До девчонки доходит, и она начинает мелко подрагивать, уже всем телом. Глаза уже по пять рублей стали, куда там копейкам. Нормальные отходняки после шока, средство лечения - стандартное. На секунду оставляю одну, метнувшись на кухню за емкостью. Кое-как вливаю в Милу полстакана воды. Зубы цокают по стеклу...
Сделав пару судорожных глотков, девчонка немного успокаивается и садится на край ванны.
- Зачем? Ну зачем?...
Не уточняю. И так понятно, что ей охота до зарезу узнать, за что же её, такую хорошую и невинную, то есть тьфу ты, невиновную, собрались на трубу прицепить, чтобы ногами подрыгала...
- Да черт его знает, - пожимаю плечами, морщусь, задев вывернутый с мясом дверной навес. - Грабителю такие сложности и нахуй не обосрались. Лишний головняк и геморр. Но вот если представить, что это был не грабитель, а исполнитель....
- Исполнитель?
Блин, девочка, ты в каком танке сидела, за ногу тебя, да об стену?! Задавливаю ненужную совершенно злость и разъясняю:
- Это значит, что он сюда пришел не грабить, а специально чтобы тебя убить. За деньги там, по приказу или еще зачем.
Конечно, с одной стороны не стоит так рубить сплеча и нагонять еще больше страху... Но с другой я хочу, чтобы она сейчас не рванула черт-те куда, а сидела дома, тихо, как мышь, пока я обмозгую все случившееся. Хотя, с другой стороны, как раз сейчас, запуганная до полусмерти, она и может окончательно слететь с катушек. Впрочем, что сказано, то сказано.
Мила таращит на меня карие чайные блюдца:
- А зачем меня убивать?
- Мне-то откуда знать? Может, за наследство, может, месть или еще что. На квартиру вашу никто из родни не метил?
Девчонка отмахивается:
- Да нет же! У нас всех родственников - я же говорила, тетка под Брянском где-то. И она старенькая уже.
Так. Значит родственные связи отпадают. Но вот что смерть Сербина и нападение между собой крепко связаны, зуб даю! Я же бывший розыскник, а не хрен собачий. В чем же дело? Шпионаж в пользу танзанийской разведки?
- Этот тебя про что-нибудь спрашивал? Про документы, карты какие или вообще?
- Нет, нет. Он, как я дверь открыла, ни слова не сказал. Сопел только и ругался...
У меня, конечно, в мозгах живет та еще профессиональная деформация личности, и на происходящее я смотрю с колокольни бывшей своей конторы. А с той колокольни, "откуда люди кажутся такими мааленькими, как миши, нет, пардон, крисы", все происходящее четко квалифицируется как классическое экстренное пресечение утечки информации. И нифига не ДСП-шной, а гораздо более секретной и опасной. Смерть, а скорее всего, гибель Сербина, проваленная ликвидация его дочери, такие события я по долгу, ети ее мать, бывшей службы просто обязан был увязывать в одну цепь с целью отработки версии. Вот и отработаем, за неимением лучшего.
- Слушай, Лю ... э ... Мила. Такой вот вопрос к тебе.
Девчонка отрывает взгляд от изучения висящего напротив нее полотенца:
- Да...
- С отцом перед тем, как он... ну короче, что необычное происходило? Может не необычное, а такое, что не каждый день случалось?
Мила морщит лоб, старательно вспоминая:
- Да нет, вроде бы. Все как обычно было... Хотя...
Пауза затягивается, но я не тороплю. Не хватало еще сбить с мысли.
- У меня по четвергам курсы компьютерные в райцентре, - с заметной гордостью произносит пигалица. - Домой поздно возвращаюсь. Отец когда пропал, - шмыгает носом, - как раз четверг был. Я в девять вернулась, его не было уже. А на столе посуда грязная. Тарелки, вилки. На троих, получается. В общем, гости были, но не его друзья, это точно. Водка дорогая очень. И не допили. А наши такую даже на праздники не берут, а то, что берут, вытряхивают до капли. И пакеты из "Великой Кышени" были.
Ага! Уже теплее. Можно сказать даже - начинает яйцы припекать. Супермаркета в Русе вообще нет, никакого. Ближайший этой сети - в райцентре. Занятно, блин. Пришли, значит, к дяде Вите гости залетные, попили водки, закусили колбаской... А под утро его мертвым нашли. На улице.
Хотя ничего особо и криминального, на первый взгляд, в этом нет. К примеру, друзья-однополчане по старой дружбе заглянули проездом, посидели-уехали, после чего радушный хозяин решил догнаться и отправился в наливайку. А по дороге домой загнулся. Паленка, сэр ... Самое простое, а стало быть, самое вероятное объяснение. Как говорил ребе Оккамер, размахивая мойкой: "Изя, таки не усложняйте сибе и людям жисть!" ... И все бы хорошо, если бы не этот, то ли ночной, то ли утренний амбал.
Собственно, не он сам по себе, мелкой бандоты у нас, что крыс на помойке, а веревка. Белая и совсем не пушистая. Которую ночной гость прихватил с собой, чтобы повесить девчонку... Не ограбить, не изнасиловать, не прибить ненароком, чтобы не мешала. А целенаправленно убить.
Нет, можно, конечно, провести базовые оперативные мероприятия: прогуляться по ночным точкам, поспрашивать обслугу, побывал ли там Сербин, а если да, то когда и с кем. Поселок маленький, все здесь друг друга знают. Вот только мне весь этот цирк с конями и даром не сдался. В Русе такой как я, пришлый, без связей или группы огнестрельного сочувствия за спиной - никто. И звать такого - никак. Встать на пути у местных бандито-гангстерито, у которых, если верить прошлогодним сводкам наркоконтроля, в таких, как этот, райцентрах собственный замкнутый цикл производства и сбыта - проще сразу повеситься. Как раз, и петля имеется. Вон, болтается, сука...
Но все-таки интересно, чем же эти тихие как мыши Сербины так окружающим-то поднасвинячили, да еще всей своей неполной семьей?..
- Витя, слушай, - слова Милы, похоже, уставшей от моего молчаливого сопения, путают мысли. - Значит, правду говорят, что ты десантник? И в Югославии воевал?
Честно скажу, от такого вопроса я впадаю в ступор. Какой, нахрен, десант?! Какая, нахрен, Югославия?!
- С чего взяла?
- Ну ты, - мнется Мила, - с этим дрался, прям как в кино! Наши парни по-другому совсем... И про тебя говорили... - она смущенно замолкает.
Второй раз за сверхраннее утро краснею. Вот это картина была, когда я голяком ногами махал. Даже не маслом, а гуашью по штукатурке ... Сталлоне с зависти подох бы.
- Это я в детстве фильмы с Джеки Чаном любил. Вот и нахватался. А десантник из меня паршивый. Бутылки об лоб не бью, кирпичи головой не ломаю ... И вообще я в нее пью и кушаю...
Дурацкая шутка все же немного разряжает ситуацию. До смеха, конечно, далеко. Но хоть заулыбалась. И тут же, прогнав бесследно улыбку, спрашивает:
- Так что же мне теперь делать?
Тоже мне, бином Ньютона. На этот философский вопрос у меня даже ответ есть. Правда, не полный. Всё никак не могу решить, что делать "ей", или что делать "нам". Но первый шаг несложен.
- Спать ложись, что еще сделаешь? Часов до восьми. Второй раз не сунутся, не дураки. Милицию вызывать смысла нет. Ночью они приедут, только если мэра убьют, или там, агрофирменного директора. А если и приедут, мы им что, веревку покажем со скотчем? Засмеют. (А когда отсмеются, то непременно зададутся вопросом, не имел ли место факт сексуально-полового сношения гражданина Верещагина, ранее привлекавшегося по очень интересной статье, с несовершеннолетней гражданкой Сербиной?)
- А утром что?
Вот же настырная какая, блин. Всё тебе разжуй и в рот ... положи. А что я положу, ну то есть, расскажу, если и сам не знаю? Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Ну и озвучивать, соответственно...
- Утром тебе надо будет валить отсюда как можно дальше и как можно быстрее. Одна тут пропадешь.
Про то, что пропадет она в смысле прямом, а не переносном, я уточнять не стал. И что ей ни одна собака ни из милиции, ни из прокуратуры не поможет. Про наше гребаное СБУ я вообще молчу. Не стоит девчонке сон портить.
- Куда я свалю, Витя? - Мила смотрит жалобными глазами, - у меня денег ни копейки...
Радость-то какая, обосраться и не жить! Хотя, ради того, чтобы нас с ней разделяло с полтысячи кэмэ, я готов не то что последнюю рубашку, но и почку продать!
- На дорогу тебе наскребу. До зарплаты стрельну у ребят. Ну и если какие побрякушки есть, тоже бери. Лишними не будут. К цыганам не подходи - наебут. Всё в ломбарде сдашь. Там тебе без паспорта всю цену не дадут, но хоть относительно честно. Кстати, о паспорте. Документы все свои собери. И не забудь, когда уходить будем.
Мила уходит, роется в серванте, возвращается, протягивает мне пачку:
- Эти?
Просматриваю. Свидетельство о рождении. Свидетельство о смерти матери. Школьные ведомости с оценками. Какой-то нотариально заверенный "дозвил". Красивый диплом об окончании компьютерных курсов.
- Оно. А паспорт отца здесь, или ...
- Здесь. Он дома документы держал, с собой носил только удостоверение офицера запаса.
- Его тоже возьми. Мало ли как повернется ...
Пачка документов исчезает в маленьком рюкзачке.
- Все! Сейчас - марш в комнату и дрыхнуть. Я у дверей покемарю, посторожу на всякий пожарный.
Измотанная пережитым девчонка больше вопросов не задает, спорить не пытается. Кивает и молча бочком выскакивает из ванной. Щелкает изнутри ее комнаты шпингалет. И правильно. Защита символическая, но всё лучше, чем дверь нараспашку. Дрыхнуть точно не будет, но пусть хоть сидит тихо. Хотя после таких приключений, бывает, как раз мгновенно падают в сон.
Приволакиваю из зала вытертое и продавленное кресло, ставлю напротив выхода из квартиры. Подпираю на всякий случай дверную ручку шваброй, если замок и вынесут, с ходу все равно не откроют. Ухмыляюсь, вспомнив соответствующую шутку про десяток замков. Нахожу на полу ванной брошенный нож. На кухне, под раковиной обнаруживаю обрезок трубы-дюймовки. Импровизация, конечно, но чем богаты... Стрелять вряд ли будут - шум им не нужен. А чтобы от ножей с битами отмахаться, мне такого арсенала за глаза. Обучен мало-мало.
Милу я обманул. В том, что отмудоханный уркаган, отрапортовав о неудаче, вернется с подкреплением, я практически не сомневался. Просто придут они позже и точно не утром, так что время отдохнуть и подумать есть. А еще я был абсолютно и совершенно уверен в другом. В том, что моя вроде бы немного устоявшаяся жизнь в который раз с грохотом свалилась в обрыв.
Общественность Русы, считавшая меня десантником, ошибалась. Нет, с десяток прыгов у меня в книжке записаны, ибо положено по квалификационной сетке. Но в биографии не было ни Югославии, ни Приднестровья. Да и стрельбы с поножовщиной практически не случалось... Слухи были правы в одном. Я действительно был офицером, и действительно получил неплохую подготовку. В том числе и с приставкой "спец". В организации, которая меня в прошлом году вышвырнула за дверь.
Сажусь в кресло, на всякий случай упираюсь ногами в дверь. Если гости и придут, у меня всяко часа полтора перекемарить будет. С дремой приходят воспоминания...
Ночь после ареста прошла в "обезьяннике" райотдела. А с утра, после короткого разговора с опером, я оказался в Лукьяновском СИЗО. Где быстро выяснил, что человек с моей статьей "Совершение развратных действий относительно лица, не достигшего шестнадцатилетнего возраста", если он, конечно, не пассивный гомик, должен не только уметь щедро раздавать звездюлины направо и налево, но и очень чутко спать.
Правда, после того, как соседи убедились, что я просыпаюсь на каждый шорох, малость успокоились. А когда самый шустрый вдруг сам себе проткнул печень заточкой, меня, от греха подальше, перевели в другую камеру, где сидели коммерсы и первоходки. Повезло, конечно. Редко кому удается так легко отмахаться от толпы, да и сон вполуха изматывает. Ну да хоть в чем-то должно же было подфартить.
А через неделю тюремного бытия выяснилось, в чем была суть вопроса, и откуда взялась дева, которая по волшебству обернулась несовершеннолетней жертвой насилия. Рядовая ментовская подстава. Я, после того, как оказался не у дел, малость дал слабину и подсел на стакан... Слабость, да. Но у кого не рушилась в одночасье жизнь, пусть не бросается каменюками. А пьющие одинокие квартировладельцы - доходный бизнес. Принцип тут простой, рыночный. Не хочешь сидеть - плати. Нечем платить? Получай срок в зубы и повышай раскрываемость родному и горячо любимому МВД. Но лучше - продай квартиру.
Договор купли-продажи своей гостинки, что досталась после развода, я подписывал в комнате для допросов, куда, прикрывшись ксивой адвоката, явился толстый, как свинья, нотариус с бегающими глазками и руками, оставляющими жирные пятна...
После визита нотариуса мать малолетней сучки, получив свою долю, забрала заявление, а прокурор закрыл дело "в связи с недостаточностью улик". Потом я пропивал мебель, дожидаясь новых хозяев. В том же алкогольном чаду был отвезен сюда, в Русу. Котельников - директор риэлторской фирмы "Добродея", через которую проходил творческий обмен моего жилья, самолично разместил в конуру, освободившуюся ввиду недавней смерти очередного отселенца. Они тут дохли как мухи...
Помощи ждать было не от кого. Контора обо мне "позаботилась". Вышвырнув из рядов, тут же забыла.
В таком состоянии - ни сна, ни яви - пребываю довольно долго. А затем жажда опохмела буквально вздергивает на ноги и начинает гонять по квартире в поисках чего бы въебать на опохмел. Но пить нечего, кроме воды из-под крана. Но я все равно ищу, тоскливо и безнадежно, как нищий обшаривает карман в поисках забытой монетки. Ищу до рассвета, когда первый солнечный луч скользит в окно, прыгает по стеклу желтым пятнышком. Утро подступает.
Пора действовать.
12. Шпионские страсти
Звонок из резидентуры застал Алана, когда он заканчивал завтрак.
"Макдональдсы" Украины, конечно, не шли ни в какое сравнение с американскими, однако являлись единственным местом, где можно было получить качественную пищу - отличные гамбургеры, вкусную колу и, главное, кофе без кофеина, о котором в других заведениях и не слыхивали. Что поделать, нецивилизованная страна ...
Голос Люси был холоден, как январский атлантический ветер:
- Шеф требует тебя. Немедленно! И поторопись, он просто вне себя!
Официально-ледяное обращение секретарши Аскинса, верной, как собака, и страшной, как сама смерть, мог обозначать лишь одно - агент Беркович все-таки вытащил свой счастливый билет, и теперь все сотрудники центральной резидентуры ему завидуют черной завистью...
Ну вот, началось, подумал уже без пяти минут специальный агент Беркович, не в силах сдержать широчайшую улыбку. Шеф вызывает срочно, значит, он бесится. Да и пусть бесится! Все это наверняка из-за того, что Алана срочно отзывают в Америку, на прием к самому директору. Не могут не вызвать! В ушах у Берковича торжественными фанфарами зазвучал американский гимн в исполнении Мормонского Табернакального хора.
And where is that band who so vauntingly swore
That the havoc of war and the battle"s confusion
A home and a country should leave us no more?
Their blood has washed out their foul footsteps" pollution.
Садясь за руль многострадальной Тойоты, которую, за неимением времени, он так и не отогнал на техстанцию, Алан прокручивал в памяти события минувшего дня.
После прошлого разноса, по мнению Алана, незаслуженного и совершенно несправедливого, шеф приказал возвратиться к себе и ожидать звонка. Офис регионального представительства "Международной лиги", сотрудником которой он числился официально, находился в административной столице графства или, как здесь это называли, "в райцентре". Там же Лига арендовала ему жилые апартаменты. Формально, конечно, следовало выполнить приказ шефа и сидеть в неудобном кабинете, не имеющем даже кондиционера, играя на "XBox" в последнюю "Rainbow Six" и ожидая новых распоряжений. Однако сидеть сложа руки Алан не собирался.
Нельзя было ни в коем случае позволить недоброжелателям, тайным и явным, вырвать из рук победу. Чтобы не оказаться снова под градом неудобных вопросов, Беркович решил, проявляя максимальную осторожность, самостоятельно исправить ошибку, на которую ему указал несправедливо придирчивый резидент. А главной своей ошибкой Алан считал то, что не пресек все каналы потенциальной утечки столь важной и существенной информации.
Эти каналы следовало в первую очередь точно определить, для чего Беркович решил воспользоваться своей агентурной сетью, раскинутой в Русе. Наскоро приняв душ и проглотив разогретый в СВЧ завтрак, он позвонил Котельникову.
Энергичный экс-майор КГБ, работающий под крышей агента по торговле недвижимостью, собственно, и являлся всей его русинской сетью. Из досье, оставленного предшественником, Алан знал, что майор плотно сотрудничает с украинской мафией. Вполне возможно, что Котельников представлял в Русе еще чьи-то интересы, может быть, даже иных разведок. Однако пока они не представляли прямой и явной угрозы национальной безопасности США, начальство закрывало на все глаза. Да и выбора у Алана, честно говоря, не было - за несколько месяцев ему не удалось завербовать никого, кто бы давал хоть какую-то существенную информацию.