Еще две попытки. Слова двух неизвестных мне языков. Потом купец встал, вежливо показал мне рукой направление и мы, выйдя их его каюты, пошли по судну. Его молодой гость следовал за нами, а за дверью каюты к нам присоединилась вчерашняя пожилая тетка.
Наш путь не был долог. Дверь, узкая короткая лестница, ведущая внутрь и вниз корабля. Большая комната, плотно уставленная двухэтажными нарами. Женщины. Много молодых женщин и девушек. При виде купца все вскочили со своих мест, спустились с верхних нар и каждая заняла место у изголовья или у спинки кровати. Как солдаты.
Я смотрела на них, а они все смотрели в пол. Ни одна не смела поднять глаз. И это было страшно. Окон не было, как и в пиратском корабле, но воздух не был смрадным. Здесь проветривали. Они не выглядели истощенными или грязными. Но все они боялись. Этот запах страха пропитывал и меня
Купец заговорил. Он обвел рукой помещение, показал на несколько свободных коек. Потом, глядя мне в глаза, он постучал пальцем в мою грудную кость и показал на женщину-учителя. И вопросительно глянул в глаза.
Да, я поняла Он хочет, чтобы я учила язык. Я с трудом сдержала слезы. Сама идея ежедневно общаться с кем-то, выполнять какие-то действия, думать и учиться, вызывала отвращение. До слез и спазмов в горле. Мне хотелось назад, в каюту и ни о чём не думать, ничего не помнить Но выбор был слишком очевиден. Сюда мне хотелось еще меньше. Я немного помедлила и кивнула головой. Я согласилась.
Каждый день после завтрака в каюту приходила ламия Салиния. Вайтаэто ее титул, социальный статус. Салинияимя, данное господином. Писать меня учили на тонких листах плотной бумаги тонким металлическим стилусом. Второе занятие проводили после обеда. Третье начиналось за час до сна и сопровождалось пением. Меня учили играть на местной разновидности гитары. Ну, три аккорда я знала и в своем мире. Язык чем-то напоминал итальянскиймелодичный, певучий. Не слишком сложный. Ламия хвалила меня и была довольна успехами. Пробовали ввести математику, но, выучив написание цифр я в один день сдала «экзамен», показав, что знаю и сложение-вычитание, и деление-умножение. Математика на этом закончилась.
Мы занимались почти месяц, я уже говорила самые простые фразы и понимала большую часть того, что она говорит. Объясняла она доходчиво и была терпелива.
Перед сном я часто думала о том, что будет дальше. Меня явно готовили для продажи в гарем. Сопротивления это не вызывало, мне было все равно. Мне хотелось есть, спать и не думать.
И мое обучение и моя тихая жизнь закончились так же внезапно, как и начались
После завтрака у меня было около получаса до начала ежедневных занятий. И, как обычно, Суфия повела меня на прогулку.
Что именно случилось я узнала уже после.
Балка, того матросика, собирались кастрировать. Но вместо того, чтобы дать ему снотворное питье, лекарь, перепутав, отправил что-то другое. И когда его начали привязывать к столу, он ухитрился вырваться, вырвать из ножен кинжал у вязавшего его солдата, ткнуть в живот и вырваться на палубу. Тут-то я и попалась ему под руку.
От испуга я не могла ни говорить, ни думать. Помню только дикий визг Суфии и холод железа у шеи Заломив мне левую руку он дотянул меня до какой-то стены и начал кричать, и что-то требовать Через мгновение палуба была полна народу. Вышел купец, таирус Алессио и, глядя на эту сцену, отрицательно покачал головой. Через мгновение я ощутила, как слабеет его захват и матрос медленно оседает у меня за спиной. То, что его кинжал оставил на моей шее широкий порез я ощутила далеко не сразу.
Рванувшись, я отскочила к Суфие, с ужасом зажимающей себе рот обеими руками, и резко повернулась. Моряк слабо дергался на палубе
Из плеча у него торчала аккуратная маленькая стрелка алого цвета
Дальнейшее я запомнила плохо, от вида крови, стекавшей по шее и расплывающейся пятном на халате, мне стало дурно. Помню только недовольный вид жирного лекаря и едкую мазь, что он наносил мне на шею и горьковатое острое питье, которое погрузило меня в сон.
Проснулась я в своей каюте, шея болела, но не так уж и сильно. Суфия сказала, что лекарь наложил швы. Еще четыре дня меня не трогали, а потом состоялся визит в каюту к таирусу Алессио. Жирный старик, морщась и кряхтя, снял с моей шеи повязку. Не знаю, что там было, но таирус гневался и выговаривал лекарю. Тот, глядя в пол, мотал головой и тихо оправдывался. Наконец, закончив воспитательный момент, таирус Алессио крикнул Суфие. Та почтительно вошла в каюту и привычно присела на колени, склонив голову. Приказ таируса она выслушала молча, кивая согласно головой. И после этого отвела меня в ту самую каюту, где содержали всех остальных женщин. За ее спиной шли два солдата и пока она что-то жалобно объясняла мне, солдаты стояли в открытых дверях. Подтолкнув меня к нижней койке, она последний раз погладила меня по отрастающей щетине волос и вышла. А я осталась.
Глава 6
Когда дверь закрылась, женщины начали подходить ко мне. Пытались разговаривать. У некоторых я понимала отдельные слова. Но отвечать не собиралась. Просто легла лицом к стенке. С койки меня сдернула за плечо крепкая девушка. Ну, или молодая женщина. Блондинка, грубоватое лицо, длинные косы. Крепкая и коренастая. Такой же, как на всех остальных халат.
Не понимаю, что она хотела. Но она явно насмехалась и не давала мне лечь. Остальные стояли кружком и смотрели, что и как будет. Я чувствовала их любопытство. Какое-то звериное.
Тогда я еще действительно не понимала Дикая скука так многие из них плыли уже не первый месяц. Занятий не было вообще никаких. Спицы и иглы им не давали. Вся забаваразговоры. И, хотя за ссоры и драки таирус Алессио мог наказать, скандалы все равно случались.
Я попробовала лечь на кровать, но девка опять начала трясти меня за плечо и щипать. Я встала, посмотрела на разгоряченных женщин, на перешептывания, смешки и ехидные улыбки
Я не понимала, что от меня хотят. Посмотрев девке в лицо я четко сказала:
Отстань, я тебя не понимаю. Совсем. и снова легла лицом к стене.
На некоторое время мои слова утихомирили толпу. Такого языка явно никто не знал. А во мне уже ворочался гнев и играл в крови адреналин.
Когда она начала трясти меня сновая взвилась с кровати с такой скоростью, что отскочить и посмеяться она не успела. Толкнула я её сильно, так, что на ногах она не удержаласьупала в расступившуюся толпу, нелепо взмахнув руками. Ложится больше не сталасела по-турецки на койку. Теперь мнение толпы слегка изменилосьчасть женщин начала подсмеиваться над ней.
Девка была обозлена, что-то громко выговаривала, размахивала руками у меня перед лицом Я в последний раз сказала:
Не понимаю. Не знаю твоего языка. Отстань!
Возможно, она сочла меня удобной фигурой для травли, возможнопросто бесилась со скуки. Но она плюнула мне в лицо. Я вскочила с койки Ударить я смогла только один раз, но этого хватило. Я не махала руками и не оралая сильно пнула ее в промежность. Она согнулась, упала на бок, и, прикрывая руками поврежденное место, начала жалобно подскуливать.
Да, чисто теоретически я знала, что там очень уязвимое место не только у мужчин. Удар может вызвать даже болевой шок. Но этот удар, все же, получился случайным. Драться я никогда не умела.
Сейчас я знаю, что именно этот случайный удар спас меня от многих неприятностей. Женщины так не дерутся. Они вцепляются друг другу в волосы, кричат, визжат, плюются. Но бить, как мужчина?!
После этого я легла лицом к стене и больше не вставала до ужина. За спиной гудели и разговаривали женщины, каждые полтора-два часа заходила прислуга и солдаты, меняли ведро за ширмой у маленького окошка без стекла, проветривали комнату, проверяли, все ли тихо Меня больше никто не трогал. Обеда не было, ужин был не слишком вкусный, но и не совсем противный. А главноеего было много. Кто хотелполучал добавки. Жидкая каша, и сухие лепешки. Каждому в руки дали по странному корнеплоду. Серовато-желтый плод весом грамм двести, с крупными бугорками. Женщины с удовольствием ели его сырым. Мне он показался безвкусным и я просто положила его под подушку. Вечером желающих вывели на палубу помыться. Вода была соленая, но теплая. Я обмылась, не стесняясь взглядов женщин. Мне было всё равно
Счет дням я потеряла давно. Но плыть в общей каюте мне пришлось около двух недель. Раз в несколько в пять-шесть дней корабль приставал к берегу и часть женщин уводили на совсем. С палубы каждый раз после этого доносились гулкие и редкие удары молота о наковальню. Отбирал лично таирус Алессио. Я заметила, что многие женщины хотели покинуть корабль побыстрее. Заискивающе улыбались, изредка что-то говорили ему тихими голосами и просительно смотрели в глаза. Я не просилась, хотя он каждый раз смотрел на меня.
Мой черёд пришел когда в каюте оставалось не больше девяти женщин.
Нас, всех оставшихся, выгнали на палубу и не слишком высокий мужчина, с чудовищно мощными руками и голым торсом, одевал на шею каждой из нас металлическую полоску. Потом ставили на колени, голову, боком, клали на металлическую плиту с толстенной деревянной ножкой, и этот кузнец точным ударом молота расплющивал заклепку в торчащих краях ошейника. Сидел металл достаточно свободно, но снять его я бы не смогла. Каждая заходила за ширму, снимала под бдительным взглядом женской прислуги свои штаны и халат, взамен выдавали что-то вроде длинного платья из мешковины. Чистое, но драное, довольно ветхое, в заплатах и с дырами. Даже после длительного использования ткань была жесткой и грубой. И большой кусок такой же грубой тканивместо платка. А море здесь было совсем другоехолодное, серое Городок окружали заснеженные леса, он был только небольшим просветом, проплешиной в гуще деревьев
Обуви и так ни у кого не было. Раньше мне одевали кожаные шлепанцы только когда выводили гулять по палубе. Сейчас выдали огромные деревянные башмаки. Я с удивлением смотрела, как женщины забивают пустое место между деревом и ногой сухой травой. Кучка такой травы лежала в большой корзине.
В лодке к берегу мы плыли с матросами и двумя солдатами охраны. Человек пятнадцать-двадцать мужчин везли отдельно, на двух лодках. Там охраны было на много больше. Таирус Алессио плыл на маленькой яркой ладье с парусом и охраной. Туда матросов не брали, воины сами поставили парус.
Город, к которому мы приближались был почти весь одноэтажный. Снег лежал на крышах и улицах. Где-то далеко за городом, на холме, высился замок с пятью башнями.
Ночевали мы в холодном сарае, на куче лежалой соломы. Но нас покормили последний раз остывшей кашей. С корабля я принесла один из тех самых плодов, что вечно не доедала. Он послужил дополнением к ужину. Солому разделили на две части под руководством средних лет женщины. На одну все легли, максимально плотно друг к другу. Я замерзла и тоже легла на кучу поближе к другим. Сверху укрылась дерюжной «шалью» и почувствовала, как на эту тряпку накидывают солому. Через некоторое время я даже уснула.
Завтрака не было. Нас, довольно грубо, вытолкали из относительно теплого сарая на ледяной мокрый ветер и погнали, как отару овец вдоль улицы. Местные жители, большей частью на улице были мужчины, почти все кутались в меховые куртки. Да и сапоги были сшиты мехом внутрь. У некоторых к шапкам, очевидно для красоты, были подшиты звериные хвосты. Они или спускались, как ушки вдоль лица, или пелериной из пяти-семи штук защищали спину. Почти все они были голубоглазы и со светлыми бородами.
Они останавливались, разглядывали наше стадо, тыкали пальцем и били себя руками по крепким ляжкам. Чем-то мы привлекали их внимание. Здание, куда нас завели с улицы, было невысоким, очень длинным и теплым. Воздух там был пропитан запахом дыма и застаревшего пота, прокисшего пива и животных. Очень отчетливо пахло псиной. На стенах висели лампы, примитивные, масляные. Было довольно темно и душногорело несколько каминов.
Вдоль одной из длинных стен тянулся узкий помост, меньше метра высотой. Каждую из нас посадили на помост и, за не слишком длинную двойную цепь, прикрепили к стене, закрыв на замок. Самый примитивный навесной замок, ключ от которого забрал таирус Алессио. На помосте можно было или сидеть, свесив ноги, или сидеть на корточках. Встать не позволяла длина цепи. Напротив нас стояло несколько грубо сколоченных столов и таких же скамеек. Там сидели местные, пили что-то алкогольное, громко говорили, не смеялись, а ржали и обсуждали свои дела, а, может быть, и нас. Многие из них сняли шапки, но куртки не снимал никто.
Мясистая подавальщица принесла таирусу Алессио кружку с питьем. Он поднял кружку, приветствуя соседей по столу и сделал вид, что отпил.
Время тянулось, все так же пили и разговаривали мужчины за столами, все так же тыкали в меня и моих соседок пальцами и ничего не происходило
Наконец один из мужчин что-то крикнул. К нему, сгибаясь в поклоне, подбежал раб в таком же ошейнике, как и у меня. Выслушав приказ, он притащил два больших, но легких мешка и торг начался. Нас меняли на меха.
Сперва торговались из-за мужчин. К таирусу подходили, предлагали цену, он отрицательно тряс головой. Это все длилось так долго, что я, прислонившись спиной к бревенчатой стене уснула.
Купили меня и еще несколько женщин уже к вечеру. Пожилая статная тетка, лет тридцати-пяти-сорока, бесцеремонно влезла каждой из нас в рот, задрала подол и осмотрела тела, под веселые комментарии и советы толпы. Она торговалась с таирусом азартно, так же, как и мужчины хлопая себя по ляжкам. Она и одета была так жедлинная, почти до колена, распахнутая куртка и меховая шапка с кучей хвостов. Отличало ее только отсутствие бороды и высокий голос. А когда она в азарте кинула шапку на пол, стали видны светлые косы, скрученные в баранки над ушами.
Меня, ту девку, которую я ударила, и еще двух крепких женщин вместе с пятью мужчинами погрузили в телегу, запряженную невысокими, какими-то косматыми лошадками, засыпали сеном и повезли Сопровождали нас шесть человек на таких же конях. У каждого из них за спиной висел лук и был колчан с десятком стрел. Никто из нас не был прикован, но и бежать по снегу и без одежды никто не пробовал.
Глава 7
Солома сдвинулась и наблюдать я больше не могла. Да и день катился к вечеру, так что не думаю, что в сумерках было видно хоть что-то, кроме леса вдоль разъезженной санями дороги. Я задремала и проснулась от громких резких голосов и от холода. Кто-то безжалостно расшвыривал солому
Замок поражал воображение размерами, массивностью и нелепостью. Казалось, что строили его из разных материалов, из того, что подвернулось под руку. И строили не одни год. Возможноне одно десятилетие. Никого не беспокоила гармоничность постройки. Главное былопобольше и покрепче. В строительстве были использованы валуны и отесанные глыбы, кирпич и гранит разных цветов. Две башни имели верхние этажи из бревен. Десятки труб разных размеров выпускали в закатное небо столбы черного дыма.
Одна из башен была почти красива, сложена из плиток, похожих на песчаник. С высокой островерхой крышей и похожими на готические окнами. На всех башнях было что-то вроде наружных закрытых балкончиков. От них к самой земле свисали толстые канаты в несколько рядов. В нее нас и загнали, не дав рассмотреть все остальное.
Меня уже трясло от холода и попасть на кухню, где бегало несколько десятков человек, раздавались зычные команды и одновременно готовили на дровяных плитах и в огромной камине, было почти удовольствием.
Я терла слабые тонкие пальцы, пытаясь быстрее согреться, когда в кухню стремительно вошла женщина в сопровождении нескольких человек. Как и все она была блондинка, лет сорока, крепкая и высокая. И одежда ее говорила, что занимает она немалый пост. Разобранные на прямой пробор волосы были прижаты к голове золотистым обручем с непонятной асимметричной эмблемой на лбу. Там тускло поблескивал мутный зеленый камень. Тяжелое теплое платье светлого цвета было украшено яркой каймой, не доставало до земли сантиметров тридцать и демонстрировало вышитые войлочные сапожки с заостренным, немного загнутым носом. К ней тотчас подскочил один из кухонных крикунов и, тыкая в нас пальцем начал что-то требовать. Она величественно кивнула головой, осмотрела нас внимательным и цепким взглядом и ткнула пальцем в блондинистую девку и меня.
Женщина, которая привезла нас сюда, сейчас стояла у меня за спиной. Я почувствовала тычок между лопаток и непроизвольно сделала шаг вперед. Девица тоже шагнула. Мужчина, который требовал что-то начал говорить, резко жестикулируя. Блондинка кивала головой, с чем-то соглашаясь. Или нет Язык жестов был мне незнаком. Я молчала.