- Хорошо, отче. Давай подводу, и поеду я.
- Выпей квасу, пока я укажу сынам. Вон жбан, - показал он на стоящую в углу на колоде деревянную кадку, - а вон ковш - показал он на стол.
Старик выбежал во двор, и оттуда донеслись его покрикивания на сыновей. Я сидел и осматривал комнату. Прямо напротив входа была открытая дверь в сени, далее виднелась тяжёлая низкая дверь, ведущая в избу.
- Зажиточно живет лекарь, - подумал я, и набрал напиток в ковш. Квас был кислый и ещё пузырился. Едва отпив его, я почувствовал, как вспучило живот.
- Всё, езжай с Богом, - сказал, зашедши, ведун.
- Бывай, - сказал я, выходя на двор.
Во дворе стояла запряженная телега, груженная моими сумками.
- Куда везти, боярин? - Спросил возница, дождавшись, пока я залезу в телегу, и тронув её с места.
- На подворье боярина Патрикеева. Знаешь?
- Как не знать воеводу нашего? Но, пошла! - Резко крикнул он. Подвода сильно дёрнувшись, выехала из ворот и ухнула одним колесом в лужу, вспугнув гусей. Я едва успел поднять ноги.
Возница щёлкнул кнутом, и повозка вырвалась из густой грязи, брызнув с колёс коричневым фейерверком, потом бодро развернулась направо, и покатила по улице.
Москва пятнадцатого века умещалась вся, вместе с княжескими постройками, в треугольнике двух рек, в месте слияния Неглинной в Москву-реку. Мы ехали между домов, тянущихся вдоль берега Неглинной и крепостным валом с порушенным частоколом. То там, то тут виднелись следы пожарищ. Многие дома были собраны из обугленных и чистых брёвен вперемежку. Домишки маленькие. Дворы и хозяйства тоже.
Мы доехали до моста и повернули налево, выезжая на дорогу, ведущую через ворота за городской вал, и вливаясь в общий поток людей и повозок. Впереди, у ворот, я увидел парня моих лет, также не по-простому одетого, и шарящего взглядом по толпе идущих и едущих в кремль. По описанию Отца Михаила я узнал "своего" друга и соперника Петьку, сына Тверского боярина Бороздина. Петька, увидев меня, едущего на подводе, заорал:
- Михась, ты чо на подводе? Я тебя жду-жду. Нам же ещё к Ивану Василичу. Опоздаем, быть битыми.
- Не посмеют, - буркнул я, спрыгивая в грязь между двух луж. - Мы с тобой дети боярские, вои. Да и не служим князю московскому. Война закончена. Домой скоро.
- Ага, нашему воеводе отдадут, а он по "отечески" шкуру спустит. Нам батьки слушаться его велели.
- Не боися. Успеем. Щас сумы в свою клетушку отнесу и пойдём к Ивану.
- А что в сумах? Где взял?
- Батька прислал из дома денег немного и одежонку. Вон пищаль какую литвинскую мне подарил.
- Накой она тебе? Конному не сподручно с такой дурой управляться. - Но глаза его завистливо заблестели. - Даш стрельнуть? - С ударением на последнем слоге спросил Петька.
- Дам, если поможешь сумы затянуть, - буркнул я, зная от Деда Михаила, что Петька с самого утра этого дня мучил его, дразня "женихом-без-невесты", зная моё отношение к предстоящему завтра венчанию.
Михаил ещё раньше, когда они только встретились тут в Московии, рассказал Петьке, про свои чувства к княжне Марии. С тех пор жалел о том неоднократно. Лупил Петьку нещадно, но тот своё издевательство не прекращал.
По словам Деда Михаила, он задумывал втихаря убить Князя Ивана Васильевича в пылу сражений у устюжской крепости, но Ивана так плотно охраняли тверские бояре, что без ущерба самому себе, убить его было нельзя. Потом он сблизился с Иваном. Тому нравился высокий, широкий в кости и крепкий Михаил, который в свои пятнадцать лет уже выглядел настоящим воином, и успешно участвовал в наскоках на крепость со своей сотней.
Иван, в свои двенадцать и выглядел на двенадцать. Низкорослый, тонкокостный, стройный, как девчонка, он даже не пытался проявить себя в сражении, а сидел в шатре, окружённый охраной.
После небольшого ранения в правую руку, Михаил отвёл свою сотню в лагерь княжича и вошел в охрану Ивана. Крепость Кокшенгу взяли без него. Все бояре, окружавшие Ивана, бросились в крепость, и был момент, когда Михаил мог бы исполнить свой злой умысел, но к тому времени, он уже близко сошёлся с Иваном и на злодейство не решился.
Иван не был вредным. Он искренне восхищался Михаилом, заглядывая ему в глаза расспрашивал о сражениях, и у того не поднялась рука заколоть своего "друга". Эти двойственные чувства и направили его ноги к волхву за отравным зельем.
Сейчас от своей любви к будущей жене Ивана - Марии, Михаил, благодаря мне, "избавился". Я дышал абсолютно ровно в сторону всех девиц этого мира. Пока. Женоненавистником я не был, но жизнь меня научила, что любая женщина, это для мужика только проблема. Для себя я решил давно, что женщины - это цветы. Хочешь себе в дом цветок, - бери, холь, лелей и радуйся, но не ожидай ничего взамен.
Мы шли рядом с телегой по обе её стороны, и Петька опять заныл про "жениха" и "невесту".
- Слушай, Петух, я тебе говорил, что убью тебя?
- Говорил. Много раз.
- И ты мне не веришь?
- Не а, - захихикал он.
- А ты думаешь, зачем мне батька пищаль прислал? Стрельну тебя, а потом скажу, что ты сам, по дури своей... При заряжании порох иногда сам взрывается, если его шомполом сильно пыжевать. Вот шомполом я тебя и стрельну. Прямо в глаз. Если не отстанешь. И запомни... Мария - жёнка князя Московского. Это решено, и никому не изменить. Мне чужая жёнка не нать. Других вон сколько ходит, - махнул я рукой. Батька мне присватал дочку боярина Тишина. Знаешь такую.
- Слышал... Красивая, бают.
- А слышал, что после венчания, Великий князь Василий берет Ивана своим соправителем? И вотчину ему уже выделил - Переяславль-Залесский. Иван зовет меня к себе боярином. Вот, думаю, пока.
- Ну, ты!
- Вот тебе и "ну ты". Мне Иван предложил его дружкой быть на венчании. Потому и ждут меня там. А ты где будешь? На площади перед церквой стоять? Либо в хороводе ходить? Тебе дружить со мной надо, тогда, может и за тебя я слово молвлю Ивану.
- Мы, бояре Тверские...
- Безземельные, - добавил я, усмехнувшись.
Тем временем мы подъехали к подворью боярина Патрикеева, московского воеводы и давнего друга моего теперь "отца".
- Помоги мне сумы донести, - приказал я Петьке и взял "лёгкую" сумку. Тот сначала взъерепенился, но глянув в мои глаза, потянул лямки.
- Там камни, чоли? - Он попытался открыть сумку, но наткнувшись на княжеские сургучные печати, отдёрнул, как от горячего, руку.
- Свинец к пищали и порох.
Мы кое как сняли сумки с телеги, и застучали в свежеструганные ворота.
- Отворяй!
- Кто стучит?
- Михаил, сын боярина Телятевского.
Открылось небольшое оконце, и в него выглянул привратник.
- А, Михаил? Заходь, - сказал он, открывая небольшую дверцу в воротах. - Тут тебя людишки князя Ивана спрашивали.
- Знаю. Вещи токма положу и уйду. Не запирай на засов.
- Не положено, - сказал привратник, закрыл дверь и, с помощью напарника, задвинул дубовый засов, перекрывавший ворота во всю их ширину. - И ты тут, Пётр? Здрав будь.
- И ты будь здрав, Никита.
С трудом взобравшись на высокое крыльцо подклети, мы втащили мешки в мою горницу, и сунули вместе с пищалью под лавку.
- Пошли, - сказал я Петру.
Через некоторое время мы уже стояли у ворот двора Великого Князя Московского.
- Что надо? - Спросил привратник.
- По велению князя Ивана Васильевича, Боярский сын Михаил Телятевский прибыл ко двору.
- Проходи, а это кто с тобой?
- Боярский сын Пётр Бороздин, - сказал Петька.
- Не велено, - коротко бросил привратник, и затворил перед Петром ворота. - Пройди в привратную, - показал он мне копьём слева от меня в одноэтажное строение.
Войдя в длинное помещение типа казармы, с галдящими без дела стражниками, я снова доложился дежурному.
- А! Уже искать послали. Кузьма, - крикнул он, - проводи боярича до палат князя Ивана.
Мы вышли во двор и пошли вдоль казармы, к стоящему невдалеке терему. Дальше меня передавали от одного стражника - другому, пока не довели до княжеских палат, у которых стояли два громадных копейщика. Когда один из них докладывал о моём прибытии, он заглядывал в дверь, едва не склонившись в поясе надвое, хотя я в дверь вошёл, чуть склонив голову.
- Здрав будь, Великий Князь.
- И ты будь здоров, Михаил, - сказал Иван. - Не рано ты меня так величашь?
- Так слух ходит, что батюшка твой Василий в соправители тебя берёт.
- Кто так говорит? - Хмуро спросил Иван.
- А разве не так?
- Так, да не так. Не дано то знать людишкам пока. Не объявлено указом княжеским. Только мне он вчерась сказал, в вечеру. А ты, как смог узнать?
Я лихорадочно перебирал варианты. Упав на колени, и склонив голову, произнёс слышанную ранее в фильмах фразу:
- Не вели казнить, князь, во сне привиделось. Попутал с явью.
- Встань с колен, Михась, - уже совсем другим тоном сказал Иван. - А что за сон? Скажи.
- Снилось, что правишь ты Переславлем-Залесским и называешься Великим Князем Московским, как и твой батюшка, дай Бог ему здравие. Ещё снилось, что скоро мы с тобой пойдём воевать татар хана Саид-Ахмада и ты победишь его в 6963лете.
Иван изумлённо смотрел на меня. Потом сглотнул слюну и сказал:
- Ты ведун, чоли?
- Не было такого у меня ранее. Сегодня впервой привиделось. И ещё привиделась Москва с Кремлём красным кирпичом отстроенным и храмы белокаменные с золотыми маковками. Лепо-о-о!
В другую дверь зашёл Великий Князь Василий. Его под руки вели двое постельничих. Следом за князем в палату внесли деревянное кресло с подушками, и он сел в него.
- Батюшка, слышь, что Михась Телятевский сказывает. Татары на нас через три лета нападут.
- Так они постоянно нападают, - усмехнулся Василий. - Пока не должны. Мы им еще залог, мной обещанный, не отдали.
- Так мож от этого и нападут? - Вставил я.
- Хе-хе, - захихикал Василий. - Ну, Михась... Ты где? Подходь ко мне.
- Тут я, - подойдя к нему и падая в ноги сказал я.
- Ты пошто, князю сказки сказываешь? Али умысел какой таишь?
- Сон рассказал, князь батюшка, что возьмёшь его в соправители, и дашь на княжение Переславль, что Залесский. Ещё кремль видел красным кирпичом выложенный с башнями высокими, и соборами белокаменными с золотыми куполами, - повторил я "сон".
- Ишь ты... мал вроде хитрости плести, и нет у тебя тут никого, кто бы надоумил, кроме воеводы, но и тот не знает, что указ я уже подписал о соправлении. Писец? Так вроде он со мной всегда рядом...
Он нащупал одного из постельничих.
- Ты тут, Артишка?
- Тут я, батюшка.
- Вишь, што глаголит малец... Сколько жить буду не видел? - Обратился он ко мне.
- Видел, батюшка. Долго.
- Спасибо и на том. В провидцы тебя записать? При дворе моём?
- Упаси Бог, Великий Князь. Какой с меня провидец? Раз что-то примнилось, а будет ли далее? Если что привидится, я сыну вашему Князю Ивану Васильевичу скажу. Я хочу воем стать знатным и служить Руси нашей. Татарву и литвин с немцами побить всех.
- Поди сюда, воин, - он вытянул в мою сторону руки и, когда я встал, провёл ими по моей голове, лицу, плечам, рукам. - Ладный ты. Будет из тебя добрый воевода. Служи пока князю своему Тверскому Борису. Мы с ним вместе. Пока. А там видно будет.
- Батюшка, он завтра дружкой моим будет, ты помнишь? Ты обещал мне.
Василий поморщился.
- Так сватал Марию я тебе...
- Не гоже тебе дружкой быть
- Молод он. Да и обряда не знает, поди?
- Знаю, Царь батюшка, - вырвалось у меня.
- Как ты сказал? Царь? Кто сказал? Опять, скажешь, во сне видел.
- Так и есть... Вырвалось с языка. Не по моей воле, государ.
- Ты где это... слышал? Молод ещё. Наукам обучен? - Возбуждённо спрашивал Василий.
- Самую малость. Счету, да письму. Но читал много книг греческих. Там цезари, кесари упоминаются. Вот и вырвалось - цар.
- Ты, говори, но не заговаривайся, - грозно сказал Великий Князь, - Кесарю - кесарево, а князю... -Потом прервал себя и милостиво добавил, - Пусть будет дружкой, коль такой грамотный. Ванятка, поди ко мне.
Иван подошёл к Василию. Я отошёл в сторону.
- Взрослый ты становишься. Тяжёлая ноша на тебя ляжет. Тяжело земли собирать в единую силу. Много недовольных будет, жадных и завистливых. Мой век не долог. Хоть и нагадал мне твой ведун, - он усмехнулся, - но... Пока вместе править будем. Помогу тебе. Учись воевать. Без войны нет мира. Тебе бы таких, как этот Михась с десяток, но... - опять замолчал он.
Потом повернулся в мою сторону и сказал:
- Вот победишь хана Саид-Ахмада, - дам тебе московское боярство и вотчину хорошую. - Князь засмеялся, но вдруг, прервал смех и спросил:
- Через три года, говоришь? Сколько тебе лет будет?
- Осмнадцать.
- У-у-у... Самый сок. Я сказал, ты услышал. А пока рядом с Иваном будь. Я договорюсь с князем Борисом. Да, - вспомнил он, - говорят ты к Марии неровно дышишь? Так ли это?
Я вдруг вспыхнул так, что думал опалю его огнём. Мне то чего? С каких...?
- По детству было, Великий Князь. Сейчас другая по нраву, хочу сватов засылать. Но к Марии отношусь очень хорошо. Она славная была по малолетству. - Я улыбнулся.
- Это хорошо. Будешь их обоих охранять. Как, Ванятка, сгодится тебе такой дружка?
- Сгодиться, батюшка. - Иван запрыгал.
- Ну-ну, - сказал князь, будто всё видя. - Не гоже тебе... козловать.
Иван оглянулся на меня, смутившись, но потом заговорщицки подмигнул и потёр ладони.
- Ты отдай его своим дядькам, пусть научат обряду венчания. В церкви, там попы сами разберутся, а наше народное, надо соблюсти по кону.
- Шас позову и пусть учат. Мне тоже интересно и знать надо. - И Иван умчался в дверь, ведущую в великокняжеские покои.
- Вот и ладно, - сказал Князь Василий. Потом, помолчав немного, добавил, - Ты, Михаил сын Фёдора унаследуешь маленький городок в Твери. Отец твой, слышал я, совсем плох. Сколько там дворов? Двадцать? И всё хозяйство. Держись Ивана. Помогай ему, и тебе прибудет. Про боярство московское - я не шутил. Но прежде... - Он подозвал меня ближе и сделал движение слугам, чтобы те отошли дальше, потом продолжил, - Прежде доделать дело надо. Пока князь Шемяка жив, не будет покоя на Руси. И Новгород его считает Великим Князем Московским. Разве это дело?
Он опять положил свои ладони мне на плечи и, притянув к себе, зашептал в левое ухо:
- Извести его надо. Если сделаешь, получишь Рузу и Димитров.
- Сам думал, что дальше делать с Шемякой. Но Новгород брать пока не с руки...
- Пока? - Слегка отшатнулся Василий.
- Пока, - повторил с нажимом я, и продолжил. - Посему, полагаю, сгубить Шемяку -это единственный ход, дабы успокоить Русь. Только подобраться к нему... Есть мыслишка одна... Не знаю, одобришь ли?
- Скажи, услышу, - прошептал князь.
- Я поеду в Новгород, найду Шемяку и скажу, что ты просил его убить.
Василий отшатнулся, но я, взяв его кисть, и слегка сжав её, успокоил его.
- Скажу, что ты приказал его убить, - поправил себя я, - но я, влюблённый в Марию, готов убить и тебя, князь, и сына твоего князя Ивана, если Шемяка даст мне боярство и вотчины. Если я завтра проведу обряд венчания, они поймут, что я очень близок к вам, и могут поверить, что смогу исполнить затеянное.
Переведя дух, я продолжил:
- Разговор с Шемякой будет очень близким, как с тобой сейчас, - сказал я, и притянул князя за локти чуть-чуть к себе. По его телу пробежала дрожь, он попытался вырваться, но я успокоил его.
- Я твой, Князь, от кончиков пальцев до кончиков волос. Верь мне.
- Я верю тебе. Продолжай.
- Во время разговора, я смогу убить его. Как? Это моё дело. Только ты, Великий Князь не верь никаким наветам про меня. Ты же понимаешь, я могу позволить себе всякие вольности в разговоре, по отношению и к тебе, и к твоей семье.
- Я понимаю, тебя. Жаль, что я не могу видеть тебя, Михаил. Ты сильно удивил меня. Давно меня так никто не удивлял...
В дверь вбежал Иван.
- Дядьки... Идут, - через паузу сказал он, увидев в нашем разговоре напряженность. - Что это вы... такие?
- Учу твоего дружку, как татар воевать.
- На нём лица нет, - сказал Иван.
* * *
Я был на ногах до вторых петухов. Мне отвели светёлку рядом с покоями Ивана и заутреннюю молитву мы провели вместе тут же в часовне. С нами молился Великий Князь и вся его дворня.
Вскоре после заутрени, после умывания и одевания, с третьими петухами, я отправился пешком к хоромам княгини Марии. Там меня встретила её подружка и мы обменялись с ней дарами для друг друга. Предупредив о скором приезде жениха, мы встали с ней на крыльцо и стали ждать.
Выше на ступеньках стояла дворня княгини, мамки и няньки. Все они дружно голосили, про лебёдушку и ясна сокола на разные голоса, на разные мотивы, но с одним смыслом. Девки подтрунивали надо мной и дразнили, пытаясь вывести из себя. Так было заведено.
Когда из-за угла княжих хором вышел поезд жениха, тоже с песнями, украшенный лентами на длинных шестах и бросаемыми на жениха периодически цветами, мамки заголосили громче. Я был удивлён, но плакали они на полном серьёзе. Слёзы лились ручьями. Встретив жениха и приняв от него дары невесте, я с глубоким поклоном передал их, но так как дары умещались в двух сундуках, от мамок выскочили четыре дебелых тётки и, отобрав у молодцев сундуки, бодро затащили их в хоромы.