Её одежда соответствовала дому и внутреннему убранству, которое я успел заметить за её спиной. Впрочем, я успел услышать лёгкий шорох с обеих сторон дверей. Наверное, там прятались люди, охраняющие дом. Девушка остро взглянула вглубь улицы и, не заметив ничего подозрительного, строго посмотрела на меня. Она приняла меня за бродячего монаха, просящего подаяние, и, не выслушав, захлопнула дверь у меня перед носом. Я стал стучать снова. Девушка вернулась через непродолжительное время и, приоткрыв дверь, сунула мне в руки лепёшку, в которую была завернута рыба в ароматном соусе и кусочек восхитительного сыра. Дверь опять закрылась. Получив неожиданный обед, я не стал отказываться и съел всё за несколько мгновений. Облизав пальцы, облитые соусом, я снова взялся за молоточек.
Дверь распахнулась, и девица, возмущённая моей настойчивостью, уперев руки в бока, стала бранить меня, как уличная торговка. Когда изобличающий поток, описывающий всю низость моей персоны, иссяк, я сумел открыть причину моей настойчивости. Девушка покрылась румянцем и затараторила: «Простите Бога ради! Обычно мы никому не открываем дверь. Поэтому и пережили чуму, благо и еды, и питья здесь полные подвалы. Да и опасно, сами понимаете. Но хозяин с семьёй сейчас покинул дом. Он получил назначение в Святую Землю и отплыл на корабле два дня тому назад. Перед отъездом наготовили еды, а есть теперь и некому. Может быть, ещё что-нибудь принести?».
Я отказался. Она очень огорчилась, что ничем не может помочь мне. Я тоже огорчился, но поделать ничего не мог. Попрощавшись с девушкой, я побрёл дальше, понурив голову и виня себя за задержку. Если бы я сразу поехал в город, вероятно, застал бы друга Хозяина дома. Только сейчас я почувствовал, как устал за день. Всё тело ломило после бичевания, ноги подкашивались от усталости. Пора было немного отдохнуть.
Дойдя до моста, перекинутого через канал, я спустился к воде. Там, возле каменного парапета, с вделанными кольцами для лодок, нашлась лавка, укрытая кустами от чужого взгляда. Положив под голову котомку, я вытянулся на лавке. Долгое путешествие из замка в город для меня было достаточно трудным. Я бы предпочёл сейчас погрузиться в мир мудрости, сидеть за своим столом, переписывать перевод очередного манускрипта. Я мечтательно вздохнул. Надеюсь, что Господь даст мне возможность заняться любимым делом. Осталось совсем немного. Отыскать ещё одного человека и домой. В замок.
Я подумал о том, что никогда не имел собственного дома. Давным-давно я жил с родителями и братьями в небольшом домике. Я рано ушёл из дома, чтобы учиться. Голодал, просил милостыню на улицах, чтобы продолжать учёбу. Снимал угол, чтобы было, где заночевать. Потоммонастырь. Крошечная келья, которую я делил с одним монахом, пухлым и похожим на мучного червя. Мне не о чем было с ним говорить. Я презирал его от всей души и ненавидел исходящий от него запах тухлятины. А он постоянно следил за мной и наушничал настоятелю. Я ушёл из монастыря через три года каторги, так и не сделав церковной карьеры. Просто понялэто не для меня.
Вспоминаю, как я прыгал от радости, как ненормальный, пока шёл по дороге из опостылевшего монастыря в город. Но найти себя и быть счастливым в городе я не смог. Я мог бы быть учителем, но мне не хватало строгости, поэтому мои ученики не относились ко мне серьёзно. Один раз, я, сильно разозлившись, ушёл, хлопнув дверью и не взяв положенной оплаты. Но потом очень пожалел об этом, потому что пришлось целую неделю голодать. Я не мог бы быть зазывалой или торговцем. Не умел ходить за лошадьми или таскать грузы.
Зато я умел писать, как бог. Мои каллиграфические работы были предметом гордости настоятеля, который терпел меня только из-за них, и предметом зависти и злобы братьев монахов, потому что в то время, когда они трудились в поте лица своего, исполняя послушание, я переписывал тексты в большой светлой и тёплой келье настоятеля. Благодаря этому мне удалось узнать много нового. Монастырь имел собственную библиотеку священных текстов, а ещё десятка три не учтенных свитков, попавших в монастырь разными путями. С разрешения настоятеля я занялся переводом. Один из свитков поразил меня красотой и необычностью мироописания. Это была религиозная святыня какой-то исчезнувшей секты. Там были рассказы о сотворении мира (совсем не такие, как я привык читать в Библии), о том, что людиэто Боги, прилетевшие с дальних звёзд. О том, что Творец разбил большую тайну на миллионы маленьких тайн и спрятал их в каждом человеке. О том, что узнать эту большую тайну можно будет, изменив сознание людей, тогда люди вернутся в Рай и смогут увидеть Творца и говорить с ним. О том, что существует множество других миров, в которых тоже живут люди и каждый мир и различен, и схож с нашим. И много ещё других вещей, которые я так и не смог понять. Я всегда подозревал, что мы не то, что нам представляется! И уж точно не то, что нам говорят церковники!
В полном восторге от полученных знаний, я представил перевод настоятелю. Он быстро прочёл текст, потом вызвал меня к себе и сказал: «Если хочешь спокойно дожить до старости, никому и никогда не говори об этом свитке!». Я понял. Но с тех пор, ощущение радостной тайны не покидало меня. Я искал ответы в старинных манускриптах и свитках. Усиленно думал, как открыть путь к тайне. Я хотел узнать хотя бы кусочек моей собственной тайны и тогда, может быть, смогу что-то сделать для других. За этими мыслями я не заметил, как задремал, но почти тотчас же меня разбудил мелкий весенний дождь. «Да! Не время спать!» сказал я себе и поднялся.
Вода в канале была грязная. Даже противно было представить себе, какое дно у этого канала! Несколько маленьких диких уток, плавающих недалеко от меня и не брезговавших нырять вниз головой, вдруг испугались чего-то и взлетели, разбежавшись по воде. По каналу плыла лодка, в которой сидели мужчина и женщина. Они что-то обсуждали. В основном говорила женщина, а мужчина молчал. Пока они были далеко, я не мог хорошо расслышать их разговор. Но голос женщины показался мне знакомым. В своей жизни мне не приходилось много общаться с женщинами, но где я мог слышать этот голос? Разглядеть я, конечно, ничего не мог, даже если сильно прищуривать глаза. Но голос Я решил спрятаться подальше от их глаз, на всякий случай. Жизнь приучила меня к осторожности. Осторожность никогда не бывает излишней, если ты живёшь в таком мире. Я притаился, напрягая слух. И что же я услышал!
Женский голос сказал:
«приходил ко мне сегодня под видом отдать долг».
Боже мой! Фарфоровая женщина!!! Я весь превратился в слух.
Она продолжала:
Ну, я и отправила за ним кого следует. А он потопал прямиком в порт, сам знаешь к кому.
Мужчина радостно воскликнул:
Ну, наконец-то Бог услышал мои молитвы! Давно надо было их прижать, да всё выворачивались. Но теперь уж это им так не сойдёт!
Женщина усмехнулась:
Уже не сошло, милый. Главное, чтобы никто не узнал, откуда ветер дует. Зачем нам неприятности? Туда уже отправились наши люди.
Отлично! Всё по плану. Тызолото! Просто драгоценность, а не женщина! И я тебе тоже кое-что приятное приготовил, сказал мужчина и, отпустив весло, протянул руку к её шее. Она засмеялась и, зачерпнув воду из канала, обрызгала его. Он проворчал: «Ну вот, развеселилась негодница, и так дождь поливает, да ещё ты тут!»
Фарфоровая женщина замолчала и стала смотреть в мою сторону. Я решил, что она меня заметила, но она сказала: «Смотри, вот кольцо для лодки, давай оставим её здесь, а на обратном пути заберём».
Он причалил. Несколько секунд мужчина возился, привязывая лодку, а когда встал во весь рост, чтобы любезно подать даме руку, я увидел, что это был Крысообразный! Дрожь омерзения пробежала по моей спине, но я не шевелился, чтобы не выдать себя. Они прошли буквально в трёх шагах от меня, и Крысообразный стал ломать ветку с распустившимися цветками прямо перед моим носом. Я вжался в стену, но он ничего не заметил и поспешил за своей дамой, которая уже ждала его на мосту. Какая подходящая пара! Мерзавец и мерзавка. Я подождал, пока они уйдут подальше, и спустился к лодке. Отвязав, я оттолкнул её ногой подальше, и, увидев, что она поплыла вниз по каналу, вышел из своего укрытия. Это была моя бессильная месть двум исчадиям ада.
Глава VI
Когда, изрядно покружив по улицам, я добрался, наконец, до пятого адресата, наступили сумерки. Эта часть города была более пустынна, чем остальные. И здесь были следы явного мародёрства. Многие двери были выломаны, грабители вынесли всё мало-мальски ценное, а то, что не понадобилось, бросали тут же, на улице. В сумерках улица выглядела зловеще.
И, как я ни вглядывался вдаль, не увидел даже крошечного огонька свечи, горящего в окне. Можно было смело поворачивать назад, но я дал себе слово добраться до нужного места и убедиться, что там никого нет, как подсказывало мне предчувствие. Упорно продвигаясь по улице в быстро наступающей темноте и спотыкаясь на каждом шагу, я наконец добрался до нужного места.
Как и предполагалось, двери были открыты, внутри царил хаос и на мой призыв никто не ответил. Оставаться тут далее было бесполезно, и я повернул назад, стараясь выбраться из этой улицы, где дома напоминали выпотрошенные мясные туши, которые крестьяне привозят на ярмарку. Я спешил, как мог, и едва выбрался на центральную улицу, как спустилась ночь. Мне очень повезло, что тучи рассеялись, и растущая молодая луна пролила на землю свой неяркий свет.
Это позволило мне хоть плохо, но видеть брусчатку мостовой. Я медленно продвигался по узким, кривым, вонючим улицам. Как это люди выливают нечистоты прямо на мостовую, под свои же окна? От тошнотворного запаха невозможно было дышать. Счастье, что налетевший ветерок дал глотнуть свежего воздуха.
Когда я добрался до портовой улицы, уже была середина ночи. Но в этом бедном портовом районе продолжалась какая-то ночная жизнь. По улицам шныряли тени, заходили в одни дома, и тут же открывались другие, чтобы выпустить ночных посетителей. Так и не поняв, что здесь происходило, я подошёл к лачуге, которую навещал утром. Там царила тишина. Я осторожно толкнул дверь, и она беззвучно открылась. В лачуге, как и раньше, пахло чесноком и кислым вином. Внутри никого не было. Этого можно было ожидать после того, что я узнал из разговора Фарфоровой женщины и Крысообразного. Я вспомнил, как он сказал: «Ну наконец-то Бог услышал мои молитвы!». Могу себе представить, как звучит имя бога, которому обращались его злобные молитвы.
Я увидел, что в очаге ещё тлели угольки, и подошёл поближе, стараясь раздуть их посильнее. Чуть в стороне от очага нашлась постель, состоящая из большой охапки сена, покрытой холщовой тканью. Я взял немного соломы и подкинул в очаг. На краткий миг лачуга осветилась ярким светом, и я увидел повсюду следы борьбы.
Если до этого момента я ещё имел хоть какую-то надежду, что они спаслись, то теперь всё пропало. Враги наверняка узнали планы Хозяина из его письма и теперь могли помешать им. Стало темно, и я подкинул ещё немного соломы. Снова вспыхнул огонь, и в этой вспышке я увидел недогоревший клочок письма от Хозяина. По нему пробежала искра, другая, и через мгновенье огонь съел его. Искра этого огня снова зажгла надежду в моём сердце. Значит, враги могли не прочесть письмо или не узнать о нём!
Когда я вышел наружу, то увидел, что народу заметно прибавилось. На портовой улице, похоже, никто не спал. Мне навстречу стали попадаться люди, тащившие мешки и катившие тележки. Всё это происходило в странной тишине. Никто ни с кем не разговаривал. Все сосредоточенно сопели, таща тяжести, как муравьи в свой муравейник. На углу улицы внезапно началась драка. Раздавались приглушённые проклятия. Трое били одного. Тот яростно отбивался. Потом вжикнул вытаскиваемый нож, и трое отпрыгнули.
Ах, ты! зашипел один и, отбежав, схватил тяжёлую доску, один всё решил захапать? и он размахнулся, чтобы ударить противника, стоящего с ножом у стены.
Тут подбежали ещё двое, похоже, друзья атакуемого, и драка возобновилась.
Да вы что! раздался яростный женский голос из окна, распахнувшегося над головой дерущихся. Хотите привлечь сюда всю королевскую гвардию?! Забыли, что они рыщут повсюду, чтобы мимо носа короля ни одна монетка не прошла? Если у вас было время, чтобы хорошо поживиться, то дайте и другим! И пошли вон отсюда, а не то я вам помои на голову вылью!!!
Эта тирада подействовала на хулиганов отрезвляюще. Они разошлись в разные стороны, всё ещё ворча и обещая разобраться друг с другом попозже.
Королевская гвардия здесь! Это значит, что король направил их, чтобы не потерять власть над опустошённым городом. Свято место пусто не бывает, вспомнилось мне. Город и окрестности постоянно переходили из рук в руки, принадлежа то одному государю, то другому. Свободолюбивые горожане отдавали предпочтение власти, которая делала больше поблажек, и даже добились особого статуса в государстве. С точки зрения стратегии, город находился в крайне выгодном положении. Близость торговых морских путей и развитые ремесла делали его лакомым куском для всех политических хищников в округе.
Но именно горожане играли решающую роль в выборе суверена. И теперь, когда город обескровился и потерял силы, король срочно ввёл войска, чтобы никто другой не занял это «свято место». Гвардейцы, получив приказ изъять собственность погибших от чумы в пользу королевской казны, рассыпались по городу. Приехали судейские, писари и целая свора чиновников, чтобы всё описывать, учитывать и чтобы, как выразилась женщина, «мимо носа короля ни одна монетка не прошла».
Короли всегда нуждаются в деньгах. И феодалы нуждаются, но и простой народ тоже. Поэтому оставшиеся в живых горожане решили обеспечить себе безбедное будущее. Выжить в чуму и ничего не получить за дни страха? Как бы не так! И простой люд, отбросив суеверие и осеняя себя крестом, шёл выискивать и выносить из домов умерших всё наиболее ценное.
То и дело вспыхивали драки между мародёрами, заявлявшими права на один и тот же дом. Некоторые районы города были обчищены до нитки. Вынос вещей производился большей частью по ночам, чтобы в случае чего никто не мог указать на мародёра пальцем. Вещи прятались в укромных местах. Или же сортировались днём и отвозились ночью на тайный склад, чтобы потом разобраться со всем более обстоятельно. История фантастического богатства некоторых семей берёт свое начало с золота и ценностей, вывезенных из домов, прежним хозяевам которых оно уже никогда бы не понадобилось.
Я вышел к набережной. Спустившись к заливу, я обнаружил небольшую лодку с сетью, брошенной на дно, и улёгся, измученный долгим и тяжёлым днём. Я заснул быстро, не замечая, что рассвет уже начал окрашивать небо.
В этом тихом месте никто не потревожил мой сон. Утро было ясным и свежим. Небольшие волны толкались в лодочный бок, раскачивая меня, как младенца в люльке. Солёный морской воздух, крики чаек, запах водорослей и синее небо погрузили меня в настоящее блаженство духа. Я тянул время, лёжа на спине и глядя в небеса, в которых было полно снующих остроглазых чаек.
Я чувствовал себя первым человеком на земле и не желал снова видеть остальной мир, хищно ждущий меня за бортом лодки. Подведя итоги моего пребывания в городе, получалось, что из пяти человек двое отсутствовали. Третьего я не нашёл, скорее всего, он умер от чумы. Ещё один был предан светскому суду и сожжён, а в его доме жила эта фарфоровая ехидна. И ещё один попал в переплёт.
Я отбрасывал мысль, что это произошло из-за меня, неосознанно, но всё же приведшего за собой «хвост». Мне было до слёз обидно, что эта женщина положила в карман мою золотую монету, но, однако, я не отдал ей письмо, и это стоит всего золота мира. Итого, в городе оставалось только одно послание, ждущее своего адресата, и передать его должен старый слуга, на которого я не возлагал никаких надежд. Я думал о том, что могло случиться с мужем и женой, жившими в лачуге, и что связывало их с Крысообразным. За что он так ненавидел их?
Выбравшись на берег, я пошёл вон из города, оставив позади пустынную набережную. Странное ощущение создавал этот утренний и безлюдный город.
Отойдя на значительное расстояние и поднявшись на большой холм, я оглянулся. Город вставал чудесным призраком, крыши домов были почти одной высоты, и, как скалы в море, то там, то сям возвышались соборы. Я увидел городскую ратушу, старую стену, окружавшую город, когда он был совсем юным. И новую, только начинающую строиться стену, охватывающую гораздо большее пространство и кварталы ремесленников, особняком стоящие дома богатых горожан и лачужную нищету окраин. В районе центральных ворот было множество всадников и солдат. Я уходил из города, куда входил закон, ставящий всё на свои места.
Обратный путь показался мне значительно короче, и вскоре я уже подходил к месту, у которого наблюдал битву Великана с разбойниками. Заглядывать туда мне больше не хотелось, и свой привал я совершил, отойдя подальше от этого места. Среди моих любимых колючих кустарников, успевших за это короткое время густо покрыться листьями и цветами, я нашёл островок мягкой молодой травы и, распугав живших тут лопоухих кроликов, уселся поудобнее и открыл котомку, чтобы достать еду.