Русские, презрительно проигнорировав город, обстреляли лишь обозначившие себя открытием огня полевые батареи и ушли, не выпустив по гражданским объектам ни одного снаряда.
Маньчжурия, побережье около г. Дагушань, октябрь 1902 г.
Михаил сидел на облучке одного из «конно-пулеметных лафетов», бездумно глядя на накатывающиеся на берег серые мрачные волны. Прибой медленно шевелил несколько тел в пехотной японской форме и казалось, что мертвецы упорно отталкиваются от земли, пытаясь уплыть домой, в Японию. За спиной фыркали недавно выпряженные кони, которых выгуливали ездовые, перед тем как напоить. Кого-то распекал за неведомые прегрешения фельдфебель. Чуть дальше, правее от позиций пулеметчиков, под крики унтеров строился второй эскадрон. Но все это ускользало от сознания впавшего в непонятное оцепенение поручика, сливаясь в однообразный фон вместе с шумом моря. Гаврилов сидел, даже не замечая удивленных взглядов солдат. И того, что продолжает сжимать в руках тяжелый трофейный «Маузер», вставший на задержку из-за полностью израсходованных патронов. Он просто сидел. Так, наверное, чувствует себя полностью выжатый в умелых руках кухарки лимон, используемый для приготовления лимонада, или сгоревшее до пепла полено, неожиданно появилась в его голове мысль. И Михаил наконец понял, что все кончилось.
Он аккуратно снял затвор с задержки, даже не заряжая пистолета. Убрал «Маузер» в кобуру, закрепленную на борту повозки, и огляделся. Коней уже выпаивали, а несколько нестроевых и все его нижние чины, собравшись в кружок, курили, заодно негромко обмениваясь впечатлениями и успевшими попасть в их руки трофеями.
Максимов! окрикнул он денщика, ковырявшегося у лежащего неподалеку трупа японца, явно офицера. И, пока денщик, прихватив какое-то барахло и японскую саблю, с очень маленькой гардой, шел к нему, Михаил вдруг вспомнил
Наступление на японцев под Дагушанем началось с мощного артиллерийского обстрела, после которого вперед пошла пехота. Казалось, после такого огненного леса, выросшего на позициях, сопротивляться будет некому. Однако атакующих встретил довольно плотный винтовочный огонь. Пехота залегла, но, когда позиции противника опять обстреляла артиллерия, поднялась, понукаемая свистками офицеров, снова. Попытки японской артиллерии отбить атаку шрапнельным огнем встретили отпор русских артиллеристов. Быстро пристрелявшись, они задавили вражескую артиллерию массированным обстрелом из тяжелых и легких орудий.
Тем временем пехота добралась до окопов противника и в них началась резня. Русские солдаты в тесноте окопов не могли использовать преимущества своих более длинных винтовок со штыками. Поэтому в ход пошло все, от лопаток Линнемана до засапожных ножей. Более крупные телом и физически развитые, сытые, в то время как противник вынужден был урезать паек, русские быстро вытеснили пехоту японцев из окопов. И тогда, в полном соответствии с предвоенными тактическими установками на преследование отступающих бросили кавалерию. Поговаривали потом, что Штакельберг был против, резонно указывая на наличие у противника пулеметов и скорострельных винтовок. Но настоял присланный из Ставки Куропаткин и атака конницы завершилась большими потерями. Лишь наличие нескольких десятков пулеметных повозок, шедших в одном строю с атакующими эскадронами, позволило превратить «почти разгром» в неочевидную победу.
Оборона японцев была прорвана, разорвана на отдельные части и в штабах уже готовились праздновать победу, когда начался настоящий ад. Отрезанные от основных сил и окруженные по всем правилам японцы отказывались сдаваться. Они отстреливались до последнего патрона. А расстреляв патроны, обычно шли в безнадежную атаку прямо на винтовочные залпы и пулеметный огонь. Особенно свирепо сражались офицеры и часть бойцов, носивших на голове белую повязку с красным пятном и непонятными надписями. Эти смертники, даже насаженные на штыки и умирающие, до последнего тянулись убить хотя бы кого-нибудь. В городке же, по слухам, шла настоящая резня. Японцы укрывались в любых убежищах, часто маскировались под китайцев, стремясь убивать в первую очередь офицеров. Говорили, что в борьбе с ними хорошо помогают две вещипушка на расстоянии прямого выстрела от фанзы, в которой засели смертники и пластуны, которые режутся с этими фанатиками на равных.
Впрочем, наступающему вне города Лейб-Гвардии Драгунскому повезлоим обычно встречались простые пехотные части, которые после безнадежной попытки атаки и отстрела большинства офицеров сдавались на милость победителей.
Но вот сегодня, практически в конце боев, на «последнем», так сказать берегу, второму эскадрону и приданному ему пулеметному взводу не повезло. Расслабившись после полученных известий о сдаче последних обороняющихся в городе, они шли по-мирному, одной колонной, без охранения и разведки. И неожиданно напоролись на огонь пулемета Гочкиса и частый винтовочный огонь. Где прятались организовавшие засаду японцы на совершенно ровном и открытом берегу, было непонятно.
Понесшие потери взводы эскадрона, рассыпавшись, пытались организовать оборону. В это время первая повозка, на которой ехал вахмистр Толоконников, резко, чуть не завалившись, развернулась и открыла огонь по пулемету, подарив растерявшемуся от неожиданности Гаврилову несколько мгновений.
«Командирская» повозка, пользуясь неожиданным замешательством противника, успела развернуться и зарядить пулемет. Поэтому, когда обстреливаемый японцами пулемет Толоконникова замолчал, как и пулемет противника, по японцам отстрелялся второй. Однако упорные смертники, все как один с белыми повязками, неожиданно выскочив, словно черти из-под земли, дружно бросились в атаку. Гочкис пытался поддержать их самоубийственный порыв, но ефрейтор Громов быстро нащупал его и начал давить, стреляя короткими очередями.
Японцы, бежали, увязая в песке, что-то дружно крича. Впереди цепочки рвались вперед несколько офицеров, размахивая кривыми мечами.
Что это они, вашбродьс голой шашкой на пулемет? успел удивленно спросить Громов, пока меняли ленту. А потом все звуки перекрыло татаканье стрелявшего длинными очередями пулемета и залпы винтовок успевших занять оборону драгун.
Несколько противников все же успели добежать до русских и даже помахать своими саблями. Одного из срубил в схватке корнет фон Зейдлиц, отличный фехтовальщик.
Казалось все закончилось и успокоилось, но стоило эскадрону приблизиться к берегу, на котором и скрывалась засада и стояли несколько поднявших руки пехотинцев, как словно ниоткуда выскочили еще несколько японцев, до того умело прятавшихся прямо в песке. Причем оказались они как раз рядом с расчетом Михаила и тому пришлось выхватывать трофейный пистолет из недавно приделанной умельцами к борту повозки кобуры. Однако хваленный «Маузер» оказался не столь хорош, как о нем писали. Одного из атакующих он завалил, зато трое других, словно заколдованные, продолжали бежать и уже почти добежали до расстрелявшего все патроны поручика и троих вооруженных только кинжалами бойцов.
Правда один все же упал, получив несколько пистолетных пуль в грудь. В этот момент раздались винтовочные выстрелыподскочившие на помощь драгуны расстреляли атакующих, последний из которых рухнул на землю у копыт лошади. Заодно, в горячке боя, перестреляли и стоявших на кромке берега сдающихся японцев
Ну что, Михаил Пафнутьич, повоевали? подъехавший на своем Урагане ротмистр Кононов не преминул очередной раз подшутить над глубоко гражданским, как он считал, добровольцем.
Повоевали, Сергей Кузьмич, спокойно ответил Гаврилов и добавил, неожиданно вспомнив вопрос ефрейтора. А чего это онис голой шашкой, да на пулемет.
Российская Империя, Санкт-Петербург, октябрь 1902 г.
В Зимнем дворце стояла тишина. Спали слуги, кроме нескольких ночных дежурных, спала отдыхающая смена караула. Спал и весь остальной Петербург, уже оправившийся от треволнений и почти забывший несколько горячих дней сентября. Не спал только Его Величество Император, сидевший за столом и читавший очередной доклад Кошко о расследовании заговора. Читал, покуривая трубку, которую теперь не скрывал ни от кого, и время от времени прихлебывая из стоящего на столе стакана свежеприготовленный лимонад. Читал и думал, что Господь словно заставляет его заново повторять уже прожитые эпизоды.
Deja vu[10], - проворчал Николай вслух, припомнив подходящее выражение, и продолжил чтение. Каковы мерзавцы, не выдержал он, прочитав особо интересный пассаж о планах его дядюшек. И тут же подумал, что верить этим людишкам можно не больше, чем Монсихе[11]. Переврут все и предадут в любой удобный момент. Это князь Сергей, честно предупредив о нежелании дальше поддерживать «твой, гибельный для России, курс на реформы», написал прошение об отставке и уехал в Дармшадт, вести жизнь частного лица. Тот же дядюшка Алексей после отставки сидел себе на Лазурном берегу, не интересуясь ничем кроме французских кафешантанов. А эти будут обещать что угодно и тут же отрекутся, подобно Иуде. Но и казнить их не получится. Все родственники строго против, даже самый умный из нихСандро. Боятся, что потом и с ними могут поступить также при случае. Терять полностью поддержку Семьи Николай просто не мог. Просто понимая, что в этом случае престол потеряешь быстрее, чем успеешь кого-то казнить. Сослать. Сразу вставал вопроскуда? Да могло получится, как с Николаем Константиновичем[12]при любом осложнении ссыльные родственники будут рваться к власти. Тот же Николашану чего ему не хватало? Мало того, что за кражу всего-то сослали в Ташкент, так ведь еще и успешным заводчиком стал, мыло варил. Нет, решил, раз в столице мятеж, себе удельное княжество отхватить. Николай кровожадно усмехнулсяс этим бывшим великим князем, вычеркнутым из фамильного списка, теперь можно было поступить по закону. Вот только казнить нельзяофициальный душевнобольной (сумасшедший). Но зато можно посадить в тюрьму для неизлечимых, больных душой, преступников. Этакий холодный душ для всех недовольных в Семье.
Тут ему пришла в голову мысль, Николай вскочил и сделал несколько быстрых шагов по кабинету. Понятно, что всех остальных проштрафившихся в дом скорби (сумасшедший дом) не сошлешь. Но ту же Михеньвполне, а дядю Владимирав именье, в глушь, в Саратов! Пусть сидит под гласным надзором и носа дальше ближайшего уездного городка не кажет. Не того характера сей князь, чтобы после такого что-то придумать. А вот остальных Сослать на самый дальний берег Российской Империи, пусть местных аборигенов попробуют взбунтовать! Камчатка, пожалуй, в самый раз будет. Тем более, что Гильтебрандт подал записку, просит усилить военное присутствие в Петропавловске-Камчатском. Вот и создать Камчатский отряд Пограничной Стражи, заодно и за этими узниками присмотрят. А чтобы не вздумали бунтоватькрейсерский отряд Сибирской флотилии туда же. И жандармов. Будут все трое друг за другом присматривать, чтобы дурных мыслей не появилось. Тогда и Михень с дядюшкой туда же. Пусть все вместе скопом на своих же соратниках собственную злобу оттачивают!
Решено, произнес Николай вслух, подойдя к столу и набрасывая на лежащей на нем бумаге заметки, которые завтра превратятся в указ.
Только император дописал последнюю строчку, как в дверь негромко постучали. Получив разрешение, в кабинет вошел ночной дежурный, флигель-адъютант граф Игнатьев-младший.
Государь, срочная телеграмма из Лондона. Японский посланник передал просьбу своего правительства о начале мирных переговоров, он протянул Николаю бланк.
Хорошо, Николай. Ступай. Прикажи вызвать ко мне на одиннадцать графа Игнатьева и Остен-Сакена.
Николай подумал, что наконец-то упрямые азиаты поняли, что им войны не выиграть. Однако визит флота в Токио их не столь напугал, как и сдача второй армии в Дагушане. Поражения на море и суше, особенно сдача остатков второй армии, привела к появлению у японцев настоящего шовинизма. Каждый мужчина считал своим долгом записаться в ополчение. И даже недовольные потерями промышленники и торговцы притихли, не осмеливаясь выступать против. Но с деньгами у них совсем туго стало, да и коварные альбионцы, после нашего предложения о разграничении зон влияния в Азии, их поддерживать стали меньше. Показав, что они, более чем демонстрациями японцам помогать не будут и воевать за них не собираются. Но британцы все равно остались их союзниками и настырно просят войну закончить, прямо-таки лезут с посредническими услугами. Настырно, как тараканы. А Германия, как уверяет кайзер, сейчас к большой войне не готова и поддержать Россию ничем, кроме дипломатических мер, не может. И французы что-то больше с англичанами разговаривают, чем с русскими. Союзники, только до того хитрые, что уж лучше бы противниками были. Воистину, нет у России иных союзников, чем ее армия и флот. К тому же с запасами армейскими и флотскими сейчас очень плохо. Пришлось западные округа буквально грабить, чтобы хотя бы запас патронов в Маньчжурии до штатного довести. И с деньгами напряженно, а лезть в новые долги желания особого у Николая не было.
Император читал скупые строчки телеграммы и вспоминал последние события.
После сражения у Шантунга и наглого рейда русских кораблей к Токио китайцы присмирели, и даже хунхузы постарались сбежать из районов действия русской армии. Поэтому удалось подкинуть резервы Штакельбергу, командовавшему осаждавшим Дагушань отрядом. Используя поддержку флота с моря, подвезенный осадный парк из Владивостока и полную изоляцию противника от снабжения, Штакельберг разбил японцев и заставил сдаться. Однако Корею отвоевать не удалось, не хватило сил. Гернгросс несколько раз переходил в наступление, отбросил войска Оку к Йонбену, но был ранен, и его войска дальше продвинуться не смогли. Временно назначенный на его место Лечицкий донес, что без подкреплений наступление успешно не завершить. А все имеющиеся свободные резервы уже были задействованы в Дагушане, остались только небольшие отряды, прикрывавшие тыл от китайцев. Более успешными оказались десанты на Курильские острова. Удалось захватить все, включая находящиеся рядом с Иезо (Хоккайдо) Кунашир и Итуруп. Из-за чего, кстати, не получилось высадиться ни на Иезо, ни на Цусимупросто не хватило сил. Японцы срочно подбросили подкрепления на оба острова. Поэтому десантирование скорее всего закончилось бы неудачей, причем стоившей больших потерь. Поэтому пришлось отложить эти планы до получения подкреплений.
Основной причиной всех неприятностей, как точно понимал Николай, являлась неготовность железной дороги. Байкал по-прежнему разрывал линию снабжения по Великому Сибирскому пути и князь Хилков[13] обещал ввести Кругобайкальскую дорогу лишь через год. Ну и как наступать в таких условиях? Только большой кровью. Армия же на Востоке невелика и большие потери приведут скорее к поражению, чем к победе, потому что подвезти вовремя подкрепления будет сложно. В результате получится вместо небольшой победоносной войны длинная и опасная, выгодная скорее англичанам, чем России.
Так что, подвел итог размышлений Николай, переговоры придется вести. Пока наши победы видны всем
Понятно, что обсуждения будут трудными. Англичане, приняв роль посредников, не преминут поддержать японские требования. Но другого выхода, получается, пока нет. Три месяца войны показали, что наскоком ничего не решить, можно только получить новую Нарву, а то и войну в Европе в дополнение к азиатской.
Из газет:
«ВЕНА. Известие, что Его Величество Эдуард VII дал в Мариенбаде аудиенцию черногорскому княжичу Мирко, в Белграде вызвало большое неудовольствие. Считают, что это демонстрация против Сербии»
«The Times», 23.9.1902 г
«В военно-морских кругах Британии преобладает мнение, что японский флот сильно пострадал в деле у Шантунга. Он отправился в один из японских портов исправлять повреждения»
«Московскiя вѣдомости». 29.09.1902 г
«По делам частного обвинения московские мировые судьи, склоняя стороны к миру, предлагают помириться на том, что обвиняемый внесет в известную сумму в пользу «Красного Креста». Эти предложения находят себе полное сочувствие и в обвинителях, и в обвиняемых, и много дел оканчивается миром на указанных условиях»
«Московскiя вѣдомости». 30.09.1902 г.
«Английская печать, безсильная заглушить раздающиеся в большей части европейской печати всех стран сочувствия по адресу России, старается теперь уверить, что эти симпатии куплены «русским золотом»»
«Петербургскiя вѣдомости». 01.10.1902 г.
[1]Отрывок из подлинной записи в дневнике Николая II за 1января 1905 г.