Учитель приказал развернуть ковры, и вот тут, словно Клеопатра из драмы уже упомянутого ранее Шекспира, их них выпала Кларетта, уставшая, зато с усмешкой на лице.
- Господи, Боже мой, что синьорина здесь делает?воскликнул я.
- С вами еду, - решительно заявила та.Поскольку желаю, чтобы ты на мне женился.
У меня кровь от лица отлила, поскольку от мысли о женитьбе (тем более, с такой, как эта) я был весьма далек. Хуже всего, что я не знал, что и сказать. Минуту мы находились в этой неудобной ситуации, словно куклы-марионетки, у которых спутались шнурки. И тут отозвался il dottore:
- Должен опечалить вас, достойная синьорина, только Альфредо не может жениться
- Так ведь он же не женщина!
- а не может на тебе жениться, потому что он уже женат, и в родной Розеттине оставил законную супругу с ребенком на руках.
Благословенна будь, ложь моего Учителя!
Понятное дело, были и слезы, и вопли: "Ах, и что мне теперь делать, соблазненной и опозоренной!". Но самое худшее прошло. Учитель в рамках компенсации за весьма проблематичное осрамление дал Кларетте кошелек и запасную лошадку, на которой она могла вернуться домой, о чем впоследствии не промедлил мне упомнить, забирая долг по частям из моих скромных карманных денег, которые сам же и давал.
Уже в Пьемонте, в небольшой церковке у тракта, по которому мы мчались так быстро, словно за нами гнался целый табун ненасытных монашенок, я нашел священника, готового меня исповедать, что тот сделал с охотой, а про некоторые грешные подробности расспрашивал весьма тщательно, страшно при том дивясь.
- Да не может быть, чтобы монашка и такое вытворяла. Причем, у нас
- Да не у вас, а в Ломбардии.
- А-а-а, ну разве что в Ломбардии, - ответил он на мои признания, приказав в рамках покаяния хлестать себя плеткой по утрам и вечерам, чтобы больше подобным искушениям не поддаваться.
Мне казалось, что на этом история и кончится, потому что мандавошек, которых я нахватался во время развлечений в закрытом для других монастыре, il dottore изгнал какой-то знаменитой "египетской мазью". Но в этом я ужасно ошибался.
Тем временем, мы забрались в по-настоящему высокие горы, достигавшие неба, на вершинах покрытые снегом, и очень много можно было бы рассказывать про наши усилия, прилагаемые, чтобы пересечь их в кратчайший срок, что, с божьей помощью нам удалось без потерь. Наши лошади оказались более стойкими, чем слоны Ганнибала, из которыхкак говорятпочти что все во время мучительного перехода пали, так что, когда пришло время вступить в бой, остался всего лишь один. Время от времени, и наши клячи доходили до границы своих возможностей, останавливались на месте, ржали, и только пену со своих морд роняли. Тогда уже нам приходилось из кареты выходить, повозку подталкивать, а упряжку тянуть дальше.
Всякую свободную минуту мой Учитель использовал, чтобы поить меня все новыми и новыми порциями из колодца знаний, которым был он сам. Я же все время ломал голову, откуда же черпал он сам? Было бы невозможным, чтобы до всего он дошел своим умом. Он и вправду никогда не вспоминал о своих непосредственных менторах, но мне известно, что il dottore переписывался с величайшими умами эпохи, в городах все время его ожидала почтаа среди тех, от которых он получал письма, был и астроном Кеплер, и некий Галилео Галилей, и родившийся в полуночных странах Тихо де Браге, и англичанин Бэкон, про которого говаривали, будто бы именно он и является истинным автором пьес Шекспира, а тотвсего лишь aktorus, который всего лишь представляет эти драмы на сцене. Разные люди писали Учителюодни уже признанные, другиелишь находящиеся на пороге славы, еще кто-токто славы еще не добыл, зато часто подвергался издевательским насмешкам, но всякий раз мой Учитель мог извлечь из их трудов что-то чрезвычайно важное. Долгое время я считал, будто бы он занимается алхимией, потому что всегда у него имелось достаточное количество золота, только оно было порождено не в процессах трансмутации, в которую лично я никогда и не верил.
- А известно ли тебе, сколько драгоценного металла прячет земля, - пояснял il dottore, - и сейчас я не говорю о золотоносных песках королевства Мали, но о том, что перед лицом войн и катастроф люди поверяли матери-земле, о всех тех полных монетами горшках, о свертках с семейным серебром, о чашах и диадемах, замурованных в стены подвалов. А гробницы? Меня всегда удивляло, почему сильные мира сего столь сильно желают забирать богатства мира сего в царство духов Только не думай, Альфредо, будто бы ты имеешь дело с банальным грабителем. Этими средствами я пользуюсь лишь тогда, когда у меня возникает настоятельная потребность.Тут он показал мне металлическое устройство, позволявшее ему, хотя я и не знаю, на каком принципе, выявлять всяческие предметы, спрятанные под землей, понятное дело, если они не лежали слишком глубоко.Так мне удалось открыть этрусские захоронения в Тоскане, а еще множество сокровищ, зарытых во время нашествий варваров в V веке. А вот если бы еще найти легендарную могилу Аттилыя бы исполнил мечту всей моей жизни.
Тут я насторожил уши.
- И что же это за мечта?
- Я выкупил бы у падишаха красивый остров в теплом море и собрал на нем самых великих ученых со всего мира, чтобы в настроении покоя и достатка они могли бы проводить эксперименты, анализировать древние книги и рассуждать о лучшем порядке в мире.
Этого его видения я не оспаривал, хотя оно и не казалось мне особенно разумным. Несмотря на свои юные годы, я помнил рассказы капитана Массимо, что собранные в кучу, все умники делаются сварливыми и завистливыми, а всю энергию охотнее всего тратят на драки между собой, но не на сотрудничество.
- Нет больших глупцов, чем профессиональные умники, - повторял и отец Филиппо, и не думаю, чтобы эти слова были всего лишь забавно звучащим парадоксом.
Тем временем, мы перешли перевал святого Бернарда, знаменитый громадными псами, которые, как рассказывают местные, могут найти присыпанного снегом человека; и вот перед нами открылись долины, населенные гельветами; мы же, хотя и перед тем мчались, будто на пожар, скорость еще увеличили. Над озером Леман, в Монтрё, мой Учитель оставил нашу карету, как слишком медлительную, под опекой своих немых и глухих слуг, и вместе со мной, верхом, помчал в альпийскую долину со страстью, словно как раз там должен был найти источник вечной молодости или подобное ему сокровище.
Что его так гнало? Учитель об этом не упоминал, только лицо его потемнело от озабоченности, а морщина на лбу сделалась еще глубже. Время от времени он заходил в трактиры, о чем-то расспрашивал в домах приходских священников, затем вскакивал на коня и мчался дальше, таща меня за собой.
Если искать недостатки у моего Учителя, то как раз это вот нежелание отвечать на вопросы, касающиеся его намерений, могло раздражать более всего. Потом я понял, что в этом его безумии имеется методичность, позволяющая безопасно добираться до цели, не рискуя тем, что кто-либо по злой воле или всего лишь из глупости этому намерению помешает.
В тот день, около полудня, наши лошади перешли каменистое русло реки, а потом, двигаясь по тракту, поднялись на холм, увенчанный статуей святого Христофора, покровителя путников, доказывающей, что мы находимся в землях, что устояли перед ересью Кальвина, обращенной против святых католической Церкви. Тут же открылся замечательный вид на городок в долине, можно было сказать, ангельскими руками возведенный. Небольшой, гармоничный, в прозрачном воздухе представляющийся очень даже опрятнымнебольшой замок на скале, остроконечные башни пары церквей, ровненькие поля с множеством садов, дома ухоженные, дворы чистенькие, как оно бывает у гельветов, ибо народ этот, такой воинственный за пределами своих кантонов, дома ценящий порядок и экономию.
Следует прибавить, что день был солнечным, несмотря на позднюю весну, прохладным трезвящим горным воздухом. В зарослях чирикали птицы, а шум водопада дополнительно подчеркивал гармонию образа, который просто просил кисти, мольберта, холста и умелой руки. Упомянутую композицию нарушал лишь столб темного дыма, вздымающийся из места, в котором, в соответствии со всеми урбанистическими принципами, должен был находиться рынок.
- Мы опоздали, - простонал il dottore.
Что это могло означать? Городские ворота мы застали распахнутыми, охраны возле них не было, улицы были в буквальном смысле безлюдными; только лишь продвинувшись дальше, мы увидали толпу, сбитую в ведущих к рынку улочках. Лишь безногий нищий, которого мы заметили в дыре возле сточной канавы, и откуда он, наподобие таракана, понапрасну пытался выбраться, когда мы спросили, что тут творится, радостно оскалил щербатые зубы:
- Так это, жидков, жидков палят!
Я думал, что мы пойдем поглядеть хотя бы на концовку этого зрелища. Но Учитель сошел с лошади и вступил в беседу с калекой.
- И многих палят?
- Троих.
Нищий показал нам ладонь, на которой осталось всего три пальца, а если не считать покалеченного большоготак вообще только два.
- И какие им были предъявлены обвинения?
- Две недели назад пропал мальчишка семьи пекарей, Сильвио. Все говорят, что его перемололи на мацу. А на пытках жидки признались еще в профанации облаток и в отравлении колодцев. Говоря по правде, никто от этого не умер, потому что яд у них был слабый
- А останки пацана нашли?
- Нее, спрятали собаки!
- Так я и думал.Голос il dottore прозвучал тускло и разочарованно.Знаешь, кем были казненные?
- Двоеэто местные, ростовщичеством занимались, а третийбродяга, которого месяц назад они в гости приняли, хотя некоторые утверждают, будто то был медик и маг. Во всяком случае, из всех схваченныхсамая отчаянная душа. Ни в чем не признался. Только его все равно отослали в преисподнюю.
Ничего больше il dottore не сказал, только завернул коня, оставляя нищего в тойц самой дыре, в которой он перед тем торчал; и точно так же, как никем не задерживаемые мы въехали, так и покинули этот прелестный городок.
- Снова пустой номер, - услышал я тихие слова моего наставника.
- Не понял, Учитель?
- Вся дорога коту под хвост! Еврей, которого сегодня сожгли на костре к вящей славе Господней, не был тем, кого я разыскиваю. Тот наверняка не дал бы себя схватить, тем болееубить. - Затем он замолчал, но когда мы остановились на берегу ручья отдохнуть, я вновь услышал, как он повторяет сам себе: - Везде то же самое. Повсюду одно и то же.
Я осмелился спросить:
- Учитель, почему вы не пожелали поглядеть на казнь?
Я то спросил у него тихо, очень спокойно, а он в ответ почти что выкрикнул:
- Потому что брезгую я всем этим! Потому что стыжусь принадлежности к роду людскому, когда он допускает подобные ужасы.
- Но ведь, если обвиняемые совершили приписываемые им преступления, их же следовало наказать.
- Если совершили. В том-то все и дело.
- Но ведь они признались.
- Дорогой мой Альфредо, уверяю, что если бы тебя взяли на пытки, ты признался бы даже в том, что являешься верблюдом, - импульсивно ответил наставник.А подобные обвинения в отношении наших старших братьев по вере я слышу постоянно, куда бы в Европе не попал. Достаточно случиться неурожаю, моровому поветрию или проигранной войне, сразу же возникает потребность в виновном. И виновные находятся.
- Ну а пропавший мальчишка, он что, совсем не считается?
- Нам не известно, что с ним случилось на самом деле. Быть может, он попросту сбежал из дома, или, если он был достаточно упитанным, торговцы живым товаром с Балкан купили его, чтобы сделать янычаром или евнухом. Имеются и другие гораздо более отвратительные возможности, но я предпочитаю о них не вспоминать.
Я не уступал:
- А вот дон Филиппо рассказывал мне, что сто лет назад в Италии действовала секта иудеев, которая и вправду совершала ритуальные убийства.
- Этого, как раз, отрицать не стану, потому что подобные рассказы я тоже слышал. Помимо того, я считаю, что даже в самой большой бредне должна скрываться щепоть истины, так что, как правдой является то, что останки осужденный на смерть добавляли в строительный раствор, благодаря которому возводили соборы, так, возможно, когда-то какие-то иудеи запятнали себя преступлением детоубийства. Только ведь каждый случай следует рассматривать индивидуально, не растягивая массовой ответственности на все племя или на народ.
Мы бы дискутировали и дальше, но тут на тракте поднялась пыль, из которой появилась куча вооруженных мужиков, которые окружили нас со всех сторон.
- Это они, - услышал я голос нищего, притороченного к седлу одного из стражников.
- Взять их!завопил командующий отрядом светловолосый молодой человек, которого его подчиненные называли capittano, ненамного старший, чем я, но уже жирный, с громадным пузом, с трудом помещавшимся под паршивым панцирем.
Тут меня схватила пара лапищ. Но, прежде чем меня бросили на землю, чтобы хорошенько связать, я услышал спокойный голос il dottore.
- Хорошенько подумайте, братья. Неужто вы желаете поднять руку на приятеля его Святейшества и слугу архикатолического короля Испании?
Лапы нападающих тут же освободили меня.
- Так это чтовы?из голоса молодого человека испарилась звучавшая в нем ранее спесь.
- Да, я! А если вы расступитесь, чтобы я мог взять свой мешок, то покажу вам письмо от епископа Рима и гарантийное письмо короля Филиппа, которого я излечил от бледной немочи.
- Так вы медик, господин?
Неуверенность молодого господинчика тут же переменилась в уважение, которое через мгновение еще более возросло при виде перстня и письма с печатями Петровой Столицы.
- Меня зовут il dottore.
- Мне тут сообщили о людях, которые въехали в город и спешно завернули, услыхав о казни. Таким образом, как ответственный за спокойствие в этой рубежной твердыне, мне следовало проверить, а не сообщники это казненных подлецов.
- Я, что, на иудея похож?засмеялся Учитель.Или платье закатать, чтобы показать вам целехонькое достоинство?
- Не надо, не надо, - поспешно заявил capitano.
Скулящего нищего командир бросил в придорожные кусты на корм волкам, после чего предложил нам совместно поужинать в его неподалеку расположенном замке.
Я, со своей недоверчивостью, обязательно попытался бы отвертеться, но dottore принял предложение с благодарной радостью. Он подозревал, и не без причины, что жирный молодой человек руководствуется не только чувством гостеприимства.
Предчувствия Учителя не обманулипод конец трапезы хозяин начал жаловаться на различные недомогания, которые, несмотря на небольшой возраст, доставляли ему ужасные страдания. Il dottore обследовал его в спальне, после чего прописал травы и ограничение в потреблении некоторых блюд, в особенностижирных, ну а закончил свое обследование он заявлением, что если Гиацинтус не будет выполнять его указаний и не станет принимать прописанных ему лекарств, то быстро умрет от печенки, как и год назад его достойный отец.
- Но, возможно, я и ошибаюсь - милостиво завершил он, видя, как на жирные щеки капитана наползает бледность.
Я не мог заснуть, и когда Учитель спросил о причине, я ответил, что не могу выйти от изумления в отношении диагноза. Неужто учитель поставил его вслепую?
- Никогда я такого не делаю, - ответил на это il dottore, - но в его случае у меня имелось достаточно много оснований.
И указал мне на смрадное дыхание Гиацинтуса, на газы, который тот ежеминутно попускал, что же касается смерти отца, он отметил его отсутствие среди обитателей замка и попросту спросил у управляющего, от чего и когда умер старый господин.
Мы разговаривали шепотом в полнейшей темноте. То, что здесь царил мрак, позволило мне больше осмелиться. Я спросил у Учителя, с какой целью пожелал он встретиться с тем осужденным к сожжению человеком, и откуда вдруг стало ему известно, что казненныйэто не тот человек, которого он искал?
- Слыхал ли ты когда-нибудь про Вечного Жида Скитальца?спросил тот после короткого молчания.
Я подтвердил, и тут же в моей памяти ожили вечерние рассказы тетки Джованнины.
- И что тебе о нем известно?продолжил спрашивать Учитель.
- То был негодяй, который оскорблял Господа нашего, Иисуса, когда тот с крестом на плечах направлялся на Голгофу. А Христос сказал ему: "Я-то пойду, а ты подождешь моего возвращения".
- Да, это одна из множества версий, - согласился il dottore, - точно так же, у него много имен. В твоей стране его называют Иоганнес Буттадеус, в ГерманииАгасферус, в Англии его назыают Картафилосом, а в венецианском гетто я встречал раввина, утверждавшего, что еще несколько десятков лет назад этот человек жил там под именем Салатиель бен Сади. У меня даже имеются счета с его подписями. Якобы, он возрождается каждые тридцать три года, всякий раз в ином месте, и что ходит он по свету, предупреждая людей о несчастьях. Рассказывают, что в 1347 году был он в Генуе перед самым приходом Черной Смерти, которую занесли туда моряки из черноморской Каффы, и в 1454 году, в Константинополе, когда басурман Мехмет готовил окончательный штурм города. Видели его так же и в эмирате Гренады незадолго перед наступлением Фердинанда с Изабеллой, когда предвещал он упадок эмирата и страшные преследования иудеев. Еще рассказывают, будто там же встречал он Колумба и отсоветовал тому плыть через океан, моряк же его не послушал, ну а про результаты того все знают.