Сиииг! Я первым поймал сига! орал Пашка показывая нам рыбину, держа её на весу над водой.
Сиг! ахнула Таня. Не может быть, таких больших сигов не бывает!
Не бывает у вас в Калевале, а у нас это еще не очень большой экземпляр, объяснил я.
Все, наша размолвка была моментально забыта, Таня схватила удочку и вприпрыжку понеслась к берегу. Пока мы возились со снастями закат, незаметно переместившись по горизонту, перешел в восход и солнце редкими лучами начало просвечивать сквозь лес.
Надо поторапливаться, скоро настанет день, и поденка уже не будет так садиться на воду.
Когда я забрался в реку и зашагал по дну, стараясь не влететь в какую-нибудь яму, Павел тащил уже второго сига. На этот раз уже без воплей.
Только я хотел сделать первый заброс, как вопль раздался уже с берега.
Я поймала большую рыбу, не могу вытащить, Саша иди скорей ко мне!
Глянув в ту сторону, я увидел, как Татьяна повернулась к берегу спиной, перекинула удочку через плечо и потащила рыбу на берег, как бурлаки баржу на Волге.
Когда я выбрался из воды, то обнаружил сига весом килограмма на два лежащим на траве. Танюха вытянула его из воды волоком. Самое удивительное, что тот не сорвался с крючка. Губа у сига слабое место и рвется в момент, но, как говорится, новичкам везет.
Так, что на три часа ночи, только я еще не успел обрыбиться.
К семи утра мы закончили рыбалку, У нас с Пашкой счет был шесть-пять в его пользу, Таня поймала еще одного крупного сига и была вне себя от счастья.
Тут же на берегу, мы запалили костерок в старом кострище и поставили воду для чая. Уха в наших планах присутствовала, но ближе к середине дня. Для неё еще нужно было поймать несколько хариусов.
Вода в котелке скоро забурлила, и я высыпал в нее половинку маленького цибика чая.
Разложив на куске клеёнки свои припасы, наша троица звучно прихлебывала чай из эмалированных кружек.
После еды навалилась сонливость. Мы не спали всю ночь, и сейчас организм требовал отдыха. Достав из рюкзака спальник, я предложил его Тане, та не долго кочевряжилась и, забравшись в него, мгновенно уснула.
Я же взял кружки и котелок и спустился к воде, чтобы сполоснуть посуду.
На другой стороне реки солнце уже высоко поднялось над лесом и светило прямо в лицо. Усевшись на нагретый солнечными лучами валун, я тоже стал отогреваться от ночной прохлады.
Какое-то время бездумно смотрел на белые буруны в середине порога, и слушал шум текущей воды.
Странно, наконец, подумал я. Как удивительно устроен мир. Для меня, как личности прошло почти сто пятьдесят лет, с тех пор, как я впервые сидел в этом же месте и смотрел на реку, лес, голубое небо. И вот сейчас, я снова сижу здесь и, кажется, что всё, что произошло со мнойпросто сон.
На какой-то миг меня посетило ощущение жаме вю. Мне показалось, что ничего не было, не было первой жизни, не было второй, не было никакой Швеции. А я просто живу в первый и последний раз.
О чем задумался, брателло? прозвучал Пашкин голос рядом со мной.
Я вздрогнул.
Пашка, черт! Напугал меня, я, понимаешь, медитирую, почти заснул, а ты тут, как тут.
Я, Саш, думаю, что йога из тебя не получится, поэтому бросай медитировать, давай лучше пару часиков покемарим, а потом займемся хариусами.
Я постелил плащ и улегся рядом с Таней. Пашка лег ближе к догорающему костру, и мы довольно быстро уснули.
С хариусами у нас проблем не возникло, наловив штук двадцать, мы с рыбалкой на сегодня закончили. Отправив Таню чистить рыбу, я начал искать в рюкзаке пакет с набором для ухи. И с ужасом обнаружил, что соли в пакете нет.
Пашка, ты соль случайно не положил к себе в рюкзак? спросил я брата.
Увы, соль мы так и не обнаружили.
Идем к дяде Ване, предложил Павел. У него соль точно, должна быть.
Мы моментом собрались и пошли навестить карела, дядю Ваню, жившего в убогой землянке неподалеку от железнодорожного моста. Жил он там давно, еще, когда мы с Пашкой младшими школьниками ездили сюда на рыбалку вместе с отцом. Батя обычно привозил ему несколько пачек Беломора, а дядя Ваня наливал нам литровую банку козьего молока.
Это молоко отец выливал под ближайший куст, после того, как мы уходили подальше от землянки. Когда мы в первый раз поинтересовались, почему он так делает, отец усмехнулся и сказал:
Вы на руки его посмотрите.
В следующий раз мы посмотрели на дяди Ванины черные от грязи ладони, кривые загнутые ногти и прониклись.
Вот и сейчас, когда мы подошли ближе к его обиталищу, на нас настороженно смотрели две козы, привязанные длинными веревками к вбитым колышкам.
Молоко не берем, шепнул мне Пашка, улыбаясь.
Дядя Ваня, видимо, услышал тревожное мекание своих питомиц и выбрался из своего подземелья до того, как мы подошли.
Увидев нас, он улыбнулся беззубым ртом и поздоровался.
Тере, пойки, как дела, а где Андреич?
Разговаривал он с нами на смешной смеси карельского и русского языка.
Первым делом спросил о нашем отце, помнит ведь, кто ему Беломор возит.
Пашка, к моему удивлению, тоже достал из кармашка рюкзака две пачки Беломора и протянул тщедушному дедку.
Пассибо пойка, пассибо, благодарил тот. Сейчас я вам майдо налью.
Дядь Вань, нам не надо молока, громко сказал брат, глуховат был дедушка. Нам бы соли немного для ухи.
А нету соли, сам сегодня собирался в Эссойлу съездить, сообщил дядя Ваня, увидев наши огорченные физиономии, добавил:
На том берегу в коди сплавщиков, там одна нехорошая акку живет, у неё можно спросить.
Ну, что же для нас семь верст не крюк, перешли мы реку по железнодорожному мосту и направились к домику сплавщиков, который по какой-то случайности еще не сожгли наши рыбаки, обычно тщательно выполняющие эту обязанность.
Около домика бегала мелкая рыжая шавка, добросовестно нас облаявшая, после чего из дверей высунулась слегка опухшая пожилая женская физиономия.
Чего надо? Спросила она по-карельски.
Услышав в ответ, карельскую речь от Тани, сразу стала приветливей и пригласила зайти в дом. А после того, как я предложил ей сига, за горсточку соли, её вообще было не остановить. В доме было сумрачно и пусто с одной стороны были сколочены нары для сплавщиков, с другой стороны стояла кирпичная печка и рядом топчан нынешней хозяйки, сделанный из деревянных ящиков и такой же дощатый стол и несколько табуреток.
Глотая слова от волнения, хозяйка начала рассказывать, что вот она дожила до преклонных лет и вынуждена жить, где придется, А ведь она родная племянница Тойво Антикайнена, революционера, героя гражданской войны. И если бы тот не умер в 1941 году, то она бы, как сыр в масле каталась, а теперь жадные рюссю не могут выделить ей хотя бы плохонькое жилье.
Пока мы втроем беседовали, Пашка явно скучал, ведь разговор шел на смеси финского и карельского языка, в котором он понимал лишь отдельные слова.
Услыхав, что мы уже были у дяди Вани, Леена Киуру, так звали нашу собеседницу, обрушилась на того с руганью. Больше всего её злило, что сосед из землянки скоро уедет в Эссойлу, где ему выделили комнату в новом доме, а она так и останется на зиму в этом домишке, за шесть километров от ближайшей деревни и в трехстах метрах от шоссе, до которого зимой еще надо добраться по глубокому снегу.
Когда мы вышли из дома и с удовольствием вдохнули свежий воздух, Таня меня спросила.
Саш, неужели она правду говорит? Я не верю, что она племянница такого человека, как Тойво Антикайнен, не может такого быть. Так нельзя жить в наше время, при советской власти. Почему ей не помогли?
Мысленно я улыбнулся.
Эх, девочка, в жизни все может быть. Не исключено, что Леена Киуру, действительно, племянница известного революционера, почему бы и нет. Но в том, что она хроническая алкоголичка сомнений также быть не может. И пропила свою жизнь сама.
Эту же мысль я тут же высказал вслух, никто мне возражать не стал.
Но уху мы все же сварили, влили в неё сто грамм водки, а еще сто пятьдесят разделили с Пашкой. Уха из хариуса, на свежем воздухе пошла на ура. Выхлебали мы её до донышка, после чего отправились к шоссе, дожидаться рейсового автобуса. В наших рюкзаках лежали почищенные сиги общим весом килограмм пятнадцать, переложенные крапивой. Рыбалка удалась.
Интермедия 4
Как рыбалка? поинтересовалась Ольга Медведева, круглолицая, плотная коренастая шатенка, лежащая в кровати с книжкой «Граф Монте-Кристо», когда в комнату с шумом вошла её соседка Таня Эловаара.
Уставшая девушка оставила у входа небольшой туристический рюкзак, подошла к своей кровати и с наслаждением рухнула на неё.
Танька, ты что делаешь? С ума сошла! вскликнула Ольга. От тебя костром ужас, как несет! Переодевайся быстрей. Завтра в баню обязательно сходи, а одежду убери в рюкзак, а то вся комната дымом провоняет.
Татьяна кивнула и принялась раздеваться. Оставшись одних трусиках, она начала складывать свою походную одежду в рюкзак.
Ольга, оторвавшись от книги, искоса разглядывала соседку.
Хорошая фигурка у Таньки, сисечки только маловаты, в который раз подумала она. Парням такие не в нос, им побольше размер нужен.
Когда Эловаара накинула халат, собираясь унести рюкзак в прихожую, Ольга повторила вопрос.
Танюш, так удачно съездили, или нет.
Двух сигов я поймала, без особой радости ответила та.
Эй, подруга! Что-то в твоем голосе энтузиазма не слышу.
Оль, а чему радоваться? Я так надеялась на эту поездку, думала, что у нас что-то определится, а он, козел бездушный, ничего не замечает.
Представляешь, его брат больше на меня внимания обращал, чем Сашка.
Странная ты, Таня, а чего можно ждать от поездки втроем, вот если бы вы вдвоем уехали, тогда еще можно было бы на что-нибудь рассчитывать.
На что, например, спросила Эловаара. Что он мне в любви признается?
Ольга усмехнулась.
Ну, для этого надо постараться, Сама же говорила, что вы с ним с января стали гулять. Если за него замуж хочешь выйти, давно бы дала ему и забеременела. И всё, попал парнишка.
Да я бы так и сделала, но никак не получается. Понимаешь, Саша старше меня всего на четыре года, но мне иногда кажется, что он намного старше моего отца. Смотрит на меня, а глаза такие грустные и старые.
Я в такие моменты кажусь сама себе глупой малолеткой. Думала, что только мне так кажется, а сегодня заметила, что и брат его слушается во всем.
Так ты его боишься, что ли, Танька? Я тебя никак не пойму?
Оля, да я сама себя понять не могу. Красовский мне сразу понравился, высокий серьезный парень, умный. Ну, ты же знаешь, что у меня дома делается. Живем впятером в двухкомнатной квартире в леспромхозовском щитовом доме. Ты не представляешь, как с двумя братьями жить в одной комнате, пока маленькие были еще ничего, а сейчас меня домой ноги не несут.
А Саша живет с братом в благоустроенной квартире, если бы я за него вышла, можно было бы в Калевалу не возвращаться.
Хм, ты и так можешь не возвращаться. Живи и дальше со мной в комнате, плати восемь рублей за жилье, работай в детском саду, учись на вечернем отделении. Закончишь, найдешь работу, а потом и квартира появится. А касается парней, так я тебе парней сколько угодно найду, на такую задницу, как у тебя, любой клюнет.
Ольга, перестань, зардевшись, воскликнула Татьяна. Ты на своей стройке совсем грубой становишься. Не нужны мне твои парни, я Сашу люблю.
Ого! Наконец, призналась, что втюрилась по уши, такие вот дела, хотела парня захомутать, а сама и попалась, засмеялась Ольга.
Наверно ты права, всхлипнув, призналась Татьяна. Мне жить без него не хочется, а он моих чувств не замечает, играет со мной, как кошка с мышкой.
Не знаю, что и посоветовать тебе, подруга. А попробуй с ним поговорить, в любви признаться, наконец. Сама говоришь, он парень серьезный смеяться не будет, в конце концов, он ведь с тобой уже полгода гуляет, значит, и ты ему нравишься. Ты в своей деревне привыкла, что если идешь с парнем после танцев, то он тебе под юбку в этот же вечер может полезть, а твой Красовский из интеллигентов, наверно, от тебя инициативы ждет. Так вы до морковного заговенья гулять будете, так, что, давай, прояви эту инициативу.
А как её проявить? растерянно спросила Татьяна.
Ольга улыбнулась.
О-хо-хо, вздохнула она. Скидывай халат, выключай свет и иди ко мне, сейчас, дорогуша, мы с тобой будем учиться проявлять инициативу.
Когда я пришел домой, проводив Татьяну, в квартире соблазнительно пахло жареной рыбой. Вот только сизый дымок, струившийся из кухни, говорил о том, что сиги у Пашки начинают подгорать. Я прямо из прихожей крикнул, чтобы он убавил огонь, но брат в это время изображал из себя Софию Ротару с песней «Червона Рута» и у него неплохо получалось, по крайней мере, в сравнении со мной. Не знаю, услышал он меня, или нет, но больше кричать я не стал.
Переодевшись, я тоже отправился на кухню, есть хотелось не по-детски. Пашка тем временем перешел на песни Роллингов и мурлыкал «Satisfaction», видимо, представляя себя тощим Миком Джаггером. Я с удовольствием подпел, завыв прямо ему в ухо.
«I cant get no satisfaction!»
Блин! Сашкец, с твоим слухом, лучше рта не открывать! воскликнул брат, И вообще, у тебя траур.
Это еще почему? удивился я.
Потому брательник, что тебя снова в армию забирают.
Ах, это, с облегчением воскликнул я, Пашка, гад, своими словами меня все-таки слегка напугал. Повестку, что ли принесли?
Ага, вон она на столе лежит, сообщил брат. Я только в прихожую зашел и сразу звонок раздался. Открыл, а на площадке какой-то работяга мне бумажку протягивает. Правда спросил вначале, тут ли ты живешь. Ну, я расписался за тебя. Может, не стоило? Я только потом сообразил.
Нет, Паша, все путем, повестку мне на комиссию принесли. Год прошел после травмы, так что снова пройду освидетельствование.
Понятно, протянул братец и предложил:
Давай ужинать, сегодня в кои веки поедим мою стряпню.
Сиги у Пашки все-таки слегка подгорели, но всё равно мы с голодухи умяли большую сковородку. А потом решали, что будет делать с остальной рыбой. Сошлись на том, что завтра половину отнесем в семью Гончаровых, Тем более что мне было как раз по пути, потому что наш новоявленный отчим жил рядом с гарнизонной поликлиникой, в которой мне надлежало проходить комиссию.
После ужина я забрался в ванну, все-таки на комиссию надо придти побритым и помытым.
Павел мытье проигнорировал, сказав, что у него с приятелями намечен на послезавтра поход в баню с друзьями, так, что до этого времени он проживет и так.
На следующий день я с утра рванул на комиссию, по пути заскочил к Гончарову, мама у же ушла на работу, а Сергей Петрович в полной боевой готовности дожидался меня, чтобы кинуть рыбу в холодильник и тоже бежать в свой военкомат. Но все же успел пожелать мне успешно пройти комиссию.
Никакой суеты в пустом коридоре гарнизонной поликлиники не наблюдалось, поэтому комиссию я прошел без проблем. Невропатолог, изучил запись в военном билете, расспросил меня о травме, проверил мои рефлексы и отпустил, сказав, что все напишет в заключении.
Председатель комиссии тоже меня не задержал, сообщив, что военник мне надо будет получить в военкомате.
Ближе к одиннадцати утра я освободился и рысью побежал в университет. Сегодня Гладкова проводила предэкзаменационную консультацию, и мне на неё надо было успеть. Ибо тот, кто на консультацию не приходил, по её определению являлся студентом, не любящим и не уважающим историю КПСС. А, следовательно, не заслуживающим положительной оценки на экзамен, как бы хорошо он не отвечал.
На консультацию я все же успел, когда зашел в аудиторию, вся группа уже сидела в полном составе.
Поздоровавшись, я уселся рядом с Татьяной, та предусмотрительно оставила мне место рядом с собой.
Привет, Таня, как у тебя дела? шепнул я, доставая общую тетрадку из дипломата.
И тут Эловаара меня удивила.
Саша, добрый день, ответила она и чмокнула в щеку.
Мы конечно, с ней целовались, но старались явно не выпячивать наши отношения. Ну, по крайней мере, я старался.
Девушки понимающе поглядели на нас и продолжили свою болтовню.
Татьяна уже похвасталась, что мы ездили на рыбалку, чем вызвала немалое удивление сокурсниц, Ведь в то время, как мы ловили рыбу, варили уху и загорали, ожидая автобуса, наши коллеги с утра до вечера вчитывались в учебник, изучая апрельские тезисы Владимира Ильича и прочие факты, описанные в учебнике. И самое интересное, девчонки искренне верили, что всё написанное в учебнике, является истиной в последней инстанции. Вот такие же студентки будут сдавать атеизм на пятерку на третьем курсе, но пройдет всего двадцать лет и они пойдут в церковь целовать очередные мощи святого, заражая друг друга всякой гадостью.