Конкуренты - Александр Барышев


Конкуренты

Поместье

Звонко блямкнул кусок трубы, подвешенный к вделанному в стену кронштейну. Через несколько секунд блямк повторился. По всей обширной территории поместья, заслышавшие его люди, бросали свои дела и шли к усадьбе. На верхней площадке самой крайней башни города Херсонеса, стоявшей на правом мысу Песочной бухты, недавно заступившая смена воинов тоже услышала звук, и один завистливо сказал другому:

На завтрак созывают. Я слышал, что на завтрак у них не наша ячменная каша.

А что? Хлеб что ли?

И хлеб, и рыба, и вино.

И оба тяжело вздохнули.

Бобров и Серега после утренней пробежки, тяжело дыша, перешли на шаг.

Искупаться бы,сказал Серега, вытирая лоб.

Давай, давай,поощрил Бобров.Вода уже примерно тринадцать градусов. А в конце бухты наверно все пятнадцать будет.

Серега поежился. Чистая вода манила, но слова Боброва со счетов сбрасывать было нельзя. С другой стороны, солнце уже пригревало, да и вообще, апрель на дворе. Серега сбавил шаг, все еще не решаясь.

На завтрак опоздаешь,выдвинул Бобров самый убойный аргумент и это сработало.

У ворот усадьбы стоял часовой в каске советского образца и самодельном бронежилете, сконструированном в соответствии с последней аттической модой. Бронежилет был надет на шерстяную тунику темно-красного цвета, ноги часового были облачены в камуфляжные штаны, заправленные в армейские сапоги. Являясь, так сказать, лицом усадьбы, а может и всего поместья, часовой был вооружен вычурно и в тоже время крайне рационально: на левом боку на широкой перевязи висел внушительный меч-копис, на правом не менее внушительный боевой нож, в руках воин держал короткое копье с узким полуметровым наконечником, больше похожим на кинжал. Так как по местным временным понятиям воин должен был блистать, а у часового кроме наконечника копья, ничего металлического на виду не было (не начищать же зеленую каску), то наконечник вынужден был отдуваться за всех, немыслимо сияя в лучах восходящего солнца.

Увидев подходящих к воротам, часовой четко взял свое копье в положение «на караул». Бобров, проходя, благосклонно кивнул, Серега автоматически повторил его жест. Гулким эхом отозвалась невысокая воротная арка, и они вышли на бывший когда-то обширным двор. Ныне двор обширным ну никак не выглядел.

Приглашенный, или, скорее, соблазненный Вованом архитектор из малоазийского города Гераклеи, обошедшийся вместе со своей командой в десять драхм в день, зря денег не брал. Когда-то довольно компактная усадьба, вернее, ее центральное здание ныне значительно разрослась, увеличив свою площадь почти в полтора раза, а кое-где даже получив третий этаж. Вспомогательные службы и войсковая казарма, представлявшая собой нечто вроде таунхауза, потому что офицерский состав и некоторые ветераны жили вместе с семьями, тоже заметно увеличились в размерах.

Вообще-то Бобров уже привык к новому виду усадьбы, но до сих пор посматривал на нее не без удовольствия. Здание выглядело более солидным, потеряв свою древнюю легкомысленность, стало более массивным и даже на вид прочным. Много труда стоило втолковать архитектору, чего от него хотят. Человек привык строить здания воздушные, пронизанные солнцем, доступные свежему ветру, а от него хотели, чтобы он сделал как раз прямо противоположное. То есть дом, по мнению заказчика, должен был противостоять и солнцу и ветру, но, в то же время быть легким и воздушным.

Архитектор сначала было хотел разругаться с нанимателем, разорвать контракти даже выплатить неустойку. Но потом задумался. И чем больше он думал, тем больше ему нравилась идея. Наниматели терпеливо ждали. Наконец архитектор совсем не по-древнегречески махнул рукой:

А, ладно! Берусь!

И теперь, глядя на получившуюся помесь греческой усадьбы и русского терема, исполненную в белом камне, Бобров в который раз удовлетворенно усмехнулся.

В столовой уже собрался весь, наличествующий на данный момент, контингент. Приглаживая мокрые волосы, Бобров прошел к своему месту. Его непоседливая подруга уже важно восседала на стуле с высокой спинкой, стараясь выглядеть как можно царственней. Но это у нее как всегда плохо получалось. Поза получалась: и прямая спина, и разворот плеч, и гордая посадка головы. А вот с лицом ничего поделать было невозможнопо лицу гуляла мечтательная улыбка, делающая его детским и беззащитным. Когда она увидела входящего Боброва, улыбка ее приобрела конкретность и адресность, и она совсем перестала походить на холодную красавицу.

Девочка моя,тихо сказал ей Бобров, целуя душистый висок.Ты опять красивей всех.

Завтрак прошел без обычных шуток, тихо и пристойно. Может быть потому, что за столом собрался неполный состав. Присутствовали только Бобров и Серега с подругами, и Прошка. Вован после рейса отсыпался и к завтраку не вышел, Андрей с утра пораньше укатил на рабский рынок, ему, видите ли, не хватало сельскохозяйственных рабочих. Евстафий сегодня инспектировал солдатскую кухню и, следовательно, завтракал с личным составом, а супруга его приболела, и ей завтрак обещали отнести в комнату после утреннего осмотра. Соответственно, Петрович сейчас был у нее.

Присутствующие как раз допивали кто чай, кто кофе, когда в столовую вошел Петрович. На выразительный взгляд Боброва он не менее выразительно махнул рукой.

Ерунда на постном масле. Межреберная невралгия. Но полежать придется. Правда, недолго. До обеда, хе-хе. Слушай, Саня, мне после завтрака в город надо, посмотреть Никитосовских дочек. Какая повозка свободна?

Бобров думал недолго.

Да там только одна и свободна. На одной Андрей уехал, у второй ось полетела. Так что, одна и осталась. Сам поедешь?

Петрович замялся.

Я конечно могу, но лучше все-таки, чтобы кто-нибудь подвез.

Не проблема,сказал Бобров.Прошка, организуй.

Прошка кивнул, соглашаясь.

Бобров встал из-за стола, и Серега поднялся следом. Остальные не торопились. Только Бобровская подружка посмотрела вопросительно, но Бобров сделал успокаивающий жест, и она опять повернулась к соседке. Прошка тоже, торопливо дожевав, поднялся и выскочил за дверь впереди Боброва. А Бобров с Серегой начали уже вошедший в традицию еженедельный утренний обход.

Все, что находилось в доме и сам дом все это входило в компетенцию Златытой самой Бобровской подруги. Она целый год присматривалась, да примеривалась, да приходила в лета. Все-таки шестнадцать лет для хозяйки большого поместья это не тот возраст, когда тебя будут слушаться беспрекословно тетки и дядьки, которые намного старше и обладают большими знаниями и опытом. А вот семнадцать с половиной, при том, что взрослеют в этом мире рано, а также при том, что мужхозяин всего этого поместья и еще при том, что она не просто жена своего мужа, но и еще его правая рука и даже (хе-хе) часть головы.

Вобщем Злата дело знала, и Бобров надеялся на нее как на себя. Она могла и построить нерадивых, и похвалить послушных, и даже тонко польстить нужным.

Периметр, в который входили стены, башни и ворота, а также казармы и маленький плац был епархией Евстафия. Он там был царем, богом, отцом-командиром, а также слугой властителю то есть Боброву и иже с ним.

Остальные вспомогательные помещения: домики слуг, подвалы, склады, колодец и даже подземный ход были подведомственны управляющему поместьем, роль которого в данный момент исполнял Андрей. Он, впрочем, исполнял эту роль еще при старом владельце и перешел к Боброву так сказать, по наследству. Неизвестно как он исполнял свои обязанности раньше, но у Боброва он работал на совесть. Еще бы, Андрей чуть больше чем за год работы стал богатым и уважаемым человеком и с ним считались в городе не меньше чем с каким-нибудь хозяином хоры (ну не считая Боброва конечно).

Был, правда в составе усадьбы еще один дом, на который Андреева юрисдикция не распространялась. Дом стоял впритык к центральному и составлял в архитектурном плане с ним единое целое, но был полностью изолирован и имел отдельный вход. Этот дом громко назывался медблоком, или, чтобы было понятно для местных товарищей, домом Асклепия. Роль Асклепия и заодно его главного жреца играл Петрович. Он же был и хозяином строения. Внутри дом был разделен на несколько помещений: кабинет, операционная, изолятор и палата интенсивной терапии она же реанимационная в зависимости от текущей необходимости. Посторонним вход туда был категорически запрещен. Даже Боброву. Хотя уж он-то тут посторонним ну никак не был.

Не сказать, что дом использовался по назначению часто, но первое время, несколько месяцев назад, больные шли прямо потоком. Петрович как появился в поместье, затеял диспансеризацию обитателей и ужаснулся, найдя почти у каждого целый букет болезней. Юрка, получив список препаратов и аппаратуры, специально явился уточнить, не съехал ли Петрович после потребления молодого херсонесского с катушек. И только убедившись, что нет, принял список к исполнению. С той поры горячка уже миновала, персонал и население поместья благополучно вылечились, и теперь помещения операционной и палат, как правило, пустовали. Но Петрович не сидел без дела. Сегодня вот затеял осмотр Никитосовских дочек. И никто не сомневался, что и самому Никитосу достанется, и жене его и прочим домочадцам.

Петровича побаивались и уважали как жреца доброго, но все-таки бога. И при этом город был совершенно не в курсе, что в его окрестностях появился храм такого почитаемого бога. Поместье предпочитало свято блюсти свои тайны.

А вот невдалеке от периметра стояли в живописном беспорядке и в то же время очень организованно для тех, кто понимает, около десятка разнокалиберных строений. Строения были объединены одним общим свойствомони были производственными, они были фундаментом, на котором зиждилось благополучие поместья и людей его населяющих. Вот туда и устремились Бобров с Серегой. И не только потому, что там было их заведование. Просто кроме них там никто ничего не понимал. Даже те, кто там трудился.

Центральным корпусом, возвышавшемся над всеми остальными и отличавшемся, кроме массивности, своеобразной элегантностью была, конечно же, судоверфь. К ней был пристроено широкое одноэтажное помещение плаза. Деревообработка занимала отдельное здание со многими пристройками, в которых помещались разные мастерские, связанные с деревом: бондарная, мебельная, тарная, дельных вещей. С другой стороны от верфи и как будто наособицу располагались помещения металлообработки с ее кузнечно-прессовой, механической и литейной мастерскими. Металлургию Бобров со товарищи решили не развивать, предпочитая покупать металлы в слитках или в болванках. Через портал поставлялся элитный сортамент, которого в древнем мире было днем с огнем не сыскать. Совсем отдельно стояла кочегарка с высокой трубой, а рядом с ней чуть ли не бесконечные поленницы дров.

Когда Бобров с Серегой подошли, из трубы как раз стал подниматься столб серого дыма.

Поздновато сегодня,сказал Бобров.Опять что ли котел чистили?

Опять,вздохнул Серега.Накипь, понимаешь.

Мать, мать...Бобров едва сдержался.Что ж теперь, опресниловку городить. Этот чертов известняк ни один фильтр не возьмет.

Серега только руками развел.

В помещении судоверфи, выглядевшем изнутри еще больше чем снаружи, едва ли не задевая за стенки, разместился корпус просто гигантского по этим временам корабля. Бобров с грустью отметил, что придется, скорее всего, помещение расширять. Корабль был около тридцати пяти метров по ватерлинии и шесть с половиной по миделю. Мастера-то уже привыкли, а вот посторонние, войдя, шарахались. Само помещение было чистым и пустым, но по соседству уже слышались голоса. Бобров с Серегой прошли в левую дверь. На верстаке ребром была закреплена длинная доска обшивки и один из мастеров выглаживал рубанком кромку, второй звякал в углу связкой струбцин.

А чего на месте не подгоняете?поинтересовался Бобров, оглядываясь.

Так электричества нет пока,ответил тот, что с рубанком.Вот фрезер и не работает.

Бобров только сейчас заметил, что помещение освещено через высоко расположенные окна, а вокруг царит тишина так не свойственная промышленному предприятию.

М-да,сказал он.Все-таки старость не радость.

Не кокетничай,ухмыльнулся Серега.

Бобров махнул рукой и проследовал дальше. Везде уже кипела работа. Отсутствие электричества конечно накладывало свой отпечаток, потому что народ уже успел привыкнуть к разнообразию удобных приспособлений и инструментов. Но навыков работы обычным инструментом тоже не утерял. К тому же существовала масса работ, где электроинструмент не применялся, например, стыковка элементов мачт на центральном шпинделе и обтяжка их бугелями, все такелажные работы, сборка дельных вещей и многое другое. Мастера оперативно направили рабочих как раз на такие операции в ожидании пуска генератора. Бобров одобрительно покивал головой и направился в контору.

В конторе пожилой бородатый грек в не очень чистом хитоне внимательно рассматривал на прикрепленном к чертежной доске листе ватмана чертеж нового корабля. На этот раз военного. Бобров решил, что пришла пора защитить свои коммуникации от посягательств как пиратов, так и конкурентов. Причем, разницы между купцами и государственными структурами он не делал. Если мешаешь торговле, значит конкурент. А какой там флаг несет твое судно и несет ли вообще, это уже второй вопрос.

Корабль на ватмане очень походил на греческую триеру, правда, без ее внешней вычурности. Ну и без весел, конечно. А вот таран присутствовал, трудно было в этом мире без тарана. Ничем огнестрельным Бобров принципиально не вооружался. Предполагалось на носу и на корме поставить стационарные арбалеты, стреляющие полыми глиняными ядрами, начиненными горючей начинкой, которая содержала кроме всего прочего кустарно сгущенный бензин. Горела начинка весело, но Бобров с Серегой до сих пор не пришли к общему мнению о методах воспламенения этой самой начинки. Предлагалось как втыкать в ядра предварительно подожженные фитили, так и забросать вражеский корабль ядрами, а потом подбросить туда огоньку. И та и другая концепция имела право на жизнь. Теперь ждали свежей мысли от Вована и Петровича. Смелкова спрашивать по этому поводу было бессмысленно.

Отлично, Евдокимос,сказал Бобров и они пошли дальше.

Расширять надо верфь,сказал Серега.А то сейчас загрузим ее этой новой триерой, и примерно на полгода выведем из коммерческого использования. А спрос на новые суда не падает, а вовсе даже растет.

Я уже думал над этим,сказал Бобров.Но верфь расширять можно только в сторону Андреевых виноградников. А это, сам понимаешь, чревато. Вот как только прикупим соседний участок, сразу же поговорю с Андреем. У него почти вдвое вырастут занятые виноградом земли, и от них уже не так болезненно можно будет отхватить кусок под верфи. Просто не хочется строить новую верфь в отрыве от старой.

Что, коммуникации не хочешь растягивать?

Не хочу,признался Бобров.Да и лишнюю стенку городить не придется. И земляных работ поменьше. Не хочется как-то отдавать кровное на поток и разграбление. Не забывай, что времена здесь древние и народ нецивилизованный, хотя конечно во многом гораздо лучше цивилизованного.

Пока они так болтали, кочегары, видать, уже подняли пар до марки и подали его на машину. Потому что цеха вдруг словно ожили.

Ну вот,удовлетворенно сказал Бобров.Теперь это стало похоже на предприятие.

Следующим этапом было бондарное производство, расположенное по другую сторону от заготовочных и деревообрабатывающих цехов, которые для него и судоверфи были общими. Тут уж Серега развернулся, стараясь показать старшему товарищу, что и он что-то может. Надо сказать, что это у него получилось. Бобров вообще-то давненько не заходил сюда, и даже еженедельные обходы как-то миновали это место. А между тем, здесь ковалась пусть и не самая главная, но все-таки вполне ощутимая доля общего благосостояния.

По сборочному помещению были с намеком на равномерность распределены четыре ворота, являвшиеся как бы центральной частью процесса. А именно, вороты являлись основой четырех ниток конвейера. Слово в этом мире незнакомое и поэтому потребовавшее разъяснения. Труженики, правда, смысл уловили быстро, и прибегать к дополнительным мерам не пришлось. А четыре конвейера было, потому что мастерская выпускала четыре основных вида товара: обычные бочки, вместимостью от ста до пятисот литров; конические бочки или кадки от ста до трехсот литров: ушаты, шайки и другой похожий продукт и ведра целых двух типоразмеров.

В качестве обручей сначала использовали стальную ленту, поставляемую через портал, но когда товар оказался очень востребованным, и пришлось запускать целую мануфактуру, со стальной лентой случился напряг. Просто таскать ленту рулонами при том расходе стало чревато разоблачением. Поэтому все стали искать альтернативу. Литература предлагала ветви ели. Однако, ель в Крыму просто не росла. И тут кто-то из великих, подозрение пало на Смелкова, посоветовал такую экзотику как сирень. Сирени в окрестностях тоже не было, но зато ее было много за морем. В Малой Азии. Не зря же она звалась персидской. И тут совершенно случайно выяснилось, что капитан Вован вместе с тем же Смелковым, взяв в попутчики Никитоса, приступили к освоению рынков Малой Азии, а конкретно Гераклеи. Ну и, чтобы два раза не ходить, то есть не возвращаться домой порожнем, Вован получил задание, выраженное в слезной просьбе, привезти немного сирени. Вован все понял правильно и привез не охапку цветов, а набил полтрюма толстыми прутьями.

Дальше