Здравствуйте, вы ко мне от редакции?
Здравствуйте, Петр Алексеевич! И от редакции тоже. Большев, будем знакомы.
Большев? спросил хозяин и вдруг, развернувшись, прокричал, Сонечка! Мы сегодня больше никого не принимаем! А я вас совсем не так представлял, думалбогатырь такой, гренадер!
С князем (да-да, с настоящим Рюриковичем) мы проговорили больше трех часов, обо всем, что посчитали нужным, Софья Григорьевна два раза приносила нам чай и несколько раз отказывала посетителямнаучная слава хозяина была столь велика, что каждый образованный гость Лондона, русский или иностранец, считал своим долгом посетить Бромли.
Кропоткину было шестьдесят лет, но глаза его, совершенно молодые, живые, были глазами двадцатилетнего. Несколько раз он легко и быстро вскакивал и мчался наверх, в кабинет, за какой-то справкой. А как он хохотал, когда я рассказывал, как мы дурачили полицию с типографиями! В ответ он изображал мне случаи из своих экспедицийв лицах, размахивая руками. Я прямо обзавидовался такому кипению внутри человека и просто отдохнул душой за время общения с ним.
А говорили мы о серьезномо том, что в анархизме все больше и больше проявляется уклон в насилие.
Все эти безмотивники, иллегалисты тащат анархизм к террору, что противоречит самой сути.
О том и речь, Петр Алексеевич! Любая уголовная сволочь может ограбить магазин и гордо назвать себя анархистом, и любой держиморда будет оправданно считать, что анархистнемытая волосатая тварь с кинжалом и револьвером.
Я думал над этим, и хотел написать. Но я себя спрашиваю, нужна ли им наша анархистская теория. Покуда что-то запроса не видно
Так надо этот запрос создать! Пишите, обязательно пишите о том, что террор ведет в тупик, что это не может быть нашей дорогой, мы просто обязаны противостоять этому.
Да, хорошо было бы создать здоровое анархистское ядро, без террора. Но ядро это должно создаться в России, а до сих пор, если и видишь кого-нибудь приезжего из России, то нас просто обегают. Но напишу, напишу, конечно, тем более вы просите.
В общем, мы договорились на пять статей в Правду, с упором на то, что делаем новое, гуманное дело и убийство других этому делу вредит (что, кстати, отлично ложилось в теорию Кропоткина о взаимопомощи). Напоследок Петр Алексеевич долго расспрашивал меня о России, очень радовался нашим артельным и кооперативным успехам и признавался в нелюбви к Европе.
Такая тоска этот Лондон Сердечно не люблю я это английское изгнание, а тут еще вся мразь и пакость империализма и реакции.
Кропоткин помолчал и вдруг спросил:
Как вы думаете, я смогу вернуться в Россию?
Обязательно вернетесь. Единственно не могу обещать, что скоро.
В прихожей очередной раз застучал дверной молоточек и Софья Григорьевна двинулась отказывать новому посетителю, но на этот раз почему-то впустила визитера в дом. Кропоткин поднялся навстречу гостювысокому бородатому мужику с хитрыми ирландскими глазами, лбом мыслителя и ровным английским пробором в аккурат посередине головы.
Позвольте вас представить друг другу, это Михаил, это Джордж.
Я не вовремя? спросил тот.
Мы уже заканчиваем, заверил я его, пожимая крепкую руку.
Что обсуждаете?
Что у террора нет перспектив. И что нельзя бороться с государством методами государства, обозначил тему Кропоткин.
О да, это как драться со свиньями, весело глянул Джордж и продолжил в ответ на наш немой вопрос. И сами будете в грязи, и что хуже всего, свиньям это нравится.
Разговор завершился под шутки и прибаутки гостя, Петр Алексеевич с удовольствием развлекался этими пустяками, даже рассказывал анекдоты и дурачился, а я прямо наслаждался. Да, высшая роскошьобщение с умными людьми. И только одна мысль не давала мне покоя, вот как так, выдающийся ученый, гуманист, добрейшей души человек, признаваемый всеми анархистами авторитети такая громадная пропасть с последователями, которых иначе как со звериным оскалом и бомбой и не представляли. Наверное, нужно быть и политиком, и лидером, а тут, как ни крутись, чистые одежды не сохранишь, все та же драка со свиньями. Так что пусть Петр Алексеевич будет моральным ориентиром, а мы постараемся изгваздаться поменьше.
Глава 6
Лето 1902
Океан так прекрасен! Он величествен, необъятен, суров, он такой А сказать честно, так это просто масса бесноватой воды, переплыв которую, надо долго оправляться от потрясения.
Так было написано в одной хорошей книжке и я с этим полностью согласен.
Кое-как подняться на ноги я сумел лишь на третий день, судовой врач рекомендовал мне лимоны и обязательно пересилить себя и выйти погулять. Стюард проводил меня на прогулочную палубу, где я привалился к надстройке и старался не глядеть на воду, но через полчасика высасывания нарезанного дольками лимона и вдыхания соленого морского ветра мне и правда полегчало, причем настолько, что захотелось есть.
Ресторан первого класса помещался под роскошным стеклянным куполом и обслуживал всего три сотни пассажиров из почти трех тысяч на борту. Также первому классу служили курительные с кожаными диванами, бильярдные, библиотека, отдельная палуба для прогулок и многое другое. Впрочем, на Кельтике и третий класс имел свои салоны, палубы и даже детскую комнату, только меньшие по размерам, да и людей (в основном, иммигрантов в Америку) на них приходилось куда больше.
Куриный бульончик, которым я решил пока ограничится, провалился в желудок, будто и не было его в чашке, на что-либо иное я не отважился, стюард понимающе поклонился и отпустил меня восвояси. В каюте я вдруг понял, насколько меня вымотали два дня морской болезни и решил попробовать заснуть.
И вырубился почти сразу, а во сне стало ясно, кто такой Меньщиков. И кто такой Джордж. И до кучи что есть такой Шмит.
Пробуждение было смурнымя точно знал, что пока спал, вспомнил нечто важное, но вот что именно, от меня ускользало, как ни пытался я поймать ниточку и раскрутить ее обратно. И когда после получаса усилий в голове только-только забрезжило, как в дверь постучалисудовой врач проявил заботу и пришел меня проверить.
Так я и мыкался до тех пор, пока старший стюард при мне не приказал младшему передвинуть мебель. И мысль рванулась искрой вдоль порохового шнура: мебельмебельная фабрикаНиколай Шмитего наследство. Заодно повторилось озарение про Меньщикова, он, как и многие, был в молодости членом какого-то народовольческого кружка, но был арестован, покаялся и поступил на службу в охранку. А после отставки начал сдавать агентуру направо и налево, в том числе знаменитому Бурцеву.
А вот Джордж Джордж опять ускользнул. Ну и бог с ним, потом вспомню.
И сразу, как перестала мучать эта загадка, во всем теле такая приятная гибкость образовалась, что доплыл я до Нью-Йорка без морской болезни.
Знаменитого силуэта еще не было, бум небоскребов только начинался. Не возвышались над городом Крайслер или Эмпайр Стейт билдинг, не говоря уж о более поздних творениях эпохи стекла и бетона. Но с этажностью на Манхэттене уже было прилично, в нынешних реалиях даже очень приличнодома в десять этажей не были диковиной, даже гостиница Gerard отважилась на тринадцать. А здание газеты New York World уже шагнуло за двадцать и в нем, на самой верхотуре, под куполом в стиле римского собора Святого Петра, был кабинет издателя и владельцатого самого Джозефа Пулитцера, каждый день обозревавшего город через громадные окна. Были и другие скребницы неба, как назовет их Максим Горькийи старое здание New York Times, и St.Paul Building, и Manhattan Life Insurance, и многие конторские здания южной, деловой части города.
Но я высматривал только-только законченный Flatiron, знаменитый Утюг, украшавший и в мои дни угол Бродвея и 5-й авеню и страшно жалел, что приехал поздно и не смог познакомиться с организацией работ. Строился он неслабыми даже для моего времени темпамиэтаж в неделю, уложились в год с нуля до сдачи. Понятное дело, что в Российской империи небоскребы пока не сильно-то и нужны, но технологические принципы вполне можно использовать. Впрочем, строят в городе много, наверняка найдется что посмотреть, пусть принимающая сторона озаботится.
Встречал меня целый корольмой старший компаньон Кинг Жилетт и еще Никола и Барт, двое крепких ребят-итальянцев, американских анархистов, с которыми я связался из Лондона, с подачи Кропоткина.
Зачем вам эти bowery boys? недовольно спросил Кинг, вроде бы даже принюхиваясь своим крупным носом.
У меня были некоторые, скажем так, недоразумения с мистером Эдисоном, и вкратце поведал Жилетту историю наших с Собко приключений два года назад в Париже. Почти сразу после них в Чикагскую штаб-квартиру Пинкертона улетел борзая телега в стиле Какого, собственно, хрена?
С требованием объясниться, с копиями добытых в бою документов и фотографий значков, а также заверением, что мы готовы распубликовать всю эту историю максимально широко, причем упирая не на то, что агенты занимались, так скажем, не шибко законной деятельностью, а на то, что они оказались не в состоянии выполнить задание, спасовав перед двумя шпаками (размер кулаков и рост Собко мы благоразумно указывать не стали). Агентство прикинуло возможные репутационные издержки и осторожно предложило мировую без аннексий и контрибуций. Я для виду немного покобенился в письменной форме, но согласилсянаверное, можно было выжать из Пинкертона и денег, как советовал адвокат нашего французского друга Паскаля, но уж больно американцы не любят, когда их выставляют на бабки, а мне агентство еще пригодится. И да, пригодилисьвыполнили для меня несколько заданий, честно оплаченных, так что с этой стороны я был более-менее спокоен. Но вот за изобретателя всего на свете Томаса нашего Альву Эдисона я бы не поручился, и потому озаботился и встречей, и сопровождением. Не поручился за него и Кинг, он слушал с распахнутыми глазами, понимающе кивал и подтвердил, что да, водятся там кое-какие темные делишки, о которых предпочитают не говорить вслух. И на Николу и Барта после рассказа Жилетт смотрел уже спокойно.
Была у меня в городе одна не то чтобы позарез нужная встреча, но попытаться стоило, я отправил Николу посмотреть за нужным домом, а хозяину, человеку весьма занятому и куда как выше меня положением, послал о себе весточку.
За два дня, что я ждал ответа, мы облазили пять строек, невзирая на жару под сорок и влажность под девяносто. По ходу дела меня просвещал Барт, каменщик по профессии.
Главное преимущество достигалось даже не использованием стали или новых материалов, не хитрыми конструктивными решениями, а в первую очередь организацией труда. Все, что можно сделать вне строительной площадкиделается вне ее. Заготавливаются конструкции, кирпич, балки, как только запасы достигают расчетного количества, начинается расчистка площадки, старые здания сносят в ноль за пару недель и сразу начинают возводить новое, ни дня простоя. Что, впрочем, неудивительноцена участков в даунтауне за последние двадцать лет выросла в пять раз, полмиллиона долларов за место под стандартную московскую усадебку. И строят тоже максимально быстро, широким фронтомобставляют здание подъемниками, выводят стены не на одном, а на пяти-шести этажах сразу, отчего и получается такая невероятная скорость.
Да, широким фронтом и новыми методами, прямо как то, что я пытаюсь сделать дома
Ну и платят за это по сравнению с Россией вдвое-втрое больше, вон, даже начинающий клерк получает в Нью-Йорке примерно сто рублей в месяц, а в Москве хорошо если тридцать, а то запросто и даром может работать, пока не наберется опыта.
Жизнь в городе вообще кипела так, что Лондон и Париж на его фоне смотрелись сонными деревеньками, не говоря уж о Москве с Питером, он опережал все остальные мегаполисы лет на пятьдесят, наверное. Особенно это было заметно в миллионном южном Манхэттенепо каждой авеню катились электротрамваи, кое-где на уровне третьих-четвертых этажей громыхали поезда городской железной дороги и в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров! Мальчишки лет до семнадцати, в форме и без, носились с пакетами по всему городу, доставляя деловую корреспонденцию и ценности.
Меня это несколько удивило.
А фирмы не боятся доверять все это пацанам? Мало ли
Барт эдак свысока хмыкнул.
Так за каждого внесен залог, у нас работу без этого и не найти.
Залог?
Ну да, от ста долларов, подтвердил американец. А на высокие должности и десятки тысяч может быть.
Да ладно, удивился я, у каждого из этих пацанов нашлось сто долларов? Деньги-то немаленькие, да еще и будут лежать мертвым грузом, не по-американски как-то
Итальянцы снисходительно переглянулись.
Все точно, Майкл, не по-американски. Залога на самом деле доллары нет, за работника дает поручительство какая-нибудь Fidelity Company, а ей платят один процент в год от прогарантированной суммы.
Ааа, то есть, что-то вроде страховки?
Ну да.
Внезапно за углом раздался рев парового свистка и зазвенел гонг, повозки стали шустро сдавать к обочинам и Никола потянул меня за рукав к стене, чтобы не зашибло. Буквально через минуту на авеню с боковой стрит выметнулся пожарный обоз и умчался вдаль, сверкая медью касок и трубами парового насоса.
Отчаяные ребята, но за них весь город, как стеной. Даже политиканы не лезут в пожарные дела.
Мистер, купите Times! подскочил к нам мальчишка-газетчик и я отдал ему несколько центов.
А что, газетчики тоже работают с залогом?
А как же. Пачка газет денег стоит, кстати, у них почти профсоюз имеется, гордо сообщил Барт.
Почти?
Ну, официально он не оформлен, но недавно две газеты задрали отпускную ценутак им объявили бойкот и все парни строго его держались. Более того, выдавили с улиц штрейбрехеров и не давали продавать и покупать бойкотируемые газеты. Неделяи те пошли на попятный, убытки там десятками тысяч исчислялись.
Вечером ребята довели меня до гостиницы и посоветовали на улицу без них не выходить, тем более, что у меня в кармане пока наличка, а не чековая книжка. Оказывается, несмотря на лишенную сантиментов полицию, с грабежами тут все прямо на пятерочкуостановят, ткнут в нос пистолет, и обчистят. И стреляют не рассуждая, коли дернешься.
Так что я остался в номере, читал газеты, писал письма и осваивал чудеса американской техники. В принципе, почти со всем оборудованием Инженерного квартала я угадал, здесь те же Bachelors apartments на одну-две комнаты даже не имели кухонь, потому как в таких полугостиницах были рестораны для жильцов. В домах же для семейных было больше общих гостинных, залов, столовых и так далее. И со всех жильцов брали подписку о соблюдении правил (например, о том, когда и сколько гостей можно приводить в дом) что надо будет внедрить у нас, это позволит сдавать квартиры не членам Общества.
Жара к вечеру малось утихла, хотел было позвонить вниз на стойку с просьбой принести содовой, но вспомнил про панель у двери с двумя дюжинами кнопок на все нужды, одним нажатием можно было вызвать горничную для уборки, стюарда с обедом или завтраком, затребовать газеты, кофе, чай, письменные принадлежности, стенографистку, черта в ступе.
Вместе с содовой (и кувшином льда, неистребимая американская привычка все пить со льдом) принесли вечерние газеты и несколько телеграммв отеле была своя телеграфная станция.
Пролистал прессу, обратил внимание на дебаты о городском бюджете, семьдесят миллионов долларов, не хрен собачий, причем на полицию город тратил десять миллионов, а на школыдвенадцать. Мда, вот и ключик, в России-то весь госбюджет всего раз в пятнадцать больше, да и то, на армию, флот и МВД расходуется четверть, а на образование еле-еле два процента
На третий день пневмопочтой доставили записку, что меня наконец-то готовы принять. Никола с Бартом уже ждали внизу. Первым делом мы зашли в банк Моргана и оформили мне чековую книжку, а потом на трамвайчике добрались до 70-х улиц, откуда пешочком дошли до симпатичного четырехэтажного особнячка прямо через 5-ю авеню от Центрального парка. Невысокая чугунная оградка, вход под балкончиком и вот я внутри с волшебными словами Мне назначено. Горничная приняла у меня шляпу и перчатки и сдала с рук на руки дворецкому с манерами и высокомерием герцога в изгнании. Тот провел меня через гостиную с лепниной, гобеленами, сплошное барокко-рококо, людовик надцатый, а когда я чуть замешкался, чтобы бросить взгляд на полотно с античным героем, группой женщин и витавшими над ними упитанными амурами, снизошел до объяснения.