В полнейшей досаде завалился спать. Белые ночи, так что темно не будет по любому. У моей кровати стоит ламповый приемник Рекорд. Включил его и побродил на средних и длинных волнах. Что-то в Сальвадоре, призывы прекратить ядерные испытания. Ирак отбомбился по Ирану. В прокат вышел второй фильм про Индиану Джонса. Какой то ушедший с волны говорун, на испанском, сказал, что по сообщениям источников, советский Генсек перенес еще один инсульт, и сейчас Черненко ищут замену.
Подумал, что вот этого мне и не хватало. Без интернета и не поймешь, что там с остальным миром. Но сейчас я убедилсяпланета на месте.
Глава 11
В военкомат я пришел в девять утра. Как положенов форме, трезв и собран. Неожиданностей не предвидится, но лучше быть готовым. И все шло к тому, что меня припашут, но выручил зам. военкома.
Девица в приемной послала меня в соседний кабинет. Там сидит мающийся с бодуна прапор. Увидев меня, он воспрял, а я заподозрил, что вот сейчас и припашут.
Прапор, полистав мой военник, сходу начал орать. Что я уже две недели как уволен, а на учет не встал, где проездные документы и еще какую то хрень. Я уже собрался матерно его послать, а если не успокоится, то и надавать по тыкве. Но открылась дверь и вошел подполковник. По уже летней погодев рубашке. На погонах с голубыми просветамипарашюты. ВДВ.
Что за шум? спросил он.
Да вот, трищь подполковник, рядовой. Не торопится на учет встать. Почти три недели как уволен. А нам некого со студентами к морякам послать.
В морской части, недалеко от города, студенты какого-то вуза проходят то ли практику, то ли сборы. Скорее все же практику. Для сборов рановато. Их туда, с электрички, доставляет наш военкомат. По крайне мере, выделяет сопровождающего. Прапор явно решил отправить меня сопровождающим, а сампохмелиться. Я собрался послать обоих военных. Только подпол удивил. Осмотрел меня, задержал взгляд на значке-парашюте. Полистал мой военный билет. Чего листать? Все соответствует, мне чужого не надо. А он, пролистав военник полностью, и вовсе завис над задней внутренней стороной обложки.
Когда стратегическая ракета, оглушительно пернув, отрывается от старта и улетает хрен знает куда, даже в полночь, еще минуты три привиденчески светло. А потом даже штатное освещение стартовой площадки не помогает глазам справиться с темнотой.
Но через пять минут после пуска, к стартовому столу изо всех укрытий и капониров сползается весь стартовый расчет. Каждый мажет о закопченное железо стола палец, и ставит отпечаток на задней обложке военного билета. У меня там четыре отпечатка. Даташестнадцатое октября восемьдесят второго. И подпись, генералмайор Сырица. Нет, четыре пуска мы сделали за неделю. И вот последний мне подписал начальник полигона
А подполковник отлистал назад, и завис над моим двойным ВУС. Хмыкнул, и совсем по-свойски протянул мне руку.
С возвращением. Меня Петр Иванович зовут.
Это он не только понял, что у меня на внутренней обложке, но и все остальное. Не простой десантник, однако. Подпол тем временем повернулся к прапору и сказал:
Отстань от парня, Сергеич. Он отслужил. Выдай документы.
Подмигнул мне и ушел.
Спустя минут сорок я вышел из военкомата, намериваясь сразу посетить паспортный стол. И, в кратчайшие сроки, обрести уже паспортину. Но возле выхода наткнулся на сидящего на перилах парня в спортивном костюме. Широкоплечий брюнет- красавец, рассеянно курил, поглядывая на двери военкомата.
Это мой друг Сурков. Появившись в третьем классе, он оказался со мной за одной партой. И так и представилсяСурков. Только позже, я узнал, что его зовут Сергей. Но все, и я в том числе, его так и называли до самой смерти- Сурков. Он умер в конце ноября две тысячи двадцать первого. Переболел COVID, в августе. И вроде бы полностью выздоровел. А в ноябре случился инсульт. Мы, его друзья, развили бешеную активность. В условиях всех этих ковидных ограничений, договорились об операции в Германии, и врач даже сказал, что шансы неплохи. И согласовали его вылет и прием. Но не успели. Его пепел я лично развеял над Венецией. Не, а чо? Ну и что, что я не Бродский? Да, стихов не пишу, но тоже человек хороший! Так что будь любезен, над Венецией, и с вертолета. В общем, конец двадцать первого у меня выдался тяжелый. Наверное, от этого я и упустил исподволь совершаемый наезд на мой заводик. Да и плевать. Хотя бы потому, что напротив меня стоял живой и невредимый Сурков, и внимательно меня разглядывал.
Где орден «Мать-Героиня»? отвлек он меня от всей этой глубокомысленности.
Я же говорю, дембеля чего только не вешают на парадку, возвращаясь домой.
Нет уж, Сурков. Пусть из нас двоих он будет только у тебя!
Слава богу! Тебе там мозги не отшиблимы пожали руки.
Это как посмотреть. я снял фуражку и сунул подмышку.
Ну дамы не торопясь пошли по улицевесь город знает, что ты приехал две недели назад, и где то прячешься.
Нежаркое питерское солнце светило изо всех сил, делая воздух пропитанным запахом хвои и недалекого залива. По рабочему времени, народу вокруг почти не было. Мы шли по залитой солнцем улице, и трепались о ерунде.
В паспортном столе меня заверили, что к пятнице все будет. Выйдя, мы дружно закурили, и пошли в сторону моего дома. Я рассказал ему про свое увольнение, и что уже сгонял на Кубань. И что в Обнинск возвращаться не буду.
И что тогда? спросил меня Сурков. Я затянулся.
Ты знаешь, я решил валить из Союза. Не нравятся мне соотечественники.
Так солить же нужно! И специи хмели-сунели там, перчику И как же мы свалим?
Ты не примазывайся к моей хрустальной мечте!
А как я тебя брошу? Ты же пропадешь в море, и не доплывешь до Финки!
Сурков служил в морской пехоте, на севере. Но, вроде бы, большую часть службы болтался в Африке, с нашими кораблями. Вернулся из армии в начале этого мая. Нас и призвали одновременно, с разницей в три дня.
Из нас двоих, Сурков, у одного орден «МатьГероиня», а второй умный. Умный человек знает, что финны выдают обратно в Союз любого, кто попадает к ним от нас нелегально. Так что заплыв отменяется.
Обложили, суки!
Как то незаметно мы оказались возле торгового центра, что неподалеку от моего дома. В торце продуктового магазина находиться длинное и узкое помещение. Еще перед Олимпиадой там устроили рюмочную. Вдоль стены длинная стойка, а вдоль витрины высокий стоячий стол, во всю длину. Сурковчеловек талантливый и творческий. Именно он внес в городскую топонимику новые краски. Эта рюмочная, с его легкой руки, называется теперь в народе- «Щель». Модная в городе и востребованная в публике шашлычная- «Шлачная». А место гламурного, для восьмидесятых, времяпровождения томных девиц, под названием «СтереоБар», навсегда осталось «Стервятником». Вот в «Щель» мы и нырнули не сговариваясь.
Только я заявил, чтоконьяк. Ну его в задницу, этот портвейн.
Ты, Коль, здорово все понял. закурил СурковЯ вот, вернулся, и маялся. А ты четко все просек. И вправду, ловить здесь нечего. А как свалить? Я же вижу, ты что то задумал. Колись!
Давай, Серега, за встречу. За то, что отслужили.
И мы накатили.
Ты, кстати, следил что ли, за военкоматом?
Да нет. Нинка. Секретарь военкома. Всего одна шоколадка, и я знаю, что ты объявился.
И здесь ты успел! Я было собрался переодеться, встретить её с работы, погулять вдоль ресторана.
Ты легально решил выехать?
Ну да, только пока не придумал как.
Я смотрю, ты вроде форму не растерял, руки вон Я запросто проведу нас за кордон с Колы. Я там все излазил.
Это как?
Уйдем лесами в Норвегию. Там не далеко.
Обалдеть! Ты, Сурков, на службе даже лес видел?
Ты кого щас мудаком назвал?
Мы чокнулись, и еще выпили. Сурков ушел к стойке и вернулся с двумя бутерами, с финским сервилатом. Кроме нас двоих, и буфетчицы, в рюмочной никого.
И, как ты видишь наш эпический переход?
Очень просто, приезжаем в Спутник, как бы к моим пацанам, с которыми я служил. А потом уезжаем. Только не на восток, а бегом- в Норвегию. Там прибегаем в аэропорт и говорим, что туристы, заблудились. Но раз так вышло, выбираем свободу.
А дальше?
Что, дальше?
Оказаться за кордоном может любой дурак. Но на что жить? Где? И что у тебя с норвежским языком? Это не говоря о том, что там, на Коле, у местных всех, ЗП в паспорте.
Ты забыл? У нас же тоже.
Хм. Действительно.
И вообще, я по твоей хитрой роже вижу, что ты что то придумал. Рассказывай.
Давай завтра? Слишком уж ты энтузиаст. Нужно посмотреть на тебя с похмелья
И мы разлили еще по одной.
Глава 12
Я проснулся оттого, что в плечо мне сильно чем-то кололо. Продрав глаза, увидел голую девушку в моем армейском кителе. Она прижалась во сне ко мне, и уколола значком. Это Света.
В «Щели» мы только размялись. А потом случился загул, что и положен вернувшемуся из армии. Он закончился вечером, в общежитии рыбоконсервного завода. Сурков привел меня в гости, и познакомил с двумя девицами, нашими ровесницами. Леной и Светой. Суркова и Лены в комнате не наблюдается. А мы со Светой заснули пару часов назад, воплощая все, что мой пьяный мозг смог вспомнить из Камасутры. Последний акт я исполнил, прислонив девушку лицом к стене, и зачем-то одев её в мой китель. Интересно, что бы по этому поводу сказал старик Фрейд? Потом нас сморило. А теперь я пытаюсь сориентировать себя во времени и пространстве. Сел на постели. Девушка рядом сладко потянулась и открыла глаза.
Доброе утро! я огляделся. Моя одежда аккуратно сложена на стуле.
Привет, Коль.
А где Серега с Ленкой?
Ты не помнишь?
Не очень.
Она встала, скинула китель, и набросила халатик. Зрелые формы, склонные в скором времени стать рубенсовскими. С удовольствием понял, что желания немедленно затащить её обратно, не испытываю.
Сурков забрал у тебя ключ от твоей квартиры, и сказал, что будет ждать там.
Сейчас он живет с маленькой комнате общежития с матерью и сестрой. После шестого класса его отец получил должность в Красноярске, и они уехали. Через два года отец у него погиб, в производственной аварии. Вернулись они уже в общагу. Вроде бы, комиссия посчитала виноватым в аварии его отца.
Как бы то ни было, но после возвращения Сурковдитя улиц и спорта. Чтоб не торчать дома, он постоянно где-то тусовался или занимался боксом. Частенько ночевал у нас дома. Или у еще одного нашего друга. Так что ничего удивительного.
На прощание Света меня горячо поцеловала, и пригласила заходить еще, мне понравилось, Коль.
Я не ожидал столь легкого расставания, и шел домой в недоумении. Это что, я был настолько скучен? Я шел по утренним улицам, предаваясь размышлениям.
Вчера Сурков невольно заставил меня снова задуматься, как же мне быть дальше. Ломиться к Черненко. Заводить гарем.
Вот только Черненко вроде бы в коме. Да и гарем Его легче завести, чем потом от него избавиться. Был у меня, личный опыт. Я, в конце девяностых, прятался от разъяренных баб аж во Франции. Обошлось, слава всевышнему. Но, с тех пор, придерживаюсь железного правила. В единицу времени могут быть только одни отношения. Хочется чего-то новенькогозаканчивай одни и начинай новые. И в этом ни капли порядочности или еще чего пафосного. Голый прагматизм. Так что пусть влажные мечты осуществляют другие.
Что там еще? Шоу бизнес? Я глянул на свои руки. Нужно будет заняться, руками. А то с первого взгляда видно кто я и как служил. Но я неплохой гитарист. Знаю кучу песен из будущего. И что? Собрать группу с нулянужен как минимум год. Если собрать профессионаловто это стоит как авианосец. Но деньги я, допустим, найду. Послезнаниеполезная штука. И дальше что? Ленинградский Рок-клуб велик не Аквариумом, Зоопарком, Аукционом, и Кино с Алисой. Он велик тем, что договорился с остальными игроками советской эстрады, о правилах существования. Если совсем просто, то выглядит дело следующим образом.
После приезда, к примеру, в Вятку, звезды масштаба Кобзона, Веселых Ребят, или Яка Йолы, артистам туда можно не приезжать месяц. Никто не купит билеты. То есть фанаты и энтузиасты заполнят треть зала. Но массовый зритель на еще одну звезду не пойдет. Тупо не будет денег.
На этом погорел, к примеру, очень популярный «Аракс». Чесали не считаясь ни с чьими интересами. Ну, коллеги и вломили их, в ОБХСС и репертуарную комиссию. Это не говоря о том, что Агузарова недавно получила год на химии, а Романов, из «Воскресенья», сидит. И у ментов есть список запрещенной музыки.
Рок-клуб заявил себя еще одним игроком, и договорился о правилах. Это было недолго, но позволило как раз засиять их звездам.
И вот на этой поделенной и, в принципе, благообразной поляне появляюсь я, весь из себя, с новым звуком, и обоймой хитов. Даже продравшись сквозь формальности и литовку текстов, я начну карьеру с развлечения оленеводов. А если нет- то управа быстро найдется.
Стать автором и впаривать хиты исполнителям? Хм. Авторов дофигища. Уже сейчас вполне сложилась схема, когда автор спецом, под себя, создает коллектив или исполнителя. А к Пугачевой, и другим звездам, сплоченная банда авторов меня и близко не подпустит. И, что бы подпустили, нужно долго и нудно искать возможность.
И как же все в этом времени медленно! В нулевые Земфира находила себе гитаристов в интернете. Рэперы там же искали авторов, и тексты. А здесь вселично, и с пляскамиВ общем, ну его. Если совсем приперт, можно будет вернуться к вопросу.
Да и не нужна мне слава. Вот не хочу, включив телевизор любоваться на себя.
Домой мне пришлось звонить. Дверь мне открыл Сурков, в одних спортивных штанах.
Ты кто? спросил он.
Пошел в жопу! Ты чего сбежал?
Нам надоело игнорировать крики и стоны.
Только сейчас учуял, что в квартире вкусно пахнет, а на кухне маняще шкварчит. Ага, Серегина подружка делает завтрак. Настроение скакнуло вверх. Молча отодвинул его, и прошел в свою комнату. Там разделся догола, завернулся в полотенце, и пошел в душ.
За кухонный стол я уселся свежевыбритый, благоухая тройным одеколоном. Одет в спортивный костюм Адидас, с тремя полосками на рукавах и штанах. Сурков, изучив мой гламурный, для этих времен, прикид сказал:
Значит, к Верке у тебя время заехать было. А с друзьями увидетьсязападло?
Я же извинился.
Мало и неубедительно!
Девушка Лена, одета в Сурковскую футболку, под которой, похоже, ничего нет. Она улыбнулась мне, повернулась к плите, и налила чашку божественно пахнущего кофе. Только сейчас сообразил, что в этом времени еще не пил настоящий кофе. Обходился растворимым. А на вокзалах и в поездах дают какую то бурду с цикорием, или тот же растворимый. И вот эта Лена нашла у нас с матерью кофе, кофемолку, и сварила в турке! Я вдохнул аромат, встал, и бухнулся перед ней на колени:
Лена! Молю тебя о милости! Выходи за Суркова замуж? А я буду по утрам ходить к вам пить кофе? А?
Они оба заржали на всю квартиру.
Да я же замужем! Ты что, не помнишь?
Пока я пил кофе, мне, посмеиваясь, напомнили то, что рассказывали вчера. Лена замужем за старпомом рыболовецкого сейнера, что болтается сейчас в Атлантике. По пол-года его нет дома. Сменяется, приплывает на пару недель и снова в море. Брак у них настоящий, но чисто по расчету. Его, неженатым, в море не выпустят кадры. А ей и вовсе хорошо. Ты, Коль, не переживай насчет Светки, у неё жених есть, тоже не сейнере. Они и заявление подали. Я и забыл как оно все сейчас в СССР. В длительные командировки зарубеж неженатых не пускают.
Мне, тем временем, навалили полную тарелку картохи, жареной на сале. После этого Лена вышла, переоделась, наказала помыть посуду, и упорхнула, попросив не забывать.
Я долил кофе. Сурков закурил:
Ну и как я тебя с похмелья?
Смотреть противно.
Давай, рассказывай, что там с планом.
Блин, все как обычно! Сначала берем Берлин, потом обходим Голландию с тыла и говорим, «Ну что, суки, не ждали?»
Кончай, Дух. Нужно определяться. И сейчас самое время.
Дух- это моя детская кличка. Мы тогда все в индейцев играли. Ну, Гойко Митич, и вот это вот все. Я был Великий Дух. Так и прилипло. И в двадцать первом веке я был Дух. И нас не парили ни армейские контаминации, ни шахидские аллюзии.
Я тебя огорчу, Серега. Просто бросаться в залив и плыть- не наш метод. Так что торчать нам здесь еще не меньше года. Нормально подготовиться. Сам уходможно и через Норвегию, как ты предлагаешь. Уж сбежим, от погранцов-то.
Я тоже закурил, и отхлебнул кофе.
Так что план простой. Восстанавливаемся на учебу. Тык себе в Политех. И в свободное время достаем деньги. Так вышло, что я знаю несколько мест, где можно добыть. И без тебя мне не справиться. Потом переправляем бабки зарубеж. И уже потом ломимся в мир насилия и разврата.