Судья улыбнулся. Он беспомощно развёл руками.
Потому что, продолжал присяжный, если мы не знаем точно я хочу сказать, если уж мы не договорились между собой по крайней мере даже о нас самих как же мы можем, чёрт возьми, тогда понимать друг друга.
Возможно, именно поэтому, с улыбкой согласился судья, мы так плохо и понимаем друг друга. Но мы уклоняемся в сторону, а время уходит.
Прошу прощения, милорд, продолжал старик. Но право стало быть даже вот для нашего решения разве это не ужасный пробел?
В вашей власти его заполнить, заметил судья.
Какв нашей?
Боюсь, что, не заполнив существующий пробел, вы не сможете здраво разобраться в этом деле; чтобы определить природу тропи, надо сначала дать определение самому человеку.
Но если никто никогда не сделал этого до нас, как же мы-то сможем, милорд, мы Пусть нам по крайней мере помогут!
Суд для того и существует, чтобы отвечать на ваши вопросы.
А когда я вас спрашиваю, вы отвечаете, что сами не знаете!
Суд существует для того, чтобы напомнить вам всё, что говорилось здесь по данному вопросу, и чтобы объяснить вам то, чего вы не поняли.
Но, с раздражением возразил старик присяжный, мы прекрасно помним всё, что здесь говорилось, и, мне кажется, достаточно хорошо поняли всё. Дело в том, что если бы только, стало быть все эти профессора пришли к какому-нибудь соглашению Но они только бранились друг с другом Как же вы хотите, чтобы мы мы
И тем не менее вам придётся это сделать, ответил судья. И даже, представьте себе, сделать безотлагательно: приговор должен быть вынесен через сорок минут, если вы не хотите завтра начать всё сначала.
Присяжных провели в комнату для совещаний. Старик председатель, выходя из зала, сокрушённо покачивал седыми кудрями. Когда через двадцать минут старик председатель вошёл в зал, он всё с тем же сокрушённым видом качал головой.
Мы не пришли к определённому мнению, заявил он. Мы только ещё сильнее запутались. Чем больше мы спорим, тем труднее нам принять решение. Двоеза, троепротив, остальные ничего не говорят. Я и сам-то совсем растерялся.
И всё-таки вы должны настоять, чтобы ваши коллеги вынесли решение, сказал судья. Сегодня в вашем распоряжении ещё десять минут.
По истечении последних минут старый председатель появился снова, на сей раз уже в сопровождении всех присяжных.
Мы решительно решили, что мы ничего не можем решить, заявил он и умолк.
Судья тоже молчал.
Наверное, вам просто не хватило времени? заговорил он наконец. Мы можем вам дать для размышлений ночь. Вас удобно разместят, накормят
Совершенно бесполезно, отрезал старик председатель. Мы решили окончательно.
Ничего не решать?
Ничего не решать. И заявляем, что мы не в состоянии решить этот вопрос.
Несколько минут все молчали, наконец сэр Артур произнёс:
Суд сожалеет, но при данных обстоятельствах ему придётся освободить присяжных от возложенных на них обязанностей. Судебный процесс переносится на следующую сессию с новым составом присяжных. Заседание окончено.
Лишь когда судья вышел из зала, присутствующие поняли, что произошло. Сначала в зале воцарилось растерянное молчание. Но потом затишье сменилось бурей. Только уважение к этим древним стенам умеряло рокот человеческих голосов. Люди вскакивали с мест, что-то спрашивали друг у друга сдержанными, но полными досады и возбуждения голосами. Френсис тоже не могла усидеть на месте. Через головы людей она старалась поймать взгляд Дуга, которого минуту назад привели выслушать приговор и теперь уже уводили обратно. Ей удалось встретиться с ним глазами. И он, словно боксёр, вышедший победителем на ринге, подняв обе руки, радостно приветствовал свою Френсис.
Глава пятнадцатая
Волнение лорда-хранителя печати, равно как и владельцев ткацких фабрик. «Tropi or not tropi? Вот в чём вопрос». Судья Дрейпер предлагает передать дело в парламент. Как обходят одну из самых славных традиций. Создание комиссии по изучению вопроса. Противоречия в комиссии. Угроза провала. Положение осложняется. Польза взаимопротиворечивых мнений. Мучительное признание Френсис. Солидарность всего человеческого рода. Основное различие между человеком и животным. Молчание устраивает.
Сэр Артур Дрейпер ждал, что его вызовут. От кого последует вызов: от министра внутренних дел? Или, может быть, от генерального прокурора? Оказалось, что его просто попросил заглянуть в клуб лорд-хранитель печатиминистр без портфеля.
Пересекая Грин-парк, сэр Артур думал: «Стало быть, речь пойдёт обо всём, кроме правосудия. С одной стороны, это меня даже устраивает» И далее: «Не придётся, по-видимому, объяснять ему, как, действуя, откровенно говоря не совсем по форме, я фактически сорвал процесс и привёл присяжных в полное замешательство. Напротив, он сам, по всей вероятности, собирается попросить меня о чём-то. И попросить, конечно, о чём-то не совсем официальном Так что козыри в моих руках. Но сумеешь ли ты пустить их в ход, старина? Ты ведь никогда не был силён в дипломатии»
Лорд-хранитель печати не заставил себя долго ждать. Он весело приветствовал сэра Артура дружеским «хэлло!» и, фамильярно похлопав его по спине, провёл в зал. Они уселись в укромном уголке. После нескольких любезных вступительных фраз министр протянул судье кипу газет.
Вы уже просмотрели иностранную прессу?
Сэр Артур отрицательно покачал головой и не без интереса прочёл напечатанный огромными буквами заголовок в «Чикаго дейли пост»: «Tropi or not tropi? Вот в чём вопрос». Автор статьи весьма саркастически кратко изложил ход судебного разбирательства и подверг резкой критике британский формализм и британское правосудие, которое в силу полнейшего отсутствия гибкости заходит в тупик при любом выходящем за обычные рамки судебном разбирательстве. Французская газета «Паризьен» поместила статью под названием «Тропи и тропы британского правосудия». В ней, правда в более игривом и не столь насмешливом тоне, развивалась всё та же мысль. Однако, обращаясь к читателю, она с нескрываемым юмором добавляла: «А как поступили бы вы на месте присяжных?» Пражская «Руде право» в статье под ироническим заголовком «Буря в умах двенадцати» приводила бесконечное множество нелепых вопросов: «Кого бы вы стали спасать во время кораблекрушения: мать, жену или дочь, если бы могли спасти только одну из них? Вот какие нравственные проблемы ставит буржуазное правосудие перед несчастными присяжными»
Но ни одна из газет, казалось, не заметила тонкого манёвра старого судьи.
Сэр Артур молча положил газеты на стол и вопросительно взглянул на министра.
Неужели действительно было невозможно, начал министр, добиться определённого решения?
Судья ответил, что, как известно, по английским законам нельзя заставить присяжных помимо их воли вынести решение.
Но вы действительно сделали всё возможное? спросил министр. Вы действительно использовали всё своё влияние?
В каком плане? осторожно осведомился сэр Артур.
Ну, чтобы добиться от них решения.
Решения, но в каком именно плане? повторил судья.
Министр нетерпеливо пошевелился в кресле.
Не мне, конечно
И не мне, сказал сэр Артур. Если судья не может сохранить беспристрастность, то к чему тогда институт присяжных? Это было бы просто оскорбительно для сознания и чести британских граждан. Пусть уж французское судопроизводство считает своих сограждан слабоумными; вы, надеюсь, не одобряете их закона, принятого правительством во время немецкой оккупации, по которому судья сам руководит совещанием присяжных?
Конечно, нет! живо отозвался лорд-хранитель печати. Однако И всё-таки это очень неприятная история, добавил он, взяв в руки пепельницу и разглядывая её с преувеличенным вниманием. Но наши-то газеты вы по крайней мере читали?
Нет, только просмотрел. К тому же судья не может считаться с общественным мнением.
Общественное мнение возбуждено даже слишком возбуждено Пожалуй, не следовало бы Что, по-вашему, произойдёт в следующий раз? С новым составом присяжных?
А что, собственно говоря, может произойти? спросил сэр Артур. Вероятнее всего, то же самое.
Это невозможно! воскликнул министр.
Сэр Артур развёл руками и мягким движением опустил их на колени.
Последовало довольно продолжительное молчаниеминистр, очевидно, решил на этот раз повести атаку с другого фланга.
Вчера у меня был мой коллега из министерства торговли, начал он.
Сэр Артур слушал с видом вежливого внимания.
Он сказал мне конечно, всё это между нами Он сообщил мне я говорю вам это только в порядке информации само собой разумеется, ваши обязанности вы не можете принимать в расчёт но, в конце концов, всё-таки лучше, если вы будете знать повторяю только в порядке информации Этот вопрос очень волнует определённые круги.
Министр с задумчивым видом повертел в руках пепельницу.
Нельзя не учитывать особенно когда такая серьёзная опасность угрожает процветанию одной из крупнейших отраслей нашей промышленности Вам, вероятно, известны, добавил он, подняв наконец глаза на сэра Артура, кое-какие планы австралийцев относительно тропи?
Сэр Артур утвердительно кивнул головой.
Поистине счастливое совпадение, что что интересы нашей прославленной во всём мире текстильной промышленности не находятся в противоречии с с точкой зрения прокуратуры, продолжал министр. С точки зрения гуманной, не так ли? Именно гуманной. Но если бы даже если бы даже ваша беспристрастность помешала вам полностью разделить эту точку зрения было бы во всех отношениях крайне желательновы согласны со мной? чтобы тропи раз и навсегда признали человеческими существами?
Сэр Артур ответил не сразу.
Что же, это было бы возможно, проговорил он наконец.
Он умолк и молчал довольно долго.
Да, было бы возможно, повторил он. Но только при одном условии.
Он замялся, и министр энергичным движением руки, плохо скрывавшим его нетерпение, дал понять, что ждёт продолжения.
При том предварительном условии, что все поводы для сомнений будут уничтожены.
Я вас не понимаю, сказал министр.
Если даже новый состав присяжных, начал сэр Артур, если даже новый состав присяжных и признал бы подсудимого виновным (хотя в настоящее время это мало вероятно), что бы это доказало? Лишь то, что по закону подсудимого считают виновным в убийстве собственного сына. Но вопрос о природе его сына по-прежнему оставался бы открытым. Равно как и вопрос о тропи в целом. Мне кажется, это не привело бы к желаемым результатам.
Министр выжидающе посмотрел на сэра Артура.
Обвиняемого отправили бы на виселицу или на каторгу, продолжал судья, но что помешало бы компании Такуры использовать тропи в качестве рабочего скота на своих ткацких фабриках? Разве только пришлось бы начать новый процесс, ещё более запутанный, чем этот. Да и кто бы его затеял?
Ну, а вы что предлагаете?
Сэр Артур сделал вид, что ответить сразу на этот вопрос не так легко.
Я думаю, для того чтобы добиться решения, и к тому же решения, которое бы дало положительные результаты, надо было бы надо было бы, чтобы это решение строилось на совершенно определённой, не вызывающей никаких сомнений основе.
Согласен, отозвался министр. Но на какой?
На той, которую тщетно пытались найти присяжные.
То есть?
На узаконенном, ясном и точном определении человеческой личности.
Министр широко открыл глаза. Наконец после минутного колебания спросил:
Но разве оно не существует?
Как раз этот вопрос, сдержанно улыбаясь, ответил сэр Артур, задали мне сбитые с толку присяжные.
Прямо не верится! воскликнул министр. Неужели же это возможно?
Подобного рода определения не английская добродетель Скорее они вселяют в нас ужас.
Вы правы но я хотел спросить: неужели возможно, что французы или немцы, друг мой, даже немцы?.. Трудно поверить, что немецкие учёные писали свои философские труды о чём-то таком, чему они предварительно не дали определения.
Сэр Артур улыбался.
Всё это ставит нас в весьма затруднительное положение, добавил министр, во всяком случае, теперь. Что же делать? Как, по-вашему, можно добиться
По моему мнению, ответил сэр Артур, следовало бы передать этот вопрос в парламент.
Глаза министра заблестели. Наконец-то эта надоевшая история попадала в его родную стихию. Но он тут же досадливо поморщился.
Вы же сами сказали: подобный вопрос приведёт в ужас наших милейших депутатов. Определение!.. Ясное и точное! Определение человека! Да никогда нам не добиться
Как знать? Вы же видели, как отнеслись к этому присяжные во время процесса? Вспомните свою собственную реакцию. Самое невероятное во всей этой истории, что даже мы, англичане, чувствуем себя обязанными, преодолев свой инстинктивный ужас
Вы шутите, господин судья, с тонкой улыбкой возразил министр.
Никогда не позволю себе
Так вы говорите серьёзно?
Вполне серьёзно. Необходимость в подобном определении давно назрела, и даже британский парламент, по моему мнению, согласится взять на себя этот труд.
Министр ответил не сразу, он, очевидно, обдумывал слова собеседника.
Возможно, вы и правы, в конце концов Словом, никто не удивится если кто-нибудь желательно из членов нашей партии обратится в парламент с запросом и упрекнёт нас в том что мы позволили высмеять
Покусывая губу, он рассеянно улыбался. Казалось, он совсем забыл о сэре Артуре. И вспомнил о нём, лишь когда тот заговорил:
Только, господин министр, не следует связывать обсуждение в палате общин непосредственно с процессом. Вы, конечно, знаете, что, пока дело находится sub judice, нельзя начинать политическую дискуссию, которая сможет так или иначе повлиять на приговор.
А, чёрт!.. Но в таком случае это же всё меняет
Почему же? Надо только принять необходимые меры предосторожности.
Значит, мы можем рассчитывать на ваши советы?
Господин министр, я и мысли не допускаю, что более сведущ в юридических науках, чем господин генеральный прокурор или же
Конечно, конечно, но они слишком заняты. Итак, решено: вы будете руководить нами.
Он встал. Судья последовал его примеру. Молча прошли они по мягкому ковру. Вдруг министр спросил:
Скажите а адвокатчлен парламента?
Мистер Джеймсон? Конечно, ответил судья.
Как вы думаете, а нельзя от него ждать, сказал министр, каких-либо выступлений, которые могли бы затруднить
Не думаю, возразил судья, улыбаясь. Наоборот, если ловко взяться за дело, мы, вне всякого сомнения, найдём в нём союзника.
Министр остановился. Широко открыл глаза, наморщил лоб.
Ноначал он в замешательстве, не следует заблуждаться Если, как мы надеемся, тропи окончательно признают людьми ведь это значит, что его подзащитного тогда повесят?
Не надо так говорить, господин министр, сказал сэр Артур, не надо так говорить, но мне кажется, что при всех условиях обвиняемый не слишком рискует.
И, ещё раз улыбнувшись, добавил:
Если только адвокат его не окажется последним глупцом.
Дело оказалось не таким уж простым.
Поначалу всё шло гладко: в палате общин с запросом к правительству обратился молодой депутат, говоривший с безукоризненным оксфордским произношением; он разразился по адресу правосудия целым потоком острот, эпиграмм и цитат, позаимствованных из Шекспира и Библии.
Ввиду отсутствия министра внутренних дел на запрос с достоинством, но и не без юмора ответил лорд-хранитель печати. Он смело встал на защиту суда его величества; доказав, что ни в одной другой стране суд не смог бы удачнее справиться с подобной задачей, он попутно высмеял глупость прессы, которая не разглядела даже того, что прямо-таки бросалось в глаза: отсутствия в международном праве точного определения Человеческой личности.
Тогда молодой интерпеллянт спросил, что собирается предпринять правительство, дабы помешать одной и той же причине бесконечно порождать одни и те же следствия.
Министр в своём ответе показал, что вопрос этот не застиг правительство врасплох и что оно уже успело обдумать его. Оно пришло к заключению, сообщил он, что парламент вполне компетентен заполнить сей удивительный пробел. Правительство предлагало создать специальную комиссию и поручить ей выработать с помощью учёных и юристов законное определение Человеческой личности. Тут на господина министра снизошло вдохновение, и он произнёс блестящую речь. Он сказал, что Великобритания, явившая миру образец демократии, должна теперь взять на себя эту высокую миссию и заложить первый камень величественнейшего монумента.