Неизвестно было только одно, но самое важноедоходят ли отправляемые поезда до места своего назначения или нет. Пока не один из них не вернулся. Такое понятие, как надёжная связь, совсем не сочеталось с всеобщим развалом и разрухой. Но добираться самостоятельно напрямик бесполезно. Мало того, что зимой в степи бывает очень холодно, так еще шансы сгинуть от рук каких-нибудь разноцветных "партизан" только увеличиваются.
На станции Киев ожидало отправки несколько казачьих эшелонов. После неоднократных попыток, в начале, правда, неуспешных, мне, в конце концов, удалось отыскать казачье бюро, заботившееся проталкиванием казачьих эшелонов на юг и нелегально содействовавшее и отправке офицеров, выдавая им особые квитанции на право следования в этих эшелонах.
Эти маленькие квитанции, как я узнал позже, офицеры любовно прозвали "бесплатными билетами на тот свет". Такое название объяснялось тем, что офицеры, пойманные в дороге с этими удостоверениями, беспощадно уничтожались большевиками, как контрреволюционеры.
Начальника этого бюро я не застал, но его помощник, которому я назвал себя и объяснил цель моего посещения, весьма любезно и предупредительно поделился со мной сведениями о Доне. К сожалению, его осведомленность о тамошних событиях не была особенно полна, и многое ему совсем не было известно. Он подтвердил лишь, что на Дону идет ожесточенная борьба с большевиками, которые «с наганом в руке и с Лениным в башке», в одночасье мечтали стать новым правящим классом.
Атаман Каледин тщетно зовет казаков на эту борьбу, но его призыв не находит у них должного отклика. Главной причиной такого настроения среди казаков, являются "фронтовики". Еще до Киева они сохраняют видимую дисциплину и порядок, но затем, по мере приближения к родной земле, они подвергаются интенсивной большевистской пропаганде многочисленных агентов советской власти, осевших на всех железных дорогах. В результате такой умелой обработки на длинном пути, казаки уже в дороге приучаются видеть в лице Каледина врага казачества и источник всех несчастий, обрушившихся на несчастную Донскую землю.
Искусно настроенные и озлобленные против своего Атамана и правительства, фронтовики, прибыв на Дон выносят резолюцию против Каледина и демонстративно расходятся по станицам с оружием и награбленным казенным имуществом. По его словам, проехать в Новочеркасск весьма затруднительно, так как большевистские шпионы, оседлав железную дорогу, и пустив здесь глубокие корни, зорко следят за всеми едущими на юг. Железная дорога пользуется дурной славой, как притон большевиков. Через жернова кровавой мясорубки невредимыми просачивается очень мало людей.
Я дам вам удостоверение, добавил он, для следования в казачьих эшелонах, но имейте в виду, что большевики часто обыскивают подобные эшелоны, отбирают у казаков оружие и попутно вылавливают посторонних, и, конечно, с ними не церемонятся. Следует все время быть начеку, держаться дальше от казаков, не вызывая у них излишнего любопытства и, по возможности, избегать тех эшелонов, которые еще не разоружены и, следовательно, подлежат обыску.
Эти указания я выслушал очень внимательно, стараясь запомнить каждое слово.
Помню, во время нашего разговора, в комнату несколько раз входил и возился у печи какой-то субъект, одетый в полувоенную форму. Его внешний вид и особенно хитрая и на редкость неприятная крысиная физиономия произвела на меня сразу отталкивающее впечатление и, каждый раз, при его появлением в комнате, я инстинктивно настораживался. Однако, беспечно полагая, что это обычный вестовой, служащий здесь, я не расспросил о нем офицера, о чем после мне пришлось впоследствии пожалеть.
Здесь же, я познакомился с молодым офицером, поручиком Сергеем Щегловым, пришедшим сюда, как и я, за информацией. Слыша, очевидно, наш разговор, он подошел ко мне, представился и очень настойчиво стал просить взять его с собой на Дон. Искренность его тона, убедительные доводы, выражение лица, горящие добрые глаза, невольно вызывали к нему симпатию и в то же время не оставляли никакого сомнения в непоколебимости его желания во что бы то ни стало попасть к Каледину.
Слово за слово, мы с ним разговорились. Оказался он был начальником пулеметной команды, которую привез с собой в Киев с тайным намерением, вместе с ней пробраться на юг.
Люди команды были надежные, большевизм к ним не привился, его любили и слушали, но мечте его все же не суждено было осуществиться. По прибытии в Киев, не получая долго разрешения на дальнейшее следование, команда подверглась большевистской пропаганде. Ее результаты сказались быстро. Команда вышла из повиновения, люди разошлись, имущество частью расхитили, частью бросили на произвол судьбы. Предоставленный самому себе, в чужом большом городе, без дела, далеко от дома, в обстановке чрезвычайно сложной и противной его натуре, поручик С. Щеглов, еще совсем мальчик, не хотел однако мириться с горькой действительностью, мечтая быть там, где, зовя на смертный бой, ему чудился трубный звук похода.
В тот же день, он посетил меня и в течение нескольких часов делился со мною сведениями и слухами, впечатлениями о Киеве и строил широкие, фантастические планы будущего. Захлебываясь от восторга, он увлекательно рисовал перспективы нашего путешествия, гордился предстоящим риском и здесь же предлагал и разные рецепты.
Жил он с несколькими офицерами, которые, по его словам, охотно поехали бы на Дон вместе со мной. Я обещал зайти на следующий день и переговорить по этому вопросу. Думаю, пулемет мне не помешает.
В небольшом номере, довольно приличной гостиницы, в условленное время, я застал, кроме поручика. Сергея Щеглова, старого ротного командира капитана Терентьева, уральского войска есаула Ковалева, и прапорщика студента, кажется харьковского университета Милевского, от которого так и сквозило махровой интеллигенцией.
В комнате от присутствия 4-х человек, к тому же, вероятно, не убиравшейся в течение нескольких дней, царил ужасный беспорядок. Валялись предметы военного снаряжения, солдатского образца полушубки, ранцы, подсумки, винтовки, револьверы. И даже один пулемет "Максим" вместе со снаряжением. Видно дезертиры бросили его тут, так как вес машинки вместе со станком почти 65 килограммов, тяжело тащить. Это я удачно зашел!
Но надо сказать, кажущаяся воинственность обстановки и наличие оружия мало гармонировали с видом ее обитателей. По существу, они все были весьма мирные, безобидные и далеко не воинственные люди. Особенно это было применимо к капитану и есаулу. Первыйотец многочисленного семейства, оставшегося где-то в далекой Сибири, во всяком случае, вне возможной к нему досягаемости, при существовавших сейчас обстоятельствахпрошел тридцатилетнюю и суровую школу военной службы провинциального пехотного офицера.
Как там говорил Лермонтов? Слуга царю, отец солдатам. Вне армейской службы, никакой другой жизни капитан себе не представлял и потому, хотя и мало веря в будущее и будучи настроен весьма мрачно, он считал единственно для себя приемлемымехать туда, где идет борьба. Второйесаул, глубокий пессимист, задавался целью пробраться к себе на Урал и там, в зависимости, от обстановки, как сам он выразился "определиться".
Полную противоположность им составляли поручик Щеглов и прапорщик Милевский. Молодые, веселые, жизнерадостные, они искренно гордились возможными опасностями, красочно рисуя себе будущее и лелея мечту, что попав на Дон, они станут под знамя Каледина или Корнилова.
Это были те наивные представители нашей героической золотой молодежи, которая без малейшего колебания, без торга и корыстных мотивов, не спрашивая лозунгов борьбы, не ставя никаких условий, гордая лишь выпавшей на нее задачей защищать Родину, первая составила крепкую основу небольших, но сильных духом донских и добровольческих отрядов и с чисто юношеским задором и порывом беззаветно понесла на алтарь отечества самое главноесвою жизнь.
Одетые кто во чтов дырявые шинели, бушлаты, кожухи, пальто, часто безоружные, они были сильны духом и полны холодной решимости одолеть жестокого врага.
Мой приход, видимо, смутил всех. Сначала чувствовалась какая-то неловкость, но она быстро прошла, и через несколько минут наш разговор принял дружеский и откровенный характер.
Перебивая один другого, господа-офицеры спешили рассказать мне о своей прежней службе, о пережитом на фронте, переезде в Киев и мытарствах здесь, наконец, о своем желании проехать на юг, к казакам, при этом добавляли, что отъезд свой они откладывали изо дня на день, пока поручик Щеглов, не принес им приятной новости, что они смогут ехать вместе со мной.
Сознавая огромную нравственную ответственность, которая лежала бы на мне, я заявил им, что при создавшейся обстановке, я абсолютно не могу гарантировать им благополучный переезд в Новочеркасск:
Господа! Вам отлично известно, что большевики всемерно препятствуют проникновению офицеров в Донскую землю и пойманным пощады ждать не приходится. Поэтому в нынешних условиях, путешествие на Дон сопряжено с большими опасностями. Каждый из вас, без сомнения, отдает себе в этом отчет. В наши дни никому верить нельзя. Мне можно. Что касается лично меня, то я еду, вне зависимости, едете ли вы или нет, ибо по моим убеждениям, долг каждого офицера быть сейчас там, где идет борьба с большевиками. По-моему лучше, если суждено погибнуть, то погибнуть там с оружием в руках, нежели сидеть здесь без дела или в ином месте и ожидать своей участи стать очередной жертвой озверелой толпы пьяных солдат или рабочих!
Немая сцена как в Ревизоре Гоголя мало помалу закончилась и все, как один, высказали мысль, что трудностей боятся в нашем положении уже поздно.
Итак, господа, закончил я свою речь, ни ручаться, ни гарантировать я вам ничего не могу, предо мною будущее столь же темно, как и перед Вами. Если судьбе угодно, мы, быть может, благополучно проберемся в Донскую землю, но не исключена возможность, что нас поймают и тогда жестокая расправа с нами неминуема. Каким же будет ваш положительный ответ?
Несмотря на то, что я умышленно сгущал краски, пускаясь в дебри сложных объяснений, чтобы все яснее представили себе опасность и вдумчивее отнеслись к принятию решения, все офицеры, внимательно выслушав меня, категорически заявили, что и при этих условиях они все равно поедут. Такое их решение я искренно приветствовал.
Глава 7
На первый взгляд тащить с собой оружиеглупость несусветная. На второй и третий тоже. Опасное дело, граничащее с безумием. Тут бы самому тайно пробраться под видом гражданского, а оружие только опасный груз, на который сделают стойку многочисленные боевики разных мастей из патрулей. Но я все же решил его вести. Очень уж оно нужно на Дону.
Вот такой я глупый и сентиментальный человек, не могу пройти мимо явной несправедливости. А именно геноцида безоружных казаков до зубов вооруженными большевиками.
Это все равно как пройти мимо, отворачиваясь, от толпы чумазых гастарбайтеров, насилующих маленького детсадовца. Как только большевики взяли власть в Петрограде и окрестностях, так тут же им в руки попало 30 % промышленного потенциала Российской Империи. У них было все, что душа пожелает, начиная от производства военных самолетов и русских броневиков и кончая огромными военными складами. Хранящихся на складах кожаных курток летчиков хватило для всех желающих комиссаров, а буденовками и шинелями с захваченных армейских запасов снабжали Красную Армию годами.
А что на Дону? Ничего не было! Царское правительство решительно не доверяло вольнолюбивым казакам, поэтому нигде рядом не было ни оружейных и патронных заводов, ни военных складов. Только магазины для охотников и рыболовов. Лихорадочные попытки наладить производство патронов с колес в Ростове и Таганроге не увенчались успехом, из-за развала экономических связей между регионами.
С фронта особо ничего не довезешь. Дезертиры, установив новую украинскую власть, не пропускают в тыл ни оружие, ни офицеров. И не надо думать, что новоявленные укровласти так резко полюбили большевиков и бескорыстно им помогают, у них имеется собственный шкурный интерес. Украинские сепаратисты на своих "шести сотках" сидеть не желают и жадно облизываются на старинные русские земли, они хотят захватить Харьков и Изюм, а так же Донбасс и Мариуполь. Европа им поможет! На этом дикая украинская орда не думает останавливатьсяДон и Кубань так же должны быть завоеваны. Далеевсе до Волги и Кавказа. И после Волгисколько хватит сил.
Поэтому оружие они не пропускают- понимают, что оно может потом стрелять в них же. И русских офицеров они расстреливают пачками, надеются, что без офицеров на востоке не сумеют организовать сопротивления. Ведь воевать всегда лучше против дивизий, корпусов и армий, лишенных адекватного руководства.
Конечно, те же казаки покупают личное оружие за свой счет- это частная собственность, попробуй его отбери. И все равно отбираюткуда денешься? А вот офицеров казаки часто выдают на расправу, зря те удерживали казаков на фронте, пока другие уже грабили казачьи дома. Редкие исключениякогда казачьи эшелоны прорываются с фронта с офицерами и пулеметамилежат в области легенд и преданий.
А на Дону оружие и боеприпасы сыграют решающую роль во время гражданской войны. Все ругают атамана П. Краснова за то, что тот сотрудничал с немцами. Так этот атаман покупал у них за счет продовольствия очень нужное на Дону оружие и боеприпасы. Можно ли осуждать человека, который покупает у уголовника пистолет, чтобы он сохранил ему жизнь и здоровье? Не думаю, что оставить оружие в руках уголовника будет лучшим выходом. А когда у казаков были в наличии необходимые боеприпасы, то большевики и мечтать не могли захватить Дон.
А вот когда Мировая Война закончилась и немцы ушли, то победившие союзники Антанты сразу установили жесткое эмбарго на продажу вооружения и патронов для казаков. Даже за большие деньги они его не продавали, играя на руку большевикам. Говорили, что сначала нужно решать все вопросы в комплексе: обсудить судьбу царских долгов, послевоенного устройства и так далее. На самом деле англосаксы по своему обыкновению помогали тем, кто сейчас проигрывает, чтобы потом переметнуться и бойня продолжалась как можно дольше, чтобы все противоборствующие стороны ослабли.
И когда у казаков боеприпасы совсем закончились, наступил закономерный крах. Положение было, как в схватке огромной Годзиллы против маленького Бемби. Озверевшие большевики, перемолов пушками всякое сопротивление в кровавый фарш, вошли на Дон и устроили там безумный геноцид, как негры в Руанде. Захваты заложников, расстрелы по разнарядке 10 или 30 % населения, превратились в ужасную реальность. Казаков хотели уничтожить как сословие и как народ.
Успешное Верхнедонское восстание, которое большевики так и не сумели подавить, опиралась на мизерные ресурсы. Немного холостых патронов, которые казаки сумели раздобыть в лагерях и на полигонах, и одного единственного слесаря, который переделывал их в боевые.
Конечно, на последнем этапе "союзники" вновь совершив стремительный кульбит, переметнулись на сторону казаков и, продавив назначения Деникина, начали помогать ему. На Дон привозили всякий военный мусор: трофеи, захваченные союзниками в Турции, и оружие и боеприпасы, списанные из сокращающихся союзнических армий.
Основной поток вооружения с Запада шел в Польшу, поляки получали броневики, пушки и самолеты, а казаки в основном списанные турецкие винтовки, к которым не было патронов, или списанное ветхое турецкое обмундирование, которое годилось только на тряпки. Но какой толк от мечей, когда уже нет людей? Их не воскресить! Эти поставки оружия в конце гражданской войны были уже как мертвому припарки, война тогда уже была проиграна.
Да и тупо не хотелось порожняком ехать к своим. Так что, везем и готовимся. Пулемет разобрали, сняли щиток и станок и упаковали все части отдельно, в мешки, сшитые из мешковины. Для прочего оружия мы также сшили чехлы, чтобы оно не бросалось в глаза. Денег уже почти не было, даже я чуть было не встрял в большие неприятности с германскими марками, оказавшимися фальшивыми. Пришлось даже резко стрелять, опробуя свой перешитый карман. Ушел успешно, оставив позади парочку бездыханных трупов. Поговаривают, что эти фальшивки печатает какой-то родственник самого Троцкого, чтобы посеять хаос и поднять вал инфляции.
Какие-то бланки я привез с собой со штаба из Румынии, но этого было явно не достаточно. Подловив курьера из жовто-блавкитной комендатуры, мы среди бела дня, с лицами завязанными шарфами, затолкали его в подворотню и, оглушив тяжелой колбаской, из мелочи, упакованной в носок, отобрали портфель с документами. Я заполнил документы на всех нас, как посланцев оргкомитета Учредительного Собрания, направляющихся в Баку.