МАРЧИН ВОЛЬСКИЙ
ВОЛК В ОВЧАРНЕ
Так что же такое время? Река без возврата, текущая от источника к своему предназначению? Или же время, будто свет, распространяется во всех направлениях, в любое мгновение, творя новые миры, в которых происходит все то, что в нашем не произошло? И эти альтернативные бытия проникают один в другое, словно нож, рассекающий воду, а иногда даже соединяются одно с другим, только мы, чаще всего, об этом не знаем. Словно осужденные на смерть мчимся мы в одной лодке, без кормчего, без весел или паруса, прямиком в кипень бури, в то время как рядом имеются спокойные воды, на которых наш более счастливый вариант радуется отдыху и безопасным наслаждениям. В какой-то раз, будучи безголовым бараном, в иной версии мы всего лишь черная овечка, а в какой-то ещеволком в овчарне
Текст анонимного автора начала XVII столетия, открытый с помощью рентгеновского сканера под поверхностью картины, изображающей Рай, кисти неизвестного художника итальянской школы.
Хотя клинику доктора Мейсона я покидал с ярлыком полностью излеченного пациента, у моей любимой Моники не было ни малейшего намерения разрешить мне вернуться к давней активности. Впрочем, признаться честно, душа моя тоже совершенно к ней не лежала. Бизнес корпорации шел достаточно нормально, чтобы я мог удовлетворяться только лишь просмотром финансовых отчетов, а для этого хватало телеконференций и Интернета. Слава Богу, Альдо Гурбиани и его моральная перемена давно уже перестали возбуждать интерес папарацци или желтой прессы, так что сейчас никому я не был нужен, как никому не был нужен Неуловимый Джо из анекдота.
К сожалению, хотя сам я себя считал здоровым, жена моя опасалась возвращения болезни и с огромным беспокойством реагировала на мои видения, сны или же галлюцинации. Например, такие, как инцидент во время выписки из госпиталя. Я был уверен, что видел в лифте говорящего кота размером с человека; Моника стояла на том, что это был всего лишь албанский уборщик, что правдас усами, зато ведь без хвоста.
Она отбросила мое предложение укрепить выздоровление на яхте, утверждая, будто бы качка может плохо повлиять на мое внутреннее ухо, и выбрала нормандскую башню на Сицилии, которую Альдо Гурбиани приобрел еще в предыдущем воплощении, не слишком даже понимаяа зачем. Он воспользовался ею всего лишь ради пары оргий, зато восстановил против себя местную мафию, ханжескую в вопросах группового секса, что какая-нибудь старая монашка.
Но я даже полюбил свои Врата Ветров, как очень давно назвали это место сарацины. Когда ночь была безоблачной, с окруженной зубцами верхушки башни можно было видеть огни Палермо, а когда день приносил зной, каменные стеныпомнящие еще короля Роджера и императора Барбароссударили прохладу, покой и необычную тишину. Удобное расположение давало возможность легко добираться до пляжа, посещать памятники старины или храмы вместе со знаменитым гротом св. Розалии на горе над Монделло, где каждый мог набрать освященной воды, лечащей, в основном, бесплодие, хотя моя любимая супруга считала, будто бы она помогает и от суставов, и от рака, и от геморроя. А с бывшей медсестрой спорить ой как сложно.
Обо всем этом я вспоминаю, чтобы заверить читателя, что мой визит в подземельях монастыря отцов капуцинов не был в ходе всех тех сицилийских вояжей чем-то особенным, неожиданным капризом или случайностью, которую нельзя было предусмотреть. Следовал он, скорее, из внимательного изучения путеводителя с точки зрения мест, достойных осмотра.
Признаюсь честноМоника туда идти не хотела. Моя жена терпеть не может какие-либо упоминания о смерти, в своей компании она не разрешает мне глядеть фильмы про зомби, вампиров, живых трупов, так что идея посещения лабиринта, в котором было собрано восемь тысяч останков, лучше или хуже высохших, переполняла ее ужасом.
- Я останусь наверху, - категорически заявила она, - а ты иди, раз это тебя так возбуждает, некрофил!
Понятное дело, ни о каком сексуальном возбуждении не могло быть и речи, тем более, что во всей коллекции симпатичное впечатление производило лишь одно святое дитя, которое, хотя и умерло более полувека тому назад, не подчинялось разложению без каких-либо процедур по бальзамированию. Так зачем я вообще туда пошел? Может быть потому, что наиболее древние тела умерших были родом из милого моего сердцу XVII века. И все это, несмотря на то, что все конфабуляции относительно моего более раннего воплощения, отождествляемого с Альфредо Деросси, прозванного "Иль Кане", я посчитал плодом воображения моего сражающегося с опухолью разума. Ведь не было каких-либо доказательств того, что Иль Кане как личность вообще существовал; все то, что из его приключений я зафиксировал в книгах Пес в колодце и Кот в лифте, резко отличалось от известной из учебников истории Италии. А кроме того, разве можно одновременно проживать в двух эпохах?
И все же, постоянно я встречаюсь я с местами, оснащением или произведениями искусства, которые мне удивительно знакомы. И я не могу объяснить, почему во время визита в соборе Монреале на мгновение зрение мое помутилось, и я увидел себя в качестве участника чьего-то бракосочетания, одетым в камзол с накрахмаленным плоеным воротником Я замигали впечатление исчезло. Такое же чувство déjà vu я испытал, видя серую глыбу церкви отцов капуцинов. Откуда-то я этот собор знал. Но, в качестве Il Cane, мог ли я пребывать на Сицилии?
Какие глупости!
Я спустился в катакомбы, в это время совершенно пустые, и сразу же об этом поступке пожалел. Там на меня напала какая-то странная духота, ноги подо мной подламывались. Я решил вернуться. И в этот самый момент земля заколебалась подо мною. О Боже, я теряю сознание?!
Но мог ли эффектом этой вот потери сознания быть нарастающий грохот и поднявшиеся тучи пыли?...
Землетрясения на Сицилии не были чем-то необычным. Память о трагедии, которая сто лет назад смела с поверхности острова портовую Мессину, до сих пор здесь жива. Взглядом я выискивал какую-нибудь дверную коробку, в которой можно было пристроиться, но не видел уже ничего, тем более что свет погас. С полок начали валиться мертвяки, один буквально запрыгнул мне на спину. Я рухнул на землю. В голове пульсировала цитата: "И восстанут мертвые из могил". Неужто я дождался конца света?
Толчки закончились столь же неожиданно, как и начались. Включилось аварийное освещение. Я стряхнул с себя мумию и начал неуклюже выпрямляться. И в этот самый момент я заметил, что засушенные останки монаха или городского патриция, растрескались. Ровнехонько! По шву! Было видно, что кто-то, весьма давно, разрезал покойника от ключицы и до низу, а потом зашил дратвой. Но с какой целью?
Быть может, по примеру древних египтян, у покойников удаляли внутренности, чтобы их гниение не ускоряло общего разложения тела. Я отодвинул покойника, желая выбраться из подземелий. Но в средине нечто золотисто блеснуло. Любопытство победило. Преодолевая отвращение, я сунул руку в высохшую яму тела и нащупал корешок какой-то книги. Черт подери, неужели в качестве заполнителя набожного монаха кто-то воспользовался литературой? Еще мгновение, и вот перед моими глазами толстый фолиант формата А4. На обложке был виден лишь выдавленный золотом инициал AD, наполнивший меня странным трепетом. Я уже хотел было раскрыть находку, как услышал призывы гида. Вот что меня заставило по-воровски спрятать книгу под рубаху и перевернуть упавшее тело на спину? Некая худшая часть моей натуры? Не знаю.
- С вами ничего не случилось?допытывался монашек, когда уже добрался до меня.
- К счастьюнет.
- Тогда, слава Богу!
О своей находке я не рассказал даже Монике. Впрочем, фолиант я раскрыл лишь дома. Оказалось, что это не книга, а дневник или, скорее, блокнот для заметок, потому что, то тут, то там, попадались рисунки. Находка была оправлена в кожу, текст был выписан четким почерком, который, несмотря на старомодную каллиграфию, читался мною очень легко.
Мои воспоминания. Часть IIгласила надпись на титульном листе, а ниже автор процитировал широко известный фрагмент из Вульгаты: "Есть многое на свете, друг, такое, чего не снилось нашим мудрецам". Не было ни даты, ни имени пишущего. Его я обнаружил только лишь в самом конце дневника (том не был дописан до конца, по каким-то причинам десятка полтора страниц остались чистыми). Вот там-то и можно было увидеть размашистую роспись: Альфредо Деросси.
ЧАСТЬ I
Il dottore
Покинув перед рассветом разрываемую пароксизмами политической горячки Розеттину, где меня могла ждать петля или костер, причем: выбор разновидности смерти мне никак не принадлежал, а, скорее всего, святейшему fra Джузеппе, я направил свои стопы к северу, ожидая, самое дальнее, в Павии встретить передовые испанские силы под командованием графа Лодовико Мальфиканте, моего приятеля и защитника. Мне было семнадцать лет, а, как известно, в этом возрасте раны заживают, что там ни говорить, как на собаке, а любая травма растворяется среди новых впечатлений, ощущений и чувств.
Даже своим сиротством я не морочил себе голову, ибо молодостьэто такая пора, когда знакомства и дружеские отношения завязываются столь же быстро, как подхватываешь сифон, чесотку или какую-то иную лихорадку на губах. Прежде всего, меня распирало неукротимое любопытство к миру, о котором я много даже чего слышал, имея таких наставников, как capitano Массимо, а еще большечитал, внимательно перелистывая инкунабулы из библиотеки дона Филиппо. Но, если не считать ближайшей округи, больше мира я не видел.
А мир должен был быть чертовски интересен. Не раз и не два в тавернах, окружавших Лагуну Эсмеральду, затаив дыхание, слушал я байки моряков, которые только-только сошли на берег. Их легко можно было отличить от других, поскольку походка у них была пошатывающаяся, и трудно было понятьто ли от долговременного колыхания их судов, то ли от спиртного, которое они вливали в себя с особенным исступлением. Я же жадно поглощал из рассказы о золотых городах за океаном, в том числе, и о самом славном из них, прозванном Эльдорадо, где стены были сложены из золотых кирпичей, а крыши покрывали серебряной черепицей; а еще о племени воинственных амазонок, великанш, что среди бела дня ходят совершенно голыми, и которые отрезали себе левую грудь, чтобы лучше стрелять из лука. Я спросил у одного из таких бродяг, видел ли он лично такую. Тот ответил, что да, и даже за один золотой флорин (что кажется чрезвычайно щедрой ценой) оттрахал такого монстра женского пола в bordello в Пернамбуко, получив впечатления настолько необычные, что с тех пор уже мог лишь с мужчинами содомией заниматься, да и то не со всеми. И тут же ущипнул меня за ягодицу.
- А как же с амазонками-левшами, - пытливо спросил я.Такими, что, обрезают себе правую грудь?
Отсутствие реакции на щипок и неудобный вопрос, похоже, разозлили моряка, потому что, вместо исчерпывающего ответа, я получил от него по носу.
Другие путешественники, что прибывали с ближнего и дальнего Востока, болтали невозможные вещи об Индии, в которой обычных коров считают святыми, так же о китайцах, знаменитых шелком и что у тамошних женщин ножки меньше, чем у малолетки, а естество у них расположено поперек. В это последнее я как раз не верю, то же самое говорят и про евреек, а эточто я неоднократно испытал впоследствииэто отъявленная ложь, к тому же антисемитская. Что же касается ножек, то действительно, у китаянок они малюсенькие (одну такую, законсервированную в бочке с уксусом, я видел лично), но деформированные и более паскудные, чем свиные копытца, что в жирный четверг вешают в розеттинских кухонных дверях, чтобы отгонять злые силы.
Лично я в те времена ни в какие злые силы не верил, считая, что существуют только лишь злые люди, а сам дьяволэто всего лишь риторическая фигура.
O sancta simplicitas!
Ну ладно, зачем я стану забегать далеко вперед, когда еще толком свой рассказ и не начал.
Я и не отъехал далеко от своего города, когда мой Буцефал (названный так в честь жеребца Александра Македонского) захромал, испытывая с каждым пройденным метром страшные боли. Остановившись в оливковой роще, я осмотрел его копыто и бабку и заметил все признаки воспаления копыта. Оставалось только выругать дарителя, то есть моего доброго опекуна дона Филиппо, и дальше идти пешком, потому что быстро несчастная кляча, даже в качестве запасного коня идти не могла. В придорожном трактире я продал ее на мясо, а поскольку средств на приобретение нового верхового животного у меня было недостаточно, путешествие продолжил per pedes.
Перед вечером добрался до речушки, быстро журчавшей по камушкам, и, не желая мочить ног или снимать обувь, стал, будто канатоходец, перескакивать с камня на камень и быстро преодолел преграду.
- Браво, молодой человек! Сам Цезарь не сделал бы этого лучше. Правда, божественный Юлий продвигался в прямо противоположном, чем ты, направлении.
Я поднял голову и увидел говорящего эти слова.
Он совершенно не был похож на разбойника, похищающего таких как я юношей, чтобы продать их в Стамбул или в саму Александрию в гадких целях; наоборот, обладал всеми признаками человека мудрого и умеренного. Нельзя сказать, чтобы он был красиво нет, его отличала буквально невероятное безобразие, которое, правда, вместе с добротой и разумом, освещавшим лицо изнутри, делали его почти что приятным на вид.
Можно сказать, что все в нем было либо слишком большим, либо слишком малым. Нос с размерами бердыша контрастировал с маленьким ртом, на первый взгляд слишком узким, чтобы проглотить какую-либо пищу кроме мамалыги. Глаза у него были огромными, совиными, а вот ушиопять-такистоль маленькие, словно взятые напрокат у ребенка. Из слишком длинных рукавов камзола высовывались его ладони, тоже исключительно мелкие, никак не соответствующие крепким плечам, способным сопоставиться лишь со ступнями, подходящими для семимильных сапог. Прибавим к этому покатую спину, слегка приподнятое правое плечои получим практически полную картину. Ой, нет! Я позабыл о волосах! Так вот, у путника-одиночки их совершенно не было. Это же относилось и к ресницам, бровям, бороде, а еще, в чем я должен был убедиться впоследствии, к интимным районам. "В каком-то смысле я словно лягушка, - пояснил он тогда, реагируя на мое замешательство, - только лягушка твердая".
Но в отличие от осклизлых земноводных, покрывающая его кожа была свежей, здоровой, замечательно загоревшей под солнцем, что не позволяло определить возраста ученого мужа. Из последующих личных высказываний следовало, что ему должно быть, как минимум, семьдесят лет, хотя иногда в голове проскальзывало, что он гораздо старше. О битве при Лепанто он рассказывал так, словно наблюдал за ней, стоя рядом с доном Хуаном Австрийским; но столь же подробно описывал последний штурм Константинополя в 1454 году, а ведь люди (исключая библейских патриархов) по 200 лет не живут. В его непропорциональном, сморщенном теле скрывались дух и физические возможности юноши, способного поспорить с многими людьми, вполовину младшими его.
Понятное дело, обо всем этом я пишу через много лет, узнав il dottore лучше, чем какого-либо иного человека, хотя иногда у меня создавалось впечатление, будто я его вообще не знаю. В конце концов, ни я, ни кто-либо из посторонних людей не открыл его личного имени, словно бы этот ученый муж не был в детстве Джанни, Беппо или bambino, не носил он и прозвища, которым его могли бы призывать женщины или ругать соперники Il dottoreи этого должно было хватить. Думаю, именно так его вызовет и архангел на Страшный Суд.
Но хватит уже отвлечений. Этот образ я помню с точностью художника: речушка, журчащая среди камешков, я, обездвиженный словами, il dottore же на поваленном дереве, явно ранее подмытом весенним наводнением, угощающийся фруктами.
- Не желаешь угоститься, молодой человек?
Он протянул в мою сторону виноградную кисть. Я решил воспользоваться предложением, потому что голод уже отзывался у меня в кишках тем сильнее, что в трактире, где я осудил своего Россинанта на жестокую судьбину, я не тронул ни кусочка деревенской колбасы.
Тогда я приблизился к нему, размышляя над тем, зачем он призвал память про Юлия Цезаря. О том, что я только что перешел речку Рубикон, мне предстояло узнать в свое время.
- Вижу, молодой человек, что у тебя был тяжелый день, - сказал путник, с улыбкой поглядывая на меня.Бегство чуть свет из Розеттины, потеря лошади и встреча со мнойэто и так достаточно много приключений для нескольких часов.
"Откуда он это знает? Явношпик!"промелькнуло у меня в голове, и я уже весь напрягся, чтобы броситься бежать, но мужчина отреагировал еще быстрее, словно бы читал мои мысли.