Ждите! кивнул он и исчез за дверью павильона. Обратно вернулся вместе с Казаковым.
Здравствуйте! он пожал мне руку. Идемте!
Казаков отвел меня в закуток в павильоне.
Понадобились паспорта? спросил, когда мы оба сели.
Нет, покачал я головой. Деньги. Помнится, привозили мне тридцать тысяч долларов.
Вы же отказались, хмыкнул он. Я переслал деньги в Израиль, где они ждут вас на банковском счете.
Плохо.
Тогда сделаем так, предложил я. У меня с собой сберегательная книжка на предъявителя. Там пятьдесят тысяч советских рублей. Вам они пригодятся. Поменяю на доллары по любому курсу.
Незаконными финансовыми операциями не занимаемся, холодно ответил он. Извините, но помочь не могу.
Что ж, сказал я, вставая. Прощайте, Яков! Но запомните. Когда вам было трудно, я помог. Денег не просил. Когда проблемы возникли у меня, получил отказ. Я этого не забуду.
Погодите! он схватил меня за рукав. Объясните толком: для чего вам валюта?
Уезжаю из СССР.
Почему не хотите израильский паспорт?
С ним меня арестуют в аэропорту. КГБ известно о моей встрече с вашим шефом в Минске. С вами тоже.
Все так плохо? спросил он.
Да, кивнул я.
Как же вы уедете?
Есть возможность. Но нужна валюта.
Подождите меня здесь.
Он встал и вышел. Вернулся через несколько минут.
Вот, сказал, выложив на стол тонкую стопку зеленых купюр. Здесь две тысячи. Все, что могу. Хватит?
В обрез, кивнул я и положил рядом с долларами сберегательную книжку. Это вам.
Не надо, покачал он головой.
Забирайте! настоял я. За границей не нужна. Не хотите взамен долларов будет как залог. Через несколько месяцев вернусь, произведем обратный обмен. Эти доллары, как я понял, ваши личные?
Да, кивнул он.
Благодарю, я протянул ему руку. Он ее пожал.
В самом деле, собираетесь вернуться? спросил на прощание. Да еще так скоро? А как же КГБ?
К тому времени им станет не до меня, улыбнулся я. До свиданья, Яков!
Из посольства я отправился в центральную кассу Аэрофлота. Там было многолюдно впрочем, как всегда. К кассам вытянулись длинные очереди. Первым делом пробежал глазами расписание. Самолет во Франкфурт вылетает сегодня в 18.20. А вот как с билетами? Заняв очередь к кассе, я отправился к справочной.
Есть билеты до Франкфурта на сегодня? спросил женщину в форме Аэрофлота.
Только за валюту иностранцам, сообщила она, заглянув в свою машинку. За рубли кончились. Это рейс Люфтганзы.
Жаль, вздохнул я и отошел. Выйдя из помещения касс, покурил в сторонке, а затем, приняв независимый вид, вошел снова. От дверей сходу направился к валютной кассе там очереди не наблюдалось.
Гуд дей, мисс! сказал девушке в окошке. Тикетс ту Франкфурт тудей.
Я протянул ей аргентинские паспорта. Она взяла, пролистнула и отложила.
Онли фест класс, сообщила. Вуд ю лайк ит?
Вел, кивнул я.
Файф хандред твенти сикс долларс, сообщила кассирша.
Твою мать! Больше четверти валютного запаса. За рубли дешевле. По курсу Госбанка пересчитали. А куда деваться? Я отсчитал шесть бумажек с портретом Франклина. Она взяла, распечатала билеты и вместе со сдачей вложила в паспорта.
Хэв э найс трип! пожелала, протянув их мне.
«Счастливо оставаться!» едва не ответил я, но вовремя сдержался. Забрал документы и отошел от кассы.
Почему я решил лететь во Франкфурт, а не Буэнос-Айрес? В Аргентине меня никто не ждет. Я не знаю испанского языка. Если уж намылился скрыться за границей, то нужно позаботиться о куске хлеба. Клиника имени Гете это шанс. Теперь главное показать немцам, что умею.
Вика встретила меня поцелуями волновалась. Успокоил, как мог, показал билеты. Мы сели за стол ожидая меня, Вика не притронулась к еде. Пили чай, заедали бутербродами с колбасой. Что осталось, сунули в холодильник с собой брать нельзя. Может вызвать подозрения: мы ведь иностранцы. Это у советских граждан, улетающих за границу, чемоданы забиты едой. Перед тем, как выйти из квартиры, я внимательно осмотрел Вику и себя в зеркале. Одеты по последней заграничной моде. Я в дубленке, Вика в шубке. Оба в меховых шапках иностранного образца. Шили на заказ в ателье. На мне кепи из овчины, у жены шляпка-котелок из норки с коротким козырьком. Под дубленкой у меня импортный пуловер и джинсы, на Вике шерстяная юбка в клетку, кофточка и сапожки. За иностранцев сойдем.
В аэропорту по-русски не говорить, предупредил жену. Станут обращаться, отвечай: «Но компрендо».
Но компрендо, повторила она. Что это означает?
«Я не понимаю» по-испански
Заперев квартиру и бросив ключи в почтовый ящик, мы вышли к улице, где поймали «бомбилу» на «Жигулях». Услыхав про Шереметьево-2 и оценив наш вид, он заломил 500 рублей. Сторговались на трехстах. Деньги у меня были, но согласиться сразу вызвать подозрение. По пути мы молчали, будто переживая расставание с такой суммой. «Бомбила» выгрузил нас возле терминала и, получив деньги, укатил. Я взял чемоданы, и мы вошли через приветливо распахнувшиеся автоматические двери в здание аэропорта.
Регистрацию на рейс еще не объявляли, мы нашли свободные места в зале ожидания. Вновь сидели молча. Вика сжимала в своей ладошке мою руку, и со стороны мы, наверное, походили на влюбленных. Проходившие мимо люди бросали на нас взгляды и улыбались. Наконец, объявили нужный рейс. Подхватив чемоданы, мы направились к стойке.
Я опасался, что со мной заговорят по-испански, но обошлось. Борт в Германию все же Москва Берлин Франкфурт. Не в Буэнос-Айрес. С сотрудницей у стойки я общался на английском. Мы сдали чемоданы в багаж и отправились на паспортный контроль. Это было главным испытанием, я старался выглядеть беспечно, что получалось с трудом. Пограничник в будочке-пенале полистал мой паспорт.
Говорите по-английски? спросил на языке Шекспира.
Йес, мистер, кивнул я.
Почему в паспорте нет советской визы и отметки о прибытии в СССР?
Это грустная история, мистер офицер, вздохнул я. В Аргентине нас убеждали, что в Советском Союзе нет преступности. И что же? В первую же неделю в Москве нас с женой обокрали в метро. У меня вытащили бумажник, ей сделали дыру в сумочке. Деньги, паспорта все забрали, я экспрессивно замахал руками. Новые паспорта нам выдали в посольстве Аргентины, там должна быть отметка.
Меньше ворон нужно было ловить, буркнул он по-русски и спросил на английском: Чем вы занимались в СССР?
Мы с женой врачи, проходили стажировку в вашей клинике. Скли-фо-сов-ски, выговорил я по слогам.
Понял, кивнул он и шлепнул штамп на страницу паспорта.
У жены будет такой же, сказал я, указав на стоявшую позади Вику. Она не говорит по-английски. Не мучьте ее вопросами жена плохо себя чувствует. Пятый месяц беременности.
Донт ворри, сказал он и протянул мне паспорт.
Вика получила штамп быстро. Дальше был таможенный контроль. Я предъявил доллары, таможенник их пересчитал и вернул, сделав отметку в декларации.
Русские рубли? спросил на корявом английском.
Я хлопнул себя по лбу и извлек из кармана несколько смятых купюр.
За границу вывозить нельзя, сказал он.
Айн момент! попросил я. Оглянувшись, обнаружил неподалеку ряд стульев, подошел и выложил деньги на сиденье. Ай хэв ноу рублс, объявил, вернувшись к таможеннику.
Проходите! улыбнулся он, протянув мне декларацию.
Я отошел в сторонку, подождал Вику. Денег у нее не было, и таможенник пропустил жену без вопросов. Выглядела любимая неважно: бледное лицо, неуверенная походка. Прохождение границы далось ей нелегко. Хорошо, что перед этим я велел жене расстегнуть шубку. Выпирающий живот стал заметен, потому и не захотели придираться. Будь иначе, непременно насторожились бы. У пограничников взгляд наметанный.
Чуть не сказала пограничнику: «Но компрендо», шепнула Вика, взяв меня под руку. Он спросил: «Мисс Гомес?» Спохватилась в последний момент и ответила: «Йес!»
Меня тоже потряхивало. Я взял Вику за руку и отвел в валютный бар. Наплевав на цены, заказал ей бокал вина, а себе армянский коньяк. Выпили, я выкурил сигарету. Здесь пока еще можно курить как в аэропортах, так и в самолетах.
Объявили посадку. Пассажиры первого класса шли на нее первыми. Мы предъявили билеты стюардессе и вошли в «Боинг». Вторая бортпроводница проводила нас к местам в начале салона, помогла Вике снять шубку. Я стащил с себя дубленку, после чего мы заняли удобные сиденья перед столиком. Стали ждать. Обернувшись, я смотрел, как салон заполняется пассажирами. Побыстрей бы! Время тянулось медленно. Наконец, все расселись, и по громкой связи прозвучало приветствие командира корабля. Зашумели двигатели, самолет стал выруливать на взлетную полосу. Разгон, и земля ушла вниз.
Все позади? шепнула Вика мне на ухо.
Да, любимая, ответил я громко. Можешь говорить по-русски, не стесняясь. Границу мы пересекли, это немецкий самолет территория иностранного государства. Нам ничего не грозит.
Я ошибся
* * *
Это случилось спустя час. По салону внезапно забегали стюардессы. Они что-то спрашивали у пассажиров. Я различил слово «доктор».
Подожди меня! сказал Вике и отправился на шум. Подойдя ближе, разглядел неприятную картину. В кресле, скрючившись и прижав руки к животу, сидел мужчина лет сорока. Бледное лицо, капли пота на лбу. Он стонал. Вокруг бестолково суетились стюардессы. Над мужчиной склонился подошедший пассажир лет шестидесяти. Я увидел розовую лысину в обрамлении коротко остриженных седых волос. Старик что-то спросил у больного по-немецки, выслушал ответ и покачал головой.
Приступ язвенной болезни, возможно прободение, объявил, распрямляясь. Нужно возвращаться в Москву. Ему, он указал на больного, потребуется операция.
Этого только не хватало! Бэк ин юэсэса?
Погодите! я оттер стюардесс от кресла и склонился над больным. Сейчас все пройдет.
Я положил руку на живот мужчины поверх его ладоней. Еще подходя, рассмотрел проблему. Точно язва, да еще большая. Только прободения нет. Небольшой посыл, и изъязвленная стенка желудка стала зарастать. Восстановить слизистую Вот теперь все. Пациент убрал руки с живота и изумленно посмотрел на меня.
Не болит, сказал по-немецки.
И не будет, улыбнулся я. Язвы больше нет. Только впредь следите за желудком, посещайте врача. Нельзя столь беспечно относиться к здоровью.
Не говорите чепухи! возмутился стоявший рядом лысый старикан. Невозможно зарастить язву наложением руки. Я доктор медицинских наук, профессор, четверть века служу в клинике «Шарите» в Берлине.
Ага, той самой, где лечили Навального. А еще Ющенко. У обоих обнаружили с-с-страшное отравление. На молекулах яда была надпись: «От Петрова и Боширова с любовью». На английском
Это невозможно! заключил профессор.
А спросите у него, предложил я, указав на излеченного пациента. Нет причины возвращаться, объявил стюардессам. Летим дальше.
Они заулыбались. Старикан, что-то сердито ворча, стал обследовать бывшего больного, я вернулся к жене. Рассказал ей о случившемся. Тем временем стюардессы стали разносить ужин. Водрузив на наш стол подносы с едой, поставили бокалы и бутылку шампанского в ведерке со льдом. А еще бутылку армянского коньяка. Ни фига себе, кормят в первом классе!
Это от капитана корабля, приземлила меня стюардесса. За то, что помогли больному пассажиру.
А еще «боингу» не пришлось возвращаться. Это дополнительные расходы. Немцы считать деньги умеют.
Данке! ответил я.
Не успел разлить, как явился лысый старикан.
Меня зовут Пауль Майер, сказал, встав у столика. Мы могли бы поговорить?
Присаживайтесь! я указал на свободные кресла напротив других желающих купить билеты в первый класс за валюту не нашлось. Подождал, пока Майер устроится и представился в свою очередь: Михаил Мурашко, целитель. Это моя жена Виктория, врач-терапевт.
Вы русские? поднял он бровь.
Да, кивнул я и остановил пробегавшую мимо стюардессу. Принесите, пожалуйста, бокал и ужин профессору.
Айн момент! улыбнулась стюардесса и убежала.
Извините, что помешал, сказал Майер. Но меня мучит любопытство. Этот бедняга с язвой чувствует себя здоровым. Но у него явно был приступ!
Разумеется! кивнул я. Но сначала поедим. Нет ничего хуже, чем беседовать на пустой желудок.
Бокал и поднос с ужином для немца принесли тут же. Я разлил напитки. Вика выбрала шампанское, я и немец предпочли коньяк. Выпили, поели. Курочка, салатик, фрукты. Вкусно. Майер ел, время от времени вопросительно поглядывая на меня. Я делал вид, что не замечаю этих взглядов. Наконец, подносы унесли.
Прозит! я поднял бокал с коньяком.
Прозит, отозвался он и пригубил. А теперь могу спросить?
Пожалуйста, кивнул я.
Вы действительно залечили язву этому бедняге?
Натюрлих! сообщил я.
Как можно это сделать, не видя пораженного органа?
Почему не видя? Вот возьмем вас. На левой голени старый шрам видимо, ранение. Пострадала кость оскольчатый перелом. Он зажил, но следы остались.
Осколок, буркнул он. Нашу колонну в 1945-м разбомбили американцы. Вы могли это угадать я слегка прихрамываю.
Еще один шрам от операции на животе. Швы видны. А еще рубец на желудке видимо, следствие резекции.
Прободная язва, потрясенно сказал он. Герр Мурашко, это невозможно! Вы видите меня впервые.
А еще и насквозь!
Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, процитировал я Шекспира в немецком переводе. Я официально признанный в СССР целитель, герр Майер. Моя компетенция подтверждена Министерством здравоохранения Белоруссии. Практикую в трех клиниках в Минске. Основная специализация детский церебральный паралич. Счет исцеленных мною детей пошел на тысячи. Среди них есть и немецкий мальчик его привозили в Минск. В настоящее время в составе официальной делегации лечу во Франкфурт. Руководство клиники имени Гете пригласило меня продемонстрировать свое умение. Исцеление от язвы, свидетелем которого вы стали мелочь. Церебральный паралич куда сложнее. Или слепота.
Вы исцеляете слепоту?!
Если у пациента сохранилось хотя бы два процента зрения. Работаю преимущественно с детьми с ними легче.
Из Франкфурта вернетесь в СССР?
Зависит от обстоятельств. Я поработал бы в Германии, но, боюсь, не разрешат.
Одному да, кивнул он. Но под эгидой авторитетной клиники Предлагаю «Шарите». Если все, что вы сообщили, правда
Не сомневайтесь, герр Майер! Демонстрация моих умений в клинике Гете убедит даже закоренелых скептиков. Вот увидите!
Только не оставайтесь там! сморщился он. Западные немцы высокомерны. Мы, восточные, проще и открыты для общения. Да и с русскими дружим. Я как раз летал в гости к московским друзьям.
Началась вербовка. Это хорошо. Без куска хлеба не останусь.
Подумаю, герр Майер!
Держите! он протянул мне визитку. Звоните в любое время.
Я взял и поблагодарил. К моменту посадки «Боинга» в Берлине мы прикончили коньяк и заполировали это дело шампанским. Не пропадать же добру! Думаете, немец возражал? Счас! На халяву они пьют, пока не упадут. Вика в этом не участвовала спала, прислонившись щекой к спинке кресла. С Майером мы расстались тепло. Дружить семьями он, правда, не предложил. Не наш человек
3
Хоть и летели мы вслед за солнцем, но в аэропорт Франкфурта прибыли поздним вечером. Да еще посадка в Берлине Получили багаж и отправились на стоянку такси. По пути я нашел работавший пункт обмена, где за сто долларов получил 145 марок. Грабительский курс, конечно, но куда денешься? В аэропортах он всегда такой.
За поездку таксист затребовал 25 марок ночной тариф. Жадина! Тут ехать-то десяток километров. Пришлось раскошелиться. Новое огорчение ждало нас в отеле. Гостиницу я выбрал ту, которую определила нам приглашающая сторона. Рассчитывал на халяву. А вот счас! Полистав наши советские паспорта и сверившись с бумагами, портье покачал головой:
К сожалению, герр Мурашко, номер для вас с супругой заказан только с завтрашнего числа. Если будете селиться сейчас, придется заплатить 60 марок.
Вымогатели немецкие! Можно было поискать гостиницу подешевле, но, глянув на сонную Вику, я достал кошелек. Грабьте! Ничего, мы с вами сочтемся. В номере мы скоренько приняли душ, почистили зубы и повались спать, не разбирая чемоданов. Завтра