Итак, братцы, что делать будем? Алексей?
Делать нечего, только драться, ещё денек и сожрут нас. В Березово не хочу!
Кто по этому поводу ещё что скажет? Иван обвел взглядом братьев. Никто не высказал намерения противоречить словам Алексея, Что ж, ясно, решили! Как будем действовать? Какие карты у нас в игре? Григорий?
Императрицу я беру на себя! Ей тоже отступать некуда. С нами Панины и Разумовские!
Прекрасно, а войска что?
Измайловцы с нами!
И это всё? руку поднял Алексей, прося слова. Иван кивнул:
Говори!
Семеновцы почти наверняка, Преображенцы почти все, Конная гвардияскорее всего. Никто против нас в Петербурге не пойдетзадавим.
Голштинцы?
За Петра, но одни они вряд ли смогут что сделать.
Что надо для начала, Алексей?
Деньги и вино в достатке, офицеров все мы знаем, надо бежать и поднимать людей.
Всё, начинаем?
Есть вопрос. Алексей поднялся из-за стола. Получил кивок Ивана, хлебнул из бокала и решительно произнес:
Наследник. Он опасен. За него слишком многие. Чуть позже он станет опасным игроком, который нам наверняка будет мешать. Мешать Григорию стать императором так уж точно.
Что ты предлагаешь? взгляд Ивана стал черным и пронизал Алексея насквозь.
Надо его убрать! В шуме бунта никто не заметит, кто это сделал. Победа всё спишет. Потом его охранять лучше будут и спрятать следы будет сложнее.
Гриша, что ты думаешь?
Я Алексея поддерживаю! Мне он только мешает! Катька без него вся моя будет! С рук у меня есть будет!
Братья? обратился Иван к младшим.
Мы как ты, братец, скажешь!
Как ты, Алеша, это сделаешь?
У меня есть дружок в Преображенцах, мне верен. Он всё сделает. Только тебе, Гриша, нужно будет от своей Катьки письмо получить, что, мол, этим людям Павел может довериться.
Я не уверен, Алеша! Она, может, не довериться в таком делелюбит она его! Пошлет кого из измайловцев
Мы с тобой вдвоем её уговорим. По дороге обсудим как. Так можно, Ваня?
Хорошо, так и поступим. Имена и обстоятельства знать не хочу. Пусть, мы не будем знать подробностей! братья кивнули, принимая решение старшего брата.
Итак! Алексей и Григорийк императрице, Федорк Разумовскому, пусть Измайловцев поднимает, потом к Конной гвардии. Владимир к Семеновцам, я сам к Преображенцам. Сбор к утру у Летнего дворца. Помолимся, братцы за успех! братья повернулись к иконам и начали молитву.
Орловы подняли Преображенцев и Семеновцев, Разумовский своих Измайловцев, вахмистр Потемкин сагитировал конногвардейцев. Синод и Сенат стараниями Панина, Разумовского и Левшина были за нас. Григорий Орлов вывез маму ночью из Петергофского дворца в Петербург.
Я был в Царском селе. Естественно, что я ничего не знал об этих событиях и преспокойно улегся спать. Ночью меня разбудили и просветили. За мной примчались Преображенцы во главе с поручиком Чертковым, чтобы доставить меня в Петербург.
Признаться, я был удивлен, что не приехал кто-то из Измайловцев. Если уж не сам младший брат Алексея Григорьевича РазумовскогоКирилл, так хоть кто-то из его приближенных, с которыми я был знаком. Но при них было письмо от мамы, так что я быстро оделся, взял с собой пару гайдуков, которых мне уже с полгода как любезно предоставил Разумовский и поскакал в Петербург.
Емельян Карпов был доволен своей судьбой. Ну, сейчас уже был доволен. А вот раньше Когда год назад на его брата Михея выпал жребий в рекрутчину, отец их Кузьмасельский кузнец, человек богатырских статейпочти сажень ростом, но тихого нрава. Так вот, отец твердо определил, что Михею служить никак не возможнотолько женился, а женка его уже на сносях ходит. Денег на наём замены у них не былооткуда такие деньжищи, крестьяне же. Так что идти в рекрутчину выходило Емельке.
А что, тот к кузнечному делу, в отличие от старшего брата, тяги не испытывал, крестьянствовать тоже не стремился, даже невесты у него не было Ходил Емеля то молотобойцем у отца и брата, то в деревенских пастушках. Не то чтобы дурачок, но какой-то неспособный к нормальной крестьянской жизни. За что не возьмется, ничего не выходит. Только молотом лупить со всей силы и мог, а это в деревне не часто и требуется.
Так что в рекруты ему судьба была пойти. Он и пошел. Обнял на дорогу родителей, помахал кулаком пред носом брата: как же, коли вместо тебя иду, так должен ты так жизнь прожить, чтоб все обзавидовались! И оставил своё сельцо Колядино навсегда.
Вот тут и понял он, что жизнь его до этой поры сказкой была. Ростом в целых два аршина и десять вершков, был он истинным великаном. Но характер у него был в отцатихий и робкий, поэтому в начале службы поручик на рекрутской станции попытался продать его обманом на демидовские заводы. Помешало тому только то, что на слух о медведе, забритому в рекруты, прискакал капитан Копорского полка, возжелавший заполучить его в создаваемую гренадерскую роту. И приехал он очень вовремя, когда на дежурстве был другой офицер, не состоявший в доле с жуликоватым поручикомвсё вскрылось. Емелька отправился в Санкт-Петербургв полк, а поручикна суд губернатора.
В полку он сразу был определен в гренадерскую ротус таким ростом без вариантов. Больше всего его командиры боялись, что его заберут в гвардию без какой-либо оплаты им. Поэтому припрятали его в полковой слободе и не выпускали в город. Там же оказался и его землячок. Ну как земляк, просто обатверские, но всё-таки.
Захар Пономарев был отправлен в рекруты как вор. Поймали его на краже у соседей и не в первый раз, вот мир его и отдал. Хотел бежать по дороге, но старший попался внимательный, лоб ему забрили сразу и ловили два раза, пороли потом так, что несколько дней в побег пойти не было сил. Когда попал в полк, там уже знали его репутацию и тоже заперли в слободе, где их учили солдатской жизни. Там они и познакомились и даже подружились.
Прошел год и Емельян оказался хорошим гренадером, а Захар мушкетером, и вот собрались отправить их уже в постоянные роты. А перед этим, наконец, разрешили выйти из казарм в город. Вот тут и решили дружки гульнуть напоследок. Зашли в кабак, выпили-закусили, пошли дальше гулять по городу, смотреть на людей, на дома, каких раньше не видели. Может и ещё где выпить.
Оба были слегка пьяны от выпитого в кабаке и от ощущения свободы. Они брели по улице, не разбирая дороги, весело переговаривались и не обращали внимания на окружающих, но шум, раздававшийся за углом, был слишком громок и вынудил их остановиться и замолкнуть.
Что это, Захарушка? непонимающе произнес Карпов.
Дык, похоже, убивают кого-то, Емель! удивленно произнес приятель.
Эвона! задумчиво протянул гренадер и тихонечко выглянул из-за угла. Увиденное заставило его отшатнуться и непонимающе уставиться на друга.
Что там?
Там, это, какого-то мальчонку с гайдуками убивают. Непорядок, брат, ребенок же! Карпов глянул на приятеля, и, поймав ответный задорный взгляд Захара, Где наша не пропадала! рывком кинулся к месту схватки
Ехать было далеко, и мы скакали всю кроткую летнюю ночь, однако к утру уже на окраине города наш конвой странным делом пропал. Гайдуки заволновались. Старший из нихГригорийнервно сказал:
Знаешь, Ваше Императорское Высочество, странно это. Конвой просто так не пропадет, если бы на них напал кто, мы бы увидели, а так оторвались от нас и понимай, как звали. Что-то не так. Ловушка, похоже
А что же они нас сами не порешили? спорил с ним второй гайдук, Степан.
Если бы они нас сами убили, глядишь и признался бы кто из преображенцев, или заметил бы кто, что это именно они так нас вмешался уже я.
Мы начали нервно оглядываться. Потеряли-то мы свой конвой в мелких улочках. Завел нас наш конвой туда, а мы уже устали и не поняли, что нас заводят в засаду.
Всё верно, из-за угла вывернула группа оборванцев. Они и были той засадой, которую мы ждали. Оборванцы оказались хорошо вооружены и открыли огонь из пистолетов. Гайдуки были ребятами очень опытными, Алексей Григорьевич дал мне в охрану лучших из лучших, видно чувствовал что-то. Григорий и Степан подняли свих лошадей на дыбы, прикрывая меня от огня нападавших.
Лошади получили сразу по несколько пуль и с жутким плачущим ржанием завалились на землю, а ребята успели соскочить, да ещё и пистолеты из седельных кобур с собой прихватили. Я воспользовался предоставленной мне паузой и соскочил со своего коня, также вытащив пистолеты.
Гайдуки открыли ответный огонь и не промахнулись в отличие от нападавших, трое рухнули, один из них оказался ранен в живот и огласил округу своим криком. Ребята ударили в сабли, против каждого было по несколько врагов, и, скорее всего, они бы не смогли сдержать нападавших. Григорий кричал мне, чтобы я бежал, называя меня Игнатием, надеясь хоть как-то отвлечь от меня внимание.
Я же словно заледенел. Нет, не впал в ступор, просто мысль бежать за всю схватку у меня в голове даже не промелькнула. Я бросил один пистолет под ноги, поднял второй двумя руками и выстрелил, как учили. Попал. Поднял второй, опять прицелился. За это время Степан получил удар палашом в плечо. Я выстрелилне попал, Степану разрубили голову. Григорий остался один. Всё должно было закончиться за считанные секунды. Я вытащил шпагу, но чтобы я сделал один против шестерых?
Но всё изменилось, из-за угла с диким ревом вырвались две фигуры в солдатских мундираходин как медведь, второй как росомаха. Они были вооружены только тесаками, но большой просто, как спичку, сломал ближайшего к нему убийцу, схватил его палаш и тут же разрубил пополам следующего. В это время тот, что поменьше своим ножом почти одним движением зарезал ещё двоих.
Григорий почувствовал изменение обстановки и так ловко закрутил саблей, что его противники невольно отступили. Я, просто, молча, подошел к нему сбоку и ткнул острием шпаги в бок одному из его противников. Тот схватился за рану, и тут же Григорий срубил ему голову. Всё произошло буквально за считанные мгновения. Вся схватка перевернулась, последний нападавший это почувствовал и побежал.
Но недалеко. Тот, что поменьше, метнул свой тесак и попал ему точно под левую лопатку.
Картина поля боя была кошмарной. Площадка была залита кровью, человеческой и лошадиной и усыпана мертвецами и частями тел. Одна лошадь ещё была жива, билась в муках и жалобно ржала.
Горячка схлынула, я почувствовал дурноту, но пытался сдерживаться, сохраняя лицо. Всё испортил медведеподобный солдатего начало рвать с такой силой и звуковыми эффектами, что сдерживаться дальше было невозможноменя стошнило прямо в кровавые лужи под ногами. К нам присоединился и второй нежданный помощник, и только Григорий сдержался.
Он, сначала, пошатываясь, обошел всех упавших, тихо сообщил, что живых нет. Подошел к умирающей лошади и спокойно перерезал её горло. Потом присел на туловище другой уже мертвой нашей лошадки и, опустив голову, ждал, когда нам полегчает.
К своей гордости, я был первым, пришедшим в себя. Утерев рот, я подошел к своему телохранителю и, наконец, увидел то, что не замечал раньше: он был ранен и балансировал на грани потери сознания. Видимо, первый залп банды не прошел совсем даромна боку его обильно выступала кровь. Я начал говорить с ним, подбадривая его, а сам рыться в вещах убитых.
Разодрал какую-то более-менее чистую рубаху, смочил импровизированный бинт тут же найденной водкой из фляги и подступил к Григорию.
Тут мне на помощь пришли и солдаты. Большой отодвинул меня, разорвал мундир гайдука, будто тот был из бумаги, открыв разодранный, обильно кровоточащий бокпуля прошла по касательной, повредив кожу и мышцы. Григорий потерял порядочно крови.
Солдат, сосредоточившись на процессе, сквозь зубы прошипел:
Захарка, а что это тебя стошнило-то? Ты ж рассказывал, что народу перерезал, что комаров прибил?
Дык, брат Емеля, ловко совратьполовину невзгод от себя отвести! Коли бы не врал так красиво, били бы раза в три чаще! тот смущенно улыбнулся.
Ничё! прошипел из последних сил Гришка. Зато как хорошо он ножиком махал!
Емельян ловко прижал тряпку к боку гайдука и обмотал его вокруг туловища лентами, на который распустил свой камзол. Захар поймал моего коня, который убежал недалеко и подвел к нам.
Сам-то не дойдет, поди! проговорил солдат, помогая Грише сесть в седло. Гайдук прохрипел:
Кто такие будете?
Гренадер Копорского полка Емельян Карпов! пробасил крупный.
Мушкетер Захар Пономарев! представился второй.
Где летний дворец знаете? тут уже вмешался я, не желая раскрывать даже им своего имени до поры.
Знаем, барчук! Пономарев уже хитро косился на меня.
Проводите насозолочу!
Стойте! остановил нас ГригорийТебе, гренадер, надо одеть что, страшно выглядишь. Тот с удивлением осмотрел себя. Картина действительно была пугающая: под ночным небом стоял огромный окровавленный мужик в порванной рубахе.
А нам с мальчонкой надо как-то одежку поменятьна нас засада была, надо как-то по-другому выглядеть. Григорий понял мою идею и сохранял наше инкогнито.
Пришлось нам обыскать трупы, забрать драный плащ, в который кое-как завернулся Емельян. Я облачился в засаленную епанчу, а моего охранника обмотали обносками, и оттого он стал похож на мумию.
Как выяснилось, ловкач брал на себя слишком большую ответственностькак попасть к дворцу они не знали. Пришлось гренадеру вынести дверь в один дом, в котором после нашего побоища открывать на стук нам не спешили, и получить эту информацию от перепуганных хозяев.
Через час мы окровавленные и грязные прибыли к воротам Летнего дворца. На часах стояли двое семеновцев. Наша кавалькада сильно их напрягла: какие-то оборванцы, причем первым идет человек огромного роста, а на коне замотанная в тряпки фигура.
Кто такие, что надо? из караулки сразу вышли ещё двое солдат. Григорий с коня злобно каркнул:
Кто-кто! Разумовский во дворце?
Один из подошедших солдат, видимо старший, поинтересовался с некоторой издевкой:
А какой тебе Разумовский нужен?
Любой! Хоть Кирилл Григорьевич, хоть Алексей Григорьевич.
Хм, а что хотел от них? уже более заинтересовано.
Передай, что Гришка Белошапко тут.
Вот тут они шевелились, видимо указания какие-то были даны. Старший жестом отправил одного из солдат к дворцу, тот рванул резво, как лошадь-четырехлетка. Буквально через десяток секунд с того момента, как он скрылся за дверями дворца, те снова распахнулись, и на крыльцо выскочила мама. За ней тут же выскочил Кирилл Григорьевич, потом Панин, потом Разумовский-старший, Орловы, ещё какие-то гвардейские офицеры, солдаты, и все посыпали к нам.
Уже по дороге Орловы пытались прорваться в первый ряд, но Кирилл Разумовский и Панин своё первенство не отдали, а маму подхватил под руку Алексей Григорьевич, который забыл о своей степенности.
Кирилл подбежал к воротам первым сходу нервно крикнул:
Гришка, ты?
Я, Кирилл Алексич, я! устало ответил мой гайдук.
Где царевич?
Екатерина и остальные уже были рядом, я вышел из-за спин своих защитников и громко крикнул:
Мамочка, я тут!
Она оттолкнула всех, бросилась ко мне, обняла меня, я почувствовал её тепло. Судя по всему, до этого я был в диком напряжении, а тут оно меня отпустило, и я повис на её руках, шепча: «Мамочка-мамочка!» Все запрыгали вокруг, изображая кур-наседок, громко кудахча и чуть ли не подпрыгивая, так я всё это воспринимал.
По пути до дверей дворца я успел поймать взгляд Разумовского-старшего и благодарно ему улыбнуться. А потом я категорически отказался следовать в покои матери до тех пор, пока Гришке не окажут медицинскую помощь, а двух моих спасителей не опросят и не переоденут.
Гришку посадили на стул в кордегардии, и к нему прибежал один и лейб-медиков. С раненого срезали лохмотья, которыми мы его обмотали. Бок выглядел страшно, но кровотечение было уже небольшим. Врач вытащил из сундучка нить и собрался шить.
Меня что-то беспокоило, я поднял руку, привлекая к себе внимание, и задумался. Вот оно!
А почему вы не держите нить в алкоголе? просил я у врача. В больницах в прошлой жизни я бывал не раз, в травмпунктах тожепо разным причинам, но помнил, что нитки врачи всегда вытаскивали из баночки с антисептиком.
А зачем, Ваше Императорское Высочество? вот озадачил, так озадачил. Я раньше не обращал внимания на врачей, после оспы я и не болел толком, а тут вот обратил и был искренне удивлен. Так, о микробах тут что-то знаютЛомоносов мне рассказывал.