Ничего сверхъестественного в ней не было. Обычная бочка располагалась горизонтально на козлах. В торцах бочки крепились два изогнутых железных прута, опирающихся на скрещенные с двух сторон брусья. В боку бочки прорезался люк на двух кожаных петлях, уплотненный по периметру кожей, чтобы вода не протекала. Процесс стирки упрощался и облегчался значительно. В открытый люк загружалась одежда, заливалась горячая вода, насыпался щелок. Люк закрывали, плотно вгоняли засов на распор. Затем двое воспитанников крутили бочку некоторое время, по моим прикидкамминут тридцать. После этого вынимался в торце бочки чоп, и через отверстие вытекала грязная вода. Через люк заливалась чистая холодная вода, и вновь бочка раскручивалась, таким образом, полоскали выстиранную одежду. Отжимать приходилось вручную. После первого применения стиралки отец Василий очень тщательно изучал качество работы, остался довольным, и с одобрения отца Ионы нам позволили использовать ее. Не знаю, переняли наш опыт в других квадратах, но мне отец Василий презентовал маленький горшочек меда, который мы с товарищами приговорили в тот же вечер. Вкусно, словами описать трудно. Надо бы еще изготовить из бревнышек простейшие вальцы для отжимания постиранных вещей.
Мы, воспитанники, как все дети, любили во что-нибудь поиграть. Во все времена и эпохи дети играли в одни и те же игры. На картине Питера Брейгеля Старшего «Игры детей», написанной около пятисот лет назад по отношению к моей прежней жизни, изображены около сотни детских игр и шалостей. Они ходят на ходулях, гоняют обруч, играют в салочки, жмурки, в чехарду, ножички, бросание шариков и монеток, пускание волчков, езду на закорках и многое другое. У нас в монастыре если и практиковались игры, то исключительно те, которые не требовали много времени и пространства, ибо этого мы были начисто лишены, это понятно. Плюс ко всему детские игры не поощрялись, считались беспутством, напрасной тратой времени и, ко всему прочему, у нас после всех занятий, в перечень которых постепенно включались и элементы борьбы, гимнастикикувырки, хождение на руках, колесо, элементы акробатики в ее зачаточном состоянии просто не хватало сил на какие-либо игры. Конечно, я бы с удовольствием научил всех играть в футбол-баскетбол-волейбол-хоккей. Но где уж там Опять, старое опасение: как объяснить, откуда в моей голове правила этих игр?
Единственным соревнованием, которым мы с моим однокелейником Игнатом увлекались после напряженного учебного процесса и постоянных хозяйственных работэто игра в гляделки. Мы усаживались друг против друга на близком расстоянии и начинали смотреть друг другу в глаза. Проигрывал тот, кто первым моргнет. В этом соревновании мы были равныпобеды и проигрыши были примерно пятьдесят на пятьдесят. Но гляделки привели к тому, что мы как специалисты-иридодиагносты досконально изучили радужные оболочки глаз друг друга. Я был уверен в том, что отличу из тысячи тысяч людей глаза своего друга Игната. Знать бы заранее, когда я применю на практике наработанные навыкипостарался бы упредить его от Но об этом в свое время, да и невозможно это будет, как ни старайся.
В конце второго года обучения нам стали давать в руки настоящее боевое оружие: сабли, пистоли, и учили практическому обращению с ними. Также нас учили ухаживать за лошадьми и верховой езде, чему уделялось много времени.
Я не особо интересовался холодным оружием в прошлой своей жизни. Знал, что было и есть такое рубяще-режущие оружие, разновидности которого позволяют наносить, в том числе колющие удары. Рукоятка сабли приспособлена под хват одной рукой, а лезвие сабли находится на выпуклой стороне. За счёт такой формы лезвия саблей можно не только рубить, но и как бы прорезать препятствие, которое встречается на пути клинка.
Когда я учился в артиллерийском училище, то у меня был товарищ Замула Григорий, родом из Ростова-на-Дону, так вот он был настоящим фанатом всякого рода холодняка. Мог часами рассказывать о том или ином клинке, с мельчайшими подробностями. Григорий всегда требовал, чтобы его обязательно включили в знаменную группу училища, ведь знамя всегда выносили на плац в сопровождении двух курсантов, вооруженных обнаженными саблями. Вот сейчас внезапно в памяти всплыл один из рассказов Замулы.
« Понимаешь, Василий, первые упоминания о казачьем войске относятся к XV веку, строго вещал Григорий, Культура казаков тесно связана с оружием, особенно с саблями. Казачья сабля XVI века была или копией сабли Киевской Руси, или турецкой саблей типа клыч, которые захватывались в военных походах иногда покупались у турков, а также у кочевых народов. Наилучшей считалась персидская сабля шамшир, которая часто изготавливалась из дамасской или булатной стали. Такую саблю могли себе позволить лишь богатые казаки, да и те чаще всего брали их в бою. Ещё очень ценной саблей считалась так называемая Адамашка. Данным словом назывались все кривые восточные сабли, изготовленные из дамасской стали.
Польские сабли начали набирать популярность, начиная с XV века. До этого Польша являлась ярой сторонницей использования тяжёлых мечей. Так как основной враг поляковТевтонский орденбыл разбит, а огнестрельное оружие приобрело огромную популярность, использование тяжёлых доспехов и мечей стало неактуальным. Первыми, кто стал использовать сабли, были представители польской шляхты и воины гусарских полков. Гусарской коннице польская сабля (которая была почти полной копией венгерской) пришлась как нельзя кстати.
Венгерская сабля в руках польских шляхтичей превратилась в предмет гонору. Изначально данное оружие завозилось из Венгрии, но вскоре стало изготавливаться и в польском государстве, прославив со временем польскую оружейную школу.
Гусарская сабля появилась в XVI веке, а широко распространилась в XVII, является наиболее тяжёлой польской саблей. Её особенностью является массивная гарда, которая отлично защищает руку. Гусарская сабля являлась многофункциональным оружием, незаменимым для профессионального воина.
Но мы, донские казаки, больше всего любим работать с шашкой. Главным отличием шашки от сабли является полное отсутствие на шашках гарды, защищающей руку, мы шашкой не фехтуем, а рубим врага наповал. Если два конных или пеших врага встречались в бою, то ни о каком парировании ударов шашкой даже и речи не идет. В схватках казаки отклоняются и уворачиваются от вражеских ударов, выбирая момент для нанесения быстрого и чёткого рубящего удара. Раз, и противник разрублен на две половинки. Мне дед рассказывал, что ему удавалось несколько раз разрубать своего противника до седла.
Как правило, шашка является семейной реликвией, и передается из поколения в поколение. Некоторые клинки имеют собственные имена».
Да, память интересная штука, посмотрел на саблю и тут же вспомнил, что тебе рассказывал товарищ по оружию, хотя и слушал его не очень внимательно.
Мне досталась сабля нетяжелая, где-то около полкилограмма, с малой кривизной клинка, и относительно короткая, может сантиметров шестьдесят от силы. Если можно так выразиться, нам выдали детскую разновидность сабель.
Монах по имени Платон стал нас обучать приемам, кое-какую основу мы уже получили, упражняясь с деревянными поделками, похожими на сабли. Первые занятия прошли нормально, без травм и порезов. Я, если честно, боялся, что задену кого-то, или что-нибудь отчекрыжу. Спарринги начали практиковать спустя четыре месяца, и смею вас заверить, мне биться на саблях понравилось. Поэтому поставил себе цельстать настоящим мастером клинка.
Если с саблей начало получаться, то с верховой ездой были проблемы. Вы видели собаку, сидящую на заборе? Нет? Тогда вы многое потеряли. Я когда забрался в седло на спокойного мерина по кличкеЛодырь, вцепился в гриву коня руками и зубами. Моя посадка была похожа на посадку блохи на большой собаке, ведь ростом я еще был невысоким. Вот завернул! Получилось: как блоха на большой собаке, сидящей на заборе. Еще то зрелище! Ха-ха-ха! Ну, ладно
Лодырь пробежал по периметру квадрата легкой рысью, а мне казалось, что несемся во весь опор. Проехав всего три круга, порядочно набил себе задницу и натер внутреннюю поверхность бедер. Представляю, если я проеду пару километров, то однозначно разотру кожу до мяса. Может так и дальше мучился бы, но мне помог все тот же монах Платон. Он показал, как правильно принимать посадку, и научил не бояться лошадей. Их нужно задобрить куском хлеба или каким-нибудь овощем, и тогда взаимопонимание станет полным. Я так и поступал. Лодырь стал моим любимым конем. Оказалось, он довольно резвый, если его правильно посылать вперед, и хорошо слушает все команды наездника, отдаваемые руками, ногами или голосом. Через полгода я более менее уверенно держался в седле.
Но самое сильное потрясение я испытал, когда взял в руки пистоль.
Нормальная такая дура килограмма два весом с колесцовым замком, довольно примитивным, на мой взгляд. Из огнива делалась шестеренка, которая начинала крутиться от нажимания на спусковой курок. Движение шестеренки вызывало появление искр. Несмотря на простоту, у него был огромный недостаток. Механизм загрязнялся гарью, частичками кремня и переставал работать очень быстро. Такой пистоль невозможно было часто использовать. Примерно после трех десятков выстрелов, пистоль стрелять уже не мог, его нужно было хорошо почистить. Как оружие для ближнего боя, на два-три выстрела, пистоль годился, особенно ценным пистоль может стать для кавалеристов, так как есть возможность использовать только одну руку во время стрельбы.
Калибр примерно 1416 миллиметров, мне казался довольно крупным, длина всего оружияболее 50 сантиметров излишней. Полагаю, выстрел из такого произведения оружейного искусства будет слабым и не слишком прицельным. Даже выстрел с небольшого расстояния не гарантировал, что защиту противника, если он облачится в кольчугу, пробьет пулей. Но, думаю, останавливающее действие пули такого калибра будет неплохим.
Все тот же монах Платон спокойно объяснял нам приемы обращения с пистолем. Показал несколько раз способ заряжания и разряжания пистоля, научил его чистить с использованием тряпочек, смоченных конопляным маслом. Когда навыки выбора стойки, способов прицеливания и заряжания мы усвоили до автоматизма, Платон отважился на проведение стрельб. Покидать квадрат не надо, стрельба велась по деревянным чурбакам, установленным в двадцати шагах от огневой позиции. Стрельбы проходили нормально, пока на рубеж не вышел Митька Коромысло. Он вообще сам по себе парень не плохой, но несколько заторможенный, и очень наивный. И слегка туповат. Так вот, держит Митька пистоль, и пытается целиться в чурбак. Платон сделал ему замечание, и этот «тормоз», задавая вопрос «Что-что???», повернулся к нам сам и, естественно, направил в нашу сторону заряженный пистоль, который при этом не сообразил опустить или поднять вверха лучше бы вообще не разворачивался, бестолковый.
«Лежать!!!»заорал Платон во все горло, и грохнулся на землю вместе с нами. Из такого положения, монах наказал Митьке прицелиться и выстрелить. Что Коромысло и сделал, а потом отхватил от Платона мощную затрещину, ведь о мерах безопасности и о поведении с заряженным оружием монах нам втолковывал на каждом занятии. Когда все отстрелялись, монах провел разбор стрельб, особенно отметил неправильное поведение Митьки. Мы тоже косо поглядывали на своего товарища. Честно сказать, у меня было желание отлупить его, но я сдержался. К тому же Митька был крупнее и сильнее меня.
Вот так «весело» и разнообразно мы учились военному делу настоящим образом.
Незаметно подступивший третий год обучения у меня начался с так долго ожидавшегося мною визита к отцу Герасиму, который в монастыре выполнял обязанности лекаря. Отвел меня туда один из угрюмых и молчаливых монахов, которого я даже не знал по имени. Владения отца Герасима располагались в квадрате без номера. В самом дальнем углу, примыкая к крепостной стене, находилось длинное одноэтажное здание, и, что удивительно, с тремя большими застекленными окнами. «Ничего себе роскошь», подумал я. Отец Иона не имеет таких окон вообще, а у Герасима они еще и застеклены.
Не прост, ох не прост мой местный коллега по медицинскому цеху. В полном молчании мы не в ногу быстро подошли к этой светлой лекарне. Нас сопровождал только дробный звук шагов по мостовой, да боевые возгласы тренирующихся воспитанников в квадратах. Вовсю светило солнце, радостно освещающее очередной отрезок моего пути во сколько-то сотен шагов между внутренними постройками к новому повороту судьбыя это почему-то почувствовал всеми сжавшимися от волнения внутренними органами. Я не просто чувствовал шестым чувствомя знал: отсюда, из этого медучреждения братьев во Христе мне будет предоставлена новая возможность проявить себя не только в лечении немощных и занедуживших, но и осуществить идею фикс моего воинственного деда.
Прием-передача моего подрастающего организма из одних, крепких, мозолистых монашеских рук в другиезагадочные, но, не сомневаюсь: не менее сильные, умелые, произошла быстро и беззвучно. Вот эти самые умения отца Герасима, наличие которых вне зависимости от его воли непроизвольно излучали его глаза своим уверенным, твердым, но одновременно и добрым взглядом, я страстно хотел приобщить к своему солидному врачебному опыту. Не знаю, как я это чувствовал, но появившийся на монаший стук в дверь человек имел явно незаурядную личность и как магнит притягивал к себе внимание других людей.
Отца Герасима я рассматривал внимательно и молча, пораженный исходящей от него силой и добротой. Возрастом примерно лет сорока. Высокий. Черные борода и усы аккуратно пострижены, значительно короче, нежели у местных священнослужителей. Борода была выстрижена интересной формы, обращавшей на себя вниманиетакие бороды я иногда видел в своем времени у пациентов моей клиники. Эспаньолка всегда хорошо смотрится, я сам ее носил одно время, пока не победили усы. Голова также черноволоса и черноброва, без седины, пострижена «под горшок», как многие вокруг. Голова не покрыта скуфьей, как у других. Глаза серые и, как мне показалось, немного раскосые: может, среди его предков были азиаты. Сквозь уверенность, твердость и доброту в его глазах, как в догоравших поленьев камина, проскакивали веселые искорки. Фигуру рассмотреть не представлялось возможныммешкоподобная ряса ее полностью скрывала. Могу уверенно сказать: огромного живота отец Герасим не имел. А вот руки меня поразили. Длинные ладони с длинными ухоженными пальцами, с коротко остриженными ногтями. Ни единого намека на грязь под ногтями, которую я частенько наблюдал у других обитателей монастырязначит, Герасим к гигиене относится серьезно.