«Конечно, подумал я, это не слуховая трубка, а деревянный стетоскоп, изобретенный в 1816 году французским доктором Рене Лаеннеком. Раньше, по методу Гиппократа, врач прикладывал ухо к груди больного человека, чтобы выслушать тоны и биение сердца, но Лаеннек всегда испытывал чувство неудобства, когда ему приходилось прикладывать ухо к груди обнаженной женщины, практически касаясь их губами. И это было бы ничего, но в то время гигиена женщин желала быть лучшей, а у некоторых из них по телу бегали обыкновенные вши. Но откуда я все это знаю, если я никогда не увлекался историей медицины?»
Здравствуйте, голубчик, проговорил доктор, ощупывая мою голову. Как мы сейчас чувствуем? И, не дожидаясь ответа, попросил медсестру поднять мою рубашку. Затем он взял слуховую трубку-стетоскоп и стал прослушивать область груди, где находится сердце. Дышите, не дышите, задержите дыхание. Так, очень хорошо, очень хорошо. Ну что же, голубчик, здоровье в порядке. Мускулатура у вас развитая. Никак занимаетесь по системе господина Мюллера? Ссадина на голове заживет в течение нескольких дней, но вы нас здорово напугали, не приходя в сознание в течение трех дней. Мы уже думали, что не сможем с вами побеседовать. Да, как вас звать-величать? И что это за странная одежда на вас? Вы понимаете, что я говорю? Может, вы иностранец? Шпрехен зи дойч?
Доктор еще что-то говорил, а я действительно не мог вспомнить, кто я такой и как меня зовут. Вот так прямо и не помню. Силился вспомнить, и мозг мой не проговаривал ни мое имя, кто я, кто мои родители, где я жил. Какая-то пустота в голове. Единственное, что мне влетело в головуэто старый постулат моего взводного командира в пограничном училище, то есть курсового офицера.
Запомни, салага, сказал он мне, висящему на турнике, сильному спорт не нужен, слабого он погубит.
И я начал усиленно поднимать патронный ящик весом шестнадцать килограммов, чтобы из бывшего школьника-сосиски быстрее превратиться в накачанного курсанта-молодца.
Надо сказать, что меня удивила форма обращения «голубчик». Так обычно начальники в императорской России обращались к своим подчиненным или к тем, кто стоит в иерархии ниже его, чтобы подчеркнуть свой демократизм и расположение к подчиненному.
Я ничего не знаю, сказал я, точнее, ничего не помню.
Я так и думал, воскликнул доктор, как Архимед, у которого из ванны вылилась вода, это амнезия от удара по голове. Он вскочил и забегал вокруг койки. Это амнезия! и он снова поднял вверх палец, как один очень известный персонаж в кино.
Я прикрыл глаза и увидел доктора в другой ситуации, а его картавый голосок утвердил меня в том, что он как две капли воды похож на Владимира Ильича Ленина, который вышел к собравшимся в актовом зале Смольного и произнес историческую фразу: «Пролетарская революция, о которой постоянно говорили большевики, свершилась!»
«Ур-ра-аа! мысленно прокричал я про себя. Мой мыслительный процесс включился и начал проговаривать мои мысли. Я уже что-то помню! И меня зовут, меня зовут Никак меня не зовут. Что я помню, кроме Ленина? Ничего. Как была настоящая фамилия Ленина? Не помню. А ведь Ленина я вспомнил по ассоциации, и если я буду читать книги, то по ассоциациям восстановлю свою память и вернусь к прежней жизни. И потом, в какую глухомань меня занесло из города-миллионника, если здесь нет электричества в медицинском учреждении. У нас на северах даже в райцентрах есть свои театры, а для выработки электричества почти везде есть дизель-генераторные станции. И, в первую очередь, у медиков. Мало ли какая операция срочно потребуется».
Какое сегодня число? спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Января второго дня одна тысяча девятьсот седьмого года от Рождества Христова, восемь с половиной часов до полудня, сказал доктор, а что?
Как я сюда попал и кто вы? спросил я, ожидая услышать еще что-то более страшное, чем то, что я нахожусь в новом одна тысяча девятьсот седьмом году второго января и неизвестно где.
Глава 3
Попали вы сюда, как и все с такими травмами. На руках и попечительством людей богобоязненных и милосердных, которые принесли вас сюда. Яземский доктор Иванников Иннокентий Петрович, коллежский секретарь. Этосестра милосердия Веселова Марфа Никаноровна, сказал доктор. А сейчас вы расскажете нам, кто вы и что вы делали в легкой одежде на сибирском морозе.
Мне двадцать пять лет, я в отпуске, ходил на свидание к знакомой девушке. Когда возвращался домой, то ко мне подошел человек и попросил прикурить. Остальное я ничего не помню, начал рассказывать я.
А почему на вас была какая-то легкая и странная одежда и полуботинки на очень тонкой подошве? поинтересовался доктор.
Никакая не странная одежда, а обыкновенная, в которой ходят практически все, сказал я и увидел на лицах доктора и сестры выражение некоторого удивления. Это насторожило меня. Если я буду говорить обо всем, что я вспомню, то меня загребут в сумасшедший дом по причине постоянного горячечного бреда, и чем больше я буду доказывать, что я не верблюд, тем сильнее у врачей будет желание подвергнуть меня современным методам лечения шизофрении, которые мало отличаются от пыток инквизиции в средние века. Тогда умственно больных лечили ледяными ваннами и ударами электрического тока. Надо же, я начал вспоминать историю, а это совершенно неплохо. Ну, не все, конечно, сказал я и засмеялся. Просто у меня есть приятель, который разрабатывает перспективные модели одежды, и кое-что у него получается несколько странным, но я у него в качестве манекена и испытателя этой одежды. И знаете, скажу вам по секрету, достаточно удобная одежда, и пригодна как для светских раутов, так и для повседневного ношения. Вот и получилась у меня прогулка в новой одежде. А что, пальто и шапки на мне не было? задал я вопрос, отклоняющий от дальнейшего обсуждения скользкой темы моей одежды.
Нет, пальто и шапки на вас не было, сказал доктор.
Жаль, задумчиво сказал я, а какая была хорошая шапка-москвичка из цигейки и пальто из бобрика с бархатным воротником. И перчаток при мне не было? задал я последний уклоняющий от темы вопрос.
И перчаток не было, подтвердил доктор. А где вы живете, как вас записать в истории болезни и кому сообщить о вашем нахождении?
Не помню, сказал я.
Ну да, сказал доктор, скоро к вам придет представитель полиции и запишет ваши данные, чтобы сделать запрос по поиску ваших родственников и знакомых.
«Полиция, снова я начал мыслить, неужели сейчас действительно девятьсот седьмой год, потому что в мое время полиции не было, а была милиция? Полицию уничтожили в тысяча девятьсот семнадцатом году. Вместе с жандармами. Бабы толпами с ухватами и кочергами ходили убивать городовых. Зря они это делали, но и городовые своими действиями до этого заработали на свой хребет. Потом Гитлер начал рассаживать везде полицаев, и они сполна получили по своим заслугам перед населением после освобождения. В нашей стране полицаям никогда не бывать, слишком уж ярко их расписала коммунистическая пропаганда. Мы еще с детского садика знали, что полицейский или полицайэто записная сволочь, на которой клейма ставить некуда. Полицаи в странах капитализма избивают дубинками своих граждан, борющихся за свои права и достойную жизнь, защищают мафию и капиталистов».
За окном уже заметно посерело, и я на глазок определил, что времени около девяти часов утра. Рано встают люди, а тут приоткрылась дверь и молодой человек просунул в комнату светловолосую голову и спросил:
К вам можно, Иннокентий Петрович?
Заходите, заходите, Николай Иванович, приветливо сказал доктор, по вам можно часы проверять. Приходите вовремя, как курьерский поезд.
Ну, вы уж сравните, Иннокентий Петрович, зарокотал смехом человек в военном мундире с узкими серебряными офицерскими погонами с одним оранжевым просветом и двумя золотыми звездочками вдоль просвета, пожимая руку доктора. Как чувствует наш таинственный больной? задал он общий вопрос.
Идет на поправку, дня через два будет на ногах, если только что-то вспомнит, сказал доктор. Амнезия-с, это штука серьезная. Как контузия артиллерийская. К нам привозили увечных воинов с Маньчжурского фронта, у которых память отшибло, но у тех документы при себе были, да и амнезия со временем проходила, когда приезжали родные и восстанавливалась ассоциативная память.
Ладно, сказал военный, начнем процедуру. Сударь, обратился он ко мне, я помощник участкового пристава губернский секретарь Иванов-третий. Сейчас мы с вами заполним запросный лист и, возможно, во время его заполнения вы что-то сможете вспомнить, да и Иннокентий Петрович нам поможет в этом деле.
Он открыл папку, достал два листа бумаги и перьевую ручку. Пузырек с чернилами он достал из кармана. Пузырек с достаточно широким горлом, заткнутый пробкой, которая использовалась в качестве приспособления для чистки перьев. Чернила фиолетовые, самые распространенные во всех канцеляриях, да и я в детстве писал перьевой ручкой в начальной школе. Особенно нас мучило чистописание. Зато потом почерк был понятный и сравнительно красивый. Трудно в ученье, легко в бою, говорил генерал Суворов. Так, а это откуда? От верблюда. На лозунге было написано: тяжело в ученье, легко в бою. Это был лозунг, написанный белилами на красном полотне справа от экрана в клубе нашего училища. Так я же окончил пограничное училище в Алма-Ате. И когда я получил офицерское звание, мне был неполный двадцать один год. И это было четыре года назад. Но не буду же я об этом говорить, что родился в одна тысяча девятьсот шестидесятом году. В 1977 году поступил в пограничное училище и окончил его через четыре года в 1981 году. Служил на границе в Туркмении, приехал поступать в военную академию и оказался здесь в одна тысяча девятьсот седьмом году среди зимы. Как? Каким образом? Да расскажи я им такое, меня тут же скрутят, наширяют антидепрессантов и галоперидолов и наденут смирительную рубашку. Ну что же, амнезия так амнезия.
Как мне потом рассказывала жена, я очнулся утром на третьи сутки. Она как раз пришла в присутствие, а Иннокентий Петрович дежурил. Я выглядел неплохо, потому что перед этим вечером она меня побрила. Короткая прическа делала мою голову аккуратной, а лицо симпатичным. Она быстро принесла кружку горячего и сладкого чая с небольшим количеством спирта и заставила выпить его небольшими глотками, чтобы желудок быстрее заработал.
Когда помощник участкового пристава заполнял свои бумаги, ей показалось, что я отвечаю осмысленно и обдумываю каждый вопрос, что-то вспоминая или подбирая благоприятный ответ. Бдительность у медиков проснулась в девятьсот пятом году, когда полиция к ним приходила и рассказывала, как нужно выявлять японских агентов, которые распространились по всему Дальнему Востоку и Сибири.
Глава 4
Иванов-третий поставил бутылочку с чернилами на табурет, принесенный Марфой Никаноровной, разложил на коленях папку с вынутыми листами бумаги и задал первый вопрос.
Ваша фамилия?
Не помню.
Имя?
Не помню.
Имя вашего отца?
Не помню.
В каком году вы родились?
Не помню.
В какой губернии, в каком уезде, в каком населенном пункте вы родились?
Не помню.
Образование?
Не знаю, не помню.
Читать умеете?
Умею.
Прочитайте текст, и он дал мне листок с типографским текстом.
Я начал быстро и бойко читать, несмотря на всякие знаки «ять» и буквы «и» латинского типа с одной или двумя точками сверху, как в украинском языке, где i обозначает «и», а п с двумя точками обозначает «йи».
Его императорским величеством государем императором был издан Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка»:
«Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав.
Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы, и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий, поставленных от Нас властей».
Дельно, сказал Иванов-третий. У нас и профессора так бойко вряд ли прочитают. Математику знаете?
Знаю.
Арифметику?
Почему арифметику? оскорбился я. У нас в училище высшее образование давали на основе математики, которая на границе была абсолютно не нужна. Знаю алгебру, геометрию, тригонометрию, математический анализ.
Что за математический анализ? удивленно поднял брови Иванов-третий. Да и Иннокентий Петрович стоял и слушал с открытым ртом.
Ну, это исследование уравнений и тригонометрических функций, построение графиков, дифференцирование уравнений.
Вы учились в университете?
Не помню.
Какие знаете иностранные языки?
Немецкий.
Скажите что-нибудь по-немецки, предложил мне помощник участкового пристава.
Drahtzäune sollen gefährliche Bereiche abdecken und das Vordringen des Feindes behindern.
А что это такое? спросил Иванов-третий. Чувствую что-то военное, а вот точно перевести не могу.
Я перевел:
Проволочные заграждения предназначены для прикрытия опасных направлений и затруднения продвижения противника.
Откуда вы это знаете?
Не знаю.
Еще языки знаете?
На начальном уровне фарси. Умею писать, читать, немного говорю и перевожу со словарем.
Ну-ка, скажите что-нибудь на фарси, голубчик, заинтересовался Иннокентий Петрович.
Я не стал стесняться и сказал:
Рафиг данэшьяр, горухе забоне фарси баройе дарсе шома хазер аст.
А это что? чуть ли не хором спросили все трое.
Это приветствие учителя перед началом урока. Давайте я вам это запишу на бумаге.
Я взял перо. Руки у меня не дрожали, и я достаточно красиво стал выводить арабские буквы справа налево: эр, алиф, эф, и, гэ, пробел, дэ, эн, ша, и, эр И так далее.
Я же говорила, что он из благородного сословия, воскликнула Марфа Никаноровна. Вы посмотрите на его руки. Руки нежные, сильные и мозоли только на подушечках, как у людей, которые занимаются гимнастикой. Или у военных.
Так, запишем, сказал Иванов-третий, похоже, и память к вам возвращается. Рост у вас какой?
Сто семьдесят пять сантиметров.
Так, это получается два аршина, семь целых и две пятых вершка, подсчитал полицейский. Намного же проще считать в сантиметрах, чем в вершках, аршинах, пядях, саженях и локтях.
Затем у меня описали тип лица, прическу, разрез глаз, расстояние между зрачками шестьдесят четыре миллиметра, размер и форму ушей, округлость лица, крепкое телосложение.
В графе образованиепредположительно высшее. Сословиепредположительно благородное.
Снова спросили про имя и фамилию. Убей богне помню. Вероисповеданиене помню.
Знаете ли молитвы?
Вроде бы знаю.
Прочитайте.
Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да прийдет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
Это в столицах так читают, сказал Иннокентий Петрович, выходит, что исповедания православного. А по медицине что-нибудь знаете?
А что например? спросил я.
А вот как простуду быстро вылечить? спросил доктор.
Насколько мне известно, сказал я, простуду лечить не надо. Замерзшего человека нужно согреть, напоить горячим чаем с липовым цветом и с малиновым вареньем и дать ему хорошенько отдохнуть. Если во время сна он вспотеет, то это будет очень хорошо. Лечить нужно последствия простуды, такие как воспаления верхних дыхательных путей, его еще называют катаром, бронхит и ангину. И вообще, простуду лечат семь дней. Если ее не лечить, то за неделю она сама проходит.
Последняя сентенция как-то озадачила доктора, и он задумался над шутейным постулатом.
Вы случайно не врач? заинтересованно спросил меня Иннокентий Петрович. Откуда вы все это знаете? И почему человека нужно поить с малиновым вареньем, а не с медом?
Можно и с медом, согласился я, но в горячем чае мед теряет большинство своих лечебных свойств, а в малиновом варенье очень много салицилатовсоставной части ацетилсалициловой кислоты или аспирина, который является болеутоляющим, жаропонижающим и противовоспалительным средством.