Отрочество 2 - Василий Панфилов 2 стр.


 Ась?  тот заморгал красными глазками с воспалёнными опухшими веками без ресниц, пока до его пропитово мозга пробирались слова служителя.

 Так ето Пантелеймон, в честь святителя,  собрался наконец с мыслями мой духовитый сосед,  а фамилия нет, да и откуда? Из простых мы, вашество. Из тех ворот, што и весь народ, хе-хе! Толька шта я из тех, што настеж с самово малолетству как распахнулися, так никогда щеколды и не имали, хе-хе!

 Прозванье,  повторил писарь равнодушно, не поднимая аккуратно стриженой головы, щедро смазанной бриолином.

 Ето так когда выпить зовут, на любое откликнусь, хе-хе-хе!  смешок дребезжащий, будто в баранье блеянье вплёлся перезвон сделанного детишками колокольчика из треснутой жести.

 Прозванье,  повторил писарь, поведя глазами на сторону. Городовой, стоявший в сторонке, сделал шаг, и с равнодушным выражением кирпичного цвета лица, всадил пудовый кулак в бок бродяжке. Кхекнув, тот начал было заваливаться, скривившись, но могучая рука дебелого служителя порядка подхватила за засаленный ворот, вздёрнув наверх.

 Так бы и сразу х-хе по-людски,  просипел побродяжка, держась за пострадавший бок,  Жжонкой люди кличут, а когда и Опитым, на всё отзываюсь. Пью, стал быть, всё што горит, к-ха!

 Имя, фамилие, прозванье,  писарь подымает на меня равнодушные выцветшие глаза с красноватыми прожилками.

 Панкратов Егор Кузьмич, мещанин города Трубчевска, што в Орловской губернии.

 Прозванье?  не поднимая головы.

 Нет, или я о них не знаю,  вру, и полицейские знают, што я вру, но облегчать им задачу не собираюсь.

Усадив меня на стуле и грозно шевельнув усами для острастки, городовой встаёт чуть в стороне, делая вид свирепый и не пущательный.

 На фотоаппарат  певуче просит полицейский фотограф,  не моргать, сидеть смирно. Та-ак снято! Теперь стоя фотографию.

Послушно встаю к ростомеру, после чего следуют фотографиив шляпе и без. А сидя почему-то одна, без шляпы.

 Пять футов, два дюйма,  диктует служитель писарю, прикрывая зевоту рукой.

Бертильонаж, с прикосновениями нечистых пальцев к голове и лицу, замер аршином размаха членов.

 На тумбу пжалте,  тыкает пальцем-сосиской городовой в нужную сторону, обдав меня выхлопом копчёностей и водки, и я заступаю одной ногой на тумбу, изображая циркового слона, пока меряют мой размер обуви. Отпечатки пальцев, а точнее дажеладоней. Прижать к пропитанной чернилами губке, прижать к бумаге Служитель надавливает сверху на ладони, дабы отпечатки вышли возможно более чёткие. Ему откровенно скушно, казённая деловитость человека, навидавшегося всего и вся, не удивить ничем. Зево-ок

Поданная тряпка, смоченная в пахнущей скипидаром жидкости, помогает решить вопрос с чернилами на руках, и вежливо-равнодушные полицейские сопровождают меня в камеру. Широкий коридор, щедро выкрашенный шаровой краской, обитые железом массивные двери с маленькими окошечками, забранными решёткой. Лязганье замков и беззлобныйдля порядкатолчок в спину, и снова лязг засова, в этот раз за спиной.

Камера довольно-таки просторная, и неожиданно светлая. Напротив входа большое, давно не мытое окно под самым потолком, забранное частым переплётом и защищенное толстыми прутьями в клеточку. От двери до окна с обоих сторон широкие нары в один этаж, у самой двери параша без запахашто значит, недавно вынесенная и отмытая. С другой стороны от двериумывальник, ведро с чистой водой и эмалированная кружкаодна на всех.

А вообщепахнет, и крепенько, несмотря на ощутимый сквозняк от окна. Немытыми телами, больными зубами и желудками, нестиранной давно одеждой и перегаром, вонючими босыми ногами и сохнущими на решётке портянками. Запах трущоб и нищеты. Запах Российской Империи.

 А хто ето такой в моём красивом пинджаке нарисовался?  радостно оскалился гнилыми зубами опухший от беспрестанного пьянства здоровенный детина с длинными сальными волосами, свободно лежащими на жирных плечах. Привстав, он развёл руки

 Никшни, утырок!  пинок в поясницу опухлому, и тот, сделав несколько коротеньких шажочков, ушибается о соседние нары. А пинатель, улыбаясь искренне и дружески, уже соскакивает, протягивая мне руку.

 Здаров, Конёк!

 Здаров, Котяра!

Чуть вздёрнутая бровь, и ближайшие постояльцы спешно отодвигаются, освобождая место. Намётанным взглядом вижу, што самые серьёзные щуки в этом прудумы с Котярой. Прочиевовсе уж шушера мелкая, даром што арестов за каждым, как блох на худой собаке.

Усаживаюсь, не чинясь, смирившись внутренне с неизбежными вошками-блошками. А куда деваться?

 Дык пошутил же,  бубнит тихохонько забившийся в угол детина, потирая поясницу,  так-то я смирён! Хто же знал

 Никшни!  прилетает ему лёгонький, такой себе воспитательный тычок в бок,  Щитай, заново родился! Конёк, ён

Привычно абстрагируюсь от тихого шипенья в паре метров от меня. Личность моя на Хитровке по неведомой для меня причине легендировалась, обросла странноватыми слухами и стала совершенно самостоятельным явлением. Такие байки иногда слышу об самом себе, што глаза сами пучатся.

 Херота какая-то,  повернувшись спиной к прочим, отвечаю одними губами на немой вопрос друга,  не успел с поезда сойти, как прямо на вокзале арестовали. Без объясненийза што, собственно.

 Однако!  на грани слышимости, но эмоциональный посыл такой, што чуть не литаврами гремит. Чуть сощурившись, Котяра погружается в размышления, поглаживая подбородок с редкой юношеской щетинкой.

 Не,  произносит он наконец,  в душе не ебу Ах ты ж политика, ебёна мать! Ну точно, она!

 Ага

Загрузившись основательно, обдумываю слова Котяры. А похоже ведь на правду, мать его ети! А это очень серьёзно, и очень для меня опасно.

В голову полезла вовсе уж чернота и пессимизм, што мне никак не нужно.

 Сам-то каким ветром в здешние Палестины?

 А  Котяра поскучнел,  наладили на переговоры меж нашими и вашими об небольшой, но интересной панаме, а там кипеж с поножовщиной.

 Порезал ково?

 А так!  он дёрнул плечами, не желая углубляться в подробности, ну да я не настаиваю. Захочет выговориться, так и да, а на нет и спроса нет.

Сбив щелчком наглово таракана, взобравшевося на ногу, начал рассказывать о палестинских приключениях, щедро разбавляя быть байками на восточный лад. Поскольку дела эти ни разочка не тайные, то говорю в полный голос за ради развлечения обчества.

 Живут же люди,  воспользовавшись паузой в рассказе, мечтательно проговорил тщедушный молоденький фабричный, заметённый в участок за очередную драчку после запоя.

 А тебе кто мешает?  резонно заметил Котяра,  Дети мал-мала дома сидят, аль старушка-мать плачет у окна, сыночку своево дожидаючись?

 Скажешь тоже,  робко улыбнулся фабричный,  я из приютских, кто ж мине ждёт?

 Тем более,  хмыкнул Котяра.

 Ага,  фабричный нахмурился и явно задумался, кусая тонкие воспалённые губы мелкими острыми зубами,  так значица, тёплышко?

 Вся зимакак наш сентябрь,  подтвердил я.

 Ага,  повторил паренёк, и замолк, жадно прислушиваясь к моим рассказам, покусывая губы и грызя костяшки пальцев.

Залязгала дверь, и на пороге появился рослый полицейский унтер, за которым в коридоре маячил мордатый ефрейтор с лицом, не искажённым самомалейшими признаками интеллекта.

 Панкратов Егор, на выход!

  а может, и действительно?  услышал я, выходя,  за-ради чево корячусь, если можно простокак птаха небесная, по южным краям?

Давешний коллежский секретарь рассматривал меня с нарочито равнодушным видом, постукивая карандашом по столу и надувая щёки. В углу кабинета разместился вытянувшийся в струнку зверообразный городовой низшего окладаиз новичков, судя по излишней манекенности и пученью глаз в мою сторону.

 Ну-с  полицейский офицер вперил в меня рыбий взгляд, приподняв правую бровь,  будем говорить?

 Говорите,  снисходительно разрешил я, перекинув ногу на ногу, и рыбеглазый надул щёки, сдерживая гнев. Выпустив воздух, он откинулся на спинку скрипнувшего под ним стула.

 Н-да  постукиванье карандаша,  упорствуем? Запираемся?

Он полез в ящики письменного стола и замешкался.

« Не родной,  выдало тотчас напрягшееся подсознание,  не родной кабинет!»

Мысленно отметил это как нечто важное. Пока не понимаю, но подсознательно жду подвоха.

 Панкратов Егор Кузьмич,  вытащив папку, начал он зачитывать,  он же Конёк, Шломо, Два Процента

 Происхождение этих прозвищ не расскажите?  осведомился он многозначительно, вперив в меня суровый взгляд. Улыбаюсь ему безмятежно, хотя внутри далеко не сильно не

 Итак  он отложил бумаги, поставил руки на стол и сцепил кисти, опёршись о них подбородком. Короткая игра в молчанку, и полицейский поменял метод.

 Что же вы, голубчик? Напрасно, напрасно  он нацепил пенсне с простыми стёклышками, и стал похож на земского врача или учителя, под которых, очевидно, и решил мимикрировать,  полиция, голубчик, призвана оберегать покой граждан!

Сделав интересующийся вид, услышал прямо-таки воркованье голубя перед голубкой, и

лишнево не наговорили, и слава Богу,  флегматично сказал пожилой Иосиф Филиппович, грузно усаживаясь в пролётку напротив меня,  дразнить полицию не следует, но помалкивать, покуда не приедет адвокаттактика самая правильная.

 Владимир Алексеевич спохватился?  поинтересовался я.

 Да-с  заулыбался адвокат,  есть, знаете ли

Покосившись на извозчика, он замолк, и молчал так до самой редакции.

 Слава Богу!  обнял меня дядя Гиляй, крепко притиснув к животу,  Мне когда сказали, што тебя полиция арестовала прямо на вокзале, я места себе

  вошки,  запоздало пискнул я.

 А? Пустое,  отмахнулся опекун, обнимая ещё раз,  Всё равно в баню с дороги, там и поговорим.

В Сандунах взяли семейный нумер для спокойного разговора, и после помывки, в перерывах между заходами в парную, я с подробностями рассказывал об аресте. Владимир Алексеевич, знающий в лицо едва ли не всех полицейских Москвы, только хмурился, мрачнел, да дёргал себя за усы.

 Дела,  наконец сказал он тягуче, и замолк.

 Это по закону у нас тишь, гладь и Божья благодать,  отдуваясь после выпитого залпом квасу, сказал закутавшийся в простыню Иосиф Филиппович, погрузившись в воспоминания,  Сравнить ежели с Британией, так мёд и медпо законам ежели. Смертная казньсобытие такое себе редкое, што Ну, не по пальцам, но десятки в год.

 А вспомнить ежели, што у нас есть и репрессии внесудебные, то на Британию с её жестокостями уже и не шибко покиваешь,  продолжил он после мрачной паузы,  Для репрессий политических никаких законодательных основ у нас и нетути. А репрессии есть.

 Сплошная натяжка законов на начальственное хотение,  закончил за него дядя Гиляй, помрачневший и будто бы даже постаревший,  самодержавное.

Вспомнились мне рассказы деревенских о том, как с артиллерией подавляют даже и не бунты, а просто волнения крестьянские. Как берут в штыки деревни, не оставляя в живых никого. Как стреляют, вешают без суда, даже упрощённого, неправедного, военно-полевого.

И никакой потом статистики, никаких циферок в отчётах. Простоумиротворение. Подавили волнение.

Вспомнилось и до озноба, до скрипа зубов, до

ненавижу!

Третья глава

Проводив Саньку в Училище, а Наденьку в гимназию, пошатался бесцельно по квартире, да и сдвинул решительно мебель в гостиной, освобождая место. Татьяна выглянула из кухни на шум, и завздыхала сочувственно, не став ничего говорить, вопреки обыкновению. Постояла этак, прижав руку с полотенцем к склонённому набок лицу, да и ушла тихохонько назад, чувствуя бабьим своим нутром нехорошее моё настроение.

Гоню мысли прочь изнурительной тренировкой на выносливость, поглядывая то и дело на часы. Не хочу даже, но шея будто сама вздёргивается, а глаза косятся на циферблат.

Время тянется застывающей смолой, и каждая минута кажется часом. Не выдержав, решительно остановил ходики, и сновафизические упражнения, чередуемые связками ударов, разрывающих воздух.

Представляю при ударах ненавистные рожикогда абстрактное нечто в орденоносных мундирах, а когда и вполне конкретные персоны. Вон городовой под окном или вовсеВеличеств и Высочеств всем скопом. И по рожамхолёным, упитанным, высокомерным, право имеющим которых знаю по продаваемым, навязываемым на улицах открыткамчуть не до разрыва связок, до боли в мышцах.

Вымотавшись едва ли не до отказа ног и обморока отусталости, сполоснулся вяло под душем и пожевал подсунутый Татьяной пирогнесомненно вкусный, но здесь и сейчас отдающий почему-то жёваной бумагой и ватой.

С-суки! Не домашний арест даже, а «постановление», которое попробуй ещё оспорь.

Это вроде как «отческое вразумление» и «нежелание портить судебными делами карьеру столь талантливому юноше», а на дележопа. Полная!

Не арест, а выглядываю в окно и вижу фигуру городового, дежурящего у двора. И дворник, при всей ево ко мне основанной на подарках симпатии, и уважении к Владимиру Алексеевичу, бдит! Потому как по сути низший полицейский чин, обязанный по закону надзирать, свистеть и не пущать, а не только говно конячье убирать, да метлой мести.

Выход из домасугубо через разрешение, выдаваемое в полицейской управе, притом каждый раззаново. Строго по нужде, которую необходимо доказывать в этой же управе.

Нарушать эти предписания без большой необходимости рискованно. Судебная, а главноевнесудебная репрессивная машина самодержавия перемелет меня голодным Молохом, выплюнув остатки. Все возможности есть.

Будь я совершеннолетним, мог бы просто раствориться в городе, и через границу да хотя бы в Австро-Венгрию. Габсбурги традиционно не ладят с Романовыми, привечая беглецов, тем паче денежных.

Пока я эмансипирован лишь частично, а несколько лет проводить на нелегальном положении или затевать сложные, дорогостоящие и де-факто безнадёжные судебные процессы из-за границы как-то не тянет.

Да и неприятности опекуну такой побег может доставить ни разу не шуточные. Несмотря на отсутствие судебных постановлений. Предписание! С-суки

Маетно, тошно и зло, а время ах да, ходики. Сверился с карманными, запустил часы в гостиной, да и сдвинул мебель обратно. Скоро Надя из гимназии придёт, Санька из Училища вернётся. Так-то он на месте обедает, но сейчас вроде как из солидарности и желания поддержать меня, приходит на обед домой.

На обед собрались всем домашние и ещё чуть-чуть сверху. Иосиф Филиппович, огрузнув устало на стуле, медленно ел, роняя слова.

 Добиваемся суда,  ложка отправляется в рот, обрамлённый седыми усами, несколько жевательных движений  гласного и открытого.

 Главное сейчас,  пояснил дядя Гиляй супруге с дочкой,  перевести дело из русла внесудебного в законодательное. Гласный открытый судто, что нам сейчас нужно. Выбить все эти подпорочки постановлений, сорвать оковы безсудных предписаний!

 Все шансы,  закивал адвокат, поймав вопросительный взгляд Марии Ивановны. Он пожевал губами и добавил с некоторым сомнением:

 Не могу ручаться, но по всему выходит, што дело готовил покойный Трепов,  он закрестился при упоминании покойника, а Надя, напротив, поджала гневно губы, сцепив демонстративно перед собой кисти рук. Ну, мать ей потом выскажет

Санька перекрестился с видом человека, узревшего своими глазами Божественное правосудие.

 Сам, или в его канцелярии,  Иосиф Филиппович еле заметно пожал плечами, и одними глазами показав Марии Ивановне на стоящую посреди стола супницу, и та, за неимением удалённой из гостиной Татьяны, поухаживала за ним, долив пару половничков,  сказать уверенно не могу, да по сути и неважно. Заторопились, или из-за отсутствия должного контроля допустили ошибки на каких-то этапах, не суть.

 На таран их брать,  бухнул тяжко задумавшийся опекун, зажав по-мужицки ложку в кулаке,  пока не спохватились. Суды, общественность, да даже

Он подёргал себя за ус.

даже и полиция,  прозвучало без особой уверенности,  Новая метла, так сказать да и неофициально могут да-с, могут, потому как не все

Опекун задумался, и на широкое лицо его выползла улыбка хулиганистого мальчишки, задумавшего какую-то нешутошную пакость.

Назад Дальше