Двадцать семь лет для Великого Куруша тоже не прошли даром, став триумфом всей его жизни. Воссев в мидийской столице Экбатаны и объявив себя царём как Персии, так и Мидии, приняв при этом все официальные титулы, Куруш обзавёлся второй женой, которой стала дочь Иштувегу Умутсу и что послужило для всей ойкумены плодородного полумесяца, поводом считать восхождение Куруша как очередной и привычный для всех переворот со сменой династии. Что по тем временам являлось обычной практикой.
Основные политические противники того времени, такие как Вавилония, Лидия и Египет, не увидели в Куруше угрозы для себя, наоборот, посчитали этот факт деградацией Мидийской державы, вполне логично подразумевая, что междоусобное противостояние внутри империи будет способствовать ослаблению, а то и вовсе разрушению на отдельные мелкие осколки, на которые чуть ли не сразу нацелились старые и прожжённые львы большой политики.
Главным и ближайшим по землям была Вавилония. Изначально политические взаимоотношения между Вечным городом Вавилоном и вновь образовавшейся Персией развивались очень странно и запутанно.
Династия, начатая Набопаласаром незадолго до падения Ниневии, столицы Ассирийской державы под напором молодой Мидийской империи и успешно продолженная его сыном Навуходоносором, прекратила своё существование.
Нериглисар скончался после трёх лет царствования, а через два месяца его сына Лабаши-Мардук умертвили ещё ребёнком. Заговорщики привели к власти своего ставленника, Набонида, сына одного из правителей и жрицы арамейского происхождения, когда-то служившей в храме бога Сина в ассирийском городе Харран. Новый царь, также очень набожный и склонный к мистике увлекался древней историей этого края. Но он представлял главным образом движения, воплощаемые арамеями внутри халдейского общества. Набонид тяготел к западу, к идеям, что в большом количестве возникали среди семитских народов.
Однако новый властитель Вавилона не мог открыто отречься от своего ассирийского прошлого и предстать узурпатором, проводящим политику разрыва со своими предшественниками. В начале царствования он испытывал ностальгию по ассирийскому правлению, продолжателем которого он себя чувствовал, разумеется, о чём и заявил, восходя на трон.
Набонид практически сразу дипломатически поддержал Куруша, как только ордынец возник на политическом горизонте в Пасаргадах. В его глазах что персы, что мидяне Иштувегу выглядели варварами, безразличными к величию Ассирии и Вавилонии. После победы над Ниневией они заняли только один город Харран, остальное в великой ассирийской империи их не интересовало, кроме нескольких плацдармов в Верхней Месопотамии. Ведь не зря халдеи Навуходоносора старались защититься именно от Мидии, построив вокруг Вавилона знаменитую «Стену Мидян».
Причина, подтолкнувшая Набонида на сближение с Курушем, носила характер и религиозный, и политический. Новый царь Вавилона хотел вернуть себе Харран, занятый мидянами, чтобы восстановить прямые контакты с семитским миром и иметь через них выход к морю. Но больше всего он хотел восстановить храм Сина, бывший когда-то гордостью города, место поклонения богу Луны, разрушенный мидийцами, этими варварами севера и востока. Враждебное мидийцам настроение персов оказалось на руку Набониду, но он все ещё побаивался непредсказуемого Иштувегу.
Куруш фактически являлся его союзником, поэтому Набонид всячески поддерживал и поощрял ордынца, но лишь косвенно, так как в период строительства Пасаргад он ещё не расценивал Куруша даже как возможного победителя в противостоянии с Иштувегу. Пологая перса лишь как бунтовщика в южных землях Мидии, которого со временем царь империи задушит как котёнка.
В то время, как мидийский царь готовил поход на взбунтовавшегося вассала, Набонид под шумок захватил город бога Сина. Эта война между ариями оказалась, как бальзам на раненное сердце царя Вавилона, поэтому он являлся главным и ярым её сторонником.
Предвидя, как будут убивать друг друга мидяне и персы, кровные братья, новый вождь халдеев понимал, что мидяне в результате этой братоубийственной резни будут не в состоянии оборонять Харран. А потому решил двинуть войска на город, посвящённый богу Сину, и занял его без особого труда.
Теперь царь Вавилона взял под свою власть крупный торговый центр, где пересекались караванные пути, где встречались купцы Востока с морскими торговцами, пришедшими с севера и юга. А главноек великой радости матери его Адагупи, жрицы бога Сина, Набонид мог восстановить разрушенный храм
Куруш сидел на верхней террасе высотного сада и задумчиво смотрел поверх кольцевых стен Экбатаны в дымку горной гряды. Он раз за разом прокручивал в голове хитросплетения вавилонской проблемы, лежащей у его победоносных ног и с каждым разом она всё больше и больше напоминала ему огромный клубок перепутанных друг с другом змей.
Он перевёл взгляд на город, лежащий у ног. Экбатаны продолжал сохранять значение столицы, деля эту роль с Пасаргадами, с эламскими Сузами и новым городом, названным Персидским, что Куруш основал на южных оконечностях великой степи и которому придавал большое значение в будущих планах завоевания мира. Но здесь, в Экбатаны царь царей любил проводить самое жаркое летнее время, к тому же следующим его шагом планировалось взятие Вавилона, а он вот тут, не далеко от его летней столицы.
Ещё будучи на заре своего восхождения, после взятия этого города Куруш первым делом начал наводить порядок в уже бывшей мидийской империи. Парфия, Армения, Гиркания пришли к нему сами, ну или почти сами. Армению привёл к нему его друг Тигран, Парфию его сотник Гипир, Гирканию племянник Ератан. Почти одновременно с этим Эбар из Пасаргад захватил территорию Элама, где стал царём.
Всё шло по плану, как вдруг все эти планы нарушил Сиеннесия киликийский. Этот царь суверенного, не входившего в мидийскую империю царства добровольно взял и присоединился к империи Куруша, предоставив ему всю свою армию. Но эта армия оказалась ничто по сравнению с теми стратегическими преимуществами, которые давало подобное присоединение. Киликиягорная страна, держащая ключи к проходам из Малой Азии в Сирию и, пожалуй, единственным, ну по крайней мере самым важным торговым путём, соединяющим Лидию и Вавилон.
Куруш строил планы по взятию Вавилона как ближайшего соседа, но существовавшие в то время ещё дружественные отношения не давали ему морального права это сделать, а главное, он тогда ещё не знал, как с максимальной эффективностью, желательно малой кровью обратить Набонида в свои вассалы и сделать его своим ярым сторонником. Вся информация, стекающаяся к царю царей по Набониду, говорила, что этого просто так сделать не удастся.
А тут добровольное присоединение Киликии неожиданно подвинуло Куруша вплотную к Лидийскому царствуодному из самых могущественных на Ближнем Востоке того времени. Царь царей принял это как дар свыше, но тем не менее стратегию решил не менять. Но тут же последовал ещё один подарок судьбы, который всё же заставил Куруша резко изменить планы захвата Вавилонии и обратить свой взор на запад.
Этим подарком стал беглый грек Еврибат, получивший от Креза большое количество золота, предназначенного для вербовки наёмников в Пелопоннесе и прибежавший к Курушу с доверенным богатством, открывая царю царей умыслы лидийского владыки. Оказалось, что не только Курушзавоеватель мира вынашивал планы. Планы строили и другие «сильные мира сего».
И всё-таки инициатива войны принадлежала лидийскому царю. Пока Куруш переваривал полученную от грека информацию и мучился вопросом доверия к ней, лидийцы вторглись в Каппадокию. По совету всё того же Еврибата он отправил послов в города Ионии и Эолиды с призывом отложиться от Креза. Однако греки предпочли занять выжидательную позицию, не приняв ни ту, ни другую сторону.
Наконец Куруш решился. У города Птерия на восточной стороне реки Галис, произошла кровопролитная битва, закончившаяся безрезультатно, и ни одна из сторон не рискнула на новый бой. Крез отступил в свою столицу Сарды, решив основательнее подготовиться к войне и попытаться получить более эффективную помощь от союзников: Египта, Спарты и Вавилона. Однако Куруш застиг его врасплох, двинувшись к Сардам прямо по его следам.
Жители лидийской столицы вовсе не ожидали такого стремительного нападения и узнали о нём лишь когда персидские войска появились у стен. Крез вывел конников, вооружённых копьями. Харпаг, командовавший объединёнными войсками Куруша поставил всех следовавших в обозе верблюдов впереди войска, посадив на них лучников. Кони, почуяв незнакомый запах верблюдов и увидев этих уродцев, обратились в бегство. Однако лидийцы спешились и приняли бой, но под напором Харпага отступили в Сарды и заперлись в акрополе.
После четырнадцатидневной осады персы взяли акрополь, пробравшись туда с неприступной и поэтому почти неохраняемой стороны, а Креза взяли в плен. Прибрежные города ионян и эолийцев отправили послов. Они передали, что желают сотрудничать с персами на тех же условиях, что ранее существовали при Крезе. Однако Куруш напомнил, что в своё время он предлагал примкнуть к нему, но те отказались, и теперь ОН будет выставлять условия, на которых они должны будут подчиниться. Греки начали скоропалительно укреплять свои города и решили послать вестников в Спарту с просьбой о помощи. Один только Милет добровольно покорился, и Куруш заключил с ним союз на тех же условиях, что и лидийский царь.
Именно тогда до Куруша добрались сведения о судьбе Гнура в пересказе Шахрана, отписавшему царю царей личное послание. В нём царский евнух очень сожалел, что степь рассматривает возвеличивание Куруша, как главную угрозу себе, и Великий дрогнул от одной мысли, что степные орды направив сконцентрированный удар в его тылы могут в один момент разрушить всё его величие и достижения последних лет.
Оставив Харпага в Лидии наводить порядок с ещё не подчинившимися приморскими городами, Куруш во главе всей конницы отбыл на восточные границы. Сначала он занялся землями перед степным пространством, во что бы то ни стало, стараясь создать некий буфер между степью и своей империей. Он присоединил Парфию, Дрангиану, Арейю, Хорасмию, Бактрию, Согдианк, Гандхарк, Сагартию, Саттагидию, Арахосию и Маркиану.
На берегах Яксарта лично заложил Персидский Город, которому в будущем предстояло стать связующим звеном между ним и степью. Тогда же из этого города Куруш сделал первую попытку наладить взаимоотношения с Матерью степи Тиорантой, направив к ней послов и завалив её подарками. Тиоранта послов и подарки приняла, но ответа на предложение о «дружбе и сотрудничестве» оставила без ответа, заверив послов, что она подумает над этим.
Куруш ещё не раз пытался привлечь Тиоранту к своим планам и замыслам, но единственно чего добился, так это то, что за всё время его восхождения степные орды ни разу не наведывались в персидские земли, сохраняя некий нейтралитет.
С приходом к власти Райс, официально звавшуюся в Персидской империи как Тахм-Райс, что придавало её кличке титул «Великая правительница», дипломатические потуги Куруша в вопросах единения со степью приняли новый более настойчивый характер.
Зная, что Матерь по-прежнему являлась вдовой, Куруш сразу же сделал ей предложение, чётко проговорив договорной характер замужества, притом явно, как он полагал в пользу молодой царицы. Но ответа, как и при Тиоранте не последовало. Эта тишина от величайшей военной силы, что притаилась под боком напрягала больше, чем прямая угроза.
Харпаг, оставленный в Лидии, тем временем занимался проблемой греческих городов, что как кость в горле застряли в теле новой увеличившейся в размерах империи. Он начал возводить высокие насыпи у обнесённых стенами прибрежных твердынь, а затем штурмом брать их один за другим.
Жители Фокеи, крупнейшего после греческого города Милета не захотели подчиниться персам и на кораблях экстренно эвакуировались. Примеру фокейцев последовали и жители города Теос. Остальные пытались оказать сопротивление, но потерпели поражение, покорились и согласились на ежегодную дань.
После усмирения Харпагом материковых ионян, островные, устрашившись такой же участи добровольно подчинились, прислав послов с подношениями.
Покорив Ионию, Харпаг двинулся на карийцев, кавниев и ликийцев, взяв с собой ионян и эолийцев в качестве уже наёмных воинов. Население Карии без боя покорилось персам. Правда, жители Книда, расположенного на полуострове попытались прокопать узкий перешеек, отделяющий их от материка, с целью сделать свою землю островом, но, наткнувшись на твёрдый гранит прекратили работы и сдались без боя.
Лишь одно из племён карийцевпедасийцы, некоторое время оказывало сопротивление. Они укрепились на горе под названием Лида и доставили Харпагу немало хлопот, но и они покорились. Лишь ликийцы и кавнии оказали отчаянное сопротивление в открытом бою.
Ликийцев оттеснили в город Ксанф, где те самостоятельно предали акрополь огню, заранее собрав туда своих жён, детей, рабов, а сами погибли в самоубийственном бою. Таким же упорным оказалось сопротивление кавниев. Но, естественно, они не могли остановить продвижение большого и хорошо вооружённого войска.
Теперь вся Малая Азия попала под власть Куруша. За свою преданность Харпаг получил Лидию в наследственное управление, став царём и полноправным правителем, зачинателем новой правящей династии.
Лидиец Пактий, которому Куруш ещё после захвата столицы Лидии поручил хранить сокровища Креза неожиданно восстал против персов. С помощью золота навербовал наёмников и убедил жителей греческих городов присоединиться к восстанию. После чего двинулся на Сарды и осадил акрополь, где укрылся наместник Харпага перс Табал. Против восставших марш-броском выступил Мазар, к тому времени переставший возглавлять личную охрану царя царей и став полевым полководцем в войске Харпага.
Узнав о приближении персидского войска, Пактий трусливо бежал сначала в приморский город Киму, потом в Митилену на остров Лесбос и, наконец, на остров Хиос, где его поймали и выдали местные жители персам в обмен на небольшой участок земли на материке.
Вообще выходка этого лидийца долгое время не укладывалась в голове у Куруша. Он абсолютно не понимал, на что тот рассчитывал и чего добивался. Цели этого мятежа для царя великой империи выглядели непонятными, хотя он посвятил их анализу много времени, но каким-то подсознанием осознавал, что подобное повторение более чем возможно. Империя росла как на дрожжах и всё больше возникало подобных мелочных коллизий, способных из ничего взорвать целостность.
Подавив мятеж в Лидии, Мазар повторно начал покорение греческих городов Малой Азии, примкнувших к восстанию Пактия. Он подчинил область приенцев и долину реки Меандр, разрешив войску разграбить её до голых стен. Такая же участь постигла и город Магнесию. Но вскоре Мазар заболел и неожиданно умер. Харпаг, прибывший на похороны своего друга, лично возглавил продолжение дела оставляя за собой выжженные и до чиста разграбленные города
Куруш продолжал сидеть в высотном тенистом саду вспоминая пролетевшие годы. Он считал себя уже в возрасте, но и половины ещё не сделал из того, что задумал. Царь царей прекрасно понимал, что не успеет, жизни не хватает и скорее всего Вавилон станет его лебединой песней.
Выпал из его полководческой команды Харпаг. Он стал стар и на его плечи лёг нелёгкий груз правления огромной чужой страной. Умер Мазар, великий воин и незаурядный полководец его армии. Но рядом оставался Тигран, готовый сломать хребет армии вавилонян, да и Эбар в Эламе засевший в тылу противника ждёт только сигнала, но Куруш медлил. Он сам ждал сигнала. Особого сигнала от своего божестваАхурамазды.
Глава вторая. Что посеешь, то пожнёшь. Что пожнёшь, то поешь. А поелпонос сделался. Оттого сорок раз подумай для начала что засеиваешь.
Время неумолимо шло, порождая воинов нового поколения. Было их четверо молодых и разных, кому судьба по своей воле начертала поменять приземлённую и безбедную, но тоскливую и однообразную жизнь, на походную, смертельно опасную, но до безумия интересную.
Самый старший из нихШушпан. Детина крупный, значительно переросший габаритами сверстников, вымахавший почти под три аршина. Откормленный до скотского безобразия с заплывшими поросячьими глазками, с круглой лоснящейся мордой, посаженной на плечи без шеи. Его чёрные, вечно грязные волосы свисали сосульками ниже плеч. Пузо «мальчик» отрастил больше папиного.