Эх-х-х, дорогая моя Если бы я мог выбирать куда отправлюсьОн снова расположился за монитором и надел миниатюрные очки в тонкой оправе, вносящие дисгармонию в пропорцию по отношению к массивности его лица и телаэти очки он одевал лишь в случаях мелкого шрифта. В далёком будущем, я уверен, будут вбивать любую дату, как я сейчас, и отправляться куда душа пожелает, а у меня вариант одиндвадцать девять тысяч двести дней обратного отсчёта. Так что если я отправлюсь не сегодня, а скажем завтра, попаду в двадцать пятое января, послезавтрав двадцать шестое.
Лидия взялась за мытьё посуды, в данный момент оба продолжали диалог спина к спине. Он не видел, как её всю трясёт; вода хлестала в кастрюлю, переполняла через край, стекала каскадным водопадом по тарелкам и уходила клокающей воронкой в канализацию, когда Лидия вглядывалась в собственное отражение кухонного окна. Минус за окном крепчал, похоже, сегодня она проехала по улице последней, теперь все заперлись по домамникто и носа не казал в такую погоду.
Я бы на твоём месте так и поступилаотправилась бы несколькими месяцами позже, а лучше несколькими годами, когда война закончится, снова возвратилась к разговору жена.
Так в этом-то и весь смысл! Он блеснул очками, повернув к ней лицо. Я не зря твою матьнашу свет Анну Викторовну, её сиятельство, пытал всё лето, душу из неё вытрясгде и что находилось на вашем участке в те времена: где старый дом стоял, где располагались сараи, какая территория оставалась пустующей
Ей-то откуда знать? Она младенцем была в твоём сорок втором! В люльке качалась Зато помнит где у нас дом стоял!
Дом сносили, когда в люльке уже качался твой двоюродный брат, тогда они как раз построили этот, вернее тот, что мы с тобой переделывали.
А-а, ну ты, я смотрю, действительно обзавёлся информацией
Пошли, я тебе сейчас покажу! Стас сорвался с места и потащил её на улицу. Выбора ей не предоставлялось: муж-махина двигался напролом, с силой толкая одну за другой двери и крепко вцепившись в её руку. По щекам обоим ударил колющий морозный ветер. Пара оказалась перед лицевым фасадом дома на запорошенной отмостке, без головных уборов, в домашних тапочках. Лидия съёжилась от холода, но изобретателю казалось жарко, в нём пыл только нарастал.
Вот это место. Он остановился в позе оловянного солдатика на заметённой снегом клумбе, где осенью обильно цвели посаженные тёщей цинии. Там стоял дом, вдоль палисадника, а это место было пустымотсюда я и начну свой старт. Он смотрел на неё с грустью, словно вымаливал разрешение на отправку, ждал, что Лидия благословит его. Она в свою очередь ёжилась от мороза, обхватив себя, и ждала, когда же закончиться эта пытка и они зайдут в тепло, она переоденется в просторную пижаму, включит телевизор и устроится в кровати с миской орешков.
Ну хорошо, я поняла Пошли в дом.
Он не двинулся с места. Ветер трепал его густую чёрную шевелюру во все стороны, снежные искры поблёскивали на стёклах очков. В зимнем полумраке в нём угадывалось сходство с цыганским бароном, что-то в нём было и от индуса, а может дело обстояло в бородесбрей которую и всё сходство сразу исчезнет.
Я понялас этого места начнём старт. Могу точно тебе обещать, что пока ты не явишься обратно, в дом я не вернусь, буду ждать тебя до последнего, до окоченения. Согласен на такой расклад?
С её стороны был объявлен ответный ультиматум, смахивающий на бессмысленный шантаж, но Кураев с этой минуты чувствовал себя не одиноким в главном событии не зря прожитой жизни, у него появился верный напарник. Изобретатель сомнительного устройства принял её требования, и они вернулись в дом, уже не хлопая, а припирая за собой двери заботливо, с бережливостью.
В сорок втором, говорил Кураев теперь, как он считал, своей ассистентке, в вашей деревне было спокойно. Немцы по ней прошли в сорок третьем и угнали часть населения в лагеря. Теперь ты понимаешь почему нельзя туда соваться позже?
Это тебе тоже мама рассказалакогда немцы прошли?
Стас наполнил электрический чайник, шипение понеслось усиливаться по восходящей, после этого в кружку с надписью: «Лидия» он закинул два болтающихся пакета на нитке, чтоб покрепче, сыпнул ложку сахара.
Нет. Это мне рассказывала твоя бабка, царствие ей небесное. Я любил её послушать, она мне много чего рассказывала. Квартиру, в которой они тогда проживали, разбомбили при налёте, она тогда взяла в охапку твою мать, старшего, на тот момент двух лет от роду, и прямо из бомбоубежища отправилась сюда: в деревне было безопаснее, прокормиться проще. Хотя Голодали они тогда сильно, и ещё раньше голодалив тридцатые, последние семейные реликвии выменяли на мешок пшена.
У нашей семьи были реликвии? Сроду не знала. А что за реликвиистаринные украшения?
Кураев повернулся к ней и произнёс с укоризной:
Ты, естественно, подумала: драгоценности? Рубины, изумруды, бриллианты Ах нет! Дворян у вас в роду не встречалось. Это всего лишь ордена с Первой мировой. Интересно, почему мне известно столько подробностей про твою семью, а ты ни сном, ни духом?
Лида отвернулась к окну. Теперь некого было винить в плохой осведомлённости о семейном прошлом спустя пройденные годы, или винить её, что задавала мало вопросов, или предков, которых уже нет за скудность информации Только сейчас она осознала, что действительно её никогда не посвящали в подробности семейной биографии, ни слова о войне, будто не было её вовсе, а бытие предков по умолчанию подразумевалось посредственным: шло своим чередом, скучно, обыденно, без значимых событий, рутинно и в то же время не хуже, чем у других. Возможно, таким способом взрослые старались оберегать несформировавшийся детский мозг от отрицательных эмоций, не вспоминали в её присутствии о бедствиях, пережитых семьёй. Кто знает, может у них были намерения водить тесные беседы со взрослой Лидой, показывать потрёпанные фотографии, вспоминать пра-пра-пра но при условии, если она сама когда-нибудь о них спросит. Она не сразу вспомнила как звали прабабкуимя крутилось в голове, редкое такое имя Кажется Алевтина, она жила в снесённом где-то в шестидесятых деревянном доме. Действительно он тогда располагался на территории теперешнего палисадникао существовании избы напоминала небольшая впадина, образовавшаяся на месте засыпки ямы под полом. Лидия свою прабабку никогда не видела и имела плохое представление, как она выглядела, от Алевтины давно не осталось и следа. Трухлявый столб на могиле убрали, используя этот клочок земли с пользой по кругу: на нём захоронили внукаЛидиного дядьку года четыре назад, так остатки старого креста превратились в типовой памятник, но уже с другим именем. На фотографиях, что хранились у старшей двоюродной сестры, Алевтины не встречалось, не считая одного кадра, где она сидит вдалеке на скамье, повёрнутая боком. Её муж и сын ушли с концами на фронт в самом начале войны, но осталась дочьродная Лидина бабка.
Она тащила на себе тяжёлый узел с вещами, продолжал Стас свой рассказ, и двоих детей на руках от самой Ольшанки. Это километров двадцатьдвадцать пять. Осень, слякоть, ноябрь, дети капризничают, особенно твоя мать в кульке, но идти им больше некуда, здесь их ждал родительский дом.
Почему ты хочешь переместиться именно здесь? спросила Лидия. Почему не выберешь место с историей? Дался тебе наш старый дом
Изобретатель достал с верхней полки карту Черноземья и торопливо развернул перед ней.
Куда ты предлагаешь переместиться? Ткни!
Она вытянула шею, глаза её засновали по бумаге: по нанесённым бесформенным пятнам лесных массивов, по извилистой паутине рек и названиям городовзнаменитых и неизвестных.
Да хоть куда Есть усадьбы, соборы, парки
М-да уж Только парков нам не хваталоКураев снова двинулся по дому с заложенными за спину руками. А теперь представь: выберу я полянку, перемещусь, а в этой точке восемьдесят лет назад стояло толстенное дерево. Это только в фильмах пришельцы из прошлого-будущего сваливаются, как ком с горы, из коридоров временион сделал паузу, а продолжил более эмоционально: спрыгнут куда попало, отряхнутся и бегут себе дальше как ни в чём не бывало В нашем случае я окажусь в самой сердцевине ствола: моё тело, точнее то, что от него останется, втиснется, разопрёт древесину с треском, или та будет с силой сжимать его в природных тискахрасплющит голову, раздробит кости Я буду напоминать зуб мудрости, болезненно прорывающий ткань десны и сам же от этого разрушающийся. А быть может я окажусь прямо под гремящей гусеницей немецкого танка да любого танка, чего говорить который проезжал по этому месту восемьдесят лет назад
Ты сам выбрал военное время, сухо вставила Лидия.
Хорошоне танка! Под колёсами грузовика, он снова эмоционально повысил тон, везущим в мирное время бидоны с молоком Под копытами лошади с санями с сеном! В конце концов я могу до смерти напугать местных жителей своим внезапным пришествием, если таковые находились в тот самый момент в зоне прибытия.
А бабушку мою до смерти пугать можно!
Изобретатель сомнительного устройства остановился в центре мохнатого ковра и не спеша снял очёчкипо-другому назвать их язык не повернётся, он осторожно убрал их в нагрудный карман, всунул руки в карманы брюк, закачался по-деловому на пятках.
Твоя бабушка вообще-то не из пугливых, сказал он. Женщину, управляющую трамваем под бомбёжкой, пугливой не назовёшь. Как ты считаешь? Что тебя напугало бы сильнее: появление мужика, странно одетого, или разрывающиеся снаряды, то справа, то слева, а у тебя одна дорогавперёд по рельсам, и полный салон людей за спиной?
Жена задумалась над услышанным, прозвучавшим для неё впервые, странно, что слушала она бабкину биографию от человека, не являвшимся этой бабке никем, чужого для неё человека, приведённого в семью внучкой. Лидия выдала свою версию:
Волшебное появление из пустого воздуха здоровенного бородатого мужика во дворе, и взрыв снарядадля меня идентичны.
О как! Кураев сначала застыл, переваривая сказанное, походил, подумал, покрутил в руках предмет, предназначение которого знал только он и опустился на диван со скрещенными на животе пальцами.
Ладно, решил он подвести итог, я обещаю, что никого не побеспокою. Испытание проведу в два часа ночи, во время глубокого сна у населения. Я только осмотрюсь и вернусь обратно. Пару минут и никто меня не успеет засечь.
А я уже было подумала, что ты собрался постучать в дверь и сказать: «Здравствуйте! Меня зовут Стасик, ямуж вашей правнучки!»
Кураев подошёл и приобнял жену за плечи с целью примирения, хотя они и не ссорились. Подобные диалоги с целью поиска истины проходили в их доме регулярно и уже давно считались нормой, бывали куда более шумные словесные баталии, когда в спорах участвовал старинный институтский другВишняков. Лидии приходилось возвращать в реальный мир обоих, так как их обоюдное стремление к познанию ещё никем не изученного рождало фантастические проекты и могло занести не на восемьдесят лет назад, а к истокам образования Вселенной. В душе она надеялась, что ближе к ночи Стас умается и ляжет спать, перемещение отсрочится до более подходящего момента, а может он когда-нибудь перестанет заниматься всей этой ерундой и устроится на полезную для семьи работу.
После полуночи Стас копошился возле до блеска протёртого чёрного ящика, того, что в этом доме именовали «блоком». Ящик имел размеры двадцать пять на сорок и кроме вентиляционных отверстий в боковых стенках ничем не выделялся. Внутреннее содержимое было в ведении одного создателя, но начинка была достаточно тяжёлойЛидия никогда бы его не подняла в одиночку. Блок подключался к обычной электросети. На случай отключения электроэнергии Кураев организовал страховочный генератор: пока происходит процесс перемещения в прошлое и обратно, блок непременно должен работать, отключить его можно лишь по возвращении. К блоку прилагались два пульта дистанционного управления размером с толстый маркер, кнопка на каждом располагалась сверху и предназначалась для нажатия большим пальцем. Чтобы их не путать, Кураев пульт отправления в прошлое сделал в белом цвете, а обратныйв чёрном.
Лидия наблюдала за его действиями снисходительно, но спать сама не ложилась, хотя всё время испытывала позывы ко сну. У мужа была в распоряжении целая неделя, все шесть-семь дней он мог творить, что хотел, проводить какие угодно эксперименты, устраивать языческие ритуалы у костра, ведь нет, дождался жену, выбрал день, когда она вернулась из города и завлёк в провокационный процесс.
Несколько раз Кураев бродил по двору, присматривался, что-то отмерял, записывал. Лидия наблюдала из окна, помешивая кофе, сначала сваренный по его просьбе, потом разлитый в две чашки для обоих, терять стало нечегосна сегодня не будет. Стас мелькал на морозе в пуховике нараспашку, благо прогнозы не оправдались: наружный термометр опустился лишь до восемнадцати по Цельсию, настоящий мороз ожидался под утро.
Сколько процентов вероятности ты дашь на успех моей попытки? Стас толкал к азарту, хотел подразнить, чтобы скрыть нарастающее волнение.
Только не начинай опять Я устала от этих разговоров.
И всё же?
Лидия попыталась осмыслить предыдущий вопрос, позже выдала со всей серьёзностью:
Одна целая и три сотых
И на том спасибо!
Жена ему польстила, на самом деле она была уверена, что вероятности нет никакой, она равна нулю без сотых и десятых: этот дурак постоит на снегу, сжимая в руке белую пластмассовую безделушку, пощёлкает ею туда-сюда и вернётся в дом не солоно хлебавширасстроенный, разочаровавшийся в жизни, лишённый надежд на будущее
Как у тебя всё легко и простоЛидия возобновила приевшийся разговор, лёжа на диване. Хорошо вот так, ни о чём не париться: сварганил неизвестно чтопобежал скорей запускать Может твои фокусы опасны для жизни! Ну понятно, раз детей нет, можно ворочать всё, что угодно А жену не боишься вдовой оставить? Меня тебе не жалко?
Станислав сразу сделался хмурым, самодовольный вид куда-то исчез, глаза заблестели, появилось желание спрятаться от стыда. Зачем надо было поднимать запретную тему именно сейчасдве запретных темы, они, как удар ниже пояса.
Это моя винасказал он, насчёт детей Я знаю.
Перестань
Да-да, моя. С тобой всё в порядке, хоть ты говоришь дело в тебе Я уверен, что именно во мне, странно, и почему ты не ушла от меня до сих пор? Может ещё успеешь: сорок дване предел, родишь от человеканормального, не шизофреника, без этих глупых идей, экспериментов, вычислений, без этих дурацких опасных для жизни приборов и прочего хлама
Лидия вскочила с дивана с раскрасневшимся лицом.
Ну ты точно идиот! Она скрылась за дверью ванной, шандарахнув ею со всей силы, так, что с боку наличника треснула штукатурка, щёлкнул замок и наступила тишина. Кураев тяжело задышал, взгляд остановился на коврена фрагменте орнамента, похожем в совокупности на львиную голову, несуществующий в природе цветок и одновременно кривоногую банкетку, в точности такую же, что стояла возле его ноги.
Он приблизился к ванной комнате.
Лидуш! Стас привалился к двери грудью, плечом, щекой, рука тихо постучала костяшками. Лидуша! Прости меня, дурака, я повёл себя глупо
Молчание за дверью продолжилось.
Лидуш! Открой, золотце Уже без десяти два, мне пора запускаться. Стас прислонился спиной, теребя свитер на животе. Помнишь, как Гагарина показывали? Он тогда произнёс: «поехали». Интересно, что сказала ему жена напоследок
Дверь отворилась. Глаза у Лидии казались заплаканными, но тщательно протёртыми полотенцем. Она тут же произнесла:
Жена сказала: подключай свою шарманку, иначе сегодняшнему двадцать четвёртому январю не будет конца!
Стас, окрылённый и одновременно взволнованный, воткнул вилку в розетку, блок негромко загудел, всё, находившееся поблизости, едва заметно шевельнулось. Испытатель продолжительное время с интересом безотрывно наблюдал за началом действий, ведомых ему одному, потому что со стороны казалось идиотизмомстоять и сосредоточенно пялиться, к примеру, на утюг после подсоединения того к розетке. Наконец он аккуратно приложил ладонь к поверхности и повернувшись к Лидии прошептал:
Работает.
Затем он тепло оделся, не обойдя вниманием каждую застёжку, натянул шапку из енота с развязанными ушами, обул дутые сапоги, подержал задумчиво пульты в обеих руках, будто примерялся: правой рукойтуда, левойобратно.
Пара вышла на воздух. Северо-западный ветер успел нагнать немалый покров на открытую территориюплощадку для запуска человеческой плоти сквозь временну́ю прослойку в ушедшую действительность. Выглянула лунаизогнутый бочок освещённой её части, доказывающий насколько крива сама Земля. Лидия была в пушистых рукавицах, испытательбез, для него являлось важным осязание двух маркеровчёрного и белого, отчётливость выступа кнопок, главноене нажать их преждевременно от избыточного мандража, не зарубить всё дело на корню.