На следующий день в наш дом с визитом прибыл полицмейстер.
Имею честь представиться, доложил он, полицмейстер коллежский советник (это как статский полковник) Иванов. Сообщили, что вы прибыли с казёнными целями, и вот, не дождавшись визита, решил сам прибыть для знакомства.
Мы пригласили полицмейстера за стол, мама быстро приготовила закуски и поставила графинчик беленькой в центр стола. Мы с коллежским советником сели за стол вдвоём как два официальных лица и выпили по рюмочке смирновской.
У нас всё делается по Гоголю, господин коллежский секретарь, сказал я. Сообщают чёрт те что, а потом официальные лица начинают думать о чиновниках, прибывших инкогнито. Я, кстати, сегодня хотел зайти в управу, чтобы представиться официальным лицам, как это положено по заведённому порядку. Хотя я и просто в отпуске, но мало ли какая возникнет ситуация, в которой и мне нужно будет принимать участие. Давайте ещё по одной и есть у меня один вопрос, личный.
Мы ещё выпили, и полковник вопросительно посмотрел на меня.
Господин полковник, сказал я. Статские очень любили, когда их называли военными чинами. Как вы считаете, есть ли в стране нашей предпосылки революционного движения и есть ли элементы революционной ситуации, которые вы учитываете в своей работе. Разговор совершенно конфиденциальный. Если не доверяете мне, то забудьте о вопросе. Это нужно лично мне, чтобы иметь какую-то реальную основу того, что уже выкристаллизовалось у меня по этому вопросу.
Полковник осмотрелся по сторонам, как бы проверяя, не подслушивает ли нас кто-то, а я в это время наливал по третьей рюмке. Мы выпили, и Иванов сказал:
По моему мнению, революция зреет и всё потому, что народ стал жить хуже. А жить он стал хуже потому, что его обворовывают как чиновники, так и те, кто получил жирные куски возле премьерского кресла. И все наши деньги вывозятся за границу или тратятся на безумные дворцы в курортных зонах. Мы могли бы прекратить разграбление страны, но нам связывают руки. А суды и прокуратура глядят в рот правительству. Раньше было совсем не так. Вот и всё. Рад был с вами познакомиться, и я ничего вам не говорил, даже под пытками буду отпираться, что у нас с вами был какой-то разговор. Честь имею, разрешите откланяться.
Я сообщил родителям, что познакомился с замечательной девушкой, которая учится на врача и как только она закончит учёбу, мы с ней обвенчаемся. Так что, в скором времени снова поедете в столицу на нашу свадьбу. И я показал своим фотографию ААА. Все одобрили мою невесту, а мама даже и всплакнула.
По документам мне уже было двадцать пять, реверс уже не требовался и ничто не препятствовало нашей свадьбе. Правда, мне нужно было идти просить её руки, но после обручения это было уже простой формальностью.
П моей просьбе брат нашёл Шмоню, который работал на заводе и уже числился довольно неплохим токарем. Оказывается, что его зовут Владимир и фамилия его Шимонаев. Вот откуда Шмоня пошёл.
Шмоня был очень удивлён, когда увидел меня в офицерской форме. Сначала он меня не узнал и думал, что я из полиции, а потом я рассказал ему, кто я есть и он сел уже спокойно. Мы с ним пили чай и вспоминали наше детство.
А помнишь, как мы с тобой красавчика в пыль обмакнули? спросил я. Он мне кирпич в руки сунул, чтобы я тебя я добил, но мы с тобой поняли друг друга и проучили того, кто в наши дела полез. А ты не знаешь, где сейчас этот красавчик?
Спрашивал я тогда у своих корешей о нём, сказал Шмоня. Говорили, что он приехал и сибирского Энска и специально тебя выслеживал. Вот только зачем, никому об этом не говорил. Если бы ты меня кирпичом стукнул, то тебя бы в детскую колонию определили и прощевай как звали. Да и он вскорости уехал к себе в Сибирь. Да, ещё вспомнил, Крысой его кликали.
Мы тепло попрощались со Шмоней, и он ушёл.
Как пойдёшь в армию, отпиши мне, сказал я ему.
А куда писать-то? спросил товарищ детства.
Адрес простой, засмеялся я, Петербург, Зимний дворец, Туманову Олегу Васильевичу.
Ну ты даёшь, засмеялся Шмоня и ушёл.
Ладно, поедем в Энск, подумал я. Город чай не чужой. Знаю его вдоль и поперёк. Добрые люди помогут найти этого Крысина. Нет Крысова. Нет, Крысякова Вадима Петровича одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения. Это он потом Крысовым стал, когда стал депутатом Госдумы.
Перед отъездом я зашёл в своё реальное училище показаться преподавателям и ученикам, с которыми полтора года назад вместе учился.
Сказать, что я ошарашил всех, это значит не сказать ничего. Хотели устроить торжественную линейку учащихся для моей встречи. Еле отговорил начальника училища, надворного советника, это как подполковник по-военному.
Что я им скажу, господин надворный советник, объяснял я ему, поступайте в Николаевское кавалерийское училище? Так туда принимают только потомственных дворян и после окончания кадетского корпуса. То есть реальным туда дорога заказана. Спасибо вам, что они получат среднее образование и могут поступить в университет или пойти на государственную службу и лет через пять стать коллежскими регистраторами. Здравствуйте, Анастас Иванович, а я вас искал. Вот и Анастаса Ивановича спросите, он все петербургские порядки знает.
Анастасу Ивановичу я сообщил, что родных проведал и хотел съездить в город Энск по одному делу, а потом возвращаться в Петербург.
Вот и славненько, сказал мой верный идальго, а я не бывал в Сибири и с удовольствием съезжу с вами, благо билет у меня бесплатный стараниями господина Китченера, который поручил мне помочь вам во всех делах. Кстати, вы своё личное оружие с собой взяли?
Конечно, ответил я, на то оно и личное, что я его покупал за свои личные деньги и оно хорошо укреплено у меня под кителем на поясе. Наше, российское, Тульский Токарева тридцать восьмого калибра. А у вас оружие есть?
А как же, улыбнулся мой спутник, трудно жить в деревне без нагана. Тоже тульский самовзвод, семизарядный.
Глава 40
В Энск ехали на поезде первым классом. Транссибирская железнодорожная магистраль давно перешла на тепловозную тягу, а часть пути готовилась к электрификации. Уже не было того стойкого запаха горелого угля и скрипа его на зубах. Цивилизация двигалась вперёд, но не семимильными шагами, как бы хотелось, а как-то так на цыпочках, как бы боясь что-то делать так, за что тебя лишат наработанного или будут доить лихие люди, работающие в тесном контакте с полицией.
Мне, вышедшему за рамки военной структуры и закрытого пансиона, сразу бросилось в глаза большое количество серых людей вокруг. Это были люди, одетые во всё серое: брюки, пиджаки, рубашки, галстуки, ботинки и обязательный серый котелок, вошедший снова в моду лет десять назад. И количество серых людей было фифти фифти с количеством нормальных людей, то есть одетых в нормальные людские цвета. Сразу вспомнился один поэт из моей первой жизни. Он писал про нашу страну, что у нас половина людей преступники, а половина их конвоирует. Полстраны угодники, а полстраны доносчики. Полстраны уже сидит и полстраны готовится.
У меня был незамыленный взгляд и все странности сразу бросались в глаза. Да и все мои знакомые намекали, что многих людей уже нет в приличном обществе, получается, что и всё наше общество стало неприличным.
В наше спальное купе вдруг вошёл господин во всём сером, сел, закурил и довольно развязно спросил:
А что, господа, если мы сбросим с нашей шеи ярмо парламентаризма и отдадим всю власть нашему горячо любимому премьеру, который дённо и нощно заботится о благе всего российского народа?
Ни слова ни говоря, я врезал ему по моське, извините за жаргон и издержки пролетарского происхождения, и с серого сразу свалился котелок.
Ааааа, заорал он, доставая из жилетного кармана какой-то жетончик на цепочке, я агент охранки, я тебя в лагерях сгною, и тут же получил ещё один неслабый удар по физиономии, от которого успокоился.
Я посмотрел на жетон. Металлический овал из светлой латуни. Сверху оттиск двуглавого орла, ниже написано «Государственная тайная полиция», ещё ниже буква Eи через дефис шестизначный номер. Это получается, что таких тайных агентов не менее миллиона курсирует по необъятным просторам нашей родины, провоцируя людей на антигосударственные преступления. А что если люди поведутся на призывы и встанут в ряды борцов? Куда побегут эти владельцы жетонов? Во внутреннем кармане плоский малокалиберный пистолет, из которого убить и не убьёшь, но можно ранить серьёзно.
Я отцепил жетон, протёр его платком, взял пистолет этим же платком протёр и его, и выкинул всё в окно. Затем высморкался в платок.
Вместе с Анастасом Ивановичем мы оттащили «карбонария» к проводнику и сказали, чтобы он вызвал полицию для задержания преступника, пытавшегося напасть на должностных лиц Российской империи.
Где-то через час в наше купе заглянул полицейский офицер в чине губернского секретаря и осведомился, всё ли у нас в прядке и не будем ли мы так любезны сообщить, что говорил задержанный ими человек.
Мы сообщили, что человек в сером призывал к свержению нашего парламентаризма и к передаче всей полноты власти премьеру. Записав что-то в своём блокноте, офицер полиции пожелал нам счастливого пути и откланялся.
Сутки пути пролетели незаметно. Мы вышли на вокзале большого города, и я снова удивился тому, что практически все железнодорожные вокзалы на ТСЖМ построены по одному проекту и походили друг на друга как близнецы-братья. Даже колер был один. Это хорошо сделано. Ни один пассажир не потеряется на любом из этих вокзалов и мгновенно найдёт, что ему нужно.
Ещё в дороге я продумывал, что и как я буду делать. Идти к бывшим знакомым нельзя. Да их уже и не было в живых, а если кто и остался, то прибытие к нему старого знакомца в молодом виде будет расценено как прибытие Ангела за его душой и может досрочно прервать жизненный путь доживающего свои годы человека.
Мы сразу идём в полицейское управление и ищем одного из родственников покойного депутата Госдумы. Родственника зовут Крысяков Вадим Петрович двадцати пяти лет.
В полицейском управлении мы прошли на приём к полицмейстеру. Всё-таки погоны флигель-адъютанта даже малого чина имеют свои преимуществ среди прочих.
Пока мы пили чай, дежурный офицер организовал поиск интересующего нас лица. Все было сделано быстро. Через десять минут офицер подошёл к своему начальнику и положил перед ним записочку.
Полицмейстер прочитал её, потёр пальцем по переносице, посмотрел на нас и сказал:
Хочу сообщить вам, господа, что интересуемое вас лицо является потенциальным преступником и состоит в банде налётчиков, грабящих запозднившихся горожан и приезжих. Грабят чисто, трупов нет и свидетелей нет, чтобы можно было предъявить им обвинение.
Прошу прощения, господин полковник, спросил я, тогда откуда известно, что эта банда грабит? Вдруг есть какие-то другие грабители?
В том-то и дело, что других банд нет, мы их всех поймали и недавно последних отправили этапом на каторгу, сказал полицмейстер, а грабежи не прекратились. Поэтому я и не рекомендовал бы вам встречаться с интересующим вас лицом. Если есть большая необходимость во встрече, то я могу отрядить вам охрану из числа городовых.
Спасибо, господин полковник, сказал я, мы постараемся справиться своими силами. Я могу написать расписку о том, что вы нас предупредили о предстоящей опасности.
Не могу мешать вашим действиям, сказал полковник, но вы, пожалуйста, держите меня в курсе дела и перед отъездом прошу заглянуть ко мне с визитом.
Глава 41-50
Глава 41
К визиту в бандитское логово или в «малину» мы готовились основательно. Во-первых, мы переоделись в цивильную одежду. Появление в том районе в мундирах с золотыми погонами и петлицами со звёздочками могло походить на появление в кухне ресторана ассенизатора с гофрированной трубой отсасывающей машины. Хотя, это вполне естественно, потому что конечной точкой приготовления и поглощения изысканных блюд является выгребная яма, хозяином которой является ассенизатор, без которого мы все бы погибли от эпидемий и сменили свои гастрономические предпочтения.
Если посмотреть на нашу одежду, то первое впечатление относит нас к образам Шерлока Холмса и доктора Ватсона, литературных героев Великобритании, чрезвычайно модных в то время своей борьбой с организованной преступностью и преступниками высшего света и полусвета.
Экипировкой занимался Анастас Иванович и все претензии по нашему внешнему виду нужно адресовать ему. Одни только ботинки чего стоили. В такие ботинки обували учащихся профессионально-технических училищ и по-английски они назывались «рашен бутс», а в среде простого народа у них была точная характеристикаговнодавы.
Не без помощи графа Китченера в американской фирме «Дюпон» (Dupont) мы заказали две футболки из ткани, которая применяется для армирования автомобильных шин. Ткань называлась кевлар и у неё было ещё много сфер применения, до которого просто не дошли создатели и потребители этого продукта.
Пройдёт с десяток лет и кевлар будет широко применяться для изготовления кабелей, тормозных колодок, индивидуальной брони и брони боевых машин.
В службе безопасности Зимнего дворца я получил в повседневное пользование два диктофона с проволочным носителем. «Мезон» был весом граммов четыреста и размером с небольшую конфетную коробку, к которой подключался микрофон, похожий на плоскую круглую коробочку для женских румян. Батареек и магнитной проволоки хватало на полтора часа записи. Зато второй диктофон был новинкой техники звукозаписи и носил загадочное имя «Лилипут». Батарейки в виде таблеток, которые можно подзаряжать, магнитной проволоки хватает на пять часов непрерывной записи. Сам аппарат весом граммов двести был сантиметров пятнадцать в длину и пять в ширину и толщиной сантиметра четыре. И микрофон как маленький кусочек пилёного сахара-рафинада. Всё это мы разместили в одежде, чтобы задокументировать всё, что с нами может случиться и, если понадобится что-то предъявить в качестве доказательств.
Завершением моей экипировки был маленький фотоаппарат с плёнкой шириной в десять миллиметров в маленьком фотоаппарате с объективом автоматической фокусировки. Сам фотоаппарат был такой же по размеру, как и «Лилипут», но толщиной пятнадцать миллиметров и, вероятно, из-за семимиллиметрового объектива был назван «Точка». Для того, чтобы прикрепить фотоаппарат, нужно было пробить отверстия в рубашке и в галстуке, вставить в эти отверстия объектив и накрутить на него насадку в виде зажима для галстука. К фотоаппарату крепился привод, совсем как как тросик сцепления на рукоятке мотоцикла, завершающийся механизмом в виде ручного эспандера, на который нужно было с силой нажимать, чтобы перевести кадр и щёлкнуть затвором фотоаппарата.
Оружие тоже было наготове. Мой девятимиллиметровый ТТ был шедевром оружейной техники. Его прадед трёхлинейного (тридцатого) калибра прошибал насквозь череп бегущего на вас кабана и вам ещё приходилось улепётывать от него со всех ног. Пуля ТТ тридцать восьмого калибра так била кабана в лоб, что он садился на задние ноги, мотал головой в обе стороны и как бы говорил:
Вы что там, совсем охренели.
Вот смотрите. Разница в калибре мизерная, а действие абсолютно другое. Примерно так же, как было во время Второй мировой войны в моей первой жизни. Два танка. Советский Т-34-85 (пушка калибра 85 миллиметров) и «Тигр» с пушкой калибра 88 миллиметров. Разница в калибрах всего лишь три миллиметра, вы её на глаз и не увидите, а зенитная немецкая пушка сшибала башни наших танков, чего не всегда получалось у наших орудий. И вывод здесь один. Если в чём-то отстаёшь, то не лезь со своей хренью, а бери то, что уже апробировано и доказало свою эффективность. Посмотрите, как скаканула наша промышленность после победы над фашистской Германией. Но это было в той, в первой моей жизни. Тогда сразу и ракеты наши полетели, и атомная бомба рванула как следует, и появились как бы отечественные автомашины презентабельного вида, и жены наших начальников и вельмож стали ходить в накидках из чернобурок и соболей.
Ну что, Анастас Иванович, сказал я, двинули на промысел? Надеюсь на вашу защиту со спины. Если что, лупите наповал. Нам с ними детей не крестить. Хотя, нужно действовать по обстановке. Не весь мусор бывает бесполезным.
Как бы мы ни одевались, но в районе городских трущоб мы даже в одежде городских апашей выглядели снобами, желавшими вкусить экзотики. Да и хрен с ними. Кому какое дело, чего мы там собираемся вкусить.
Улица, которая нам нужна, в 1904 году называлась Думская, после 1917 года получила наименование улицы Троцкого, а в 1927 году стала улицей Десять лет Октября. Так вот на этой улице я в первой моей жизни и получил по кумполу тёмной ночью, очутившись на Думской улице в 1907 году.