Из оружия у неё имелись два клинка. В качестве вспомогательногонебольшой, похожий на древнеримский гладиус и называемый здесь кошкодёром, то есть для боя в тесном помещении, или когда приходится идти в ближний бой. Но основным у неё был двуручник. Она несла его на плече, замотанным в плотную ткань.
Сейчас эта женщина, которая всю дорогу хохотала и рассказывала байки из жизни, по-богатырски храпела. Подложив под себя большой мешок с соломой, она устроилась прямо под дверью с гордой фразой: «Мимо тёти Урсулы никто не пройдёт», и тут же вырубилась.
Я лежал и слушал не только её храп. В соседней комнате за тонкой дощатой стенкой кто-то самозабвенно трахался. Крики, стоны, скрип кровати и томные жадные словечки типа «ещё», «хочу больше» и «не останавливайся» не прекращались уже второй час. Эти ненасытные делали лишь небольшие перерывы, дабы с хихиканьем и жарким шёпотом испить вина.
Стоит ли говорить, что для меня, не имевшего секса уже несколько месяцев, это было нелёгким испытанием. Не помогали ни подушка, ни затыкание ушей пальцами. Наконец, я просто смирился, слушая громкий стук своего сердца и то, как ворочалась с бока на бок Катарина.
Вот же блин, со вздохом процедил я, когда из-за стены донёсся очередной, особо громкий стон.
Рядом нервно сглотнула и тяжело вздохнула храмовница. Она невнятно пробормотала, а потом пошарила рукой и что-то швырнула. Видимо, попала, так как это что-то шлёпнулось о мягкое, а Урсула ругнулась сквозь сон и снова захрапела.
Может, и мне стоило напиться в стельку?
Юрий, вдруг заговорила Катарина, ещё раз сглотнув, а у тебя были женщины?
Я вздохнул, думая, что ответить. Нас не учили постельному этикету, а девушка не глупая крестьянка. Она образованная и даже в какой-то мере культурная. Читать умеет и писать. Обучена счёту и некоторым весьма сложным для местных реалий наукам. Чтит традиции. Даже подранков добивает.
Но вот не знаю, что ей ответить, а молчать будет глупостью. Разве что, по совести сказать.
Да начал я и запнулся, сжав губы и обдумывая число. Одна.
Это было недалёко от правды. Случайные связи я не хочу впутывать в рассказ, а девушка, за которой я действительно долго ухаживал, была одна. Пожили вместе почти год, а потом разбежались.
У меня тоже один раз был мужчина, как-то тоскливо протянула Катарина. Четыре года назад.
Так давно? тихо спросил я, облизнув губы. Не сошлись характерами?
Он умер. Он его посадили на кол, и он долго умирал. Три дня Три дня я стояла на коленях перед местом казни и молилась, пока он не отдал душу своим богиням.
Сперва я подумал, что девушка заплачет и начнёт рассказывать долгую историю о том, как её первая любовь была убита, но она вздохнула и через силу начала давить слова.
А тебя не казнят если ты ну другая вера другое сословие?
Нет, дрожащим от волнения голосом, ответил я.
Я боюсь, прошептала девушка. Это глупо, но можно я просто лягу рядом? Ты ведь не человек. Вдруг растаешь в воздухе или станешь зверем. Ты же сам говорил, что можешь превращаться в обезьяну.
Я уже хотел закричать, мол, а что, секса не будет? Но вовремя прикусил губу и угукнул в ответ. Если не может по каким-то своим причинам, лучше не торопить. Я же не дикарь-насильник. Да и изнасиловать её вряд ли получится. Но, чёрт возьми, я бы занялся тем же, что и соседи за стенкой. И не один раз. От такой мысли я ещё сильнее прикусил губу, почувствовав вкус крови во рту.
В этой сплошной тьме прошелестела ткань и с тихим стуком на деревянный пол опустились ножны. Насколько помню, Катарина была сейчас без кольчуги в одном лишь стёганном льняном гамбезоне поверх платьев, которые специально надела после водных процедур, ибо такой минимум полагался телохранителям. А платья у неё дваверхнее, тёмно-серое, с небольшой вышивкой на вороте и рукавами до локтей, и почти белое исподнее, заменяющее сорочку. Оба до колен длиной. Здесь, вообще, у женщин не приняты длинные повседневные наряды. Только церемониальные или парадные опускались до земли. А вот льняные либо шерстяные чулкиобязательны, как у мужчин гульфики.
Ещё раз зашелестела ткань, но на этот раз это был балдахин. А потом заскрипели доски под матрасом. Девушка отнюдь не хрупкая. Спортсменка, однако. Причём не легкоатлетка.
Я здесь, прошептал я, надеясь, что храпящая в углу Урсула не проснётся, и не обломает хотя бы этот первый шаг.
Кровать скрипнула ещё несколько раз, в то время как Катарина бочком подползла ко мне. В итоге я ощутил локтем её тело.
Да, глупая ситуация. За стенкой орут от оргазма, а я рядом с девушкой, и ничего. Я плотно зажмурился, будто в этом был толк, в такой-то темени, и несколько раз мысленно повторил: «Успокойся». Правда, это мало помогло.
Я не растаю и не стану чудовищем, прошептал я, повернувшись набок и осторожно положив ладонь на живот девушке. Вроде жив, рука не сломана, значит, можно продолжать.
А ты ты восхвалишь небесную пару? А то я боюсь, прошептала девушка. Пальцы чувствовали, как дрожит её тело. И я чуть не выругался вслух. Ну почему в этом средневековье так всё сложно? Она ведь тоже хочет.
Принять твоих божеств? Я должен посоветоваться со своим старейшиной, протянул я с досадой в голосе. Вот так ломаются надежды и мечты.
Узнать, не во вражде ли наши божества, чтоб не навлечь кару?
Да, выдавил из себя, в то время как ладонь нырнула под курточку, и начала медленно опускаться к подолу платьев.
Подожди, прошептала Катарина, замерев, словно прислушиваясь.
Хорошо, мы не будем гневить богинь.
Нет. Ты слышишь?
Я тоже замер, пытаясь понять, что происходит. Пара за стеной угомонилась. Урсула храпит, как раньше. На улице какие-то прохожие пьяно переговаривались. А потом я всё же различил звук шкрябанья за стеной. На втором этаже.
Духи? неуверенно прошептал я.
Катарина пару секунд помолчала, прежде тихо, но отчётливо произнести.
Идемони.
Шуршание не прекратилось и не изменилось. Его источник медленно двигался от угла к окну.
Блин, пробурчал я по-русски. Ещё один облом.
С большой неохотой убрал руку с бедра Катарины, до которого уже успел добраться, и полез за пистолетом. Вторая рука нащупала под подушкой имитирующий свечу фонарик. Но зажигать я его не стал.
Наёмница, легонько скрипнув кроватью, скользнула под пологом балдахина, а затем послышались прикосновения к полу, словно она что-то искала на ощупь. Вскоре брякнули ножны, а с крохотной задержкой раздался шелест вынимаемого клинка. Босые ноги сделали два шага к окну, сменившись едва заметным скрипом петель на ставнях.
Мы оба замерли, слушая, как источник шуршания почти приблизился к окну.
Проклятье, тихо выругалась Катарина и быстро захлопнула едва приоткрыта ставни. Только не это, прошептала она. О, Небесная Пара, за что?
Я не смог удержаться и соскочил с кровати, включив фонарик. Оказывается, наёмница подпёрла спиной створки, а лицо её было перекошенным и багровым.
Катарина, что там? тихо спросил я, держа пистолет в руке. Пальцы сами собой сняли его с предохранителя. Мне слово идемони шептать?
Там никого нет, процедила девушка, глядя на меня каким-то непонятным взглядом.
В этот момент в окно постучали.
Катарина? переспросил я, но девушка смолчала. Катюша?
Там никого, торопливо ответила она, но стук в окно повторился.
Открой. Мы всё решим, спокойно произнёс я.
Не открою.
Открой, повысил я голос так, чтоб это не казалось грубостью, когда постучали в третий раз. Пожалуйста.
Девушка зажмурилась, что-то прорычала, а потом в одно движение развернулась, отошла от окна. Ставни медленно раскрылись.
А когда я рассмотрел, что произошло, чуть не выругался.
Клэр?!
За окном, цепляясь рукой за оконную раму, являя нам неимоверно воодушевлённое лицо, была именно она. Оруженоска Ребекки улыбалась так, что казалось, лицо треснет.
Милостивый господин Юрий, не примите ли вы от вашей почитательницы скромный дар. Господин Сасанич сказал, что в стране халумари принято к цели своего вожделения являться с цветами. Я собрала ромашек.
Девчурка сунула в окно вторую руку, в которой был букет. А я состроил жалостливую физиономию и поглядел на пистолет. Как-то само собой появилось желание пристрелить «Сасанича», коим он стал из уст будущей рыцарши. И что делать с пятнадцатилетней дурой, которую явно тонко и изощрённо потроллили? Не выгонять же взашей. Всё же, дочка целого графа.
Кто? Где? Это воры?! громко прорычала из угла Урсула, хватаясь за кошкодёр. Наёмница вскочила с мешка с сеном и быстро оказалась у окна, где замерла, щурясь и часто моргая спросонья. Это что за дырка малолетняя?
Это есть юная графиня Клэр хаф да Кашон, спокойно произнёс я, глядя в сияющие от восторга глаза оруженоски. Только недавно став на путь истинного дворянства она, наверняка ещё не растеряла весь романтизм происходящего. Подвиги не стали бытом. А тут ещё первый кавалер сердца, пусть и по науськиванию своей наставницы.
А мы чё? Во дворце ночуем? растерянно оглянувшись и обведя взглядом комнату, спросила Урсула, что заставило меня улыбнуться. Я не помню, чтоб стражу щемила. А это чё, всамдельная графиня?
И я, и Катарина одновременно кивнули.
Ваша Сиятиства, чё жа вы там? Вы внутрю пожалуйте, расторопно подошла к окну и протянула руки женщина. Возрастная наёмница, в отличие от Катарины, говорила неграмотно. Её диалект простой горожанки отличался от академической речи так же, как разговор официального лица от колхозной байки. Мат, нестандартные выражения и сравнения.
Клэр легко нырнула в проём, а потом быстро встала передо мной на колено, протягивая цветы. Я же чувствовал себя не в своей тарелке. Совсем. Никакие лекции профессоров, никакие земные сказки не могли подсказать, что делать. Я же не Дульсинея, чтоб томно вздыхать на балконе и ронять надушенный платок восторженному рыцарю.
А он чё, тожа граф? тихим шёпотом спросила Урсула у Катарины, но та лишь зло зыркнула на неё, скрестив руки на груди. А чё это мы стоим, как столбики? Надо жа, деточку накормить.
Я мельком глянул на наёмницу, которая вчера размазала по стенке четверых вооружённых девок, выбивая из них кровавые сопли, а сейчас превратилась в курицу-наседку. Но сейчас меня больше заботит Клэр. Я старше на девять лет. Да, цивилизация с хорошим питанием, развитой медициной и минимум изнурительного труда делает меня моложе, но такую разницу всё равно не сократит. Плюс гены способствуют. Помню, мне, уже ушедшему на дембель, не хотели пиво в магазине продавать. Но она всё равно ещё ребёнок.
Подумав немного и представив себя эдакой Рапунцель, я умилённо улыбнулся и принял цветы. Засунуть бы их Сасанычу в одно отверстие вместо вазы. Уже соображал, что делать дальше, но Клар, радостно пискнув, вскочила с колен и быстро вернулась к окну.
Милостивый господин, приличия требуют, и я должна уйти, протараторила эта, по подростковому нескладная и при этом возвышающаяся надо мной на целую голову, особа и перекинула ногу через подоконник. В следующий миг она ойкнула и буквальным образом свалилась вниз. Раздался грохот и тихое постанывание.
Я бросился к окну, вглядываясь в темень.
Клэр?
Я здорова, жалобно протянула она, локоть ушибла, и только.
В узкой улочке послышался шёпот, и возня, а потом смог услышать: «Герда, помоги». Ну, слава всем здешним богиням, она не одна. В то же время мелькнула мысль, что в земном средневековье барышень оберегали от нежелательной беременности заточенной в башне принцессы. А если принцесса сама лезет в башню к принцу? Юношу что лишать девственности, что не лишать, на физиологии это никак не скажется. Или лучше её здесь обозвать юнственности? Наверное, тот же строгий этикет оберегает от нежелательного зачатия неугомонную принцессу.
Снизу снова раздалось невнятное бурчание, на которое последовал ответ: «Ничего не глупо».
Я вздохнул и прикрыл ставни, а обернувшись, увидел две физиономии. Ухмыляющаяся Урсула и хмурая, плотно сжавшая губы Катарина. Вспомнился рассказ храмовницы о посаженном на кол возлюбленном. Если я прав, то этикет здесь очень суров. Куда суровее, чем в нашей нынешней Европе, где всех пугают судом за неосторожный взгляд в сторону феминистки. И не зря мне система советовала в том трактире с приставучими шахтёрками вести себя, как книжный червь.
Буду знать. Буду осторожен.
Глава 12Ведьмины склоки
Юрий, услышал я сквозь сон и открыл глаза. Балдахин был сдвинут рядом с кроватью стояла хмурая Катарина, уже одетая в платье и с оружием. Лучи только вставших светил, пробивающиеся сквозь щели в ставнях, и надсадно кукарекающие петухи, скрипящие доски запахи простой еды придавали утру некую обыденность и беззаботность, словно не на другой планете, а в деревне у бабушки. Хотя, если приглядеться, можно заметить, что рядом с каким-нибудь тонким, но ярко-белым лучиком есть ещё одинблёкло-красноватый. Небесный муж по имени Сол, всегда рядом со своей супругой Шаной. И всегда блёкнет в её сиянии.
Я вздохнул. Этот мир-перевёртыш совсем не такой, как описывали лютое средневековье известные писатели. А может, я ещё не встретился с тем всеобщим дерьмом, в которое окунулся дон Румата. Я не видел глобальной охоты на ведьм, хотя успел побывать в нескольких передрягах. Но разбойники везде есть. Не видел гонений на умных, хотя ещё и не встречал с таковых. Умников здесь ищут другие. Другие их и спасают от неприятностей. Я всего лишь «старший куда пошлют», которого, как и волка, ноги кормят. На пару с головой.
Где Урсула? спросил я, садясь и свешивая ноги с кровати.
Внизу, ответила Катарина. Она поправила перевязь с ножнами и подошла к окну, неспешно раскрыв его. Утренняя свежесть вместе с утренними же шумами ворвались в комнату. Сквозняк прошёлся по помещению, словно полновластный хозяин, проверяющий, всё ли имущество на месте. А под окном спорили, кому убирать навоз, оставшийся после тяглового вола. Спорили самозабвенно, с трёхэтажным матом, отчего не все слова понимал. Но догадывался по общему контексту. Мат, он и на другой планете мат.
Мне приснилось, или ночью к нам действительно через окно залезла Клэр? пробормотал я, а потом увидел рассыпавшуюся охапку ромашек на столе. Значит, была.
Озорство сильней рассудка, огрызнулась девушка, тоже глянув на букет. Оно проронило в душу уверенность, что раз положено иметь мужчину сердца, то и в окна залезать тоже надо. Но, зачем именно этой ночью? Другую ночь не могла выбрать? Вот она незрелое яблоко.
Я вздохнул и потянулся за вещами. Словосочетание «незрелое яблоко» означает наивность, ну или наивную дуру. Да, Клэр действительно не блещет хитростью, и набитых обучением шишек не видно. Не успела ещё набраться цинизмом. Впрочем, именно такой и должна быть юная рыцаршаидеалисткой с горящими глазами, уверенной в том, что весь мир существует только для приключений.
Стоило накинуть курточку, как дверь распахнулась, и в неё вошла Урсула. В зубах зажата ложка, в руках корзинка с большим куском сыра, ломтём хлеба, несколькими яйцами, тремя луковицами, вязанкой сырокопчёных колбасок и бутылкой из плохого стекла.
Фафафа э фафефа, произнесла она, не выпуская столового прибора изо рта.
Что? переспросил я, достав пистолет и проверив перед дорогой.
Пфу, выплюнула она ложку в корзину. Отдавать не хотела.
Урсула поставила имуществ на столик и начала выкладывать содержимое, довольно глядя на добычу.
Ты?
Трактирщица. Значит, эта для самых серебрятых гостей, у кого деньги есть. А я чё, у нас и деньги есть, и целая графинька в окно лезла. Чем мы не серябрятые гости? А она, значит, рогами в землю, грит, нету такого добра. Ну, я в дверь в кладовку и выбила. Всё там есть. Тока эта, юн спадин, я у тя из кошеля пару серебряных взяла. Совсем без денег не по совести брать.
Я пропустил мимо ушей необычное обращение «юный господин», похожее на бытовое сокращение «ваше благородие» в «ваш бродь» в Царской России. А вот про непредвиденные расходы вопрос возник.
Тебе же задаток дали.
Урсула пожала широкими, совсем не женскими плечами, и как ни в чём не бывало ответила.
Юн спадин, у меня семеро ртов дома, я муженьку почти всё отдала. Иль ты подумал, что пропила всё? А пару серебрушек на трактир не жалко.
Я поглядел на Катарину, которая подошла к столу и начала перебирать покупку.
Сыр дерьмо из выжимки. Лук не сахарный. Яйца не варёные. Хлеб уже чёрствый.
Ой-ой-ой, покривлялась Урсула, тоже мне неженка. Хлеб в яйца покрошить, сыром закусить. Зато поросячьи колбаски хорошее.
Хорошие? Да этот поросёнок своей смертью умер! повысила голос Катарина, я бы на эти монеты доброй еды на рынке купила, а не у скупой трактирщицы негодные товары за полцены для лепёшки-рубленки для мимоходящих купцов.