Однако, князь Багратион постоянно писал графу Толстому, что тому не о чем беспокоиться. При всём том, что город имел большое количество военных и медицинских магазинов и они никуда не вывозились. Таким образом никаких подготовительных действий не предпринималось. В следствии чего, Аким Петрович старательно, как мог, успокаивал высший свет губернии и вынужден был выслушивать массу претензий.
Многие же наоборот, с нетерпением ожидали прихода французов, мечтая опять соединиться с Польшей. Они подчёркнуто радостно обсуждали подобные новости. Вероятно, с той стороны реки были полностью в курсе всего происходящего.
Противоречивые идеи просто витали в этом рано начавшемся лете.
Естественно, разговор за столом снова свёлся к политике.
Во всём виновата масонская ересь, что занесли сюда в обилии иностранцы! случайно заехавший в гости, и оставленный на ужин господин Славинский был ярым противником тайных обществ.
Почему сразу масоны, дожёвывая салат изумился господин Исупов, уж поверьте мне, в России расплодилось огромное количество всевозможных организаций. Иногда такое чувство появляется, что они там новые ежедневно открывают.
Всё же, господа, а я просто убеждён, если бы не Англия с её неуёмной жадностью, ничего бы этого не было.
Один из гостей, полноватый и страдающий одышкой Андрей Борисович Шелепин, приехавший вместе с Николаем Андреевичем, тоже не остался в стороне от разговора.
Континентальная блокада, будь она неладна, никому не приносит пользы. Говорят, даже сами французы частично от неё страдают. Но Noblesse oblige (*положение обязывает) как говорится. И вот, нам тоже ожидать мучений!
Эх, господа. Вы видите только то, что вам показывают. На самом деле всё из-за ненужного расположения к принцу Ольденбургскому, которое совершенно неуместно в современной политике. Витольд Христианович Недзвецкий произносил это чётко и рубленными фразами. Как будто и сам не рад был столь поверхностному восприятию ситуации. Наши солдаты и офицеры даже там, гибли не за нужное отечеству, а всего лишь за чужую неустанную гордыню. Сейчас же, нас шантажируют войной. И вы думаете мы сможем откупиться чем-то малым? Сомневаюсь. Это ж какую прорву денег они потратили, чтобы привести к нам все эти войска. Думаете просто так уйдут? Не смешите!
Каждый отстаивал свою точку зрения, считая только её правой. Дошло до того, что неуёмные спорщики, позабыв этикет, размахивали столовыми приборами, чтобы придать весу собственным словам и суждениям.
В противоположном от «горячей» дискуссии конце стола, Павел Матвеевич обсуждал с госпожой Гурской кое-что более для нас важное.
Екатерина Петровна, думаю на следующей неделе вы сможете выехать. Погода как раз прекрасная для подобного путешествия.
Вы правы, уже можно. Гришенька писал, что в Твери скоро ярмарка будет. И на Селигер я давно съездить хотела, да всё недосуг было.
Не знаю, вышлет ли Григорий Петрович кого вам на встречу, но думаю вы не откажитесь от сопровождения пары татар, вы с ними уже знакомы.
Конечно, конечно. Сейчас такое время. Буду весьма вам признательна.
Да что вы, Екатерина Петровна. Пустое. Мне так спокойнее будет.
При этих словах «бабушка» улыбнулась.
Только жаль Луизоньки с нами не будет.
Но Мария не ездила в прошлом году с нами в Петербург, напомнил Рубановский, думаю она должна получить свою долю внимания и восхищения. Ведь наверняка Григорий Петрович захочет свозить вас в столицу. Это же совсем рядом.
И то верно, брат безо всяких сомнений пожелает отвезти. Как жаль, что будет не сезон, а то бы посетили театр или оперу.
Мария, внимательно прислушивающаяся к этому разговору, старательно делала отрешённый вид, но блестящие предвкушением глаза выдавали её заинтересованность. «Не сезон» совершенно не смущал. Особенно учитывая обретённые в прошлый раз знакомства, «тётушка» даже в это время вполне сможет найти достойное светское общество и получить приличествующие приглашения.
«Летний сезон» дворянство обычно проводило «на водах» или же в имении, спасаясь от удушливой городской жары. Но «предприимчивый» провидец нашёл возможность отослать «бабушку» с Марией подальше от предстоящей трагедии. Дабы госпожа Гурская не заподозрила реальную подоплёку, всё представили банальной финансовой заинтересованностью.
Павел Матвеевич, старался не сильно потворствовать своим знаниям будущего технического прогресса, но иногда находил какие-то совершенно необходимые, но ещё не созданные мелочи, производство коих не требовало особенных технических знаний.
И вот сейчас, по его просьбе «бабушка» отправлялась «навестить» брата, а на самом деле везла письмо от графа Толстого, своему кузену Андрею Ивановичу, вице-губернатору Твери. Увы, но генерала Ушакова, с которым граф был много лет дружен, на должности губернатора только-только сменил Кологривов, в связи с чем обращаться к тому было нежелательно. Нужна была помощь в приобретении небольшого количества земли для строительства задуманного производства.
Не знаю, как господин Рубановский сам не запутался в этой истории, посвящая Екатерину Петровну в коллизии данного прожекта. И объяснения почему он сам не может совершить данную поездку, так и остались весьма туманными.
Одно меня тревожит Павел Матвеевич, как же Луизонька. Она тут одна остаётся.
Помилуйте, Екатерина Петровна! Как же одна? возмущению провидца не было предела, во-первых тут я! Кроме того, приживалку вы взяли недавно
Павел Матвеевич, не стоит так об Ольге, возмутилась Мария.
Прошу покорно простить вы правы компаньонка послушно исправился он, будет постоянно при ней. Да и её «неотлучная тень» Егор. Не говоря уже о татарах.
Вот думаю может Степаниду с ней ещё оставить а с нами Лушка поедет?
На этот вопрос «провидец» только пожал плечами. Он старался не вникать в перипетии распределения слуг в семье.
Мы очень надеялись вовремя отправить «бабушку», к брату. Ведь если она задержится до вторжения, то наверняка постарается увезти меня с собой, что совсем не вписывалось в наши с Павлом планы. Мы же имели на приближающуюся военную кампанию свои виды.
Несколько дней назад провидец сообщил, что основные задуманные идеи готовы. Поэтому он отправил своих родителей на юг, осматривать купленную там по случаю винодельню. Сейчас же усиленно старался выпроводить из губернии и территории будущих сражений Екатерину Петровну с Марией.
Как запасной вариант я даже рассматривала обратиться за помощью к Варваре Сергеевне. И хотя та была крайне разочарована моим отказом сопровождать её в Петербург, думаю она с удовольствием окажет протекцию «тётушке» если понадобится. Опять обращаться к её свекрови и так оказавшей нам в столице такое участие, не хотелось. Это было слишком навязчиво.
Наконец за чаем, когда Мария заняла место у рояля, до меня наконец добрался Николай Андреевич. Естественно, темой разговора была любимая супруга и наследник. Моя первая пациентка из высшего общества уже полностью оправилась от родов. Небольшой шрам, оставшийся после операции, нисколько её не беспокоил. Волновал же господина Славинского только один вопрос, способность супруги к зачатию.
Николай Андреевич, это возможно. Но я бы просила воздержаться от подобного хотя-бы ещё на год. Елизавета Матвеевна должна восстановить свои силы и здоровье.
Сказанное мною мужчину явно не обрадовало, но он кивнул, вынужденно принимая мои доводы.
Что же такого услышал ваш гость, что на лице его отображается вселенская мука? Павел Матвеевич тут же занял освободившееся подле меня место.
Жене его ещё хотя бы год нужно избегать новой беременности. Я осматривала её несколько месяцев назад, никаких осложнений нет, но это не желательно.
Господин Рубановский тихо хмыкнул в ответ, хитро прищурился и почему-то поспешил к уединившемуся в углу с бокалом в руке господину Славинскому. Пользуясь звучавшей музыкой и пением «тётушки», он что-то очень тихо рассказывал Николаю Андреевичу. Постепенно лицо слушавшего тоже озарила какая-то предвкушающая улыбка. Он благодарно кивнул «провидцу» и уже спокойно откинулся на спинку кресла, расслабленно внимая пению.
И что вы ему такое поведали? спросила я у вернувшегося Павла Матвеевича.
О, ничего интересно. У мужчин тоже есть свои секреты, ответил он и нежно улыбнулся, взяв меня за руку, и не волнуйся, милая, с твоей пациенткой всё будет хорошо.
После помощи Варваре Сергеевне число желающих обратиться ко мне пациенток сильно возросло. Господину Недзвецкому даже пришлось завести книгу очереди, так как в госпиталь впускать их строго настрого запретили. На первый же подобный случай господин Сушинский отреагировал такой отборной руганью, что впечатлил даже старого солдата, из инвалидной команды. В связи с чем, мои посещения городской больницы были расписаны поминутно на несколько месяцев вперёд.
Ни Витольд Христианович, ни Арнольд Викторович не понимали моего нежелания уделять больше времени алчущим моего внимания женщинам. У меня же появлялось ощущение, что из врача я постепенно превращаюсь в акушерку.
Но желающие заполучить старшего помощника лекаря появились не только в Могилёве. Княгиня Долгорукова писала из столицы, что после её рассказов, многие дамы просто жаждут моего приезда. Они гневно высказывались, не понимая моего нежелания иметь практику в Петербурге. Некоторые даже предлагали свою помощь в общении с Виллие и получении заветного диплома. Павел, первый раз обсуждая полученные письма с облегчением предложил мне воспользоваться данной возможностью. Но услышав мой категорический отказ, более не возвращался к этому разговору, приняв моё мнение. Это впечатлило. Обычно мужчины редко слышат кого-то кроме себя.
И хотя дел на господина Рубановского сейчас навалилось не мало, он старался находить для меня время. Если сам он не мог появиться, меня всегда ждала небольшая записка от него, оканчивающаяся неизменным «постарайся нормально выспаться».
Как ни странно, но последнее время я довольно часто возвращалась в мыслях к своей последней встрече с туманом. Конечно, мне тогда до дрожи хотелось развернуть Ветра и въехать в заполненный белой пеленой подлесок. Ведь звучащие вдали голоса казались нереально близкими. Но осознание того, что меня ждёт истекающая кровью пациентка, которой только я возможно могу помочь, не оставляло мне иного решения. Потому как мысли о других, оставляемых в этом времени людях набатным колоколом так же звучали в голове. Мучилась ли я от подобного вердикта? Да! Сомневалась ли? Совершенно нет!
Когда я впоследствии рассказала Павлу Матвеевичу о произошедшем, он напрягся, и поинтересовался, почему я не выбрала туман.
А вы бы смогли?
Не смог бы оставить вас здесь.
И я не смогла.
Глава 2
15 июня 1812
Начиная с конца прошлой недели, я нервно ждала новостей. Моё беспокойное состояние замечали все, но списывали на отсутствие в городе жениха.
Особенно в этом деле отличилась Ольга, приставленная заботливой «бабушкой» в качестве моей компаньонки.
Младшая дочь древней, но разорившейся фамилии, как понимаю, она с юных лет занимала эту должность у разных дам. Сначала жила с очень пожилой женщиной, скрашивая своим обществом её одиночество. Потом сопровождала дочерей какого-то дворянина. И так из года в год, сменяя семьи. Перед тем как поселиться у нас, опять присматривала за доживающей свой век старушкой.
Не знаю, была ли Ольга Васильевна в молодости красива, но сейчас, перешагнув тридцатилетний возраст казалась довольно блёклой. То ли годы, то ли пережитое наложили на её лицо печать какой-то отрешённости. Она старалась быть незаметной и тихой. Очень любила читать в слух, и в такие моменты голос её приобретал твёрдость и выразительность. Как я заметила, она вообще предпочитала весь мир чтению. Приезжая со мной в госпиталь, почти всегда оставалась в «коморке» Аристарха Петровича наедине с книгой и отрывалась от неё лишь когда мы уже собирались домой или в больницу.
Видя мою нервозность, Ольга даже изменила собственной страсти и ходила вместе со мной и моими «подопечными» по госпиталю, напоминала про обед и старательно уводилась к господину Сурину на чай.
И вот сегодня моё ожидание неизбежного закончилось.
Город буквально взорвала новость о вторжении французских войск. Это событие обсуждалось кажется везде. Без сомнения, госпиталь не обошла подобная участь.
Особенно у врачей вызывая какое-то напряжение, так как большей части надлежит отправится в действующую армию.
Естественно все ожидали приказа о назначении.
Господин Сушинский не сомневался, что Яков Васильевич не забудет своего протеже, поэтому готовился оставить госпиталь на преемник. К моему вящему неудовольствию им оказался никто иной как Эдуард Платонович Скоблевский.
Но самым большим ударом была новость о том, что меня собираются оставить в госпитале. Ни угрозы, ни слёзы не помогали. Семён Матвеевич остался непреклонен.
Мадмуазель Луиза, я не могу лишить город такого лекаря как вы, улыбнулся он, кроме того, граф Толстой уверил меня в том, что по словам князя Багратиона городу ничего не грозит. Вы остаётесь тут. И это не обсуждается. Вдруг сложные роды, а вас нет? Вы же с таким упорством на них каждый раз стремитесь.
Семён Матвеевич, вы понимаете, что город будет оккупирован французами!
Ну зачем так волноваться, посмеиваясь заявил он, вам нечего бояться, с вашими-то татарами. Вот за французов я опасаюсь.
Всё как Павел и предвидел. Поэтому оставалось только дождаться его приезда и действовать по уже не раз оговорённому плану.
Приказы по медицинскому ведомству не заставили себя ждать. На следующий день, 16 июня прибыли курьеры с распоряжениями. Из лекарей в госпитале оставались только я со Скоблевским. Городская же больница полностью легла на плечи господина Лаппо. Медицинского персонала стало сильно не хватать. Ведь, не смотря на заверения губернатора многие из них с семьями покидали город.
Расшалившаяся погода решила, что и так слишком жарко, поэтому «радовала» нас не прекращающимся несколько дней подряд дождём.
Вероятно, господин Рубановский пока так и не появился, пережидая где-то распутицу. Не знаю почему, но я была абсолютно уверена, что с ним всё хорошо. Задержка может оказаться слишком долгой, а следовало спешить.
Сейчас же, Ольга с подозрением посматривала на меня, ибо именно после получения страшных новостей я успокоилась и стала собранной. Послала в имение за старостами и вообще развила бурную деятельность.
Ни смотря ни на что, я планировала вывезти как можно большее количество раненых из госпиталя. Не хочу, чтобы они погибли. Естественно, под это дело нужны были телеги.
Учитывая же спешно покидающих дома горожан, средства передвижения стали в большом спросе. И тут Егор предложил обраться к нашему старому знакомому.
Соломон Яковлевич, вчера приглашённый «охотником» на чай, весьма настороженно входил в комнату, теребя в руках ермолку. Но увидев меня улыбнулся и расслабился.
Первый десяток минут мы просто чаёвничали и говорили не о чём, соблюдая приличия.
И зачем же старый Соломон таки понадобился милой барышне? Неужто мундир, мною построенный прохудился? с улыбкой спросил портной, сам не веря в возможность подобного предположения.
Господин Гольбштейн, при этом обращении бровь его изумлённо изогнулась, как я вижу вы не собираетесь покидать город.
Ой вей, я слишком стар-таки чтобы убегать. Кроме того, бедных евреев не любят при любых правителях. Так какая разница, кто будет не любить их завтра? Хороший портной всегда сможет добыть себе немного хлеба.
Вы не так поняли меня, Соломон Яковлевич, смутилась я от подобного высказывания, просто я рассчитывала приобрести телеги.
В изумлении приподнялась другая бровь.
Мне необходимо вывезти раненых из госпиталя. Покидающие город не продадут, они им и самим нужны. Поэтому
Таки вы посчитали, что старый Соломон знает за тех, кто остаётся и захочет сделать небольшой гешефт?
Я нервно кивнула. Эх, нужно было дождаться Павла, пусть бы сам находил эти несчастные телеги. Но меня жгло чувство упускаемого времени.
Вы-таки думаете, что лягушатники возьмут город?
Учитывая размеры их армии, я прискорбно вздохнула, мне видится подобное неизбежным.