Зампотех кивнул, но взгляд его выражал полную обреченность.
***
Москва, Колымажный переулок здание Генерального штаба ВС СССР
Вторая декада сентября 1989 года
- Подводя итоги внеплановой проверки боевой готовности Вооруженных Сил, Военно-морского фота и авиации, вынужден констатировать, - адмирал обвёл тяжелым мрачным взглядом притихшее собрание, и продолжил. - Армия катастрофически не боеспособна. В ходе переброски техники и личного состава график не выдерживался в 90% случаев. Отдельные части и подразделения не смогли выйти в заданные районы даже с недельным опозданием. Потери боевой техники в результате поломок на марше превысили допустимые нормы в три-пять раз. Железная дорога на отдельных направлениях провалила перевозку военных грузов и личного состава практически полностью. Военно-транспортная авиация, с большой натяжкой, показала удовлетворительные результаты - хоть это радует.
Гробовая тишина воцарилась в зале. Подавляющее большинство присутствующих уже знали о результатах прошедших учений и не ожидали от выступления нового министра обороны ничего хорошего. Хуже всего чувствовали себя представители сухопутного братства - авиаторы и мореманы хоть и провалились, но не с таким оглушительным треском и позором.
Сделав паузу, адмирал Чернавин продолжил чтение приговора.
- Девяносто процентов танковых экипажей не смогли выполнить нормативы по стрельбе даже на удовлетворительно. Практика проведения стрельб на одних и тех же знакомых и изученных полигонах должна быть ликвидирована. Перенимая опыт стран НАТО, на будущее, уже ГАБТУ принято решение увеличить нормы расходов боеприпасов для учебных стрельб в пять раз. Это черти-что, когда в дивизии лишь два-три экипажа способны попадать в цель с третьей попытки, остальные вообще не имеют полноценного опыта боевой стрельбы. Мы хотим повторения сорок первого года? Вопрос риторический.
Потрясённый зал молчал.
- В свете катастрофических результатов прошедшей проверки, принято решение о начале реформы Вооруженных сил СССР. Ситуация, когда мы имеем огромную армию, которая не боеспособна на девяносто процентов, а остальное - условно боеспособно - такая ситуация абсолютно недопустима...
Через три часа «разгром» сухопутных войск был завершён. Адмирал флота Чернавин вернулся в свой министерский кабинет и устало откинулся на спинку кресла.
- Эх, Саня. Снова ты прав оказался. Это не армия - одно название осталось. Не вовремя ты пропал. Теперь и посоветоваться не с кем. Очень не вовремя.
Конец интерлюдии
***
За двое суток после побега удалось пройти всего километров шестьдесят, а если считать расстояние от места заточения, то ещё меньше, поскольку путь мой получился на редкость извилистый и не рациональный. Пару раз пришлось переправляться через реку. Нет, героически окунаться в ледяную воду я не стал, оба раза перебрался по автомобильным мостам, но для этого пришлось каждый раз делать изрядный круг на пару километров лишних. Вообще, местность оказалась довольно густо заселенной, что подтверждало мою теорию о том, что нахожусь недалёко от Москвы. С одной стороны - это безусловно радовало, блуждать по глухим чащам - удовольствие ниже среднего, с другой стороны: практической пользы из этого факта извлечь не удалось, слишком велик оказался риск засветиться.
К первому селу я вышел под утро, и разочаровано наблюдал, что трудолюбивые колхозники уже давно проснулись, и шансов позаимствовать у них что-нибудь полезное нет никаких. Пришлось убираться не солоно хлебавши и ждать темноты.
Днём передвигаться по лесу оказалось несравнимо легче и удобнее, тем более, я наконец сделал себе справную обувку. Мокасины с подошвой из линолеума, шитые электрическим проводом при помощи ножа и очумелых ручек, могли бы стать писком моды и произвести фурор на ближайшем фэшион-фестивале, но к сожалению в СССР их не проводят. А может - к счастью? Ибо контингент на подобных мероприятиях - категорически не советский по убеждениям и ориентации.
В полдень устал и решил отдохнуть в стоге сена. По рассказам бывалых путешественников и безответственных авторов - это удобно и безопасно. Их бы на пару часов сюда засунуть - теоретиков и советчиков. Или я не правильный стог выбрал, или сорт сена не тот оказался, но поспать не удалось в принципе. Весь искололся, затем изчесался, и наконец, исчихался( *такое слово вообще есть?) после чего не выдержал, позорно бежал из норы в стогу сена. Затем два часа матерился, вытряхивая мусор из-за шиворота и вспоминал добрым словом людей, рекомендующих отдых на природе .
Второе село, посланное судьбой мне на разграбление, тоже счастливо избегло сией печальной участи. Дождавшись ночи, я пошёл на дело, в надежде поживиться жратвой или одеждой.
Фигушки! Не успел добраться до околицы, как все собаки деревни дружно проснулись и заголосили, так что даже мертвых на соседнем погосте разбудили наверное. Ни о каком хабаре в такой ситуации речь уже не шла, пришлось быстро уносить ноги.
Для полного счастья, к концу вторых суток я забрёл в болото. Конец двадцатого века, окрестности столицы Великой империи, и вдруг - банальное болото. Промок, измазался в грязи и тине, едва не застрял, и вдобавок потерял несколько часов драгоценного времени. Ещё несколько раз пытался найти путь в этом направлении, но безуспешно. Позже выяснилось, что за болотами начинается цепь озёр и водохранилищ, так что на юг путь мне оказался заказан, пришлось повернуть на запад.
Лишь на третьи сутки мне наконец повезло, вышел к хутору, точнее, сначала к пасеке. К тому моменту еда давно уже закончилась, да и силы начали таять стремительно, плюс холод и промокшая сырая одежда - дальше скитаться по лесам стало опасно. Организм, хоть и молодой и крепкий, но в такой ситуации подхватить простуду - смерти подобно.
Не особо разбираюсь в пчёлах, но точно знаю, что они чутко реагируют на сильные запахи. Какой от меня исходит аромат после трёх суток проведённых в лесах и болотах - не трудно догадаться. Поэтому лезть в улей за мёдом, не имея окуривателя - чистое самоубийство. Тем более, вскоре появился хозяин пасеки - старый седой дедуля. В таком же старом, как он сам, ватнике, чёрных штанах и резиновых сапогах.
- Выходи, чего прячешься? - неожиданно повернулся в мою сторону пасечник. - Знаю, ты здесь. Пчёлы роятся - чужака чувствуют.
Делать нечего - пришлось вылезти из кустов.
- Откуда ты такой, страннОй, мил человек? - хитро прищурившись, поинтересовался старичок. - В ночной пижаме по лесу ходишь, людей пугаешь.
- Дык, это. С больницы сбежал.
- С больницы - это хорошо. Не из тюрьмы, однако. Случаем, не с психической-то, больнички?
- Нет, отец. С военного госпиталя. Дезертир я, получается.
- Эво оно как? Служить не захотел или ещё чего?
- Долго рассказывать. Не поладил со старослужащими. Они мне два ребра сломали, я им - шесть рёбер на четверых. Нельзя мне обратно в часть. Никак нельзя. Зашибу ведь насмерть. И пойду по этапу.
- Стрижка у тебя не солдатская? - проявил изрядную наблюдательностью хитрый дед. - Врешь, небось?
- Чистую правду глаголю, - отчего-то я перешёл на старославянский. - Оброс, пока в госпитале лежал. Отец, не найдётся хлеба немного. Три дня не евши.
Дед покряхтел, подумал, поинтересовался:
- Пошто в улей не полез? Ты же давно здесь трешься?
- Без хозяина некрасиво. К тому же несёт от меня псиной, как от медведя. Только пчёл разозлю.
- Смотри-ка, в пижаме, а худо-бедно соображает! Ну, пойдём до дому, поищем хлеба, тебе горемычному.
С дедом мне реально повезло. Семёныч, так звали старого бобыля, жил на хуторе в одиночестве, как он говорил: «на выселках». Поэтому был искренне рад гостю, даже такому странному, как я.
Отросшая шевелюра сразу убедила его, что я не беглый зек, а все остальное его не волновало в принципе. Байку про дезертира из стройбата, покалечившего дебелей и слинявшего из госпиталя, воспринял с хитрой усмешкой, сделав вид, что поверил.
- Как же ты в стройбате оказался, милок? Туда только сильно непутевых берут. У тебя же интеллигентность на всю ширину морды лица нарисована? - ехидно поинтересовался сельский житель, выставляя на стол миску с кашей и тарелку с янтарными сотами, сочащимися мёдом. - Хлеба нет, извиняй. Закончился надысь, в сельмаг ехать треба.
- Малой и глупый был. В пятом классе микроскоп на спор из кабинета биологии стащил. Подельник меня же и сдал. Я и забыл о той истории давно уже, а как в армию призываться - так выяснилось, что я на учете в детской комнате милиции до сих пор стою. Ну и вместо десанта поехал служить в строительные войска в Ногинск.
- Складно сказываешь, - усмехнулся въедливый старичок, хотя история правдивая на сто процентов, только случилась не со мной, а с моим одноклассником. - Солдат завсегда спать хочет. И стоя засыпает, и сидючи, и в наряде, и на посту, а уж после каши с мёдом - тем паче. Ты же ни в одном глазу. Ась?
- Правда твоя отец. Только солдат спать хочет не от усталости. Это давно известно науке. От избытка общения, слишком много народу вокруг, большая нагрузка на психику. Единственный способ - отключиться, уснуть. Вот, ты, батя, могу поспорить, от бессонницы мучаешься, хотя работаешь целый день от расцвета до заката. Это вечная проблема у всех, кто в одиночестве живет.
- Ишь-ты. Куда загнул. Вумный нынче стройбатовский солдат пошёл. Куда уж нам лапотным.
При всей недоверчивости и подозрительности, Семёныч оказался прекрасным и добрым человеком. Не только накормил, затем напоил, но и баньку затопил, и ночевать постелил в доме, правда, второй кровати не нашлось, поэтому спать пришлось на огромном древнем сундуке. Царских времён, наверное, сундучище - я такие только в компьютерных играх видел, когда хабар из них доставал. Обитый железными полосами, с завитушками и узорами по всей поверхности, с огромным висячим «амбарным» замком - натуральная декорация из сказки «Морозко».
Добрый-то он добрый, старик, но и выгоды своей не упустит. Два дня провёл я на лесной пасеке, и все два дня пахал, как лошадь без остановки. И дрова наколол, на всю зиму похоже, с запасом. И воды с колодца натаскал не меньше тонны, и сена три копны перекидал, и огород вскопал, и урожай в погреб перетаскал. Удивительно, но Семеныч трудился наравне со мной, а уставал, такое впечатление - в разы меньше. Казалось бы, силы и выносливости у меня в разы больше, а выдыхаюсь раньше.
- Непривычны городские к такой работе. Вот и устаёте, - пояснил дедок. После чего неожиданно научно добавил. - Не те группы мышц тренированы.
Вообще, Семёныч оказался ещё тем фруктом. Под маской деревенского куркуля скрывалась хитрая и далеко не самая простая натура. Чувствовалось, что поносило его по просторам родной страны изрядно. Не удивлюсь, если и срок в молодости отмотал. По какой-нибудь пятьдесят восьмой статье? По возрасту вполне может быть. Проскакивают в разговоре намеки на богатый и разносторонний жизненный опыт.
Как ни хорошо и прекрасно в гостях у деда, но засиживаться тоже нет резона. Отъелся, обогрелся - пора и дальше топать. Семёныч, хоть и на хуторе живет, а гости, все одно, изредка заглядывают. Понятное дело, странный незнакомец сразу вызовет интерес и подозрение, а там и участковый обязательно заглянет.
С географией наконец хоть как-то определилось, но легче мое положение от этого не стало. Болота, которые недавно преградили мой триумфальный путь на юг, оказались непроходимыми, сразу за ними начинается цепь озёр и водохранилищ связанных каналами. Без лодки там делать нечего. Карты местности у деда, конечно же, не нашлось, поэтому описание местности получилось туманным, плюс минус лапоть.
- Вот тут Шалаховское водохранилище, ось тута - река Цна. Туточки - Егорьевск, значит.
Если учесть, что названий этих я не помню, то с ориентацией совсем беда. С ориентацией на местности - на всякий случай уточняю. Единственное, что понятно - Москва на северо-западе находится, три часа на автобусе от Егорьевска. В километрах если считать - больше ста получается?
Выходит, я в локальном тупике оказался. С юга и с юго-запада болота, водохранилища и несколько рек - практически непроходимые для путешествий пешком. На Запад двигаться нет смысла, там Мещеры и дремучие леса до самого Мурома, изрядно богатые болотами и озёрами.
Остаётся лишь два направления: обратно на север, в места не столь отдаленные, где я в камере «чалился» последний месяц, или двигаться в сторону Егорьевска, где по словам деда, «места свободного нету, аки в муравейнике», плотность заселения такая, что незамеченным не прошмыгнуть даже пресловутой кошке, в последнее время используемой мной в качестве эталона.
Как я понял, там целая агломерация из посёлков и городов, которые плавно переходят друг в друга без четких границ. Густых лесов там почти нет, а колхозные поля уже убраны и бродить по ним не желательно - видно за километр. Не самая приятная местность для прогулок человека без документов в больничной пижаме.
Все решило упоминание, что Егорьевск почти сразу плавно переходит в Воскресенск!
- Так с этого и надо было начинать! - радостно обнял я деда, чуть не задушив несчастного. Первое знакомое мне название, да ещё какое!
Ведь этот районный центр обладает одним, но очень важным достоинством - там есть центральный колхозный рынок. Кто-то скажет, что попаданец повредился умом и ведёт себя не слишком адекватно, радуясь очень странным вещам, но этот кто-то будет категорически неправ. Удача, наконец, улыбнулась мне широкой улыбкой, во все свои тридцать два зуба, причём часть из них - золотые, в точности как у Рафика Ибрагимовича, директора вышеупомянутого рынка.
Как нетрудно догадаться, речь идёт о моем случайном знакомом, с которым мы сидели рядом за одним столом в ресторане «Баку», в компании с Муслимом Магомаевых. Помниться, мы даже о финансовых пирамидах успели поговорить, и о проблемах неофициального налогообложения рынков - в просторечии именуемых бандитами и рэкетирами.
- Рафик Ибрагимович, вам несказанно повезло. Только сегодня, проездом в ваших краях, Великий укротитель Ореховской и Люберецкой шпаны, первый в стране организатор риэлторских пирамид Александр Александрович Мавроди, лучший и единственный ученик Лениноранского старца, - мысленно я уже начал репетировать свою приветственную речь. - Хотя, нет, пожалуй. Насчёт единственного я погорячился. Гейдар Алиевич раньше успел.
Глава 10
Глава 10
Почему выбор мой пал на Рафика Ибрагимовича? Выбирать, если честно, не из чего, а этот вариант имеет множество плюсов, и очень мало недостатков.
Во-первых: никто не знает, что мы вообще знакомы, а это значит, что искать меня здесь никто не будет, даже теоретически.
Во-вторых: Воскресенск находится буквально рядом, с моим нынешним гардеробом путешествовать между городами проблематично. Стоит пояснить, что Семёныч сделал мне щедрый подарок: барским жестом выделили свой парадный пиджак, брюки и рубашку. Затем дополнил наряд ботинками и даже пару носков подарил новых. К сожалению, все, кроме носков оказалось изрядно поношенным и вышедшим из моды лет тридцать назад. Если это вообще, когда-нибудь было модным.
Конечно, я пообещал вернуть все обратно, выслав почтой, как только доберусь до дома, куда по официальной версии собрался, но дед лишь махнул рукой: мол, все одно носить некуда, а «пинджак» он себе новый купит - давно пора.
Ну и в-третьих: чем хороши товарищи из Закавказья во все времена и при любой власти, особенно в такой ситуации, как у меня? На документы они смотрят в последнюю очередь, а колхозный рынок - это такое место, где меньше всего интересуются соблюдением законов. Опять же, вне зависимости от того, какая власть стоит на дворе.
Так что путь мой прямиком лежит в Воскресенск, в гости к уважаемому директору рынка Рафику Ибрагимовичу. Лучшего места, чтобы тихо-мирно перекантоваться месяц-другой не найти.
К Леонтьеву сейчас не сунешься, там наверняка все подходы обложены намертво, и есть шанс поймать пулю раньше, чем рот открыть успеешь. В Реутов или в родной Нижневолжск ехать опасно, хотя, родителей надо бы оповестить, что сын живой и здоровый. Представляю, что они в данный момент ощущают, если им сообщили о моей гибели в Лондоне. Или не сообщили? Точно не известно, остаётся только гадать.
В этой ситуации просматривается только один надежный и безопасный способ решения проблемы, но экстравагантный и немного странный с точки зрения географии. На Москву надо выходить через Баку!
Когда я тайно бежал из Азербайджана на пароходе, отправляясь на заслуженный дембель, мы с Громовым обговорили канал экстренной связи, через одноименный бакинский главпочтамт. Слово «экстренный» в этом случае надо брать в кавычки: письмо «до востребования» на имя некоего Ливанова Петра Альбертовича идёт не меньше десяти дней, к тому же работает такая связь только в одну сторону. К сожалению, этот канал связи частично засвечен: нижневолжские чекисты ещё в мае перехватили мое послание Громову о железнодорожной катастрофе в Уфе. Письмо было отправлено именно по этому адресу, благодаря чему меня тут же разоблачили, как засланца из будущего. Но есть надежда, что подробности этой истории до нынешних заговорщиков не дошли, ведь о лениноранском старце мне вообще вопросов не задавали.