Серж щелкнул своей золотой безделушкой и какое-то время смотрел на язычок пламени, а затем слегка вздохнул и посмотрел прямо Ане в глаза.
Мне очень жаль, но никаких гарантий относительно чего бы то ни было я дать не могу
* * *
Замок приближался, и через несколько минут они вышли из леса на открытое пространство. Внезапно где-то справа мелькнул свет. Аня с Максом успели только заметить, что это был костер. Очевидно, он был предусмотрительно разложен в каком-то укрытии, и потому его можно было увидеть лишь с некоторых направлений. А возле костра мелькнули фигуры: рослые, в доспехах, но, кажется, без шлемов. Рыцари! А ведь Аня только что о них подумала В сознании успело проскочить французское выражение: «Лишь волка помяни, как тут же увидишь его хвост». Вот черт!
Кажется, их трое, шепнул Макс.
Да, трое, ответила Аня. И шептать уже ни к чему, нас заметили.
Да, точно! Что делаем?
Аня почувствовала растерянностьна какую-то минуту, не больше. Но этого хватило для того, чтобы их местонахождение обнаружили.
Вот блин, раздосадованно произнес Макс, они уже тут как тут!
В тот же момент рыцарей увидела и Аня: их было двое. Значит, третий остался у костра! Но тогда, может быть, есть шанс
Их двое! сказала Аня.
Вижу, не слепой
Рыцари были в кольчугах, плотно облегавших тело, руки и ноги, поверх кольчуг были надеты зеленые хламиды. Кисти были защищены латными перчатками, но оба были без шлемов. Бедра были препоясаны ремнями с пустыми ножнами, так как мечи они держали в руках. Один из них светил фонарем, толстой свечой в кожухе. Это был так называемый потайной фонарь. Кожух с трех сторон закрывал огонь свечи, так чтобы не подсвечивать самого держащего, и бросал на удивление сильный сноп света в одном направлении.
Наверное, за свечой стоит отражающая пластина, тихо сказал Макс.
Второй рыцарь сжимал в правой руке длинное копье с вымпелом. Щитов у них не было.
Мечи оба держали в левой руке. «Левши, что ли?» удивилась Аня, не в силах отвести от мечей взгляд. Рыцари смотрели на них со странным выражением, на лицах их читалась смесь изумления, опаски, неприязни и агрессии.
Мы выглядим дико, произнес Макс, поэтому они так смотрят
Макс, стреляй, пока не поздно!
В которого?
В правого! со злостью проговорила Аня. Только бы Макс не стал еще спрашивать, почему! К счастью, они без шлемов. Остается надеяться, что он помнит инструкции Сержа.
Не вздумайте вступать с рыцарями в разговор, объяснял Серж, во-первых, они говорят на старофранцузском с примесью старопровансальского, так что вы все равно ничего не поймете. Во-вторых, вы потеряете время, и это, скорее всего, окажется фатальным. И молите судьбу, чтобы их было не более трех. Тогда еще есть какая-то надежда. Впрочем, троеэто многовато, это, пожалуй, безнадежно. Разве только чудо. Стреляйте в шеюэто если вам повезет и они окажутся без шлемов.
А если в шлемах? спросила Аня. Что тогда?
Тогда уносите ноги. Если вы не потеряете времени, то, вполне вероятно, что вам это удастся.
Время, казалось, еле ползло, хотя на самом деле прошло, должно быть, несколько секунд. «Что он там возится? стучало у Ани в мозгу. Попадет ли в темноте?»
Рыцари разом, словно сговорившись, издали громкие возгласы и, подняв мечи, бросились вперед. В ту же секунду Аня услышала тихий свист, и один из рыцарей остановился, схватился рукой за шею и попытался вытащить иглу.
Ничего себе! воскликнула Аня. Сколько же в нем силищи! Если ему это удастся, нам каюк!
Но препарат действовал быстро, и доза там была слоновая: рыцарь зашатался и повалился на землю, выронив фонарь, который упал открытой стороной вверх. Свеча в нем не потухла, и луч света бил теперь в небо.
Второй рыцарь, потеряв Аню и Макса из виду, на какой-то миг растерялся и тоже остановился, но быстро собрался, подбежал к товарищу и, мельком глянув на него, вложил свой меч в ножны и подобрал фонарь. Коротко поведя им, он, конечно, вновь обнаружил Аню и Макса. Тогда он метнул копье.
Ложись! крикнул Макс, и Аня бросилась на землю.
Длинное тяжелое копье просвистело буквально в нескольких сантиметрах над ней, то есть точно там, где была ее голова доли секунды тому назад. У нее душа ушла в пятки, она никак не ожидала, что можно метнуть здоровенное копье с такой силой.
Аня и Макс быстро вскочили на ноги. Рыцарь выхватил меч и, подняв его, громко закричал, должно быть, тому, кто оставался у костра, а возможно, и другим, которые могли находиться поблизости.
Их тут может быть чертова туча! произнес Макс.
Стреляй! крикнула Аня. Сердце у нее билось, казалось, у самого горла, тело затопило лихорадочное возбуждение.
Аня вновь услышала тихий свист, но на этот раз ампула врезалась в грудь и разбиласьзначит, именно там, на груди под хламидой, была стальная пластина. Вот невезуха! Попал, да не туда!
Линяем! вырвалось у Ани. Сейчас налево, к тропе, а дальшек замку. Ноги в руки! И они побежали.
А ведь все было так спокойно и уютно еще неделю тому назад
Глава 2Швейцарские каникулы
Пронзенный стрелой, лев лежал на боку, сложив свои некогда могучие, но теперь бессильные лапы. Он умирал. Все его тело напряглось в пароксизме мучительной боли, а лицо выдавало такие страдания, что сжималось сердце. Да, именно лицо, язык не поворачивался назвать это мордой.
Теперь, когда Аня видела памятник собственными глазами, у нее уже не возникало вопросов о том, почему Серж так настойчиво рекомендовал его посмотреть.
«Найдите возможность заехать в Люцерн, говорил он. Этот город вообще стоит того. Но памятник швейцарским гвардейцам нужно посмотреть обязательно. Когда увидите, поймете почему».
Серж был прав, как всегда. Такое действительно надо видеть. Это изваяние настолько трогало душу, что оторвать взгляд от него было нелегко.
Да, произнес Макс, глядя на скульптуру, это сильно. Это ж надо суметьтакое изваять. Такое ощущение, что он не из мрамора, а из мяса и костей.
А это уже не мрамор, не отрывая глаз от изваяния умирающего льва, задумчиво проговорила Аня.
То есть? удивился Макс, посмотрев на нее. Ты о чем?
Это был мрамор, когда-то, ответила она, а теперь он стал одушевленным. Ты разве не чувствуешь?
А, вот ты про что Это конечно. Ясно теперь, почему твой Серж советовал его посмотреть.
Почему «мой»? Аня почувствовала раздражение. Макс опять начинал ее грузить.
Ну хорошо, хорошо, не твой, пошел он на попятную. Не твой, не мой. Ничей. Все, оставили тему.
Оставили, с облегчением произнесла Аня.
Она не могла не заметить, что Макс изменился. Занудство не пропало, но как-то смягчилось, что ли? Он явно старался избегать выяснений и всего такого.
Я только хотел сказать, что они знали, к кому обратиться, эти швейцарцы, добавил он.
В смысле, кому заказать памятник?
Ну да. Ты говорила, что это какая-то знаменитость, так?
Да. Аня кивнула. Это Торвальдсен.
В действительности Серж назвал его «величайшим скульптором своего времени», и Аня хотела было уже сослаться на него, но прикусила язык, чтобы не провоцировать Макса.
Торвальдсен? переспросил Макс. Он что, швед?
Нет, датчанин. Точнее, даже не датчанин, а исландец. По происхождению.
Исландиястрана гейзеров, ледников, викингов и селедки, хихикнул Макс.
Почему селедки? удивилась Аня.
Ты что, никогда не ела исландскую сельдь? И не слыхала про нее?
Ты знаешь, я не имею привычки читать этикетки. Мне как-то все равно, откуда что. Селедка и селедка.
Ну ты даешь! Макс посмотрел на нее с иронией. И это говорит человек, который вот-вот станет специалистом по международной экономике!
Аня вспомнила, как оказалась в очень похожем положении в разговоре с Сержем: она была не в курсе, что бренд «Бентли» принадлежит концерну «Фольксваген». И Серж тогда, просветив ее на этот счет, тоже взглянул на нее иронически. Правда, взгляд Макса был другим: хоть Макс и старался придать ему оттенок этакого утонченного сарказма, все равно он оставался каким-то бесхитростным. Взгляд Сержа был совсем инымза ним читалось столько планов и подтекстов, там была такая глубина и такая усталость! Многовековая усталость Аня поежилась, словно на нее повеяло холодом.
Знаешь, ответила она Максу, профессияэто одно, а просто повседневная жизньэто другое. И не надо это все смешивать в одну кучу. И что у мужиков за манера, учить жить? В конце концов, я не на работе, у меня каникулы.
Так оно и было. Долгожданные каникулы наконец-то наступили. Практика в «Дюмон интернэшнл инкорпорейшн», которую Аня недавно прошла в головном офисе в Женеве, была действительно интересной. «Дюмон» был по-настоящему инновативной компанией и находился на переднем крае современных технологий. Так что скучать не приходилось, работа была увлекательной. Но ее было много, и утомление, накапливаясь, все более давало о себе знать. Отдых был насущно необходим.
Провести каникулы они с Максом решили на этот раз в ШвейцарииАня давно об этом мечтала. И вот, только она почувствовала, что начала отходить от работы и всей этой суеты вокруг нее, как Макс тут как тут со своими ценными замечаниями
Могу я расслабиться? добавила она.
Можешь, можешь! поспешил заверить Макс. Все, молчу. Побоку мировую экономику! Так что этот исландец, как его?
Торвальдсен. Бертель Торвальдсен.
Замечательно! И что он?
Раздражение Ани пошло на убыль. Она успокоилась и миролюбиво продолжила:
Короче, его отец родился в Исландии и был резчиком по дереву.
Наследственное, значит.
Да, пожалуй. А Исландия тогда принадлежала датчанам. И его отец перебрался в Данию, в Копенгаген. И тогда стал Торвальдсеном.
А до этого как же? Жил без фамилии, что ли?
Вот именнобез фамилии.
Не понял. Это как?
А вот так. У исландцев, как правило, фамилий нет.
А что вместо них?
Вместо нихотчества.
Забойно! удивился Макс. Это типа «Петрович», «Михалыч», что ли? «Сан Саныч»?
Представь себе, да, рассмеялась Анянастроение опять поднялось. В Исландии народу мало, они и так обходятся. Ну, скажем, если мужик, то «сон», то есть сын. Например, «Германссон» значит сын Германа.
«Германыч», веселился Макс. Все-таки умеет он создать как это сказать? Комфортность в общении.
Именно, ответила Аня. А если женщина, то «доттир».
Ну, это яснодочь.
Да. И его отец тоже был Торвальдссон.
То есть Торвальдом звали деда этого самого скульптора, так?
Ну да, выходит, так. В общем, его отец сделал это фамилией, и так, чтобы это звучало по-датски: Торвальдсен. А сам Бертель Торвальдсен родился уже в Копенгагене. Учился там, но после учебы уехал в Рим. И прожил там сорок лет!
Оба-на! Так он уже скорее итальянец. И что им всем так дался этот Рим? И вообще Италия? Медом там, что ли, намазано?
О, любимое выражение Максика! произнесла Аня не без едкости. Медом нигде не намазано. Просто Италия, особенно Рим, это античная классика, основа европейской культуры. Плюс Возрождение. Увидеть все это своими глазами и прочувствовать считалось обязательным для художника или скульптора. Поэтому все, у кого была такая возможность, путешествовали по Италии. А многие и жили там подолгу, в том числе и русские.
Это-то понятно. Климат там получше, чем в Вологодской губернии.
Аня вздохнула: «Ну что с ним сделаешь? Непременно все превратит в хохму с эдаким легким налетом цинизма. А может, он так защищается от агрессии? Я ведь на него малость наехала».
Ну и климат тоже, сказала она примирительно. Что тут такого? Но не это главное. Торвальдсен, между прочим, считал день своего приезда в Рим своим настоящим днем рождения.
Вот даже как. И что он ваял?
Статуи, Макс. Статуи. Что еще может делать скульптор?
Да? Очень интересно! Макс сделал большие глаза.
Он ваял, заметила Аня, а ты валяешь. Дурака.
Вот такой я шут гороховый, паяц. То есть, виноват, паяццо. Паяццо живет в палаццо, продолжал выдрючиваться Макс.
Насчет паяцаэто точно. Не без этого.
И он, наверное, высекал богов и героев, да?
Представь себе, да. И пользовался в свое время всеобщим признанием.
Заказы так и сыпались со всех сторон
Сыпались. Но Ты же знаешь, есть художники или писатели, которых высоко ценили при жизни, но охаяли после смерти. Так случилось с Торвальдсеном. Его упрекали в холодности и бездушности.
Холодности?! Кого? Они что, мухоморов переели, что ли? Да они вот этот памятник видели?!
Не знаю. Но что с них взять? Это же искусствоведы.
Им закон не писан?
Им не писан. Они сами считают себя законодателями вкуса.
Макс раздраженно хмыкнул.
А бывает наоборот, вздохнула Аня, при жизни ни во что не ставили, зато после смерти подняли на пьедестал.
Кому нужно такое признание? перебил Макс.
В свое время Аня сама задала точно такой же, как ей казалось, чисто риторический вопрос Сержу. Серж, однако, не счел его риторическим. Он посмотрел на Аню со своей бесподобной иронией и ответил неожиданно:
Вы даже не подозреваете, Анечка, насколько ваш вопрос, как это по-русски? А! В точку. Вы думали, что задаете риторический вопрос, а на самом деле вы задали вопрос по существу и абсолютно точно его сформулировали. Именно, кому это нужно?
Что вы имеете в виду? спросила она.
То и имею: именно, что это кому-то нужно! Мне попалось как-то стихотворение вашего русского поэта Маяковского, в котором были такие слова: «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». Очень сюда подходит! Так кому нужно зажигать «звезды», которые уже отгорели? Зажигать, а затем раздувать этот огонь до несусветных размеров? Как говорят на современном сленге, распиаривать?
Так кому же?
Не понимаете? Да тому, кто при жизни какого-нибудь бедолаги художника, прозябавшего в нищете, скупил его картины по дешевке или вообще заполучил ни за что. Ну, может, в обмен на обед или на кров в какой-нибудь вшивой мансарде. И этот бедняга художник был ему еще и признателен. Считал его своим благодетелем. А тот говорил ему что-нибудь вроде: «Твои картины, конечно, никто, кроме меня, не купит. Они не пойдут. Их продатьдело безнадежное. Но мне они кажутся ничего себе так, я повешу одну или две в прихожей Нет, в столовой. Пожалуй, я возьму м-м-м вот эту. И еще да, вон ту, красненькую. По-моему, она получилась неплохо. Что-то в ней такое есть». И нищий художник был готов ему руки целовать. «А эти возьму впридачу, ладно?» А когда бедняга умрет, тогда Ну, Аня, право же! Вы же занимаетесь экономикой!
Тогда он, пользуясь своими деловыми связями, устраивает покойнику промоушен, понимаю. Пиарит его. Цены на картины умершего художника взлетают до небес, а у него
Совершенно верно! Только нужно оговориться, что пиарит он творчество покойного не своими, так сказать, устами и пером.
А нанимает других.
Ну зачем так грубо! То есть, конечно, кого-то и просто нанимает, да. Но он использует и более тонкие методы: действует через известных специалистов, авторитетов, так называемых «искусствоведов». По-моему, называть себя этим словомэто слишком большая претензия. «В искусствоведческих кругах». Ох уж мне эти круги! Знаете, Аня, я в данный момент жалею, что слишком хорошо воспитан, для того чтобы точно охарактеризовать этих господ.
Выражение глаз Сержа, когда он говорил про «искусствоведов», надо было видеть! В нем смешались презрение, издевка, непередаваемый сарказм и откровенная неприязнь.
А заодно, продолжил он, и через всяких знаменитостей. Их он, конечно, не нанимаетэто слишком прямолинейно и может оскорбить этих амбициозных персон. С ними вообще работать тяжелос их непомерно завышенным самомнением. Поэтому с ними нужно дейстовать аккуратно, тонко. В общем, морока, конечно. Но что тут сделаешь? Бизнес! Их нередко приходится покупать не впрямую и порой даже не непосредственно за деньги, а за некие услуги, содействие или рекламу. И в любом случае с ними надо все время цацкаться: не забывать потакать их болезненно раздутому самолюбию, восхищаться ими, демонстрировать знаки преклонения и тому подобное. И все это, помимо прочего, стоит денег. Но это окупается.
Понимаю. Имя умершего художника оказывается на слуху. Все начинают о нем говорить. А сам этот человек вроде бы и ни при чем. Это как будто исходит не от него, так? Просто вдруг, совершенно случайно, он обнаруживает, что у него