А, тезка, сказал Михаил Андреевич, откладывая свой талмуд. Заходи, садись.
Я занял стулне присел на краешек, сложив руки на коленях, как благовоспитанный мальчик, а удобно устроился, откинувшись на спинку. Ни страха, ни благоговения перед «человеком в галошах», я не испытывал. Мне было интересно с ним, и порой я не слишком следил за учтивостью.
Второй день чувствую себя совершенно здоровымвеликолепное ощущение! Михаил Андреевич хлопнул руками по острым коленям. Словно в юность вернулся, когда все нипочем! Мм Я помню свое обещание, и все равноогромное тебе спасибо, Миша, ты просто не представляешь, как много ты для меня сделал.
Разве оперный тенор сам добивается силы и красоты своего голоса? улыбнулся я, изображая смущение. Это все наследственность. Со мной то же самоеспасибо моим родителям, что так гены сошлись!
Малость напряженное выражение на лице Суслова смягчилось.
Скажите, Миша, медленно проговорил он, насколько стойки изменения в моем, увы, немолодом организме?
Я принял серьезный вид.
Михаил Андреевич, за два сеанса я почистил вам сосуды и укрепил сердце, подлечил диабет, но вот справиться с последствиями туберкулеза быстро не получится. Месяца четыре до полугода организм сам будет залечивать больные места, а потом его надо э-э «взбодрить». В принципе, как раз летние каникулы начнутся, и я смогу приехать.
Хорошо ощущая «тезку», испытывавшего неловкость, я не стал дожидаться просьб с его стороны.
Очень хорошо! обрадовался Суслов, и даже пошутил неуклюже, чего за ним не водилось: Постараюсь дожить!
«Ничего, подумал я, скоро вы у меня анекдоты будете травить!»
Лицо моего тезки дрогнуло, радостное оживление спряталось за тучку легкого замешательствая уловил, как Михаил Андреевич скрывает смущение и неуверенность.
Знаете, Миша Суслов поднял очки на лоб, двумя пальцами массируя переносицу. Я настолько привык сдерживаться, что мое хладнокровие порой сродни равнодушию. А вам, так сказать, удалось всколыхнуть этот застойный пруд Испытав колебания, он все-таки высказался: Да, я по-прежнему взволнован вашими словами, совершенно неожиданными для меня!
Вы имеете в виду развитие идей Маркса и Ленина? осторожно уточнил я.
Именно! горячо подтвердил Михаил Андреевич. Это он затряс головой, не находя слов, и отмахнул челку. Десятки раз я пытался привнести что-то свое в марксизм-ленинизм, но всегда пасовал. Помню, как расстроился в свой последний юбилейсколько всего пережито, передумано и переосмыслено! Занести бы все на бумагу, сформулировать, сравнить предвидения Маркса с исторической действительностью, выявить новые тенденции, сделать выводы А сил нет! Он длинно вздохнул, словно переживая давнишнее разочарование, но бледная улыбка уже трогала его губы. Привыкнуть не могу никакволнуюсь очень, но даже голова не болит! Не давит ничего, не ноет улыбка растаяла, затеняясь хмурым выражением. Если я и сейчас не возьмусь за труд, то ни за что не прощу себе этого. Я почему и спрашивал вас, Миша, о стойкости своего нынешнего состоянияхотел лишний раз услышать, что поправился.
А я лишний раз скажу, что это в ваших силахпродолжить дело Ленина! проговорил я с нажимом, наклоняясь для пущей убедительности. Гарантию даюздоровья вам хватит. Хватило бы только желания писать от себя, не оглядываясь на классиков, без цитат и догматизма.
Поймал острый взглядец Суслова и смолк, досадуяопять маху дал!
Вы считаете меня догматиком, Миша? с грустинкой в голосе спросил Михаил Андреевич.
Как только учение Маркса сочтут окончательным, лишенным изъянов и верным на все времена, оно тут же превратится в догмат, вывернулся я, осторожно подбирая слова. Вот и докажите, что марксизм жив-здоров! Не окаменел, не закоснел, а развивается вместе с обществом и нет, не меняется в угоду строю и эпохе, а становится ну, если тут возможно проводить сравнения с медициной становится инструментом для точного диагноза и лечения социальных недугов. Должен стать! Не сухой занудной теорией, не собранием пыльных томов, которые никто не читает, а живой, четкой методикой построения высшей формы общества. А то ведь ерунда получаетсякапитализм эволюционирует, а в марксизме полный застой! Вон, посмотрите на западных рабочихмногие из них владеют акциями той компании, на заводах которой трудятся. Этому уже и название подобралинародный капитализм. Да, такие работягимелкие акционеры, но и они получают дивиденды! То есть наравне с настоящими буржуями эксплуатируют трудящихся. Так какие же с них пролетарии? И что об этом говорит марксизм-ленинизм?
Ничего не говорит, признал Суслов. Встряхнулся и уверенно добавил: Но скажет!
Тот же день, чуть позже Москва, площадь Дзержинского
Обычно Андропов заканчивал трудиться в пятницу часов в девять-десять вечера, но иногда заявлялся на работу и в выходные. В субботу обычно занимался делами с одиннадцати утра и до шести, а по воскресеньям мог задержаться на несколько часов.
Вот как сегодня. Замов своих Юрий Владимирович решил не беспокоить, лишь одного хорошего товарища зазвал, но Василий, верный порученец, уже был тут как тут. И откуда только узнал?
Да сиди, Василь, улыбнулся председатель КГБ, входя в приемную и усаживая на место вскочившего было капитана. Отдыхал бы лучше!
Василий ответил легкой улыбкой.
Я в принципе ненадолго, продолжил Андропов, отворяя дверь в огромный кабинет, надо с одним профессором потолковать Ну, организуй тогда чаю, что ли!
Порученец с готовностью кивнул, тут же берясь за дело.
«Старая школа!» подумал Юрий Владимирович, перешагивая порог и закрывая за собою дверь. Сразу стало тихо, мысли потекли плавнее.
Раздернув тяжелые светло-коричневые портьеры, он остановился у окна, словно проверяя, на месте ли «Железный Феликс». Памятник стоял несокрушимо.
Искристые осадки, выпавшие с утра, залегли ненадолгожелтые снегоуборочные машины уже хищно кружили по площади, тормозя вереницы авто. Хмурое, затянутое тучами небо провисло над Москвой, наколотое шпилями сталинских высоток и башнями Кремля. Андропов перевел взгляд левее. Темно-серые цековские здания на Старой площади расплывались, почти сливаясь с облачностью. Непогода
Главный чекист страны посмотрел на часыи отворил незаметную дверь справа от письменного стола. За нею пряталась маленькая комната«гостиная», как порой называл ее Юрий Владимирович. Обстановка почти домашняявдоль стены, отгораживавшей кабинет, тянулся простенький книжный стеллаж, заставленный полным собранием трудов Ленина, и диссидентской литературкой. На письменном столе у глухой стены отливал тусклым бликом телевизор, а вокруг низкого журнального столика стояли четыре кресла и диван «на троих», одинаково обтянутые плюшем сдержанного терракотового цвета. Оба окна цедили рассеянный свет, плотно задернутые портьерами, из-за чего в «гостиной» зависал коричневатый сумрак.
Помедлив, председатель КГБ шагнул в короткий коридор. «Мальчики направо» мелькнуло воспоминание из давней юности. Повернувшись спиной к туалету и душевой, Андропов осторожно, чтобы не забрызгать пиджак, приоткрыл кран умывальника, сложил ладони ковшиком, набрал холодной воды и омыл лицо. Полегчало.
Вытершись махровым полотенцем в аляповатых китайских розочках, Юрий Владимирович глянул на себя в зеркало. С виду крепок, и в лице твердость. Еще бы в левом боку не ныло
Вздохнув, Андропов вернулся в кабинет и занял кресло за столом. Словно дождавшись хозяина, слева на пульте, выдерживая равные промежутки, тихонько зазвонил телефон внутренней связи.
Я слушаю, сказал председатель КГБ, прижав трубку к уху.
Здравствуйте, Юрий Владимирович. Ответственный дежурный по Комитету, полковник Шульга. Здесь профессор Лягин
Проводите ко мне.
Слушаюсь, Юрий Владимирович.
Андропов позволил себе чуть-чуть расслабить узел галстука, расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. С привычной осторожностью откинулся на спинку, задумался. Сейчас он, можно сказать, привык к своей хлопотной должности, а ведь поначалу сильно сомневался, что вообще потянет воз госбезопасности. Но ничего, подучился у знающих людей, вник в суть делаи стало получаться. И до него не сразу дошло, что Брежнев вовсе не понизил его, переведя из секретарей ЦК партии в председатели КГБ. Нет, это было, скажем так, неявное повышение и одновременножест доверия и расположения к нему.
Постепенно пришло понимание того, какая сила таится в КГБ и какую колоссальную власть дает. Правда, Леонид Ильич это тоже хорошо понимал. Генсек особой наивностью не отличался, всегда руководствуясь старым большевистским принципом: «Доверяй, но проверяй!» Потому и приставил к Андропову парочку своих «опричников», Цинева и Цвигуна. Официальнозамов председателя КГБ, а фактическисоглядатаев. Вот только не стал Юрий Владимирович ссориться с Леонидом Ильичом, а переиграл его, приняв навязанных заместителей как родных, озаботившись их проблемами. В итоге оба, по сути, заняли его сторону
Андропов снял очки и отер ладонями лицо, посидел чуток, ссутулившись, а затем вздохнул и выпрямился. Занимая высокое положение, очень трудно оставаться собой.
Достав стакан, чистый до невидимости, он потянулся к графинчику с клюквенным соком, который всегда стоял у него на столе, но передумал, и плеснул себе трускавецкой минералкипочки пошаливали.
Зажегся зеленый глазок селекторасвязь с секретариатом, трудившимся неподалеку, через приемную.
Здесь профессор Лягин, послышался голос Шарапова.
Пригласите.
Вскоре дверь отворилась, пропуская Василия с жостовским подносом. Быстро переложив угощение на стол для заседаний, порученец доложил:
Ученый явился. Мнется
Мельком глянув на столкапитан приготовил две чашки, Андропов кивнул:
Зови.
Ему иногда приходилось встречаться с представителями научной или творческой интеллигенциипо делу, а то и просто так, лишь бы «пощупать пульс», понять, какие настроения бытуют в стране. Как правило, встречи эти устраивались на конспиративных квартирахсам Андропов в это время отдыхал от казенщины, а чувствительных интеллигентиков до дрожи пугало здание КГБ на площади Дзержинского. Его коридоры казались им зловещими и даже мысль о «подвалах Лубянки» приводила в ужас.
Но сегодня Юрий Владимирович изменил привычке, решив принять профессора Лягина у себя в кабинете. Разбаловался старый ученый, анти-советчинкой увлекаться сталвызов в «Контору глубокого бурения» будет для него полезной прививкой.
Вскоре в приоткрытую дверь скользнул бочком, словно боясь задеть створку, сухопарый человек в возрасте, с копной седых волос, порядком растрепанных. В простеньком пиджачке, в неподходящем по цвету галстуке, съехавшем набок, в небрежно начищенных ботинках, профессор Лягин выглядел истинным ученым, какими их любят изображать журналистыдалекими от житейской суеты, витающими в научных эмпиреях, недоступных общечеловеческому пониманию.
Профессор сильно нервничал, и злился из-за этого, воинственно и беспомощно сверля зрачками председателя КГБ.
Тот посмотрел на негои ученый оцепенел, глядя в глаза напротивпрозрачно-голубого ледяного цвета, придававшего взгляду Андропова острую пронзительность.
Здравствуйте, Алексей Петрович, мягко улыбнулся председатель КГБ, не спеша оставляя свое кресло и пересаживаясь за длинный стол. Вот, пришла нужда встретиться. Посадим вас, он сделал паузу, наблюдая, как бледнеет Лягин, напоим чаем. Вы не стесняйтесь, вот печенье, вот конфеты. Угощайтесь.
Профессор боязливо присел и напряжение стало помаленьку отпускать его.
Да, с председателем КГБ я еще не пил! натужно пошутил он, тут же бросая испуганный взгляд на хозяина кабинета.
Андропов тихо рассмеялся, придвигая к себе чашку.
Не бойтесь, товарищ профессор, вербовать вас не буду, сказал он, улыбаясь. Мне нужна небольшая консультация. Надеюсь, пригласив вас сюда в воскресенье, я не нарушил каких-то планов?
Да нет, пожал плечами Лягин, помаленьку осваиваясь. По воскресеньям я обычно отсыпаюсь или просиживаю в библиотеке. А что за консультация?
Он вздрогнулдверь неожиданно отворилась, пропуская Игоря Синицына, помощника Андропова как члена Политбюро. Уже будучи журналистом-международником, Игорь стал сотрудником КГБ, пойдя по стопам отца-разведчика.
Можно, Юрий Владимирович?
У хозяина кабинета дрогнул уголок рта.
Вы, Игорь Елисеевич, так и остались сугубо гражданским человеком. Офицер задает вопрос по уставу: «Разрешите?»
Синицын развел рукамимол, таков уж я, не переделать, и примостился с краю стола. Василий, заглянувший в кабинет, тут же занес еще одну чашку.
Да вы пейте, пейте, тонко улыбнулся Андропов, ухаживая за встрепанным гостем из научных сфер.
Спасибо
Лягин, благожелательно поглядывая на Игорясвой, штатский! подлил себе из заварника. В кои веки испробуешь настоящий чай «со слоном»!
Юрий Владимирович помедлил немного.
Для зачина вспомним Новый Завет, начал он.
Профессор едва не поперхнулся.
Вы же атеист, просипел он.
Безусловно, но меня интересуют вовсе не религиозные аспекты Евангелий, а личность Христа, блеснул на него очками Андропов. Если конкретноего чудесные исцеления. Оставим в покое всю церковную чушь про непорочное зачатие, будем считать Иисуса обычным смертным. Просто примем во внимание, что он был наделен не совсем обычными способностями
Ах вот вы о чем протянул ученый, с удовольствием откусывая от конфеты и запивая чайком. Подумав, он сказал: Лично я не считаю Христовы исцеления чудесами, за исключением воскрешения Лазаря. Оживить мертвого невозможно в принципе, это противоречит основополагающим законам термодинамики, которым подвластна вселенная. Хотя Я сейчас подумал, что евангелисты в принципе не называли диагноз в своих писаниях, они просто упомянули, что Лазарь, замотанный в смертные пелены, сильно Мм
Смердел, любезно подсказал Синицын.
Вот! вскинул палец Лягин. Но умер ли он? Вполне могло быть, что Лазарь болел некоей хворью, которой сопутствует зловоние. Тогда выходит, что Иисус просто оказал ему медпомощь. А то, что Христос изрек паралитику: «Встань и иди!» или залечивал язвы, меня не удивляетмы понятия не имеем, на что способны!
Председатель КГБ кивнул, соглашаясь. Тут подуло сквозняком, и на пороге рабочего кабинета нарисовался генерал-лейтенант Иванов. В парадке, с солидной коллекцией орденских планок на груди, генлейт был орел. На войне он ловил и уничтожал немецких диверсантов, а в пятьдесят шестом усмирял мятежников в Будапеште. Наверное, с тех самых пор Иванов и находился у Андропова на доверии. Дважды генерал-лейтенант побывал в шкуре резидента в Нью-Йорке, а ныне курировал 2-ю службу, как первый помощник начальника ПГУ.
Андропов развлекался, наблюдая, как профессора снова одолели прежние страхи.
Здравия желаю, товарищ председатель Комитета государственной безопасности! обратился Иванов по-строевому. Вызывали?
Садись, Борис Семеныч, присоединяйся к нашей теплой компании.
Иванов скользящей кошачьей походкой пересек кабинет и устроился рядом с Синицыным, пожав тому руку, а Лягину холодно кивнул.
Василий молча занес четвертую кружку. Кивком поблагодарив капитана, генерал налил чаю и потянулся за конфетой.
«Птичье молоко», проворковал он плотоядно, мои любимые
Юрий Владимирович нетерпеливо улыбнулся и легонько шлепнул ладонью по столу.
Продолжим. Вы дали подписку о неразглашении, Алексей Петрович, поэтому я поделюсь с вами некоторой информацией. Я не зря начал издалека, буквально от Рождества Христова. Мы столкнулись с одним очень и очень непростым человеком. Он не враг нам, он наш, советский, но некоторых товарищей настораживает Да что там, пугает его знание некоторых вещей сугубо секретного характера и даже событий, которые произойдут в будущем. Сам мм объект называет это сверханализом Но давайте сосредоточимся на другом. Этот человек назовем его мм Ну скажем, Целительнаделен даром лечить даже самые опасные болезни.
Ах вот оно что затянул Лягин и даже положил обратно в коробку выбранную конфету.
Да. Вы, как я знаю, много лет занимаетесь исследованиями необыкновенных психологических явлений, изучали в свое время феномены Вольфа Мессинга и Нинель Кулагиной
Да, были схватки боевые задумчиво проговорил профессор. Лет десять назад я затесался в компанию маститых академиков, жаждавших развенчать Нинель, уличить ее в шарлатанстве. В принципе им удалось опорочить эту женщину, виновную лишь в том, что владеет способностью двигать предметы силою мысли! Вопреки виденному своими глазами, даже вопреки киносъемке, академики упрямо твердили, что это все фокусы, что Нинель использовала какие-то нити Чушь! воскликнул он, разгорячившись. Вместо того чтобы идти в наступление на неизведанное, они уходили в глухую оборону, вереща: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!» Между тем я сам снимал показания приборов, которые регистрировали сильное электрическое поле вокруг рук Кулагиной, а чувствительный микрофон, установленный напротив ее ладоней, фиксировал короткие ультразвуковые импульсы!