Содержание Густаву выделяли приличное, но, как оказалось, не настолько, чтобы шиковать. Даже если экономить на еде, одежде и гулянках, много не накопишь. Тупо потому, что часть содержания так и выделяласьедой и одеждой. Я уже поспрашивал, во что мне обойдется снять помещение, нанять персонал и купить оборудование в Падуе. Безумные деньги. И это не упоминая, что из воздуха ценную вещь не изготовишь. И закупка/доставка материалов тоже влетит в копеечку.
Выход (пусть и не очень приятный) был. В Падуе существовали ростовщики, под боком имелись иезуиты, так что можно было взять кредит. Тем более, я твердо был уверен в своей способности вернуть его в ближайшее время и отбить вложения. В том, чтобы создавать стекло, не было ничего сложного, и я вполне мог бы этим заняться. Стоит оно недешево, и клиенты денежные рядом есть. Но Падуя, на минутку, является частью Венецианской республики. А Венеция славится своими стеклянными изделиями и является монополистом по производству зеркал. Причем секреты прибыльного производства серьезно охраняют.
А тут я нарисуюсь, такой замечательный! Со своим производством. И что со мной сделают? Сильно сомневаюсь, что пряниками одарят. В лучшем случае, если мне очень сильно повезет, запрут меня на острове Мурано. Пожизненно. Да и другие пришедшие мне в голову способы заработка могут также закончится. Так что надо искать другие варианты.
Алхимия однозначно не подходит. Народ, верящий в ахинею типа философского камня, водился в изобилии. И готов был платить. Но самые денежные клиенты были недоступны. Многие знатные семьи имели собственного алхимика. Порой, и не одного. Учитывая, что молодильный крем я не сварю, а для изготовления приличного лекарства надо убить кучу времени и денег, это был не вариант. Да и в отравлении могут обвинить. Здесь это милое дело.
В общем, не по моим способностям/возможностям пытаться сделать себе имя в Падуе. Здесь и без того полно как аферистов, так и действительно умных людей. Конкуренция жесточайшая. Так что мы пойдем другим путем. И, для начала, переговорим с иезуитами.
По доброй воле я с ними не связался бы. Слишком много власти и влияния захапал Орден. И выгоду эти ребята чуяли не хуже, чем наркоту натасканный пес. Однако я уже был у них под колпаком, так что деваться некуда. Надо было пользоваться ситуацией, хоть и с особой осторожностью.
Не сказать, чтобы иезуиты совсем уж плотно за мной следили, но из вида не упускали. Хотя куда я от них денусь, если мои деньги проходили через их руки? Тем не менее, ко мне был прикреплен индивидуальный священник. Что, впрочем, было вполне в духе эпохи, особенно учитывая мое происхождение.
Брат Агостино постоянно сопровождал меня на службы в базилику святого Антония Падуанского. Церковь в 16 веке имела довольно большую власть, так что я послушно строил из себя примерного прихожанина. В католичестве это было проще, поскольку в процессе службы полагалось сидеть, а дремать с открытыми глазами я еще в универе научился.
Словом, завести с этим самым Агостино беседу труда не составило. Священник, похоже, помирал со скуки. В свои 50 с хвостиком он не растерял интерес к жизни и вовсе не производил впечатление человека, отрекшегося от всех мирских благ. Вино он точно потреблял в неумеренных количествах. Дам с пониженной социальной ответственностью не избегал. Да и постился только тогда, когда на него смотрели. Словом, идеальный кандидат.
После вечерней службы я пригласил его в ближайшее питейное заведение. За мой счет, понятное дело. Типа, надо испросить совета у умудренного жизнью человека. Иезуит сразу же клюнул. Ну а потом помните описанного Дюма брата Горанфло, который сначала заявлял, что «по пятницам ты мясо не вкушай, а так же и по средам», а затем окрестил курицу карпом? Картина была один в один.
Впрочем, если я правильно помню, действие романа и происходило примерно в эту эпоху. Так что ничего удивительного в этом не было. Оставалось только сделать вид, что это брат Агостино напоил меня, а никак не наоборот. Ну а я, по пьяни, выдал ему свои потаенные мечты.
Мое стремлениепосвятить себя науке. И прославить имя Господа своими открытиями,вдохновенно вещал я.
Благое намерение, сын мой,кивал иезуит.
Мечтаю я направиться ко двору Императора Священной Римской Империи, ибо он благоволит к ученым. С благословения матери нашей церкви заняться изготовлением стекла, надеясь превзойти мастерство венецианцев.
Уверен ли ты в своих силах, сын мой?мягко поинтересовался Агостино, глаза которого неожиданно стали трезвыми.
Я буду молиться денно и нощно, чтобы господь дал мне сил, знания и успеха,скорчил я постную благочестивую рожу. Огоньки в глазах иезуита моментально погасли.
Сын мой, но верно ли будет избрать стезю ученого? Твое происхождение зовет к иным вершинам.
Вот ведь гад ползучий! Как подкатил-то грамотно. Густав внутри меня буквально подпрыгнул, готовясь доказать, что будет прекрасным королем. Ага. Именно этого, балбес, от тебя и ждут.
Мое происхождение принесло мне только горе,пожаловался я.
Помнится, была у меня знакомая дама, которая любила страдать напоказ. Причем все ее беды случались из-за нее же. Ей обязательно надо было сделать какую-нибудь хрень со своей жизнью, а потом нести напоказ крест. И не дай бог, если кто-нибудь не заметит ее страданий! Общаться с ней пришлось по работе, и не сильно долго, но хватило до конца дней.
И кто бы мог подумать, что мне пригодится ее манера «трагического разговора». Такого, знаете, с надрывом. С пафосом. С продуманными жестами. Ну а умение лицедействоватьчасть моей профессии. Так что я дал спектакль в лучших традициях Станиславского. Посмотрим теперь, поверит ли мне Агостино, и передаст ли он своему начальству то, что мне нужно.
Я же пока занялся другими делами. Как я выяснил, ближайшее путешествие в Польшу иезуиты планируют предпринять через месяц. Так что мне нужно было собраться в дорогу и выяснить, сколько эта самая дорога будет стоить. Память Густава подсказывала, что останавливаться будут в монастырях и на постоялых дворах. Но вряд ли хитрованы в сутанах будут на халяву кормить принца. Их мораль заточена на то, чтоб самим урвать побольше.
А кормить придется не только Густава, но и его коня. Не пешком же мы в Польшу потащимся! К счастью, принц прилично держался в седле, так что хоть с этим проблем не будет. Конь, правда, оставлял желать лучшего, но до Польши дотянет. Плюс, принцу по статусу полагался собственный выезд. А это еще две клячи и жуткий ящик, изображающий из себя карету.
Хотя тут, как раз, можно было сэкономить. Ибо выезд был не такой уж собственный. Иезуиты пользовались им намного чаще, чем Густав. И я его понимаю. Деревянный короб с отсутствием рессор больше походил на пыточный инструмент. Внутри на сиденьях лежали тряпочки, когда-то набитые сеном, но давно уже продавленные до неприличия. Надо определиться, что делать с этой конструкцией. Но сначала посмотрим, сколько придется тащить с собой вещей.
При всей любви Густава красиво одеваться, гардероб у него оказался скудным. Рубахи было всего две. Одна с рюшами и кружевами, вторая больше напоминала много раз стиранный и штопаный мешок. На выход и на повседневность. Вторая одевалась под унылый камзол черного цвета, на котором (для приличия) изредка обновляли воротники и манжеты. В этом Густав ходил в универ.
Насмотревшись на жителей Падуи, я понял, что не понравившийся мне с первого взгляда пурпуэн слегка вышел из моды. И выглядел если не заношенным, то близко к этому. Однако ничего приличнее у Густава не было, и парадно-выходной наряд отправился в дорожный сундук. На всякий случай.
Я перерыл все свое имущество и подверг его строгой ревизии. Большую часть этого наверняка можно продать. В первую очередь, алхимические приблуды. Густава, конечно, жаба давила, продавать «все, что нажито непосильным трудом», но я резонно возражал, что до места назначения мы все это не довезем. Либо испортится, либо побьется в дороге.
Мы едем в глушь!ворчал принц.Где мы сможем приобрести подобное оборудование?
Сами сделаем,успокоил я Густава.
Ты же не веришь в возможность создания философского камня!
Не верю. Зато примерно представляю, как создать много других ценных вещей. Понадобится, конечно, время, чтобы получить прибыль, но мы справимся. Понимаю, что ты привязан к этим вещам, и достались они тебе не так просто. Но нам нужны деньги. Так что, увы, твои колбы и реторты придется-таки продать. Вот книги да, книги оставим.
Научная ценность трудов по алхимии вызывала у меня сомнения, но продавать книги в Падуе однозначно не стоило. Здесь их оценят, в лучшем случае, за ту же сумму, за которую Густав их приобрел. Деньги пусть и неплохие (книг в это время вообще мало, тем более узкоспециальных, и дешево они стоить просто не могут), но в той же Праге я могу получить за них в два-три раза больше.
Неплохую сумму я выручил за украшения. Перстни, цепочка, расшитый поясвсе пошло в дело. Я пристроил даже чернильницу и набор новых перьев. Восковой таблички мне вполне хватит. Жаль, выделенных мне свечей осталось не так многокак раз где-то на месяц, в режиме жесткой экономии. Но зато я и на новые тратиться не стал. Расходов и так предстояло целое море.
Нужна теплая одежда, ибо там, куда я направляюсь, зимы явно отличаются от итальянских. Нужен хоть какой-то запас еды на всякий непредвиденный случайкрупы и солонины. Нужны крепкие сапоги, ибо туфлиэто до первой лужи. Да и не вынесут они долгой дороги. Та пара, которая на выходв них только и ходить по сухой и, желательно гладкой поверхности. А туфли, которые Густав носил постоянно, доживали последние дни. Может быть дажечасы.
Словом, вернулся я к идее продать свой выезд. Точнее, деревянный короб на колесах и одну клячу. Вторая, чуть получше, потащит вещи. Чего я, собственно, в сундук уперся? Вещи вполне можно было сложить в мешки. Хотя нет дожди, снег, метель мешки не вариант. Но сундук слишком тяжелый! Уменьшить вес? Тоже не вариант. Я и так совершил эпический подвиг, избавившись от всего лишнего. Осталось только самое необходимое.
Какой выход? Сундук тоже надо продать. Тем более, он у меня довольно красивый. Видимо, остатки былой роскоши. А вместо этого купить два сундучка полегче, дорожных, хорошенько просмоленных. Без всяких украшений в виде резьбы и накладок, которые только увеличивают вес и без того нелегкого монстра.
Сын мой, ты собираешься продать свой выезд?ужаснулся брат Агостино.
Надо же, как быстро прискакал. Я только-только успел озвучить свою идею Паоло. И оказался правприставленный ко мне слуга стучит на меня иезуитам с упорством дятла.
Воистину, достиг я крайнего оскудения. Ибо желаю предстать перед новым польским королем достойным своего высокого происхождения. Чтобы ему не было стыдно признать во мне кузена.
Орден надеялся, что ты пожертвуешь ему свой выезд.
Брат Агостино, я не могу даже купить себе новых сапог в дорогу!искренне возмутился я.
Не, вообще обнаглели. Пожертвовать им. Харя не треснет? Судя по постной физиономии иезуитавряд ли. Он помялся, повздыхал, но поняв, что идти ему навстречу я не собираюсь, сделал другое предложение.
Церковь всегда с пониманием относится к желаниям своей паствы. И могли бы если не принять в дар, то так и быть, выкупить выезд. С твоей стороны, сын мой, будет богоугодным поступком назначить приемлемую цену.
Те же яйца, только в профиль? Это они фиг угадали. Я уже выяснил, сколько стоят кляча с деревянным ящиком, и не собирался уступать ни единой медной монеты.
Однако, надо отдать иезуитам должное, торговаться они умели. И Агостино сбил-таки цену, пообещав место для моего багажа в повозке иезуитов, кормежку во время дороги и даже кожу на сапоги. Последнее я решил выбрать сам. Да и с уровнем кормежки следовало заранее договориться. А то окажусь на хлебе и воде, поскольку «до первой звезды нельзя».
Немалый спор возник у нас и из-за обстановки в снимаемых для меня комнатах. Большая ее часть была куплена на мои средства, и я не видел причины, по которой должен был все это подарить Ордену. Так что битва шла за каждый стул. И даже за часть посуды. Золота/серебра/фарфора у принца не было, но приличный керамический сервиз имелся. Как и кое-какие вещицы из стекла, пусть и не лучшего качества.
Брат Агостино ушел довольный, а я стянул со своей постели балдахин и потащил его к старьевщику. Вид он имел уже нетоварный, но спихнуть его все еще было можно. Старьевщик взял. Он и мой повседневный наряд предложил взять. По цене чуть выше тряпок. Взамен же мне было представлено несколько вариантов дорожной одежды. Предсказуемо, но и в лавке предпочитали расплатиться товаром, а не деньгами.
Я приобрел две крепких безразмерных рубахи (без кружев и вышивки, но оно мне на фиг не надо, а по размеру в 16 веке разве что на очень богатых господ шили). Затем штаны из плотной (почти джинсовой) ткани, такую же куртку и относительно теплый плащ. Зимней одежды я, понятное дело, не нашел. Кому она нужна в городе, где морозыэто пара градусов ниже нуля?
Одежду я отдал хорошенько почистить, а затем отнес-таки свой прежний наряд все тому же старьевщику. И постельное белье прихватил. Оно тоже выглядело чуть лучше тряпок. Так что еды в дорогу я все-таки купил. На иезуитов надейся, а запас припрячь. Мало ли что. Брат Агостино обещал, что кормить меня будут дважды в день (на обед путешественники останавливаться не собирались), но рацион планировался скудный.
Хорошо, кожу для сапог мне действительно дали выбрать самому. Пытались, конечно, гнилье подсунуть, не без этого, но я выбрал лучшее. Хорошая, удобная обувь может жизнь спасти, и это не преувеличение. А шить я собирался конкретно под свою ногу, по собственным лекалам и вовсе не сапоги.
Как шьются берцыя прекрасно представлял. Так что сварганил модель из ткани и пошел с ней к сапожнику. Дырок под шнурки, правда, делать не стал, а потому мастер искренне посмеялся над чудаком, заказавшим непонятную и неудобную фигню. Нечего дарить хорошие идеи первым встречным. Лучше пусть верит, что я решил сэкономить. Тем более, что это соответствует истине.
Ну а пока обувь шилась, я отправился смотреть, что за место для багажа мне предоставили иезуиты. Оказалось ничего так. Четыре сундука влезть может. Зуб даю, что брат Агостино знал, что вещей у меня на один сундук. Но это он фиг угадал. Сколько есть места, столько и займу. А сундук свой все-таки продам. Мне нужно что-то не такое приметное.
Что я намеревался упихать в багаж? Так обстановка комнат включала еще и ткани. Портьеры, накидки, покрывалаи все это из приличного материала и, главное, насыщенных цветов. Между прочим, в 16 веке красителидовольно дорогая вещь, особенно красный и синий. И доктор, который меня лечил, не зря носил чулки такого насыщенного цвета. Он свой статус подчеркивал. Ну и цену за свои услуги.
Наверняка, многие сочли бы мое поведение крохоборством. Начхать. Мне надо выжить и сколотить стартовый капитал. Ведь поиски кладаэто всего лишь надежда на лучшее. А я привык рассчитывать на более приземленные вещи. Изначально я планировал все свое имущество продать на местеи портьеры, и покрывала, и все что под руку подвернется. Но раз уж меня есть возможность перевозки, продадим там, где это будет выгоднее.
Сапожник меня порадовал, сшив то, что я хотел. Правда, я предварительно предупредил, что если он будет своевольничать в стиле «я художник, я так вижу», денег он не получит. И штраф выплатит за порчу хорошей кожи. Ну а поскольку все было сделано верно, мастер получил деньги, а янужную обувь. Пробить дырки для шнурков проблемы не составило. Сплести эти самые шнурки, распустив крепкую веревку, тем более. Осталось найти приличную ткань, чтобы соорудить обмотки образца начала 20 века. Под штаны самое то будет.
Носить штаныучасть бедняков,ворчал Густав.Благородные люди должны носить чулки.
В дорогу?невольно фыркнул я.Даже летом вариант не из лучших. А зимой, когда морозы грянут, в чулках только дома у камина сидеть.
С тех пор, как ты поделился со мной своими взглядами на будущее, мне не хочется ехать в Польшу.
Самому не хочется,признался я.
Понятно, что просчитывая варианты, я подумал и про возвращение в родную державу. Однако именно сейчас делать там было нечего. А впереди еще и Смута маячила. И что я там забыл? Влезть в разборки и попытаться повернуть историю? Я еще не сошел с ума. У меня ни денег, ни связей, ни влияния при русском дворе. А создать на коленке автомат Калашникова я однозначно не смогу.
Меня звали в Московию, но я отказался,гордо сообщил Густав.
В смысле?
Две зимы тому назад Московитский царь Федор Иоаннович и боярин его Годунов приглашали меня приехать.
И ты отказал?!поразился я.