Тогда мою дочь будет звать Ева, по предпоследней букве! Это будут новые существа, и имена их будут новые!
Окаменевший скелет гигантского ящера, сыгравшего революционную роль в появлении человечества на Земле, был найден многими миллионами лет позже. Учёные дали ему имя Тираннозавр ящер-тиран.
Татьяна Осипова. ПОКОЙСЯ С МИРОМ
Хук слева. В сторону Макферсона полетели кровавые сгустки, выбитые зубы. Хук справа. «Что же он не отвечает? крутилось в голове Томаса. Давай, Мэтт! Ставь блок! Он же размажет тебя»!
Гладиаторам кричать или подбадривать участников запрещено.
Трибуны «Колизея» забиты до отказа. Зрители орали, улюлюкали, стучали ладонями по спинкам сидений. Бойцы сидели в нижнем ряду и походили на каменные статуи, хотя мускулы на лицах выдавали эмоции, как и игравшие желваки. Том не понимал эти правила, порой поддержка товарища на арене могла решить исход боя. Воины, закованные в металлопластиковые латы, напоминали истуканов, кивали головами, сжимали кулаки.
Администрация колонии считала, что своими драконовскими мерами она сможет пресечь неповиновение и драки. Управляющий тюрьмой решил, что самое верное решение посадить на поводок особо опасных преступников, отнять у них возможность выплёскивать эмоции во время Смертельной драки. Их посадили на трибуне, в нижнем ряду. Хотя насилия хватало и в коридорах, и в клетках, и в камерах, там всегда правили жестокость и сила.
По меркам арены Колизея Томас уже считался опытным гладиатором, восемь лет приличный срок. Он провёл пальцами по бритой макушке, сегодня вместо него кровь с песком смешивал Мэтт.
Томас повернул голову в сторону Вонга, ощущая его неодобрительный взгляд. Куратор грозил кулаком, обычно он не показывал эмоций. Макферсон опустил глаза, покусывал губы и молчал, выслушивая назидания Вонга. Знал, что сам виноват, ведь вернулся под утро, нарушил дисциплину.
Хорошо хоть из комендатуры не позвонили, прошипел Вонг, продолжая трясти кулаком перед носом провинившегося гладиатора. Ты вроде на «Сагари» мечтал попасть?
Томас кивнул.
Ещё один такой ночной круиз, и отправишься в «Рэдлл». Все знали, что это за поганое место. Макферсон тоже понимал, что срок заключения может увеличиться вдвое, и провести его в «Рэдлле» перспектива не из приятных. Равносильно пустить себе пулю в лоб. Огнестрельное оружие вышло из обихода, а выражение так и осталось.
Отправиться в колизей на Сагари стало бы настоящим подарком место дарило надежду, но и разбивало её в кровь о песок арены. Томас верил, что на планете Сагари у него есть шанс выиграть бой и получить статус освобождённого. Иначе ещё десять лет придётся выживать в круге колизея, если повезёт. Никто обычно не доживал до окончания срока.
Верзила нанёс новый удар Мэтту. Мощный апперкот подбросил противника. Томасу показалось, что он даже услышал хруст ломающихся костей. Кровь багровым соусом брызнула из ноздрей бойца, выплеснулась изо рта, медленно струилась по подбородку. Макферсон видел всё, как в замедленном кадре кинофильма и то, как Мэтта отбросило назад, и то, как кровавые росинки замерли в воздухе, а потом окропили кулак ухмыляющегося динарийца. Верзила, двухметровый звероморф с планеты Динария, обошёл поверженного противника, поднимая вверх мохнатые руки, покрытые густой синей шерстью. Он выкрикнул что-то на своём языке, явно матерное, потому что судья динариец пошло ухмылялся и кивал, барабаня пальцами по столу.
Полянский с трудом поднялся, но пошатывался, потеряв ориентацию, словно не видя противника. Верзила развернулся и ударом ноги отбросил его.
Мэтт отлетел к стене, ударяясь затылком. Из горла поверженного воина вырвался стон и булькающий хрип. Гладиатор медленно сползал на коричневый песок. На стене расползалась кровавая клякса. Полянский закатил глаза, хватался пальцами за песок, а тело вдруг выгнула судорога. «Переверните же его! умолял про себя Макферсон».
Он же захлебнётся кровью! выкрикнул, не выдержав накала эмоций Мак. Всякому терпению есть предел!
Удар электрического разряда в шею немного охладил вскипающую ярость. Том зажмурился и выругался.
Никому не было дела до разжалованного генерала Мэтью Полянского, руководившего сражением Космических Сил против галактических червей из созвездия Кита. Он истекал кровью, задыхался. Уборщики приехали после короткого сигнала Сумма Рудиса главного судьи арены. Зацепили металлическими клешнями тело, сжимая расслабленные мышцы силача, и потащили за собой, оставляя на красном песке две кровавые дорожки.
Томас сжал кулаки. Правила оставались одинаковыми для всех.
Завтра бой. Завтра он отомстит этому Верзиле. В груди что-то ёкнуло, все-таки было жалко Полянского. Чувство несправедливости царапалось в груди, Том с трудом сдерживался, смотрел на пустую арену, где рытвины в ржавом песке напоминали воронки от взрывов, а пятна крови на каменных стенах дополнили пейзаж новыми оттенками красного.
Он вспомнил, как попал после суда на «Колизей», межпланетную тюрьму. Массивное сооружение кружило на орбите Пегас-112, белого карлика, умирающей звезды. Молчаливая зона космоса, рядом не проходили торговые пути или туристические трассы. Место это было глухим и мрачным.
Ты как загремел сюда? спросил подошедший заключённый, высокий, плотный, с гладко выбритым черепом. Руки у него походили на клешни, мускулистые, покрытые татуировками. Я Мэтью Полянский, в прошлом генерал, он протянул Макферсону руку. Рукопожатие сильное, рука жёсткая, Том кивнул новому знакомому. После трибунала оказался на «Колизее». Он сухо рассмеялся, и его смех напоминал кашель. Да и сам он, несмотря на внешний вид и мощь, человеком оказался мягким и добрым.
Томас Макферсон, представился новоприбывший. Сержант КМВ (Космических Модернизированных Войск) Корпорации «Эдельвейс». Участие в восстании на Земле.
Восстание?! присвистнул Полянский, присел на низенькую металлическую скамейку и похлопал себя по карманам. Курить хочется, он словно осёкся, запрещено. Из модернизированных войск, говоришь?
Ага.
Понятно, за что тебя на эту космическую жестянку отправили.
Я смотрю, тут многое не так, как на Земле, другие порядки. Макферсон посмотрел в сторону нагревающегося чайника. Агрегат менял цвет, а потом запыхтел, выдвигая из чрева большую стеклянную чашку. На трибунах все молчат, тишина. Странно это, не находишь?
Раньше я тоже так думал. А что тут возразишь, дисциплина. Такие порядки.
Вместо охранников роботы.
Корпорация давно ввела их в охрану «Колизея», во избежание взяток и беспредела. Какой срок у тебя?
Двадцать лет, Томас вытащил чашку из агрегата, понюхал коричневую жидкость, приподнял брови и сделал глоток.
Долго, протянул Мэтью, это тебе полтинник будет, если доживёшь, он крякнул и закашлялся. Я тут уже пятый год чалюсь, пока противники попадаются не слишком сильные, да и один бой в неделю. Мне уже скоро сорок семь, уставать стал, но гладиаторам хоть какие-то привилегии.
Согласен, кивнул Том, вытирая вспотевшую шею, в комнатушке Мэтта жарко, хоть и уютно. А кто ж смотрит, если Нет, это же не для нас схватка на арене?
Том, рассмеялся Полянский, сунул в жерло агрегата металлическую кружку и нажал на кнопку запуска. Бой транслируют на станции по всему союзу, зрители делают ставки. Кто-то получает удовольствие, кто-то зарабатывает.
Мэтт рассказывал много, а Том больше слушал, кивал, попивая горячий напиток. Удивлялся, что в этой дыре, в зоне заключения, кофе совсем неплохой.
Полянский ему нравился. Жили они в разных блоках, но по соседству, и часто встречались, могли в определённое время заглядывать друг к другу в гости. Новый друг рассказывал новости, подсказывал, как и где лучше тренироваться, с кем подружиться, а кого лучше обходить стороной.
Несколько месяцев Макферсон присматривался, знакомился с гладиаторами и сочувствующими, так называли тех, кто не участвовал в боях. Несколько раз давал отпор местной шайке беспредельщиков. Они пытались «нагнуть» новенького, это было обычным делом в тюрьме. Его отпор и переломанные руки и ноги сделались неким пропуском в уголовный мир «Колизея».
Скрестив руки на груди, Вонг наблюдал за стычками, кивал и что-то говорил шавкам главаря клана гладиаторов. Больше Томаса не трогали.
Заключённые бойцы делились на несколько сословий задиры, терпилы, беспредельщики и праведники. Томасу эта разделение казалось странным, пока он не изучил подробно всю иерархию космической тюрьмы и не вышел на первый бой.
Сражение оказалось быстрым, а победа, на удивление Макферсона, далась легко. Коротконогое, покрытое шерстью существо яростно подпрыгивало, пытаясь ударить лапой, метило в шею, выпуская когти. Том не раз сталкивался с инопланетными особями и быстро оценил сильные и слабые стороны противника. Быстро реагировал, разгадав стратегию «лохмача». Бил сильно, но аккуратно, избегал излишней жестокости. Гладиаторские бои никогда не привлекали Макферсона, но держать удар он умел. Комиссия об изоляции решила, что по физическим данным и группе здоровья бывший десантник должен развлекать толпу, играть мускулами, выбивать зубы и, если потребуется, прикончить соперника.
Никто из бойцов не получил никаких увечий или серьёзных травм. «Лохмач», житель планеты Риана, сдался. Судя по хлипким хлопкам и вялым перемигиваниям лампочек, бой прошёл на троечку. Зрители «не разбрасывались бонусами», а Макферсона сразу записали в праведники. Рианец, занимающий нишу терпил, радовался, что его не особо сильно поколотили. Через два дня, проходя мимо Томаса, он всякий раз кланялся и пытался коснуться его ботинок. Тому не нравилось подобное поведение рианца, но он не прогонял его и не отвешивал оплеух, как это бы сделали задиры и беспредельщики.
Высокий рост давал Тому преимущество в драке, к тому же он отлично бил не только правой, но и левой рукой. Местные «девочки» с вожделением смотрели на него, когда он проходил мимо. Дразнили розовыми языками и надували небритые щёки. Томаса они не раздражали, но он решил сбрить волосы наголо, тем более стало удобнее, чем с длинными волосами, стянутыми в хвост на затылке.
Красавчик Мак, неужели ты решил постараться ради нас? протянул один из «девочек», когда Томас проходил мимо. Сломанный нос навсегда отбил желание транса и его друзей донимать гладиатора. Да и Макферсону полегчало. Братия беспредельщиков одобрительно хлопала в ладоши, а задиры, вытянув одного голубка из камеры, потащили его в душевую. Кричит он больше для вида, говорил Полянский, сплюнул на пол и выругался.
Противники Макферсону попадались разные, несколько раз он проигрывал. Его не жалели, били ногами в лицо, разбивали нос, выкручивали руки, ломали пальцы. Всякое случалось, уже через год он знал всех сильных бойцов, изучил их тактику, стараясь удержаться на арене. Уйти в переработку было самым худшим, многие хорошие бойцы получали увечья и отравлялись в «трюм».
Однажды Полянский чуть не загремел туда. После трёх проигрышных боёв ему прислали уведомление о «нецелесообразности его содержания на данном статусе заключения». Мэтт перетрухнул не на шутку. Вот тут Томас и узнал, что грозит его другу, не дай Бог, если он отправится отбывать наказание на самый нижний уровень «Колизея».
О «трюме» знали лишь по слухам. Они ходили разные, и каждый приукрашивал жуткие подробности по-своему. Обычно, как говорили, кто спускался туда, больше не возвращался и исчезал в тёмном брюхе космической тюрьмы точно булавка, застрявшая в мусорном баке.
Рассказывали разное, кто болтал, что заключённые после «больнички» становились как зомби. «Их мозги изымают и после перепрограммирования вставляют новым андроидам-надсмотрщикам», кто-то доказывал, что провинившихся используют в переработку, и их умерщвлённые тела идут в пищу заключенным. Эту теорию часто доказывал Урбан, один из задир. Он отбывал срок на «Колизее» восемь лет. К удивлению Тома, Урбан был в отличной форме и говорил:
Фартит мне, Мак. А вот Полянскому не свезло, поэтому система и забраковала его.
Томас опустил голову на сложенные руки, вытирая пот со лба. Ему не хватало шуток и историй Мэтью, он скучал по нему.
Брось. Всё шло к этому, Мэтт был хорошим парнем, но не мы решаем
Не мы, конечно. Все уверены, что мы преступники! Система решает, кто виновен, причём всегда не в пользу осуждённого, чаще всего всех чешут под одну гребёнку! внезапно выкрикнул Макферсон, вперившись в Урбана вытаращенными глазами. Лицо Томаса раскраснелось, а рыжий задира всё озирался по сторонам да прикладывал палец к губам.
Тише, тише. Что ты задумал, Мак? Бунта здесь не потерпят.
Уроды.
Не кипишуй, брат. Урбан приобнял Макферсона за плечи, потом тихо проговорил: Они всё видят, каждый наш шаг, слышат каждое слово. В твоём случае битва на Сагари может стать счастливым билетом. Только так.
Мэтт говорил мне об этом, буркнул немного успокоившийся Томас. Смахнул капли пота со лба и сжал кулаки до боли в пальцах. Но что-то я не видел объявления об отборе.
Вонг скажет тебе, когда ты будешь готов.
Он намекал.
Это уже плюс, Том. Задира кивнул, потирая рыжую бороду. Знаю одно, для поездки в город мечты тебе надо выиграть все бои. То есть победить всех соперников, причем биться ты будешь каждый божий день и не с одним из нас.
А ты откуда знаешь? недоверчиво спросил Макферсон.
Спроси Вонга, Урбан мотнул головой в сторону камеры тренера, она была в конце коридора и занимала ближайшее место к душевой. Вонг первым мог попасть в столовую, да и его камеру можно было назвать скорее апартаментами, чем клеткой.
На этом разговор с Урбаном закончился. Макферсон вернулся в камеру, уселся на низкий табурет, что взял у Полянского. Вспомнил друга, и так на душе стало тошно, что захотелось завыть и пробить в стене дыру кулаками. Кусая губы, он сжал пальцы в замок, в висках пульсировало, в какой-то момент, который пришёл внезапно, Том понял, что выбор у него один путь к свободе, это попасть на Сагари. Неважно, как он оказался здесь, и пускай мир полон несправедливости и лжи, его не изменить. Макферсон знал, что с каждым тысячелетием люди становились менее ценной единицей. «Мы расселились не только по своей планете, мы разлетелись по галактике, захватили звёзды и планеты, как вирус, как паразиты, пожирая и эксплуатируя самих себя».
Когда ему исполнилось пятнадцать, его направили на службу по распределению. Он не выбирал судьбы. Часто размышляя о своём предназначении, надеялся, что в его жизни что-то изменится. Не такой жизни он хотел, он мечтал о другом пути исследованиях дальнего космоса, покорении Вселенной.
Сейчас для него появился шанс выжить. Макферсон знал, что упустить его, значит попрощаться с будущим или когда-нибудь загреметь в «трюм», чтобы сгинуть там, как Полянский.
У тебя получится, кивнул узкоглазый Вонг, хлопая Тома по плечу. Лучше умереть в бою, чем жить, не имея цели, жалеть себя и проклинать участь.
Согласен. Как думаешь, есть у меня шанс победить, вырваться отсюда?
Шанс есть всегда, Мак, только и удача, бывает, отворачивается в самый неподходящий момент.
Куратор внимательно взглянул из-под бровей-домиков на Макферсона, словно оценивая его шансы на попытку завоевать свободу.
Завтра и начнём. Готовься. Помни, победа не главное, тебе не хватает зрелищности боя. Зрители любят накал страстей, им нравится платить за удовольствие. Понимаешь?
Том кивнул.
Внимая словам Вонга, Макферсон не жалел себя. Теперь тренировки занимали всё свободное время. Поначалу беспредельщики и задиры посмеивались. Потом прозвище ему дали Проповедник Мак. Из статуса праведников он был единственный, к кому приклеилось имя. Возможно, дело было в молитве, которую как-то раз прочитал Том над поверженным противником. Слова «Покойся с миром» стали визитной карточкой гладиатора.
Он ненавидел жестокость и подлость в схватке, но чтобы выжить, прибегал к любым методам. После нескольких боёв он не мог прийти в себя, он ненавидел себя за то, что делал убивал и калечил противников. Толпа с экранов рукоплескала и выла от наслаждения. Уроки Вонга усваивались, а куратор кивал, получая свои проценты от победных боёв лучшего из учеников.
Том знал, что зрителям нравятся мучения жертв. Только ему не доставляли эти победы удовольствия. Он не понимал, как у него получается выстоять перед более сильными соперниками. За месяц Проповедник Мак поднялся в третью позицию рейтинга, понимая, что постепенно, но неотвратимо он превращается в другого человека. Эта двойственность пугала, и постепенно Том понимал, что пути назад нет, и он ничем не лучше убийц арены, услаждающих толпу зрителей. Они смотрели с экранов мониторов, которые висели по периметру арены, и жаждали крови, смерти, облизывали губы, сжимали кулаки. Поначалу Макферсон вглядывался в их лица, а потом его мысли занимал лишь бой, поверженные воины становились ступенями, а победы возможностью получить билет к свободе.