Вскоре подъехал воевода. Энергия из него так и брызгала, хорошее настроение мы ему испортили, дав почитать записку. Помрачнев, он посмотрел на нас:
Ну, это, братцы, по вашей части. Воевать я не мастак, город, конечно, буду защищать, но думаю, встретить их надо еще на пути к Рязани!
Я хлопнул себя ладонями по коленям:
Говорит, воевать не умеет, а рассуждает, как хороший полководец! Все правильно сказал, бить их надо по пути сюда! Однако, большая часть войскаэто простые воины русские! Были бы это ворогитатары, турки, схизматики, наконец, но это же русские мужики. Тут надо похитрее как-то. Вначале обессилить их, лишить лошадей, пушек, корма и прочего, а потом будем брать тепленькими.
Что-то ты придумал уже? улыбнулся мне старший Адышев.
Да есть кое-какие мыслишки, ну не убивать же наших мужиков русских! Хотя это было бы несложно нашим-то оружием! ответил я, делая запись в своей книжке. Смотрите! начал я излагать им свой план. Я даю вам скоростную телегу с моими воинами и оружием, вы едете навстречу опричникам, предупреждая население о том, что идет черное войско опричников, будут вырезать всех жителей, угонять скот и отбирать хлеб. Ваша задача, чтобы население ушло в леса и унесло все пропитание. Скажите, чтобы потом почистили колодцы, так как враги будто бы отравят их, вы же сами на обратном пути будете выливать в них слабительное, пусть лучше сидят по кустам как волки, чем грабить и убивать. С больным животом много не навоюешь. Слабительное я вам приготовлю. Возьмите еще побольше красных тряпок, будете привязывать на колодцы, так как на все слабительного может не хватить, а тряпки, если даже не хватит слабительного, будут показывать, что колодец отравлен. Главное, чтобы они, увидев тряпку, думали, что пить из него нельзя. Я же буду готовить для них военную встречу, чтобы опричники остались здесь навсегда, а воины простые еще послужат на славу России.
Ну, ты выдумщик, Андрей Иванович! Эко закрутил, да они же на дерьмо изойдут, тут и бери их тепленькими! восхитился Адышев-младший, он же воевода.
Это еще не все! остановил его я. Когда они от жажды начнут жевать снег, мы подкинем им обоз с пивом, который они как будто захватят. Возницы, а это будут мои воины, увидав опричников, убегут в лес, бросив сани с пивом. На все войско, конечно, мы не сможем предоставить столько пива, а вот на опричников должно хватить!
Пиво тоже со слабительным? перебил меня воевода.
Нет, там будет снотворное, подгадаем так, чтобы они захватили обоз к вечеру, и желательно возле деревни! Но это уже тонкости, главное, чтобы опричники спали! В общем, ваша задачаубрать с дороги население, продукты и скот, на обратном пути отметить колодцы, добавив в них слабительное. Все остальноеуже моя задача!
Хороший план, князь! огладив бороду, произнес Алексей Федорович. Только нам бы человека, которому бы все поверили.
Стоп, Алексей Федорович! А Анастасия Романовна речь сможет держать, если я пообещаю вернуть ей мужа, и изгнать беса из Ивана Васильевича? спросил я, зная, что теперь имею такую силу.
Давай, Андрей Иванович, не трогать царских особ, наше дело защищать их, а не выставлять на острие риска! остановил меня Алексей Федорович.
Хорошо! Значит, будешь ты убеждать крестьян уходить в леса!
Адышев молча кивнул, соглашаясь с этим. Наутро закипела работа в городе. Из ближайших сел и деревень потянулись телеги с грузом и скот за стены Рязанского кремля. Воевода метался от дружинников к воротам, через которые вливались в город толпы беженцев, которых надо было размещать. Пришлось пожертвовать на время моим кинотеатром, благо оборудование еще не завезли. Разместили в кинозале почти 500 человек. Поставил охрану, чтобы не пускали дальше никого по зданию. Котельная уже работала, и в зале было тепло, питание выдавали им три раза в день. Теплый туалет был у них пристроен, правда, вместо унитазов были дырки в полу, но зато не холодно. Тут же были раковины с водопроводом для мытья рук. Пол в зале, у кого не было постели, устлали соломой, думаю, неделю потерпят. Освещение прокинули времянкой из пяти стоваттных лампочек, которые включал и выключал кочегар через реостат, оставляя на ночь чуть-чуть светящиеся лампы. Скот, который пригнали с собой беженцы, загнали в конюшню на заднем дворе кинематографа, которые не поместились, гуляли там же во дворе. Многие хозяева спали тут же, на сеновале конюшни, или в своих телегах, кутаясь в тулупы. Главное, чтобы их буренку или коня не обидели. Наказав Ермолаю держать тут порядок и кормить людей, отправился с Алексеем Федоровичем Адышевым к себе в поместье, где отобрал двадцать отборных своих воинов с полным вооружением, состоящим из арбалета, десантного ножа, сабли, автомата ППШ, нагана и пяти гранат. Плюс в вещмешках была россыпь запасных патронов, и по три диска к автомату. На всех было два пулемета МГ-34, и снайперская винтовка. Отдельно лежали в ящиках кувшины со слабительным, где был разведен Пурген в высокой концентрации, и отдельно ящик с отварами трав, которые приготовила Лада. Она уверяла, что травы подействуют не хуже моего Пургена, и три дня расстройства желудка у опричников она гарантирует. Тут же лежали кучкой красные тряпки. Все это загрузили в ГАЗ-66, куда сели и мои воины. Удивленного Адышева я посадил в кабину, все ж начальство.
И вот моя диверсионная группа тронулась по московскому тракту навстречу войску опричников. Как только они скрылись, я повернул браслет и попросил Сварога дать Адышеву силу красноречия, чтобы он мог справиться со своим заданием. Сам же пожелал оказаться в тридцати километрах от Москвы, надо же было узнать, где находится враг. Сделавшись вместе с конем невидимым, я повернул кольцо, и вмиг оказался у небольшой деревушки. Первое, что я увидел, это пожарище на месте придорожного трактира, где мы частенько кушали. Остатки обгоревших бревен еще дымили, пахло жареным мясом. Старика трактирщика я нашел возле крыльца, голова была наполовину отсечена, ужас застыл в его открытых глазах, руки были туго связаны. Ноги обуглены, по-видимому, перед смертью его пытали. Рядом валялись женщины с задранными подолами, которых так же, после изнасилования, жестоко убили. Вокруг стояла жуткая тишина, только как всегда, где творилось зло, каркали черные вороны. Нигде не было видно никого живого. Пощупал следы от копыт на снегу. След еще не застыл, не «окостенел», как говорил мой дед, значит, прошло не более трех часов. Прикинул, вспоминая, какая деревня или село находится дальше, похоже, Боровлянка или что-то подобное, домов пятьдесят. Представил и, повернув кольцо, оказался там. Деревня была еще жива, топились печи, сновал народ. Заехав за амбар, сделался видимым и поскакал на площадь, где висела железяка для сбора народа. Стал бить в нее, созывая людей. Народ потянулся, с удивлением разглядывая богато одетого боярина.
Люди, сюда идет беда, смерть! Войско опричников! Убивают всех, и мужчин, и детей, и женщин! Последних перед смертью насилуют. Кто не верит, может съездить к трактирщику Моисею и посмотреть, что осталось от трактира и людей. Берите все ценное и бегите, через час они будут здесь. Мужики, бегом в лес, делайте на дороге завалы из деревьев, пока бабы будут уезжать и прятаться. Главное, не оставлять им еду и животных. Дома отстроите, а жизнь уже не вернете. Я вас предупредил, у меня совесть чиста, еду предупреждать других! Вы же не стойте, а спасайтесь!
«Ратуйте, люди!» заголосила молодуха, и толпу как прорвало, все кинулись по избам. Десяток мужиков под руководством старосты бросились к телегам и поехали к лесу делать завалы. Пока их растащат, будет время убежать. Я же, отъехав, сделался вновь невидимым, чтобы посмотреть, как будет вести себя войско опричников, кто особенно злобствует у них, и убрать особо зверствующих. Вскоре потянулись телеги, сани в сторону от московского тракта, скрываясь между деревьями и оставляя явный след на предательски белом и чистом снегу. Вообще-то «Хранитель» говорил, что браслет может все, и я попросил пургу, сильную, со снегом, чтобы заметала дороги, засыпала все снегом. И завыл ветер, подымая вихри со снегом, закружил, запел. Снег слепил, вихрь сбивал с ног, и я укрылся в амбаре вместе с конем. Вскоре в него проскользнули и мужики, укрываясь, как и я, от бурана. По их разговору, они увидели голову войска, как началась пурга. Повернув браслет, я попросил всю силу бурана бросить на лесную дорогу рядом с деревней, засыпать ее снегом, чтобы нельзя было пройти. Потихоньку возле амбара пурга утихла, хотя снег понемногу шел, лес же со стороны опричников, был не виден, там злобствовал и завывал буран, заметая снегом все, ломая вековые сосны, делая непроходимым этот лес. Увидев, что на улице пурга стихла, мужички, оставив телеги, на санях отправились в соседнюю деревню за лесом, куда ушли их жены и дети. Следы их тихо засыпало снегом, и к утру солнце осветило снежную равнину без единого следа. Из леса по пояс в снегу выползало войско опричников. Впереди шли простые воины, прокладывая путь, сзади их подгоняли на конях опричники в своих черных сутанах и головами собак на шее у лошадей. Дойдя до деревни, войско разбрелось по хатам, снова задымили печи, и воины стали располагаться на дневку. Ни о каком движении дальше пока мыслей даже не было, так как надо было освобождать обоз и пушки, которые застряли среди леса.
В амбар заглянули два опричника и стали рыться среди оставленного хозяевами хлама. Два резких движения, и они со свернутыми шеями опустились на земляной пол. Нашел веревки и подвесил их за шею на балку, напротив дверей. Вскоре забежали еще двое их друзей, подумав, что те что-то нашли и поэтому не идут. Увидев их повешенными, побежали с докладом к главарю, что мне и нужно было. Вывел коня и установил в дверях растяжку из гранаты Ф-1. Следов вокруг уже было полно, так что мы с конем не привлекали своими следами чье-то внимание. К моему амбару бежал уже десяток опричников. И где же они набрали таких, у всех разбойничьи морды дегенератов. Мы с конем отошли за дом и стали наблюдать. Толпа столпилась возле ворот, распахивая их, и тут прогремел в лесной тишине взрыв, разметав тела, как черных воронов по белому снегу. Лишь двое, оставляя кровавые следы на снегу, крича от боли, отползали подальше от смертоносного амбара. Простые воины стояли в стороне, стараясь не подходить к опричникам. Ну, пока они тут сейчас заняты, надо осмотреть их обоз. По протоптанной тысячами ног опричников дороге, я относительно быстро доехал до завала из деревьев, где остановился обоз. Обозники грелись у костров, лошади сгрудились у копны с сеном, а сани стояли груженые, полузасыпанные снегом. Оставив коня возле их лошадей, пусть тоже подкрепится, я направился вдоль обоза, бредя почти по пояс в снегу. А вот и очертания бочек, под пологом. Откинув заснеженный полог, я выдернул пробку из бочки, в руку мне посыпался крупнозернистый порох. То, что надо! Жаль нету бикфордова шнура, так как насчитал десять саней с порохом. Пришлось отрезать от полога кусок, в который насыпал пороха и стал делать густые дорожки от саней к саням. В каждых санях рассыпал одну из бочек для воспламенения, и продолжал до следующих саней. Вскоре все было готово, и я от последних саней начал сыпать дорожку пороха в сторону от дороги. Встав за толстую сосну, я поджег порох. Выкидывая белый дым, огонь, шипя, побежал к саням, раздался сильнейший взрыв, за ним другой, третий Горели сани, остатки бочек, все заволокло белыми клубами дыма. Я бросился бежать к своему коню, но он, как и остальные лошади, испугавшись взрывов, убежал в лес. Крича и размахивая саблями, бегали ездовые, напуганные, как и лошади, не ожидавшие, что кто-то на них нападет. Пришлось перенестись обратно в Рязань, так как потерял лошадь, да и оружия было маловато, но работа диверсантом мне стала нравиться. Переоделся в теплую одежду воина, которая состояла из стеганых штанов, унтов и меховой куртки с капюшоном. На рукахпуховые перчатки, куртку обхватывал широкий ремень, на котором крепилась кобура и подсумки с патронами и гранатами. Поверх куртки была одета разгрузка, куда я заткнул магазины от МП-40 (немецкий автомат «Шмайсер»). Поверх всего я накинул белый маскхалат, прихватил снайперскую винтовку и вещмешок, который тоже был одет в чехол из белой ткани. Взяв у Пелагеи пирогов и кусок вареного мяса, я, выехав за ворота города, телепортировался в Боровлянку, где остановилось войско опричников. Очутился я, как и хотел, на окраине леса. В деревне горели костры, возле которых сидели простые воины, опричники же обосновались в домах, конюшнях, банях. Вся дичь, что не успели увезти жители, была поймана и съедена, погреба опустошены. Сено, что было ими заготовлено, пущено на постели и корм лошадям. Провел свою лошадь, которая, как и я была невидима, к ближайшему стогу сена, и, спутав ей передние ноги, чтобы не убежала, оставил здесь. Сам же отправился по деревне, чтобы посмотреть, какую пакость я могу им устроить.
Не хотелось, как я и говорил, убивать простых русских воинов, а вот отморозков из опричного войска, это мы завсегда пожалуйста. Зашел в первую хату, пьяные опричники даже не повернули головы, когда облако холодного воздуха ворвалось в жарко натопленную избу. За столом, заваленным кусками мяса, хлеба, солеными грибами и мочеными яблоками, освещаемые свечой, сидели человек пятнадцать опричников. По кругу ходила деревянная братина, украшенная резьбой, очевидно, с брагой. Рядом со столом стояла бочка, уже наполовину опустошенная. Под столом в луже блевотины лежал «готовый» опричник. Это были не первые лица опричнины, поэтому я достал гранату и, выдернув чеку, положил ее в чашу с грибами, пяти секунд до взрыва мне хватило выйти из избы. Взрыв потряс хату, из порванного бычьего пузыря, натянутого на окно, потянуло дымком, дверь, сорванная с деревянных штырьков, лежала возле крыльца. Из дома не слышно было ни криков, ни стонов. А что, неплохой способ избавляться от этих гнусных опричников! К дому спешили опричники, дождавшись, когда набьется побольше их, любопытных, я метнул вторую гранату. От Ф-1 на двести метров трудно спрятаться, а тут в замкнутом помещении шестьсотграммовая ребристая «дура» положила всех. Осколки пронзали насквозь тела, убивая одновременно нескольких человек. Из избы получилась братская могила, так как после второго взрыва изба загорелась, хороня заживо тех, кто, возможно, был только ранен. В деревне поднялась тревога, забегали опричники, пинками строя, подымая от костров воинов. Надев глушитель на снайперскую винтовку, я начал особо рьяных отстреливать, потеряв пару десятков мелких командиров, опричники поутихли. Воины же, видя, что страдают только черные опричники, успокоились и, сидя у костров, варили кулеш. Я же пошел дальше по деревне, но встревоженные опричники выставили у домов усиленные караулы и заперлись изнутри, только в одну из хат мне удалось метнуть гранату, когда открылась дверь, и в нее заходил опричник. Взрывом его выкинуло обратно, а сколько было внутри, я не знаю. Вновь поднялся крик по деревне, я же, сидя за колодцем, нащелкал еще десяток этих черносотенцев. Пусть почешут голову, когда обнаружат убитых не только в избах, но и на улице. Увидев, что в один из амбаров набилось до сотни опричников, я потихоньку подкрался и лег на снег, дожидаясь смены караула. Убить их я мог хоть сейчас. Это были не воины, а простые убийцы и душегубы. Им не знакома была воинская служба, кто же в караульной службе сидит на пне, уткнувшись носом в свою шубу, подняв воротник и приставив аллебарду к стене амбара. Вскоре заскрипела дверь амбара, и вышел десятник с тремя сменщиками, которые заменили прежних караульных. Двое встали по углам амбара, а один у дверей. Поначалу они еще ходили, осматривая окрестности, а потом, так же, как и прежние, уселись на пни и уткнулись в воротники. Все ж морозец пощипывал щеки. Тихо поднявшись, я стал осторожно приближаться к крайнему сторожу, стараясь ступать на ребро стопы, чтобы снег не скрипел под тяжестью тела. Лезвие вонзилось под левую лопатку, рот я зажал ладонью в перчатке, чтобы криком он не выдал меня. Тело подергалось в конвульсиях и обмякло. Навалив его на стену, чтобы сидел, я направился в обход к другому крайнему караульному. Среднего, у дверей, я оставил напоследок, все же кто-то мог выйти в туалет и увидеть мертвого часового, а крайние не так заметны. Обойдя амбар, приблизился к часовому, который элементарно спал, чуть похрапывая, и умер во сне, когда лезвие кинжала пронзило ему сердце. Навалив мертвого часового на стену, я стал тихо подкрадываться к дверям, где сидел караульный. Тот, видно, почуял свою смерть, так как поднялся и стал оглядываться по сторонам, держа в руке обнаженную саблю. Чтобы не рисковать, я достал наган с глушителем и просто прострелил ему голову. Затем подпер дверь бревешком, чтобы опричники не выскочили, и стал обкладывать стены сеном из ближайшей копны. Закончив, я поднес зажигалку, пламя весело стало лизать стены амбара и вскоре перекинулось на соломенную крышу. Я же расположился с автоматом в тридцати метрах от дверей, дожидаясь, что прибежит помощь, или сами опричники выбьют дверь. Вскоре внутри послышались крики, и дверь задрожала от ударов, я выпустил рожок по двери, и удары прекратились, зато крики заживо горящих негодяев, наоборот, усилились.
«Это вам за убитых и замученных, за изнасилованных и ограбленных!» стреляя по горящему амбару, приговаривал я. Вскоре я заметил, что на мои вспышки от выстрелов стали собираться опричники, охватывая меня кольцом. Первые стрелы, несмотря на сумерки, вонзились аккуратно в сосну возле меня, поэтому я, повернув кольцо, оказался на другой стороне деревни. Крики и все веселье осталось там. Я же зашел в ближайшую избу и, не застав опричников, установил растяжку, которая бы сработала при открывании двери. И так все оставшиеся три гранаты на три дома. Все, пора мне и обратно в Рязань, отдохнуть и пополнить боезапасы. Опричникам хватит на сегодня, им еще откапывать остатки обоза.